Глава 22
ЗАБОТЫ АДАМСА
В эту ночь наконец все выспались спокойно в Симода, в деревне Какисаки, где находился храм Гёкусэнди, и на «Поухатане». Хотя пети-офицеры предупреждали команду с вечера, что русским нельзя доверять, они могут ночью прорваться и еще раз сделать попытку захватить корабль, а что все остальное – дипломатия и басни. В такие глупости мало кто верил, однако мордобой и наказания имели свое действие, люди спали крепко, но как бы с будильником, ожидая звонка и помня, что повод для нового избиения младенцев уже подготовлен.
Японцы в городе действовали точно так же. Русские в Какисаки еще с первого дня ухода в плаванье так подготовлены ко всевозможным трудностям, их так застращали офицеры и унтера коварством англичан и азиатов и множеством опасностей, таящихся всюду, о возможных нападениях говорилось столько раз и такая требовалась бдительность и долго все были так напряжены, что к этому привыкли и все спали спокойно, полагаясь на бога, а что будет, то будет.
Утром машина заработала на полный ход. Первыми поднялись японцы. Их чиновники явились с рабочими туда, где черными страшилищами, жерлами в разные стороны лежали артиллерийские орудия с «Дианы». Но как за них браться и перетаскивать – никто не знал. Японцы кричали, но у них пока ничего не получалось.
Ветер переменился.
На «Поухатане» с восходом подняли флаг, там слышался оркестр и видна маршировка на палубе, как бывало и на «Диане». У нас еще по воскресеньям после молитвы и завтрака экипажу читали морские законы.
Путятин с Посьетом и Гошкевичем готовили бумаги и вразнобой непрерывно совещались, ожидая визита Адамса и собираясь назавтра в Симода, в храм Черакуди, брать быка за рога.
Лесовский на баркасе пошел на «Поухатан», чтобы оканчивать дела и грузиться.
Японцы прислали джонку с рабочими в помощь русским для доставки грузов в Хэда и заодно с несколькими мецке для наблюдения, которым приказано выяснить, что будет грузиться, не заключается ли союз против Японии и не снабжают ли американцы посла России оружьем, спрятанным в бочках, под видом муки и свинины.
Мак-Клуни ждал Лесовского. «Поухатан» с переменой ветра следовало перевести на другую стоянку, прежде чем выгружаться. Пары не подымали, ветер дул бакштаг, решили поставить паруса, и Степан Степанович предложил в помощь своих матросов. У Мак-Клуни своих достаточно, но стоило посмотреть, как управятся русские, разберутся ли, что получится.
По команде Букреев побежал, как на четырех мягких лапах, по вантам. Американские матросы иронически смотрели, как их вчерашние гости распоряжаются.
– Гостеприимство прежде всего! – посасывая трубку, успокаивал пети-офицер.
– Жену, однако, не предлагают гостю, – отозвался Стэнли. Он тоже покуривает на баке. – Не так-то часто самим приходится ставить паруса на нашей коптилке.
Стэнли в ознаменование успехов Америки прощен и выпущен из-за решетки. Он не видал вчера русских гостей и сказал, что не хочет их касаться. Их надо выбрасывать вон отовсюду без церемонии, как это делает сейчас английский полосатый джек в красной куртке. Закрыл им в эту войну все пути. Так нечего им и тут сидеть!
Стэнли сказал:
– Тысячу раз прав Старый Медведь, который запретил давать русским, чего бы они ни просили.
Многие с этим согласны. Но многие не согласны. Никто не спорит. Каждый говорит, что хочет. За это не наказывают. Других ругай сколько хочешь.
Американец командовал, а Шиллинг переводил в рупор. Убрали паруса. Стали завозить верп и тянуться. Отдали два якоря и при легкой качке приступили к разгрузке.
Мешки и бочки извлекались из трюма, стрелы с сетками подымались и опускались. Негры и белые потели и кричали. Негр переложил со своей спины два мешка на Маслова, и тот сдюжил. А Сизов, как и все, брал по одному.
– Кишка тонка, Петруха!
Капитаны тем временем пили виски. Мак-Клуни поглаживал бороду и скалил зубы.
Вместе спускались в холодильники со льдом, где все запасы, и опять возвращались, опять пили понемногу. Тут же клерки.
Лесовский написал расписки, американцы исподтишка следили за его пером – уверенно ли он пишет и не ошибается ли в английском?
Адамс ушел на вельботе в город, к Исава Мимасака, чтобы спросить, когда же будет конец всей бестолочи. И предупредил, что придется еще не так говорить!
