Глава 17

– Барок, а ты уверен, что ты не перегнул палку? – в сотый, наверное, раз задал вопрос подпрыгивающий в голове Рудольф. – Может, не надо было с ними так жестко?

– Надо, – Барок был непреклонен. – Если ты хочешь получить быстрый результат, то твои действия должны балансировать на грани фола. Трудно ожидать от чужих людей нестандартного подхода к стандартному явлению за просто так. Обычный путь займет у нас годы. У меня они, может, и есть – через полумрак я все равно приду туда и тогда, когда смогу и захочу. А вот тебе лишние лет десять ожидания, я думаю, не понравятся.

– Почему лет десять? – взвился Рудольф.

– Испытания, доказательство истинности результатов, сертификация, синхронизация с существующими галактическими стандартами, внедрение… Дальше продолжать? – саркастически отрезал Барок. И отмахнулся от последовавших вопросов. – Хватит. Я не хочу больше возвращаться к этому вопросу. Ты просил моего участия в переговорах, моего опыта? Пожалуйста. Не нравится? Прошу самому.

– Нет, – решительно вздохнул Рудольф. – Ты прав. Делаем, как решили – нечего метаться.

– Вот таким ты мне нравишься гораздо больше, – удовлетворенно заметил Барок. – Поверь мне, они пойдут на все условия. Давай посмотрим, что мы имеем….

Договор, заключенный в разгромленной комнате неделю назад, начал действовать незамедлительно. И к моменту отчета перед Академическим Советом Технократии, когда в Центральном Зале Шести Коллегий собрались представители всех шести планет, входящих в образование «Технократия», у Барока с Рудольфом был готов не один, а два шарика «Индикта».

Барок скривился, вспомнив пафосные речи выступающих, которые заняли почти весь первый час собрания, проходящего в огромном полупустом зале Дворца Знаний, центрального задания Либрации. Выступающие ученые мужи, восседающие в монументальных полукреслах, долго и увлеченно сообщали друг другу о том, с каким трудностями им пришлось столкнуться при выделении денег (о, это была поистине «огромная» сумма) для осуществления этого проекта. Больше всего усердствовал старый знакомый – Серафим Гермионович по фамилии Задабский. Бароку он не понравился еще там, на парк-площадке у магазина, а теперь, смотря в горящие почти ненавистью глаза, Барок все больше начинал подозревать, что тут (да и тогда тоже) что-то нечисто. Ни тон, ни содержание высказываний, все громче раздающихся в зале, не соответствовали работе, которая была представлена на их суд. «Индикт» работал. И неплохо работал. Претензий к Рудольфу быть не могло. Но, несмотря на это, атмосфера в зале потихоньку накалялась. Ни с того, ни сего.

Но вот, «прения сторон» закончились, и Академический Совет начал совещаться, даже не предложив сесть Рудольфу, все это время так и простоявшему на ногах. Это, естественно, дружелюбия Бароку не добавило. Тем более что и на само заседание он пришел уже далеко не в радужном настроении.

Поскольку все оставшееся до отчетного периода время Рудольф посвящал работе, изнывающему в безделье Бароку чтобы не сойти с ума пришлось вывернуться и придумать себе занятие. И он справился. Соорудив в их многострадальной голове еще один полог, наподобие серой пелены Рудольфа, он отгородился им от поглощенного работой «соседа» и стал сутки напролет заниматься тремя единственно доступными ему занятиями: учебой, практикой и воспоминаниями.

Учился он самозабвенно. Обнаруженный у Рудольфа гипно-транслятор загружал информацию об окружающем мире, а Барок следил, чтобы лишние факты не просочилось на половину ничего ни видящего, кроме своей работы Рудольфа. Новая информация Барока, не сказать, чтобы обескуражила, но и не порадовала. Невезение Барока продолжалось. Образование «Технократия», расположившаяся в мирах Авангарда на окраине обетованной части галактики, не могло похвастаться ничем. Совсем ничем.

