Ходок
Тихий рассвет наползает на деревню от реки разливным молоком тумана. Зябкая прохлада срывает с деревьев первые пожелтевшие листочки. Сахарная от первого инея трава отливает серебристой сединой. Прохладный воздух напитан застоявшимися ароматами уходящего лета, пожухлыми травами, подмороженной землей, павшей ботвой картошки. Из темноты ночного плена, будто на фотобумаге отчетливо проявляются резкие очертания деревянных строений. Прошло немного времени, а из общей массы смутных форм крестьянского подворья можно различить дом, амбар, конюшню, пригоны для скота. В зашторенном окне избы горит керосиновая лампа. Сквозь плотную занавеску не видно, что делается на кухне.
В предутренней тишине, в густом воздухе далеко слышен любой шорох, движение. Вот в пригоне тяжело вздохнула корова, фыркнула лошадь. Эти звуки слышны на сотни шагов. Там, в углу под забором, зазвенела цепью собака. За углом дома топают по земле тяжелые сапоги. Их поступь отдается в ушах долгим, нервным напряжением.
Ваня лежит посреди огорода в картофельной ботве. В оптический прицел винтовки хорошо виден силуэт часового, но еще не «затвердели» четкие линии крестика на линзах, можно промахнуться. Сейчас то время суток, когда ни темно, ни светло. Для снайпера самый неподходящий момент для единственного, точного выстрела. Надо подождать, но не долго. Пройдет десять – пятнадцать минут, и часовой увидит его.
Собака во дворе молчит, значит, не чувствует разведчиков. Не зря Ваня наблюдал за деревенькой трое суток, определяя, откуда в какое время суток дует ветер. С какой стороны от дома слышимость лучше, а где нет. Он просчитал план предстоящей операции от начала до конца: как обезвредить часовых, без потерь захватить пленных, куда отходить после операции.
Трое суток подготовки – срок относительно небольшой для захвата предателя в доме, где он встречается с фашистами для передачи секретной информации. Однажды, ожидая приезда немецкого майора-языка, Ваня пролежал под мостом на стропилах пять дней. Он до сих пор с тяжелым вздохом вспоминает, как у него болело затекшее тело. Сейчас лежать в огороде между рядков картошки – удовольствие, которое в случае провала может стоить жизни.
Часовые у дома – немецкие солдаты. Полицаям, набранным на службу из местных жителей, охранять дома с офицерами не доверяют: много пьют и относятся к делу халатно. Часовых двое. Один ходит от угла до ограды. Второй охраняет подходы к лесу. Смена караула прошла недавно, поэтому солдаты еще бодры и активны, внимательно наблюдают за всем, что окружает, и остро реагируют на посторонние звуки. Упадет ли с дерева засохший листок, ударит на реке волна, они останавливаются и долго слушают. Ване приходится не дышать, ждать, когда они успокоятся и продолжат неторопливое шествие дальше.
Группа поддержки находится сзади. Пятеро товарищей ожидают условного знака, когда он снимет часовых. В огород между картофельных полос Ваня полз один. Так безопаснее, меньше шума. Двести шагов от леса до огорода с картошкой он прополз с полуночи. Потом присоединил «торбу», зарядил малокалиберную винтовку, приготовился к стрельбе и стал ждать своего часа.
Настоящая операция по захвату предателя у разведчиков была первая. До этого им приходилось брать «языка» много раз, но все они были немцами, в основном это были солдаты и офицеры не больше капитана. Всего один раз им довелось захватить майора продовольственной службы. Командование проявляло недовольство: «Расформируем разведгруппу, если не возьмете полковника». Но высшие чины разведчикам не попадались. Сегодня им представился случай схватить матерого волка, более важную птицу, чем генерал.
Предателя вычисляли долгое время. Южный фронт нес большие потери. В штабе догадывались, что поражения происходят не без причины, у немцев есть осведомитель из чинов командного состава, но поймать шпиона не могли. Контрразведчикам Смерша понадобилось несколько месяцев, чтобы распутать сложный клубок искусных узелков, сотканный предателями. Когда докопались до истины, осталось лишь подтвердить, доказать и обезвредить шпиона, который, как это бывает при передаче важнейшей информации, работал не один.
