Тих и спокоен июньский, теплый вечер. Сочные восприятия подступающей ночи, что волнующая свежесть невесты на выданье. Неповторимое дыхание тайги несет стойкий, головокружительный навет. Ароматы и запахи волнуют сознание тонизирующей негой. Прохладный ветер с белков несет постоянное восприятие простора. Шум реки ласкает слух колыбелью возрождения. Темно-зеленые цвета тайги, черные пики гор на фоне чистого, синего неба определяют взгляду чувство таинственного полета. Бесконечная россыпь мерцающих звезд сопоставляет необъяснимую принадлежность к существующему миру: кто мы, откуда? Данное ощущение как машина времени. Кажется человеку, что все это было с ним давно, сотни, тысячи лет назад. Когда вот так же он сидел у жаркого костра в окружении своих соплеменников на этой поляне, на берегу таежной реки. Вокруг возвышались эти самые горы, точно так же шумела вода, над головой простирался искристый, Млечный Путь, а в отсветах матового пламени плясали пугающие тени лесных духов. Было в этом что-то таинственное, дикое, непонятное, удивительное, как старая сказка или легенда, рассказанная из уст представителя истории. И как в эту минуту не поверить в злых и добрых духов; зверей, разговаривающих человеческим голосом; воодушевленные камни, растения, воду, воздух и огонь. Как невозможно принять то, как велико и бесконечно время, в котором человек и его годы – всего лишь блеснувшая искорка в постоянстве Вечности.

В такие минуты легко ощутить прикосновение неизвестности, понять смысл бытия, загореться тайной неизведанного, поверить в потусторонние силы, оказаться под впечатлением необычных, непонятных обстоятельств. Возможно, в такое время, вечером, у костра, с начала появления речи у людей зародилась вера, а боль и страх перед существом необъяснимых сил вызвали преклонение перед существующим Всевышним. В разное время и в разных местах зарождалась разная религия. Однако всегда и везде у разных народов творилась вера в Единого Бога. Просто он назывался по-разному.

Сидят у костра люди двух родов. Первые из них русские, Погорельцевы. Вторые, тофалары, кости (рода) Чогду, семья Баканаевых. Каждый год, в одно и то же время, по приглашению Баканаевы приезжают в гости к Погорельцевым на праздник Святой Троицы. Вот где шум и веселье! Погорельцевы не скупятся на угощение. Баканаевы, в свою очередь, раздают подарки тайги хозяевам староверческой заимки: «Не скупись, душа и сердце! В клетке нет для птицы дверцы! Ведь на праздник будет жарко! Дед, налей хмельную чарку!»

Эту песню поет деду Луке тофалар Оюн. Где он услышал эти стихи? Неизвестно. Может, сам сочинил, или кто подсказал. Только эффект остается неповторим: дед Лука тотчас качает головой Софье. Та скоро наливает мужчинам по кружкам медовуху. Те в меру выпивают содержимое и продолжают степенный, обстоятельный разговор о жизни.

Женщины сидят по другую сторону стола. У них свои мысли. Насытившись разным угощением, дети играют неподалеку на поляне. Звонким смехом, шумом, гамом наполнен угрюмый лес. Восемь проворных ребятишек, мальчиков и девочек, русских и тофов заполняют окружающий мир идиллией продолжения жизни. Восемь лет прожито не зря! Так случилось, у русских и тофов по четыре ребенка: пополам. В тот памятный год, когда у Оюна Баканаева ограбили лабаз с соболями, он сосватал сыну Тулюшу Сыяну, дочь бедного охотника Табаргаева. С тех пор Сыяна родила Тулюшу четверых детей, двух мальчиков и двух девочек, последняя еще просила у молодой матери грудь. У Погорельцевых тоже четверо потомков, также двое мальчиков и две девочки.