Исава всей душой хотел бы послужить Америке, но пока еще ничего не мог ясно сказать.
Из городского управления, которое временно находилось в храме среди голых прутьев леса, Адамс спустился в сопровождении чиновников к морю и на вельботе отправился вдоль скал и отмели в Гёкусэнди, к Путятину.
«Хорошие места!» – подумал Адамс, проходя близ берега. Вода чуть заметно дышала, закрывая плоские каменные плиты среди бухты, и снова открывала их, и казалось издали, что черные плоские существа ныряют и всплывают.
Адамс не соглашался с Перри! Старый Медведь сам себя запугал. Путятин ему как бельмо! Что он теперь скажет? В газетах написано, что в городах Америки формируются легионы добровольцев в помощь России для отправки в Крым, против англичан.
Путятин, Лесовский и Гошкевич говорят по-английски. Все офицеры «Дианы» говорят по-французски; понимают и могут читать. На «Поухатане», кроме двух матросов, знающих по-славянски, нет ни единого, кто мог бы помочь в русском. Когда экспедиция Перри уходила, голландец Зибольд предлагал свои услуги. Подозревали Зибольда, что он русский шпион, о русских много говорилось, но никто не подумал, что с русскими придется встречаться.
Адамс заехал к Путятину. Держался запросто, как и предупреждали офицеры, производил впечатление уставшего и озабоченного.
Огромный Витул опять подал самовар и чашки. Налил чай.
– Моя беда значительно хуже вашей, – говорил Адамс, сидя напротив Путятина. – Я привез копию ратифицированного трактата.
Адамс помешал ложечкой в чашке. Широкий в кости, с большим обрюзглым лицом в клочковатой светлой бородке, он проворен и быстр в движениях, как молодой человек. Наскоро отпил два больших глотка горячего чая и отставил пустую чашку.
Вчера, когда речь зашла про чай у русских, Мак-Клуни патетически заявил Шиллингу: «I never drink tea». И тут же пошел и записал в настольный блокнот слово: «Samovar». Капитан «Поухатана» пил только кофе. Алкоголь – в небольшом количестве.
– Но я должен поставить вас в известность о некоторых особенностях японских действий, значения которых я не рискую преувеличивать, – продолжал Адамс.
– Слушаю вас, сэр.
– Я говорю с вами как с послом дружественной державы и как со знатоком этой страны. И ее другом. Я хочу поделиться с вами. Я советую вам и, как принято между друзьями, жду вашего совета... Положение сложное и дело запутанное настолько, что последствия могут быть самыми неожиданными и потрясающими. Японцы могут жестоко поплатиться...
Адамс помянул, что он помнит неотложные нужды моряков погибшей «Дианы», что погрузка продовольствия уже идет. А капитан Лесовский уже получает сапоги и рабочие рубашки.
– Хотел бы предварить вас, адмирал. Я привез договор, ратифицированный президентом. Японцы стали тянуть с обменом договорами. Я сразу же спросил, чья подпись будет стоять на их экземпляре. Они заявили мне, что на их договоре не будет подписи светского императора и что они настаивают, чтобы я принял такой договор. Я ответил, что такого договора не приму ни в коем случае и что Америка требует выполнения взятых обязательств так же добросовестно, как это делаем мы сами. Что же это за договор? Как им верить после этого?
«Да, это филькина грамота!» – подумал Путятин. Другой бы позлорадствовал на месте Евфимия Васильевича, но его и самого ждало что-то подобное.
Откровенность Адамса похожа была на предложение действовать сообща. Может быть, на просьбу о некотором посредничестве. Вряд ли захочется ему дело доводить до пальбы, как гонконгскому губернатору.
Смолоду сэр Джон Боуринг переводил с русского на английский Батюшкова, Державина, Жуковского и просил государя Александра I о либерализации строя. Переводил Мицкевича, но до Пушкина не дошел. А что же сам? Доказывает, что китайцы негодяи, их не исправишь иначе, как силой.
Теперь ясно, чем японцы досаждают Адамсу.
Было время, еще до прихода в Нагасаки, исполняя повеление государя и совет голландца Зибольда, которого приглашал в Петербург Нессельроде, и действуя в духе инструкции, обратился Путятин к Перри с предложением сотрудничества, хотя в успех этой затеи не верил. Перри тогда уклонился и предложение действовать вместе отверг. Времена переменились, а из-за чего? Из-за кораблекрушения Путятин, кажется, на самом деле невольно стал более сведущ в японских делах, да и для Кавадзи с Тсутсуем, и для их правительства он, включенный в список Эдо, стал ближе и понятнее.