Старшим у завербованных агентов был некто подполковник Варфоломеев, штабной офицер Советской армии. Собирая секретную информацию, он передавал ее посреднику более низкого чина, лейтенанту Ищенко. Тот, в свою очередь, отдавал ее «ходоку», диверсанту, переходившему через линию фронта, доставлявшему сведения непосредственно немцам. При подготовке операции в штабе были использованы ложные сведения по передвижению советских войск. Ищенко передал «ходоку», который удачно перешел на немецкую территорию и теперь находился в доме, где лежал в огороде Ваня. В тщательно разработанной операции осталось поставить последнюю точку: захватить, обезвредить и доставить «ходока» в штаб. Для «контрольного штриха» руководство неслучайно направило группу, в которой был, Ваня.
В разведгруппу он попал неслучайно. По прибытии молодого пополнения сибиряков на фронт его представили командованию как особо отличившегося новобранца. Сбить из винтовки самолет – случай исключительный, требовавший внимания и награды. К вопросу достойного поощрения – ордена отцы-командиры отнеслись скромно:
– Молод еще… не воевал, крови не видел. Может быть, потом, когда-нибудь. А пока что медали хватит.
А вот внимание к его стрельбе было уделено особое. На второй день после прибытия эшелона на станцию под Сталинградом рано утром Ваню подняли с нар, приказали явиться в штаб. За столом – суровые чины комсостава. Он тогда еще не разбирался в званиях, называл всех одинаково: товарищ командир. Один их них, вероятно, главный, встал с места, пошел ему навстречу, приветствовал крепким рукопожатием:
– Сибиряк?
– Да.
– Из охотников?
– Да.
– Молодец, сынок, хорошо стреляешь!
– Как дед Филя учил, – скромно отвечал Ваня.
– А что, есть у тебя товарищи, что стреляет так же, как ты?
– Есть. Со мной с Гусиного озера Гоша Веревкин да Семен Заструхин. Не знаю как Гоша, но Сенька тоже много гусей сдавал в колхоз.
– Очень хорошо! – довольно ответил командир. – Значит, так, сынок. Тебе по времени, – посмотрел на часы, – пятнадцать минут. Беги, буди своих товарищей, веди их сюда. Сейчас поедем в карьер, посмотрим, кто из вас на что горазд. – И отдал приказ подчиненным: – Подготовить машину и оружие!
Ваня привел Гошу и Сеньку. Их посадили под брезент в грузовую машину, вывезли на стрельбище. Первое задание было простым. Надо было попасть в грудную мишень с пятидесяти метров. Каждому дали по три патрона и трехлинейную винтовку. Ваня попал все три пули в центр мишени. Семен не отставал от него. А вот Гошу забраковали. Он попал в мишень, но раскидал пули по сторонам на расстоянии вытянутой ладони от центра.
– Да я что… не стрелок. Вот если бы бочку на спине унести, – нисколько не расстроившись, нараспев проговорил Гоша, и обратился к командиру: – Давайте, я лучше буду кухню вместо коня таскать…
Среди комсостава прокатился хохот. По приказу командира Гоша полез в кузов машины под брезент.
Второе задание было сложнее. Ване и Семену надо было попасть в ростовую фигуру, поставленную через триста шагов. Парни успешно поразили ее с первого патрона. Дальше надо было попасть в мишень, которую поднимали из окопа на палке на три секунды. Ваня и Семен успели поразить и ее. Потом командир приказал солдатам тянуть на веревке грудную фигуру вдоль окопа по рельсам. И этот раз результат был положительным. Товарищам хватило по одному патрону, чтобы сделать в фигуре новые дырки. Когда все упражнения были закончены, Ваня предложил командиру свою затею.
– Пусть боец из окопчика на палке поднимает и опускает вот это… – попросил он, подняв с земли ржавую банку из-под тушенки. – Или ходит с ней туда-сюда.
Командир недоверчиво посмотрел на него, однако приказал сделать так, как тот просил. И был удивлен, когда Иван попал в нее с расстояния сто шагов с первого раза. Семен сбить движущуюся банку с первого раза не смог, но это не служило поводом для его отстранения от зачета по стрельбе.
– А вот из нее… сможешь попасть в спичечный коробок? – доставая из чехла винтовку с оптическим прицелом с хитринкой на губах спросил командир.