Несколько тысяч сбежавших в свое время от мира ученых, обосновавшихся на первой свободной планете, Алидаде, очень быстро осознали, что сама по себе чистая наука кормить не может. Пришлось браться за всю грязную работу типа добычи полезных ископаемых на продажу, выращивания скота, сельского хозяйства и прочего-прочего. Естественно, что для научных изысканий времени практически не оставалось, и прирост населения происходил в основном за счет горячих голов, искавших легких денег в мутной воде Авангарда. Ну, и еще шлейф старой легенды о научной вольнице, не обремененной никакими ограничениями, иногда подбрасывал свежей крови в лице непризнанных гениев, разочаровавшихся в жизни научных сотрудников среднего звена и тому подобной публики. Рудольф, кстати, попал на Алидаду, движимый именно этими соображениями. Мало-помалу Технократия, как и любой другой мир Авангарда, расширилась, добралась до соседних планет, но по-прежнему не могла себе позволить удовольствия заниматься чистым знанием. А у власти все так же оставались те самые, первые отцы-основатели, по сю пору полагающие себя светилами галактической науки. И название высшего органа управления «Академический Совет» наполнялось ими первоначальным смыслом.

На этом месте Барок начинал кривиться и плеваться. «Академики», детос тагоч. Посмотрите на соседей. Вы себе устойчивую гала-связь обеспечить не можете, а туда же – свободные художники. Жрать на планете нечего, магазины полупустые (ха, а ему-то в первый приезд они показались переполненными), половины жизненно важных приборов, которые по всей галактике чуть ли не в каждом магазинчике продаются, днем с огнем не сыщешь. А они – «акаде-е-емики». Бойджу они от мира прячут, от государств… Х-ха.

В итоге на заседание Совета он шел переполненный вовсе не благоговением, как Рудольф, а самым, что ни на есть пренебрежением к власть предержащим. Рудольф поначалу повякал, было, но после демонстрации нескольких графиков и таблиц, которые Барок соорудил на досуге, несколько поменял свой взгляд на жизнь. В сторону скептицизма, естественно.

Так что иного разговора у Барока с отцами-основателями выйти и не могло. Тем более что оставшееся время он посвящал исключительно тренировке в стрельбе из пока незадействованного «Индикта» (для этого вполне хватало и половины сознания). Ну, и, естественно, не забывал совершенствоваться в применении неприкаянного узора. Мало ли, вдруг да пригодится и тут. Все же, какой-никакой, а слабый магический шум Барок ощущал.

– … Итак, Рудольф, – оглашать результаты вызвался, естественно, Серафим Гермионович Задабский, оказавшийся кстати, одним из тех самых тридцати «академиков», первыми высадившихся на девственно чистой планете УР-24918\ТК, в последствии названной тематическим именем «Алидада». Вышедшего вперед старца прямо-таки переполняло превосходство. Барок почти воочию видел, как исходящий ядом старик (да что ему, в конце-то концов, такого сделали?) готовился раскатать доходягу Рудольфа в тонкий психологический блин. Где же миляга Руди ему все-таки насолил?

А что самое интересное, не будь его, Барока, ведь и раскатал бы.

– … Итак, Рудольф. Совет рассмотрел результаты вашей годичной деятельности…, – Рудольф внутри Барока затаил дыхание, как мальчишка на первом экзамене в школе. – И сообщает вам, что они признаны малоудовлетворительными. Идея альтернативных источников энергии, конечно, неплоха, но она не раскрыта вами и на треть. Совету придется выделять дополнительные средства на адаптацию вашего, с позволения сказать, «изобретения» для нужд Технократии.

Собравшиеся в огромном пустом зале «мудрецы» важно кивали головами, Рудольф съеживался в своем углу головы, Задабский вещал, упиваясь собственным превосходством, а Бароку вдруг стало смешно. Он понял, что происходит.

– Руди, – позвал он, растекающегося мутной лужей «соседа». – Ты правда веришь всему, что он несет?