Путятин с гордостью сказал, что величайшая река в мире, протяженностью в две тысячи миль, протекающая по плодородным, изобильным долинам, ныне занята Россией.
– Амур теперь наш. Наш флот с пароходами, которые построены на наших сибирских заводах, летом сплыл из верховьев и доставил грузы и людей на побережье океана. Исполнилась вековая мечта наша...
– Так Амур занят вами? – спросил Адамс, поднимая чистый взор, в котором еще чувствовалась озабоченность.
– Да, Амур великая река, две тысячи миль, плодородные, цветущие долины...
То, о чем Путятин слышал на мысу Лазарева, в Императорской гавани, при многих встречах с Муравьевым, с его чиновниками и морскими офицерами и что сам он видел летом, входя в Амур и побывав в Николаевске, представлялось ему теперь более величественным достижением. Сам он, адмирал Путятин, искренне и глубоко осознавал значение совершенного, особенно перед лицом американцев.
– Вы были на Амуре, адмирал?
– Да, мы построили новый город в самом устье реки, вблизи океана.
Путятин уже велел офицерам не стесняться и рассказывать американцам про занятие Россией грандиозной реки Амур, текущей к океану, к тому же океану, на берегах которого Америка. Пусть американцы поймут, что мы строим к ним мост через океан.
Адамс так и понял. Россия тянулась к Новому Свету, как и американцы тянулись к выходившей на океан России.
Англичане пишут в газетах и журналах, что «Нью-Йорк трибюн» куплена русскими и поэтому печатает предательские статейки в пользу царя Николая. Каков, мол, альянс – царь, тиран и душитель Николай, и брат Джонатан. Англичане пишут, что царь сказал американцам в Петербурге: ваш президент стоит во главе просвещенного народа, а мои люди непросвещенные, и поэтому я должен руководить ими для их пользы. Но, мол, дело наше едино, и мы одинаково верим в бога. Вся пресса Лондона гневно громит американцев. При этом пишут, что у англичан остается надежда на вечно преданные Великобритании коммерческие круги, заинтересованные в торговле между обоими берегами Атлантики. Сословие коммерсантов многочисленно, и влияние его огромно. Английские газеты печатают разные издевки над русскими. Например, что название русского военного корабля «Аврора» английские офицеры читают по-латински. Якобы все смеются при этом. Но вот русский корабль «Аврора» па Камчатке наносит поражение английскому флоту. Смеется тот, кто смеется последним. Англичане утверждают, что русские купили себе людей во всех газетах по всей Америке...
Адамсу хотелось сделать что-то приятное для Путятина.
– Едемте ко мне на корабль, и я вам кое-что покажу! – предложил Адамс.
– Только не сегодня... – ответил Евфимий Васильевич.
Тут Путятин вспомнил, что вчера говорил ему Кавадзи про решение пятерых членов Высшего совета – горочью. Их решения означают намерения императора. Они как бы руки и воля государя и сиогуна! Не тут ли собака зарыта?
Путятин сказал, что ратификация американского договора беспокоит и его. Он обещал узнать, что будет возможно, и поставить в известность, как только что-то удастся выяснить.
– Но кого считать императором? – спросил он. – Сиогун?.. Подпись сиогуна, которого европейцы ошибочно считают императором, поставлена быть не может, так как он не император.
– Как же быть? Ведь Перри дано обещание, в договоре есть об этом двенадцатая статья. Америка ждет...
Это был последний и самый веский довод Адамса. «Я еще поговорю с Кавадзи!» – подумал Путятин и сказал:
– Это касается и меня... Может быть, если сиогун поставит подпись, то это будет для него катастрофой, он этим как бы сам объявит себя императором, заявит о своей многовековой претензии. Японцы этого никогда не допустят. Впрочем, это лишь мои догадки.
– Вы тоже полагаете, что сиогун не император?
– Нет, конечно. Но тут может быть и еще что-то. Я очень благодарен вам. И я, конечно, сделаю все, что в моих силах. Это касается и меня, – повторил он.
– Голландцы пишут в книгах, что сиогун – светский император, а что духовный император мирских дел не касается.
– Голландцы торгуют с правительством Эдо, значит, с сиогуном, и, может быть, льстят ему. Но одно, когда иностранцы величают его императором, и другое, если он ратифицирует и этим сам себя так назовет. Мне кажется, подлинный властелин живет в Киото и японцы это знают отлично и больных мест своих не касаются и нам неохотно объясняют. В своем государстве объявить себя императором, когда не он император! У сиогуна и так множество соперников, некоторые князья ему враждебны. Своими просьбами поставить подпись мы дадим козыри против сиогуна. В горочью должны понимать.