Ваня первый раз видел оптический прицел, не знал, как им пользоваться. Когда ему пояснили, куда смотреть и как целиться, его удовольствию не было предела:
– У-у-у! Так-то что не стрелять?! В трубку все видно, как на ладони. Кабы мне такую штуку на озеро, я бы не мазал никогда.
В подтверждение своих слов он сбил спичечный коробок. Семен попал тоже.
– Отставить! – резко остановил стрельбы командир. – Хватит зря патроны жечь, и так все ясно. – И к подчиненным, ниже по званию: – Вот вам, товарищи командиры, два отличных стрелка без курса обучения. Приказываю выдать им оружие сегодня! А также поставить на соответствующий уровень секретного учета и повышенное войсковое довольствие!
Так, на второй день войны, не успев освоиться и узнать, что такое передовая, Иван Мельников и Семен Заструхин были зачислены в пехотный полк снайперами. Их разделили по разным флангам: отличные стрелки на войне были на вес золота. Гошу Веревкина определили к артиллеристам, таскать пушки. Друзья-односельчане встречались редко: война!
В разведывательную группу Иван попал позже, вначале сорок третьего года. К тому времени счет убитым им фрицам перевалил за третий десяток. На груди, рядом с медалью «За отвагу» появился орден «Отечественной войны» второй степени.
Однажды, вернувшись с линии обороны в землянку, Ваня вслух пожалел, что у него нет малокалиберной винтовки с «торбой». Тогда бы он стрелял по немцам чаще. Недовольство заключалось в том, что после одного-двух выстрелов, ему приходилось быстро менять позицию. Снайперская винтовка на базе мосинской трехлинейки грохотала как пушка и выдавала его яркой вспышкой пламени из ствола во время выстрела немецким наблюдателям с потрохами: немцы тотчас открывали по нему минометный огонь.
Случилось так, что зимой Ваня жил в одном блиндаже с разведчиками. Его слова случайно услышал командир группы разведки капитан Назаров. Взял на заметку, выбрал момент и, оставшись наедине, долго говорил с Ваней о северном способе добычи гусей. Понятно, что на дичь капитан охотиться не собирался. Его интересовал бесшумный выстрел, который можно было применять при ликвидации охраны на немецких объектах. Разведгруппа несла ощутимые потери при «съемке часовых». Не так легко тихо подкрасться и одним ударом ножа убить человека, который все слышит, видит и чувствует. Бесшумно нейтрализовать охрану – половина успеха в любой операции. Так считал капитан Назаров и принимал все доступные методы, которые могли помочь разведчикам.
Способ Ивана было решено проверить в деле. По спецзаказу из Тулы доставили охотничью, облегченную малокалиберную винтовку с установленным на ней четырехкратным оптическим прицелом. Ваня пристреливал ее сам. Добившись высокой точности (на сто тридцать метров попадал в ложку), он без труда изготовил торбу. Бересты не было, пришлось применить фанеру. Мох нашли на соседнем болоте.
Эффект бесшумного выстрела удивил любого, кто был заинтересован в благополучном исходе разведывательных операций. Капитан Назаров подал в штаб фронта рапорт о переводе Ивана Мельникова в разведгруппу. Через три дня, после недолгой подготовки Ваня первый раз пересек линию фронта. Разведгруппе надо было взять «языка» с передовой немецких укреплений.
Операция прошла успешно. Совмещая ракетницы противника со своими выстрелами, Ваня уничтожил трех фашистов, освободив товарищам дорогу к вражескому блиндажу. Те взяли в плен двух ефрейторов и одного лейтенанта. Их показания были ценными: через два дня вермахтом планировалось внезапное наступление, к которому советские солдаты успели подготовиться и достойно встретить противника. Группу разведчиков наградили медалями «За боевые заслуги».
Позже были другие «вылазки». За полгода службы в разведке Ваня переходил через линию фронта восемнадцать раз. Не каждая операция была успешной. Вначале лета группа попала под вражеский обстрел. Из семи человек погибли пятеро. Из «старых» – Назаров и Ваня остались вдвоем. Группа пополнилась новыми солдатами, в основном из сибиряков-охотников.