– Он прав, – горько отозвался убитый «приговором» Рудольф, даже не пытающийся оспорить околонаучную чушь, которую нес Задабский. – Он прав. Изделие недоработано, привязок минимум, безопасность не подтверждена. Устойчивость работы еще только предстоит проверить. Но это все деньги, а мне неоткуда было их взять. Так что он прав.

Нет, положительно, Сильвия была права, избегая Рудольфа до встречи с Бароком: такие, как он размножаться не должны.

– В чем? – тихо фыркнул Барок. – В том, что они недооценили объем вложений, а теперь пытаются переложить вину на тебя? Ты что, не понимаешь, что они банально хотят присвоить себе твое изобретение, пытаясь задавить любые твои возражения. Это ясно, как белый день. Твой аппарат полностью готов к работе. Его всего лишь надо сертифицировать в галактике – и снимай деньги, – он фыркнул еще раз. – Так им кажется. Только они, дурачки не понимают всей тяжести груза так же, как и ты, неделю назад. Их просто-напросто передавят.

– Да какая разница, – вздохнул Рудольф под аккомпанемент пафосного вещания Задабского, который уже подобрался к сути: оглашал список финансовых нарушений Рудольфа, суммы дополнительных вложений, и как следствие, лишение его прав на разработки, которые, в связи со всем этим (ну, конечно же), переходили в собственность Совета. – Деньги все равно были их.

– И что? – искренне удивился Барок. – Так просто отдавать им годы и годы твоей жизни? Руди, не говори мне таких вещей, а то я начинаю нервничать.

– Не стоит, – вздохнул Рудольф. – Здесь мы проиграли, против них у нас никаких козырей. Хорошо, что хоть дали закончить исследования, и мы успели создать дубликат. Теперь у нас есть возможность начать все заново, без них…, – он еще раз вздохнул и добавил. – Если найдем деньги.

– Чего? – Барок даже не знал, плакать ему, или смеяться. – Руди, ты хочешь сказать, что я шел сюда только для того, чтобы своими руками отдать этим надутым индюкам наши приборы? Позволить им заорать на всю галактику о наших козырях и не получить с этого ничего?

– А что ты можешь сделать? – если бы они стояли, как два человека, Рудольф бы отвернулся и заплакал. К этому моменту Задабский уже оглашал список документов, которые Рудольф был должен подписать, чтобы «все свершилось по законам Технократии». – Что ты можешь?

– Что я могу? – Барок вдруг расхохотался, заставив Задабского удивлено замолчать.

– А что вы можете? – переспросил вдруг «академик», и Барок понял, что говорил вслух.

– Отстань, – отмахнулся он. – Я не с тобой говорю.

Задабский испуганно подался назад, не без основания полагая, что у Рудольфа не все в порядке с головой. Но он даже не представлял, насколько.

– Смотри, Руди, – все еще смеясь, Барок позвал «соседа», вытаскивая его из тоскливой хандры. – В общем, тебя почти обокрали. Эти люди не понимают ни по-человечески, ни по-зверски. Значит, будем с ними поступать, как у нас во Втором Круге.

– А как? – в голос Рудольфа вернулась робкая надежда.

– Показываю, – обещающе успокоил его Барок и повернулся к «докладчику», оборвав того на полуслове, когда он собрался продолжить. – Семион Гермионович.

– Серафим, – оскорблено поправил его Задабский, возмущенный самим фактом того, что кто-то забыл, как его зовут.

– Да неважно, – отмахнулся Барок. – Важно то, что никаких документов я подписывать не буду, изделие и технологии я вам не отдам, а за заботу и участие, искреннее вам «спасибо».

В большом полупустом зале повисло гробовое молчание. Первым не выдержал… Рудольф.

– Бари, ты с ума сошел, ты что несешь? – похоже, он перепугался не на шутку.

– Заткнись, – посоветовал ему Барок. – Еще одно слово – и я тебя заблокирую. Будешь сидеть в темноте, и ждать, пока я вернусь. Не умеешь сам – дай поработать профессионалу. Если помнишь – это моя часть договора.