– Как же быть?
«Что будет им, то будет и нам! – подумал Путятин. – Но чтобы и им, и нам одинаково!»
Адамс не ждал ответа и сам сказал, что может взять копию русско-японского договора, если адмирал успеет заключить до отхода «Поухатана». Адамс брался переправить договор через русское посольство в Вашингтоне в Петербург.
– Вас, адмирал, и ваших офицеров и матросов мы могли бы принять охотно на свой корабль и доставить в нейтральный порт...
– Благодарю... Лучше доставьте нас на Амур.
– Это будет принято англичанами как недружественный жест.
«Да, нейтралитет их обязывает!» Путятин знал, что американцы не имеют еще тут порта, зависят от англичан. От их снабжения, от доков. Хотя близ Кантона на реке американец Дринкер из Макао построил док. Американцы рвутся в Японию, которая еще никем не занята. Богатая страна, развитая, с прекрасным, здоровым климатом. Путятин знал, что в прошлом году на «Поухатане» умер в эпидемию молодой лейтенант Адамс. Много матросов и офицеров перемерло на кораблях американской эскадры в китайских морях от поносов и лихорадки. В португальском Макао американцы пытались обосноваться, арендовали опустевший дворец португальского гранда и превратили в лазарет. Матросы и там мерли, как мухи. Вдобавок известно стало о крайнем раздражении китайцев против португальцев. Хозяева Макао настолько ослабли, что не могли держать в узде китайцев. Недавно убит китайцами португальский губернатор. При всей неприязни к англичанам, Перри и Адамсу пришлось отказаться от Макао, идти на поклон в Гонконг. Это единственное место, где есть порядок и надежная администрация. Английский губернатор – либерал, знаменитый литератор и ученый.
– Куда же предлагаете вы?
– В Шанхай...
Путятин предложил Де-Кастри.
– Де-Кастри? Такой же русский порт, как Петропавловск, адмирал. Если мы доставим на Амур шестьсот ваших молодцов, то в здешних условиях это целая армия. Мы усилим одну из воюющих сторон – такое обвинение предъявят нам. Шестьсот человек – это крупная сила... Мое судно военное, и это будет расценено как военное вмешательство.
Путятин насупился. Он не любил, когда начинали считать в его кармане.
Россия была рядом. Американцы – друзья. Корабль паровой, в силах взять, разместить и прокормить. Наши люди без дела сидеть не будут. Англичане пока не знают ничего. Одна тень их все приостанавливает. Путятин спросил, возможно ли будет прислать за ним торговое судно.
– Шкипер должен идти на риск.
– Мы, конечно, хорошо заплатим.
– Трудно будет сохранить все в секрете, адмирал. Я не хочу ручаться за своих людей. То, что было здесь, может стать от них известно англичанам. С приходом в любой порт Китая или в Гонконг они все расскажут... Что будет возможно, я возьму на себя, – сказал Адамс, как бы подчеркивая, что услуга за услугу.
Это он имел в виду, что люди его расскажут англичанам о ночной попытке напасть и захватить китобой. Конечно, немедленно англичане заявят, что Путятин и его моряки лишаются статута потерпевших кораблекрушение. Уже сейчас в команде некоторые говорят: это тигры, а не потерпевшие. Английские корабли получат распоряжение ловить их в море, брать в плен, как воюющих, а не терпящих бедствие.
Адамс сказал, что всегда будет готов вернуться к разговору о вывозке экипажа погибшей «Дианы».
Путятин видел, что Адамс убежден, что англичане не пропустят в Россию команду «Дианы», проще идти всем на «Поухатане», куда бы он нас ни брал. Услуга будет обоим воюющим сторонам! Две пташки одним камнем!
Казалось бы, к законченному разговору вернулись. Адамс все же не хотел отказывать Путятину, а Путятин не хотел преждевременно отказываться, оба по пословице «Не плюй в колодец...».
– Повторяю, что я всегда готов предложить свои услуги. Нет никакого смысла вам задерживаться в Японии. Капитан Лесовский не хочет идти в Шанхай...
Адамс развел руками, как бы показывая, что обстоятельства сильней его.
– Доставка такой многочисленной команды в любую из ваших крепостей будет принята союзниками как нарушение нейтралитета.
Он не зря повторялся!