Операция по захвату «ходока» у Вани – девятнадцатая. Каждая «вылазка» за линию фронта была под строгим контролем управления контрразведки: вдруг кто-то из разведчиков предал Родину и стал шпионом? После возвращения группы из-за линии фронта, «особисты» проводили с каждым обязательную беседу, пытаясь выявить разногласия в действиях. От этого зависела сплоченность разведчиков и успех в дальнейших операциях. В первые годы войны из-за предательства одного человека погибала вся группа. Счет не вернувшимся из-за лини фронта разведгруппам исчислялся сотнями.
…В седом тумане проявились тонкие нити оптического прицела. Смертоносный крестик остановился под пилоткой немецкого солдата. Палец на спусковом крючке винтовки: пора стрелять! Но Ваня ждет еще несколько мгновений. Часовому за углом дома необходимо сделать еще несколько шагов, отойти подальше, а в пригоне должен закричать петух. Под его голос он должен выстрелить. Мысленный отсчет в голове Ивана отмеряет необходимые границы времени: раз, два, три… пять.
– Ак-ка-ка-ри-хку!.. – захрипел в стайке старый топтун.
Издав непонятное хрюканье, немецкий солдат бревном упал в картофельную ботву. «Ых, черт… слишком громко завалился, – досадуя на шум, осторожно передергивая затвор и досылая в патронник патрон, подумал Ваня. – Сейчас тот подскочит».
Второй часовой не заставил себя долго ждать. Услышав падение своего товарища, он поспешил назад, выглянул из-за угла дома, негромко спросил:
– Курт?.. Вас из я-я-я…
– И ты тоже, – выкидывая из патронника стреляную гильзу, хладнокровно прошептал Ваня.
После второго выстрела разведчики напряженно ждали: выбегут немцы или нет? Во дворе несколько раз глухо взбрехнула собака. В стайке опять закряхтел петух. В пригоне тяжело вздохнула корова. Слышно, как она поднялась на задних ногах, переступила ногами, зажурчала накопившейся за ночь мочой. Убедившись, что все спокойно, загремев цепью, залезла в будку собака. Старый топтун еще раз проскрипел чахлую песню и умолк. Наступила тишина. В доме все спали. Никто не услышал, как Иван снял охрану.
К нему бесшумно подползли товарищи. Убрать часовых – половина дела. Теперь надо осторожно проникнуть в дом. Все роли разведчики давно продумали и распределили между собой. Ваня и Костя Яковлев должны контролировать отходы в лес на случай провала операции. Остальные в немецкой форме пойдут с двух сторон дома. В случае провала, если немцы полезут из окон, их надо будет встретить выстрелами, стараясь захватить старшего офицера и «ходока».
На дороге за домом стоят грузовая машина и самоходка на гусеницах. В кузове машины – около десяти автоматчиков. В самоходке – водитель и пулеметчик. Все спят. В доме должно быть еще пять или шесть фрицев. Один из них – «ходок». Среди немцев в избе один офицер старшего состава, возможно – подполковник, кому «ходок» передает сведения. Если немцы услышат разведчиков и сыграют тревогу, операция будет сорвана. В километре отсюда стоит мотострелковый полк СС, где имеется своя охрана с натасканными на поиск людей овчарками. Выстрела одной ракетницы будет достаточно, чтобы через десять минут по следам разведчиков бросились сотни ищеек с собаками.
Близость мотострелкового полка породила у немцев беспечность. Кто сунется в пасть зверя, у которого острые клыки? Они считали, что для охраны полковника хватит дворового пса и двух часовых. А остальным можно хорошо выспаться. Так было не раз.
Назаров с двумя бойцами пошли с правой стороны дома. Старшина Головин со своими помощниками исчезли за углом слева. Потянулись томительные минуты ожидания.
Ваня смотрит за окнами дома, слушает, что происходит там. Ждет, что сейчас должна залаять собака. Потом, возможно, будет автоматная очередь. За этим последует перестрелка, из окон дома будут выпрыгивать немцы, и ему придется стрелять. Но цепной пес молчит, и в доме нет никаких движений. Все также за занавеской равномерно горит керосиновая лампа. Немцы спят. А это значит, что пока все идет нормально.