Еще пару недель назад Рудольф попробовал бы взбрыкнуть. Но сейчас он просто замолчал, забившись в свой угол. Обиделся? Вот дурашка, обижаться надо было раньше, и на других.

– Вы… ты… что вы сказали? – с трудом переварил услышанное Задабский.

– Это возмутительно, он не в себе, – из рядов старцев в мантиях поднялся некто объемный, черноволосый и представительный. Гулкий голос перекрыл набирающий обороты гам. – Вы понимаете, с кем и о чем вы разговариваете?

– Я – да, – застоявшийся Барок был рад возможности подвигаться. Он развернулся всем корпусом к «представительному» и воткнул в него взгляд, полный озорного веселья.

Во всяком случае, он так искренне полагал. «Представительный» полагал по-другому.

– Вы мне угрожаете? – он попытался задать вопрос высокомерным тоном, но все испортил испуг в глазах. «Отец-основатель» немного отодвинулся, стараясь сохранять невозмутимый вид. Получилось плохо.

– Угрожают, это когда хотят сделать что-то плохое, – любезно объяснил Барок, не отводя глаз от «представительного». – Я же, со своей стороны, не собираюсь делать ничего. Вот прямо-таки совсем ничего.

И замолчал.

– Смотри, Руди, – позвал он «соседа». – Классический пример болтунов, привыкших делать все чужими руками. Тебя оплевали, испугали и показали выход. И ты сам все делаешь, даже если понимаешь, что прав. Только для того, чтобы закончить эту мерзость. Вообще-то, это стандартный прием против нормального человека, который хочет заниматься делом, а не делить чужую славу и чужие деньги. Он никогда не будет готов с ними бороться. Но тут есть один интересный момент. Смотри, что я сделал: просто для интереса я разорвал эту цепочку. Остановился и не стал делать то, к чему меня подталкивают. И теперь им, если они хотят получить хоть что-то, придется тоже что-то делать. А вот это уже страшно.

Он оказался прав. Рудольф, удобно устроившийся в ряду для специальных гостей, стал с всевозрастающим интересом наблюдать за происходящим, слушая язвительные комментарии Барока:

– Смотри: сейчас они начнут возмущаться.

– … Да как вы могли подумать….

– … Что вы себе позволяете…

– … Это возмутительно!

– … безобразие…

– Теперь будут давить на совесть, – Барок заговорщицки прищурился.

– … как вы могли подумать, Рудольф.

– … я видел вас, выходящим из гала-бота, еще тогда в первый ваш приезд…, такой перспективный молодой….

– … кто еще мог оценить ваши наработки? Вспомните, где бы вы еще могли…

– … без помощи Совета….

– Выдохлись, – подвел итог Барок, когда поток упреков и обвинений, перемежающийся воззваниями к совести и льстивыми намеками, иссяк. – Теперь попробуют прибегнуть к силе, но, поскольку делать сами ничего не умеют, выйдет плохо.

– В конце концов, – естественно, кто же еще, как не Симеон, тьфу ты, Серафим Гермионович, мог взять слово. – Я не рекомендую вам забывать, что, хотя на Алидаде и нет полицейских сил, как таковых….

– И очень плохо, что нет, – бесцеремонно перебил его Барок. – Я где-то, в глубокой юности, читал, что государство есть инструмент насилия. А поскольку вы не озаботились созданием инструмента этого самого насилия, то и государства у вас как такового нет.

В зале стало так тихо, что было слышно, как над полом, наискосок пересекая комнату, летит, гонимый сквозняком, неведомо откуда здесь взявшийся сухой лист.

– Вы хотите сказать…, – откашлялся давешний «представительный».

– Я хочу сказать, – Барок не стал разрешать разговору опять превратиться в мутный поток бессознательного негатива, – что вы не в состоянии заставить меня сделать то, что мне не хочется.

– Вы так думаете? – иронично поднял бровь еще один из старцев.