Путятин мрачно моргал. Он не желал совсем отказываться, чтобы не сбиться с хороших отношений и со взятого им тона и чтобы не сбить с толку гостя. Предложение американца не лезло ни в какие ворота. В Шанхай? Лесовский прав. Это означало – быть переданными прямо в руки англичан, отдаться в плен. Американцы сами тут зависят во всем от англичан и боятся их. Какая путаница! А сколько забот! И всегда до последней, решительной минуты кажется, что нет выхода, сплошной тупик. Но Путятин полагал, что, может, еще уломает американцев. Хотя вряд ли – ведь тут замешаны их практические интересы.
– На днях я подпишу договор с японскими послами, – сказал Путятин. – Обещание дано мне японским правительством еще в пятьдесят третьем году в Нагасаки, но война призвала мою эскадру к нашим берегам, и только туда мы можем идти, закончив дело.
Адмирал, казалось, упрямствовал. Усталости у Адамса убыло. Американец слушал внимательно.
– Вам нет никакого смысла задерживаться в Японии после заключения договора.
Путятин еще в начале разговора не скрыл, что строит небольшую шхуну, но о подробностях не распространялся. Он мог обойтись без американцев. Но он хотел бы знать, далеко ли могут идти они в дружбе и как судят о событиях. Никогда не надо отказываться от предложенных услуг прежде времени. Как они не хотят нас разочаровать, так и мы их.
На дворе раздался взрыв хохота, как бывает, когда в обществе молодых людей кто-нибудь скажет что-то остроумное.
Адамс достал платок и вытер вспотевший лоб.
– За все, что мы получили от вас, я расплачусь, – сказал Путятин. – У меня в сохранности золотые монеты. Их достаточно для оплаты.
– Благодарю, адмирал, но вам нельзя оставаться без средств. Никакой оплаты не возьму.
– У меня есть векселя на банк Ротшильда в Шанхае.
– И векселя и золото вам еще пригодятся. И я не возьму от вас ни цента. Секретарь флота, надеюсь, утвердит расход, и все пойдет как следует. Сейчас вы не должны беспокоиться...
– Говорят, монеты Ротшильда приносят счастье... – осклабясь, пробормотал клерк, прибывший с коммодором.
Подали самовар, и Адамсу предложили еще раз чай.
Адамс едва прикоснулся к чашке. С оплывшим лицом, он смотрел невесело, но с доверием и, кажется, не выходил из озабоченного состояния.
Путятин знал этих людей. Настроения бывают и у них. Как знать, может быть, кто-то из наших офицеров напомнил ему лейтенанта Адамса, как японские дети напоминали Путятину своих. Или только здесь он мог посидеть спокойно. А конечно, человек дела, и он себя японцам еще покажет!
– Мои молодые офицеры сдружились с вашими молодыми офицерами, адмирал, – сказал Адамс, подвинул чашку к себе и стал пить.
Путятин вздрогнул. «Friendly relations», – повторил он мысленно.
– На «Поухатане» они освободили часть кают для ваших офицеров и просили меня обратиться к вам с просьбой пригласить ваших офицеров на все время, которое они пробудут в Симода. Сколько они сочтут возможным, со всеми правами в нашей кают-компании.
Большие уши Путятина насторожились. Но тут он вспомнил, что сам женат на англичанке и что не стал притчей во языцех лишь благодаря Нессельроде, который выше предрассудков. Как и государь, конечно.
Новые знакомые начали заинтересовывать Адамса из разных соображений. Вчера на «Поухатане» был десяток их людей. Как опытный военный, он полагал, что узнавать страну, флот, армию надо по рядовому человеку, а не по привилегированным классам, которые бывают сбродом в Европе, в Америке это еще незаметно. Сегодня на погрузку прибыло сразу восемьдесят русских матросов, и оказалось, что вчерашние десять не были отобраны.
Адамс, как и все американцы, знал, конечно, что в России абсолютная монархия, нет парламента, народ в правах ограничен. Но странно – оказывалось, что матросы все здоровяки. Как и многие американцы, Адамс полагал, что с Россией, несмотря на ее особенности, может быть, станут развиваться самые дружественные отношения. Это большая, кажется, пока небогатая страна, но надо как-то дружбу объяснить себе и оправдать не только выгодами. Монархи России представляются в таком случае подлинными потомками Петра Великого, из столетия в столетие они, как уверяют некоторые знатоки в Англии, стараются развить свою страну. Их государь укрывается по ночам солдатской шинелью и вечно в движении... Он упорно расспрашивал Перри около двадцати лет тому назад об американских мониторах и видел в бронированных кораблях будущее. Но он послал Путятина в Японию на «Палладе». Многое было не совсем ясно. В Америке сочувствовали русским революционерам – врагам царя. Но чтобы дружить, надо знать, так рассуждал Адамс. Правительство никого не заставляло дружить с Россией. Лесовский и Посьет достойны их адмирала. Сам Путятин действительно человек могущества. Он был бы знаменитостью, служа в другой стране.