В конюшне заходил конь, звякнула металлическая пряжка. Ваня удивленно повернул голову, пытаясь понять, что там происходит. В такой час лошади должны лежать. Да и уздечка… неужели коня оставили на ночь под седлом?! Едва слышно скрипнула дверь, мелькнула серая тень. Сомнений не было: там человек! В голове мелькнула страшная догадка.
Конюшня находится справа от Вани. До нее около сорока шагов. Костя Яковлев – по левую руку. Он не слышит посторонних звуков, так как все его внимание направлено на угол дома, машину и самоходку. Давая о себе знать, Ваня щелкнул пальцами, знаками руки показал на конюшню: «Опасность! Я передвигаюсь туда, ты контролируй окна». Костя согласно кивнул головой: «Понял! Действуй».
Стараясь не издавать лишних звуков, Ваня быстро пополз к хозяйственным постройкам. В сознании стонут мысли упрека: «Ах ты, черт! Да как же так… недосмотрел… только бы успеть!» Он понял, что их планы раскусили немцы. Вероятно, на сеновале был еще один наблюдательный пост, о котором они не знали. Часовой увидел разведчиков и теперь старается предупредить нападение.
Но почему он не стреляет?..
Странная и непонятная мысль, как старое, ржавое ведро: дырку не видно, но вода сочится. По всем законам караульной службы часовой должен открыть по нападающим огонь, выстрелить из ракетницы в воздух, освещая окрестность.
Ваня благополучно дополз до сеновала, встал на ноги, замер, прислушиваясь. В пригоне по деревянному полу глухо топают копыта. Лошади. Их несколько. Кто-то выводит коней на улицу с другой стороны сеновала. Вероятно, там есть еще одна дверь. Надо торопиться.
Скрываясь в тени хозяйственных строений, он пошел вдоль стены. Пригон для скота длинный. Здесь под одной крышей хозяин держит корову и лошадей. Над пригоном – огромный сеновал. За углом пригона находятся грядки. Вчера Ваня видел, как сердобольная хозяйка ходила сюда за луком и морковкой. За грядками – плотный, высокий забор. За забором – густые заросли ивы. Ваня с трудом, стараясь не шуметь, перелез через забор, какое-то время слушал окружающий мир. В десяти шагах, под оврагом, журчит небольшая речка, заглушает все звуки. Говорливая речь воды кстати, можно осторожно продвигаться вперед.
Впереди, у стены, маячит неясная тень. Ваня осторожно продвинулся вперед: спиной к нему стоит мужик, привязывает к седлу вьюки. Лошадь привязана к кустам за уздечку. Увидев Ивана, конь испуганно выпучил глаза, дернулся. Мужик поймал его за уздечку, погладил по шее, посмотрел за спину, повернулся. Готовый выстрелить, Ваня прицелился в него из винтовки.
Посмотрев на него, мужик, кажется, не удивился. Он вел себя спокойно, не делая лишних движений. Ваня сделал знак рукой: тот поднял руки, повернулся спиной, положил ладони на круп лошади. Не теряя времени, Иван быстро подошел к нему, коротко замахнувшись, ударил по затылку прикладом. Мужик осел под ноги коня. Ваня достал сыромятные ремни, перевязал бессознательному пленнику руки и ноги, затолкал в рот тряпку.
Из распахнутой настежь двери на Ваню смотрит еще один конь. На нем уздечка, понятно, что лошади были готовы к передвижению. Немцев нет, иначе бы давно начали стрелять. Ваня вывел второго коня на улицу, привязал рядом.
Вдруг во дворе залаяла собака: яростно, напористо. Ее злобный голос предупреждал хозяев о появлении посторонних людей, а Ване не предвещал ничего хорошего. К собачьему лаю добавились голоса немецких солдат, раздалась автоматная очередь, к ней добавилась другая, третья. В небо взмыла красная ракета: началось!
Ваня побежал назад в огород, перескочил через забор, выглянул из-за угла конюшни. В мутной полосе утреннего тумана по картошке метались неясные силуэты людей. Выстрелы и крики слышалась повсюду: из огорода, за домом. Не ожидавшие появления русских солдат, немцы вели огонь во всех направлениях. Несколько «птичек» свистнуло над головой Вани. Две пули ударились в стену конюшни.
Ваня спрятался за угол, соображая, как незаметно перебежать к своим. Пока он высматривал место перебежки, из-за угла выскочил Костя Яковлев:
– Вот ты где!.. Отходим: Назаров приказал уходить к Хромому перевалу.