Что-то в его старческом потрескивающем, но все еще сильном голосе показалось Бароку заслуживающем внимания. Может быть то, что до этого его не было слышно в общем хоре? Барок повернулся и внимательнее присмотрелся к обладателю голоса. Ага. Руди, дружище, а вот об этом-то ты мне и не рассказывал. Сидящий почти с самого края старик не выделялся из общей массы «отцов-основателей» почти ничем. Те же просторные одеяния, те же длинные волосы (мода у них, что ли такая?). Но вот глаза у старика отличались от всех остальных. Взгляд другой. Привыкший решать любые вопросы, принимая на себя ответственность. Ну, наконец-то, отгадка. Все это время Барок гадал, как этот конгломерат самовлюбленных «гениев» мог управлять хоть и небольшим, а по меркам галактики так и вовсе крошечным, но государством? Теперь у него был ответ. Ответ, с которым можно было договариваться. Ф-фух, Барок даже дух перевел от облегчения. Он уже совсем, было, смирился с необходимостью начинать все с нуля.

– Вы позволите небольшой пример, герр Тиффен? – Рудольф вовремя подсунул имя и правильное обращение. Барок уважительно, как равный равному, посмотрел в выцветшие от старости глаза, не став отвечать на риторический по сути своей вопрос.

– Попробуйте, – чуть кивнул старец. В его взгляде была заинтересованность.

Автоматически Барок отметил, как мгновенно заткнулись все «ученые мужи», когда в разговор вступил Тиффен. Все, руководитель определен. Теперь будем договариваться.

– Тиффен ничего не решает, – осторожно подал голос Рудольф. – Он отвечает за систему движения, чистоту и состояние улиц в городах, ну и вроде как обеспечивает порядок на этих самых улицах. Ну, чтобы все спокойно было. А на самом деле, его вообще не видно. Старый он. Оно само по себе работает.

– Да-а? – Барок еще внимательнее присмотрелся к спокойно наблюдающему за ним старцу. – Руди, а есть ли у вас уличная преступность?

– Нет, ты что, – беззаботно рассмеялся Рудольф. – У нас тут не тот народ. Тихо, спокойно, ничего не происходит.

– Насколько я смог понять из твоего уникомпа, – Барок наставительно заглянул на рудольфовскою половину головы, – Преступность – это бич всех Авангардов. Вне зависимости от того, кто именно заселяет планету. Нет своих, прилетят чужие. Желающих в галактике всегда много. А у вас ее вдруг раз – и нет. Не настораживает?

– Да нет, – озадаченно отозвался Рудольф. – Не думал я как-то.

– Подумай – посоветовал Барок. – А от себя добавлю: если у тебя в городе ничего не происходит, все тихо и мирно, а ты никогда не видел никого, кто за это ответственный – это называется «высший пилотаж». Все, а теперь не мешай.

Озадаченный Рудольф убрался к себе за полог, а Барок завертел головой в поисках жертвенного агнца. Неживого. В полупустом зале из перемещаемых предметов были только стулья.

– Не спешите, Сименон Гермидонтович, – Барок выдернул стул из-под вознамерившегося усесться Задабского. Осклабился в улыбке: это тебе, чтобы не выступал в следующий раз.

Он оттащил стул подальше, отошел на средину зала и посмотрел на Тиффена, остальные его уже не интересовали. Старец чуть прикрыл глаза: можно начинать.

Барок вытащил из кармана второй «Индикт», проигнорировав нахмуренные брови Совета, и нацепил на лоб обруч из черных квадратиков. Заранее настроенный шарик чуть вибрировал, чуя «добычу»: энергетических полей вокруг было хоть отбавляй. Легким движением подбросил его в воздух и тут же остановил матово поблескивающую каплю в метре над головой. «Индикт» послушно завис, готовый к бою. Ну, зря что ли он потратил почти неделю на доведение этих действий до автоматизма?