– ...На некоторое время хотя бы они почувствовали бы себя в обстановке привычного комфорта...
Путятин согласен. Он поблагодарил за приглашение кают-компании «Поухатана».
– Мои синие жакеты, – шел гость дальше, – впечатлены. В команде есть люди, которых я знаю давно и иногда советуюсь с ними. Говорят, что ваши матросы хорошего вида, рослые, с интересом смотрели машину. Сегодня показали себя отличными гимнастами и легко разобрались в нашем такелаже. Некоторые понимают по-английски. Скромны, внимательны и похожи на офицеров.
– Да, вижу! – Путятин хотел бы сказать: «Это мои ученики».
Конечно, Адамс американец до мозга костей. Он, видно, полагает, что в Европе от офицеров требуют быть светскими, говорить по-французски! А военному флоту, мол, нужны воины, стойкие, очень терпеливые и опытные моряки. Никакое учебное заведение не подготовит таких. «Обучайте матросов, увидите, что они все поймут». Это он хочет сказать?
«Произвести в офицеры? Да, наш устав разрешает. Я командир экспедиции и могу произвести нижнего чина в офицеры. Но никогда в голову ничего подобного не приходило! Конечно, они могут выучиться, они могут стать офицерами, то есть боевыми командирами. Но я не могу вам объяснить, ваше превосходительство... Нет времени, не знаю, как у вас. Да мало ли кто кем может быть! А бумаги кто будет писать? Я не могу разорваться!»
Путятин молчал, но нервность выразилась в его тяжелом лице.
И Адамс замолчал.
– У нас в офицеры по уставу могут быть произведены из матросов. Благодарю вас за мнение, – сказал Путятин. – Но... дворянство... всевозможные привилегии, столбовые, морские, аристократические... протекции...
Адамс, стыдясь за Путятина, снисходительно и принужденно усмехнулся. Приверженность идее личной власти страшней личной власти? Показная преданность мундиру, гербам? Слышно и об этом в Америке! Преимущество под любыми предлогами! Ах, адмирал!
Адамс, переводя все в шутку, откинулся и поднял обе руки, как бы сдаваясь в плен, когда на вид ему выставлялись такие условные преимущества.
Лицо Адамса, смотревшего на Евфимия Васильевича, стало совсем обрюзгшим и жалким, словно без вины ему угрожали полицейским участком.
А Путятин думал, до чего они дошлый народ. Англичанину бы и дела не было. Чиновник правительства, моряк высшего чина, дипломат, дел по горло, у самого заботы, неприятности...
– Кто же из них понравился? – спросил Евфимий Васильевич.
И он вспомнил, что сам совет дал молодых японцев отправлять в Голландию – учиться на корабельных инженеров. Но ведь это не своих. А у нас черт знает что...
– Казак Мэй Слоу... И Бук Грэйв... Так мне сказали. Может быть имя казака Мэй Слоу?
– Это Букреев и Маслов, – угрюмо сказал Гошкевич, опять занятый иероглифами.
– Маслов? Мэй Слоу? – спросил адмирал.
«Да, американец торопит, гонит нас вперед, – думал Путятин, когда Адамс отправился к себе на корабль. – Да разве мы не торопимся? «Матросов произвести! И будет у вас флот!» Что он хочет сказать?»
Мэри Путятина узнала, когда стали составлять списки кандидатов в плаванье, что почти все фамилии из баронских немецких и шведских семей. Путятин ответил, что за них хлопочут, рекомендуют, просят...
Мэри гордилась своим мужем. Она охотно ехала к нему в Россию. Но у русского мужа еще должны быть русские. Кто же они? Где эта нация, в которую она влюблена?
«Вы будете встречать в плаваньях англичан. Они все добросовестно изучают. Они будут знать, что у вас, мой Евфимий, на корабле нет русских офицеров».
«Что там русских, – мог бы он ответить жене, да не хотелось ее обижать, – хотя бы каких-нибудь! О том ли думать, когда столько начальства и силы в Питере – и каждому угоди!»
Не пришло ему самому в голову, что сказала добросовестно изучавшая свою новую родину Мэри. Она горячего нрава, как и вся нация мореплавателей!