– Что там случилось?
– Не знаю. Сам в картошке сидел. Видать, кто-то не вовремя проснулся.
– Прыгай через забор! Там кони… – потянул Ваня за собой Костю, и с разбегу перескочил через преграду. Костя – за ним.
Они подбежали к лошадям.
– Когда успел? – удивился Костя.
– Потом… – отмахнулся тот.
– Этого куда? – Костя ткнул мужика стволом автомата, потянулся за ножом. – В расход?!
– С собой возьмем. Может, знает что… Пригодится.
Они легко закинули языка на спину коня, проворно заскочили на лошадей сами. Костя сел на передового мерина, с седлом и вьюками. Ване досталась кобыла без седла, с мужиком, лежавшим поперек спины. Им стоило поискать седло в пригоне, но времени не было. Захваченные врасплох немцы устроили канонаду, от которой закладывало в ушах. К автоматам присоединился пулемет. То и дело, теряясь в тумане, в воздух взлетали ракеты.
Ваня и Костя слушали выстрелы. Стреляли только немцы. Разведчики молчали. Значит, товарищи успели отступить на безопасное расстояние.
Тронув уздечки, парни поехали к речке. Узкая дорожка от конюшни к реке среди зарослей кустарников была недолгой. Сюда хозяин заимки гонял на водопой домашних животных. Скрытая от посторонних глаз тропинка была идеальной для безопасного передвижения к дому и обратно. Ваня мысленно укорил себя за то, что раньше не проверил все подходы к усадьбе.
Спустившись в воду, они направили коней вверх по речке. Им надо было как можно быстрее уйти в лес от возможной погони и скрыть следы от собак. Времени на отступление мало. Скоро сюда нагрянут немцы с овчарками.
На ходу, соображая как быть дальше, парни больше знаками рук и пальцев определились с дальнейшей дорогой. Разведгруппа разбилась на две части. По предварительному плану, разработанному перед операцией, все разрозненные группы должны двигаться к Хромому перевалу, чтобы там соединиться. В случае провала, преследуемый отряд должен уходить в Коровье болото, там отсидеться и только потом уходить к месту встречи. Костя и Ваня отбились от своих, и теперь должны идти к Хромому перевалу, до которого было около тридцати километров.
Хаос выстрелов за спиной прекратился так же внезапно, как и начался. Немцы пришли в себя от наглого налета русских и теперь, вероятно, ждали скорой помощи, чтобы броситься в погоню. Ване и Косте можно было свернуть направо, выйти из реки, найти след товарищей и помочь им лошадьми. Но по Коровьему болоту на коне далеко не уедешь.
Пленный мужик, ехавший с Ваней на спине, скоро пришел в себя, замычал, стал махать руками. Парни остановились. Прежде чем вытащить тряпку изо рта, Ваня спросил его:
– Русский?!
– …а… – закрывая глаза промычал тот.
– Орать будешь?
Тот замахал головой из стороны в сторону: «Нет!» Ваня выдернул тряпку, тот часто задышал, набирая в легкие воздух, попросил:
– Спустите на землю, Христа ради!..
Ваня придержал его за шиворот, помог спуститься в воду. Мужик, как есть присел на ногах, долго собирался с силами. Наконец-то выправившись, поднялся, склонив голову, сухо проговорил:
– Едва не задохся, пока поперек ехал. Пуля у меня там, в легких… воздуха не хватает.
Ваня и Костя переглянулись друг с другом. Что-то показалось им странным в поведении пленного. Движения? Нет. Манеры? Тоже мимо. Речь?.. Да! Разговор. Его голос напоминал Косте и Ване далекое, родное, никогда не забываемое. В его словах не было замазанных слогов «гх», плавных напевов типа «що» или «мово», как говорят украинцы или белорусы. Мужик чисто выговаривал слова добавляя «ну», «што» или «мобуть». Так, как говорил он, разговаривают люди, проживавшие за Каменным поясом, у кого за сотни лет общения выработалась своя, неповторимая разговорная речь.
– Ты что, дядя… из сибиряков, что ль? – осторожно спросил его Ваня.
– Врать не буду, из Сибири я… – поднимая усталые глаза, ответил пленник.