Набрать! «Индикт» послушно завертелся на месте, начав накапливать в себе потенциал крутящихся вокруг полей. Готов! «Индикт» замер, подрагивая от накопленной энергии. Барок указал на обреченный стул, одиноко торчащий в углу. Удар! Ревущий сгусток вырвался из шарика и рванул к стулу. Вспышка, клуб огня, чадный дым – и на месте креслоподобной конструкции не осталось даже пепла: неделя тренировок не прошла даром. Барок повернулся к Совету. Раскрытые рты, испуганные глаза, и только одно спокойное лицо.

– Ограничений по зарядам нет, – Барок поднял палец и указал на висящий над головой «Индикт», не отрывая взгляда от Тиффена. – Ограничений по запасу хода, как вы только что слышали – тоже. Перезарядка не требуется. Скорострельность зависит от моего желания.

Сделал короткую паузу и добавил, не для Тиффена, для остальных, чтобы больше не лезли с идиотскими замечаниями:

– Я могу за несколько секунд уничтожить тут все.

Как и ожидалось, комментарии последовали только из одного источника.

– Вы не упоминали об этом аспекте использования прибора, – голос старца не изменился ничуть.

– Не упоминал, – согласился Барок. – Я еще много о чем не упоминал.

– Но это не гарантирует вам безопасности, – надтреснутый голос Тиффена как будто остался прежним, но Рудольф в голове почему-то сжался от страха. – Ни секунды безопасности.

Барок тоже сжался бы, но он знал, что говорить дальше.

– Безопасности вообще не существует, – ухмыльнулись его губы. – Есть только разные степени опасности – и трагический финал. И именно поэтому я предлагаю договариваться.

Он обвел взглядом притихший Совет.

– Я хочу, чтобы Совет опять стал прежним. Как давным-давно, в прошлом, когда вы нашли эту планету. Когда только благодаря своему желанию, своей энергии и своим способностям вы превратили ее в то, чем она является. Я не отдам вам контроль за изобретением, но я дам вам все возможности, чтобы вывести Технократию на новый уровень в галактике. Все вместе, мы – и торжество чистой науки.

Зал замер. И неожиданно наполнился … одобрительными возгласами. Ученые мужи загудели, загомонили все одновременно, начали обсуждение…. И только один человек в зале и не подумал шевелиться.

– И что вы, Рудольф, хотите лично для себя? – старческий голос по-прежнему был сух и ровен. Интересно, сколько же ему лет, если в эпоху рег-камер, позволяющих очень и очень долго менять «изношенные» части организма, он выглядит так? Или это часть имиджа?

– Членство в Совете, права сношения с внешним миром от имени Технократии и первоначальное финансирование производства «Индиктов». Первичная потребность – три тысячи штук разной емкости. Дальше они будут кормить себя сами. Себя – и нас. Мы навсегда забудем о проблеме энергии.

Атмосфера в зале в очередной раз изменилась. Теперь в воздухе витало изумление….

– Что получаем мы?

– Мы, – поправил Тиффена Барок. – Бесплатную энергию в масштабах Технократии. Военный потенциал, равный … многим … единицам техники. И, разумеется, деньги. Много денег. Единственное общее условие – полнейшая секретность. Ни слова, ни звука, ни мысли. Для чего, надеюсь, понятно?

Совет загудел, но шум мгновенно улегся, как только раздался все тот же надтреснутый старческий глосс.

– Понятно, – Тиффен негромко хлопнул в ладоши, привлекая внимание. – Ваши предложения услышаны, нам необходимо время, чтобы подумать.

– Думайте, – разрешил Барок. – А «Индикт» я заберу, все равно он вам без толку.

– На каком осно…, – начал было неугомонный Задабский, но Барок даже не стал тратить время на объяснения.

Один приказ, и матовый шарик выворачивается из рук держащего его старца. Берет направление на Барока и начинает медленное вращение над его головой в паре со своим близнецом. Как при помощи двух шаров создавать вокруг себя защитное поле с нулевым потенциалом Барок тоже выяснил за эту неделю. Вообще, познавательное выдалось времечко. Во всех смыслах….

– Всего хорошего, господа, – Барок коротко кивнул и вышел из большого полупустого зала.