В Нагасаки расхрабрившийся Гончаров заявил вдруг, что неплохо бы занять бухту под стоянку нашего флота. Путятину мысль понравилась. Редко Гончаров говорил так умно. Но боже мой! Дернула нелегкая сказать про Нагасаки Невельскому!
«Вам своего не хватает, господа? Куда вы лезете? Вы не знаете японцев! Съешьте с ними пуд соли, господа!» Но вот и съели с ними пуд соли...
Путятин полагает, что не его дело выговаривать у японцев Нагасаки. Пока жив и служит, не станет просить...
Японцы на устье речки весь день кричали так, что в Какисаки слышно. От «Поухатана» пришли баркасы, и матросы рассказали, что японские рабочие неопытны, не могут ничего сделать. Возились, и не удалось поднять тяжелое орудие.
За это время матросы закончили погрузку шлюпок, затянули брезентом бочки, мешки и ящики. Пообедали у американцев и простились с ними. Японская джонка взяла часть груза и всюду ходила за шлюпками. Японцы-моряки показывали знаками, что друзья идут вместе. А матросы побывали, видно, где-то в городе еще под предлогом набора пресной, родниковой воды.
Баркасы подошли к храму Гёкусэнди. Колокольцев пришел на вельботе, чтобы получить последние распоряжения адмирала перед отвалом и собраться.
– Пойдете, Алексей Николаевич, на американский корабль, – говорил адмирал Сибирцеву. – Они вас приглашают пожить у них без всяких обязанностей и отдохнуть, как на даче.
– Если позволите, Евфимий Васильевич...
– Да, пожалуйста, Сибирцев. Вам будет полезно.
Путятин смолоду сам жил в Англии, плавал на кораблях английского флота. Всякая встреча с иностранцами и тем более обучение в другом флоте, со своей особой системой, кроме пользы, ничего не дает толковому молодому офицеру.
– По утрам они на дежурной шлюпке будут доставлять вас сюда, чтобы сопровождать меня на заседания.
Матросы складывали палатки, выданные японцами в Хэда, и затягивали ими грузы покрепче.
– Два денька пожили как люди! – толковал Синичкин.
– Вот городок! Самый лучший из всех в мире! Шли вокруг света – нигде лучше не встречали.
– Что же у тебя, Букреев, было тут хорошего?
– Все хорошо!
Путятин давал последние наставления Колокольцову:
– Быстрей стройте шхуну, Александр Александрович. Мы можем вот-вот уйти, если подвернется под руку какое-нибудь судно. Американцы могут прислать за нами большой корабль, и тогда придется идти всем. Нехорошо обмануть японцев. Это дело нашей чести.
– Слушаюсь, Евфимий Васильевич, – со святой покорностью отвечал Колокольцов.
Но Путятин не зря назначил его заведующим постройкой.
– А вы, когда вернетесь, опять жить будете у японца? – спросил адмирал. Взор у Евфимия Васильевича жалко дрогнул, словно адмирал намеревался всплакнуть.
– Да, если разрешите.
Адмирал вздохнул с перерывом, как бы дважды. Он кивнул головой и взглянул твердо.
– Господа, – сказал Путятин, когда офицеры пришли прощаться с Колокольцовым, – кому-то из вас, может быть, придется идти на «Поухатане» в Америку, с тем чтобы доставить рапорты и документы в Петербург. Если будет заключен договор, то тем более... Так мне кажется. Но я предупреждаю заранее, что вызову добровольцев. Обдумайте заранее, господа, кто бы согласен был...
Но до этого еще так далеко! Так далеко и так необычно. А здесь все, все так реально и полно жизни и все осуществимо. Нет и не было еще ничего неосуществимого, невозможного. И в Хэда. И здесь, в Симода. Так казалось тем, кто сейчас с минуты на минуту ждал окончательного позволения адмирала. Да и товарищи все так сжились, сдружились, как бывает только в опасностях. Как же бросать свой экипаж на произвол судьбы да во время войны и ехать со всем возможным комфортом! Нет, мы поживем на «Поухатане», и того довольно. И казалось, что все шли на чужой корабль далеко не из-за комфорта и обедов. Офицер обиделся бы, если б ему так сказали. И в этом визите на несколько дней было что-то значительное, чего не объяснишь сразу. Но главное – переговоры. Настают решительные встречи.
– Вот если бы заключить договор – и всех бы нас через Вашингтон да в Петербург!
– Много хотите, Елкин! Ступайте, господа, с богом. И помните все, что я говорил!
Офицеры поблагодарили.
– Завтра со мной на переговоры! – сказал Путятин.
Старший офицер «Поухатана», всегда занятый делом, в плаще или в куртке, суховатый невысокий человек с бледным лицом, в дождь на палубе похожий в капюшоне на невзрачного чухонского рыбака из Охты, сказал, что утром в девять вельбот с гребцами ждет у трапа.
– Готовьтесь, господа, к завтрашнему дню. К встрече в храме Черакуди, где жил Перри, задавая приемы и парады.
Хорошо или плохо, но в эти дни – кто как мог – все заговорили по-английски. Лесовский учил: «Говорите, не стесняйтесь!»
– Американцы уверяют, что с нами проще, чем с другими народами.
– А японцы не походят ни на нас, ни на них.
– И вот мы встретились без языка, как трое незрячих на перекрестке.
– Господа, американские матросы схватили сегодня японца, пытались отобрать сабли.
– А он?
– Не стал драться. Отстоял обе сабли и убежал.
Алексей Сибирцев вышел из храма. Сизов ждал.
– Лейтенант навострился чистить зубы Петрухе, – обронил Шкаев, направляясь к своему баркасу.
Лицо Сизова безразлично.
– Что ты, Сизов? – спросил Сибирцев.
– А что такое, Алексей Николаевич?
– Сказали японцы. Они это все подстроили и сами же донесли нам. Как бы случайно обмолвились, ты, поди, сам знаешь. Что и как было, скажи мне. Я приму ответственность на себя. Ты ее встречал в Миасима.
– В деревне мы гуляли. Как спаслись. Сначала, как вышли из волн... и тут же она...
– А что и как было здесь?
– Алексей Николаевич! Меня ввели в комнату, и она там. Нас оставили с ней, как приговоренных. Она ни жива, ни мертва, лица нет. Я не подумал, что подстроено.
– А ты уверен, что это была она?
– Да.
– Ты думаешь, что подстроено?
– Не могу знать!
– Они могут все сказать. Переводчик у них, наверно, хотел Евфимию Васильевичу угодить. Он выдал.
– Они к этому привычны. Хоть на кого-нибудь да донести. А хозяйке какой расчет? Мы ее спасли от смерти.
– Она хотела отблагодарить тебя?
– Я сказал Маслову. А он думал, я смеюсь.
– А японцы говорят, что морские солдаты думают только про японок.
– Нет, никто не знает.
– Да, брат, но слава про нас пущена... Я верю тебе, Петр Андреевич.
– Они нас подцепили! – сказал капитан с досадой, выслушав Сибирцева про разговор с матросом.
– Я говорю вам, – молвил адмирал, – не раздувайте! Значения не придавайте... Пример берите с японцев. Посмотрите, что еще они предпримут... А зачем им все это?
– Затем, что И-чин дурак, как говорит Константин Николаевич. И-чин одурел, осовел от счастья, что американцы пришли, – сказал Лесовский.
Офицеры простились и уехали на «Поухатан».
Огибая рифы, отколовшиеся от каменных столбов, далеко в потемневшем море шли две шлюпки, медленно взмахивающие веслами. По воде ясно донесся звонкий и задорный голос:
Ка-аркнул во-орон на березе...
Свистнул воин на коне...
Дружный матросский хор подхватил:
Погибать тебе, красотка,
В чужедальней стороне...
Ветер отнес песню, словно она разбилась о рифы и рассыпалась по морю.
Становилось все теплей. Адмирал вышел вечером из храма и сел на ступеньки, глядя на тусклые, замлевшие звезды.
Редко такие люди, как Адамс, поддаются настроениям, но и тогда не тускнеет практический склад их ума. Обратил внимание, что мои люди машиной интересовались. А у нас «Паллада» была гнилая. «Диана» погибла. Если бы «Диана» была пароходом, то, может быть, вовремя ушла бы в море, так им представляется? Американец, может быть, советовал не упускать времени, люди, мол, у вас есть, руки есть, голова на месте, страна богатая, Великий Петр – пример. Что же вы Европу копируете?.. Да, конечно, хорошо бы... Но... Ведь у нас на это ответят просто: мол, не надо было людей пускать па «Поухатан».
Жена священника прошла перед крыльцом, низко и с чувством поклонилась. Если бы знал адмирал, как она восторгалась им. Она в душе молилась за него.
Муж ее, священник Бимо, заказал у мастера лакированную посуду для адмирала. Один на один женщина осмелилась и еще раз с чувством поклонилась высокому гостю правительства. Ведь он был ее гостем, храм принадлежит ее мужу, а значит, и ей, она смотрела за порядком в храме и заботилась о чистоте, убранстве и утвари и знала все тут лучше, чем сам Бимо.