Пока днем взрослые правят бал, дети дружно играют отдельно, не мешая и не навязывая внимание к себе. Но когда наступает вечер, наступают сумерки и родители разводят большой костер, малыши собираются вокруг, ожидая, когда кто-то из них начнет рассказывать сказку. Главным сказителем является Оюн. Никто из взрослых не может так живо и свободно преподнести животрепещущий мир тайги и животных, как он. Вот Оюн начинает говорить про кедр, показывать руками, как гнутся на ветру его ветки, качается пышная макушка и скрипят корни. Следующая сказка о быстром зайце. Вот уже малым потеха, как старый Оюн, приседая и подпрыгивая по поляне навеселе, падает в обе стороны. А ну, как начнет искусный сказитель ведать о злых, серых медведях да духах тайги, тут и взрослым становится страшно от волнительных, глубоких слов Оюна. Вот тогда наступает то самое время, когда в темноте, наблюдая тени пляшущих кедров, малые озираются по сторонам, а взрослые задумываются о своем назначении в этой жизни.

Сегодня Оюн добр больше обычного. Возможно, этому способствует старое, доброе отношение желанной встречи с дорогими сердцу людьми Погорельцевыми. Или детвора, лаская и тиская его со всех сторон, говорит, какой он хороший. А может, секрет заключается в таинственном настое золотистого напитка, который предлагает Оюну хитрый дед Лука.

Оюн не против угощения. Он благодарно принимает из рук хозяина староверческой заимки медовую купель, пьет с дедом Лукой из одной посуды, целуется, плачет от радости. А потом поет свою любимую песню о том, как прекрасна тайга весной, как девушка в молодости; как ему хорошо ехать на олене по Саянским перевалам; почему стоят горы, и прочие картины кочевой, промысловой жизни. В песнях Оюна нет склада и стихосложения, в куплетах нет рифмы, слова просты и примитивны, как сама душа честного, справедливого человека тайги. Однако в голосе Оюна выражен уклад жизни кочевого охотника, радость, боль, надежда, открытость, простота щедрость, незлопамятность. В них выказано то, что заложено в сознании, открытом сердце. Душа Оюна легковосприимчива, как у ребенка. Его легко обмануть, но тяжело обидеть. Тоф простит обман, но обиду никогда.

Дедушка Лука сегодня в «ударе»: к нему приехал самый лучший друг Оюн! Он пьет с ним из одной кружки, ест из чашки, грызет один и тот же вяленый кусок марала и принимает из рук тофа сладкий балык тайменя. Мария Яковлевна, Софья и Таня крестятся: свят-свят! Завтра утром, очнувшись, дед Лука сам будет плеваться, замаливать грехи свои, что так безбожно вел себя в общении с пришлыми людьми. Однако сейчас дедушке Луке все нипочем, вошел в образ, грозит женщинам кулаком и ругается нехорошими словами. Фома Лукич смотрит на отца хмуро, но делать нечего, сдерживается: нельзя детям перечить своим родителям!

Наконец-то пришло самое время. Дети гурьбой, как дрозды на рябину, наскочили на хмельного Оюна:

– Расскажи сказку!

Оюн смеется и плачет от счастья! Он любит ребятишек, всех их считает своими. А под влиянием чудесного напитка это чувство имеет троекратную силу.

– Какую сказку говорить? – едва удерживаясь на пятой точке опоры, спрашивает Оюн, протягивая руку за трубочкой.

– Про братьев-медведей! – наперебой кричат малые и тут же усаживаются подле, ожидая священнодействия.

Наконец-то все готово. Оюн набил трубочку табаком, подкурил от костра, значимо поднял кверху палец, так, что даже взрослые умолкли, и начал свой рассказ:

– Не знаю когда, давно очень, жили три брата тофа! Других тофаларов в тайге тогда не было. Не было в тайге и медведей. Братья жили дружно. Однажды они поссорились друг с другом, и дальше уже жить вместе не могли. Тогда один из них ушел в лес и сделался медведем – Ашкиняк, зверь-мужчина. А два других брата ушли вверх по реке, под белки, стали жить там, ловить рыбу и промышлять зверя. От первого брата получился весь медвежий род, заселивший тайгу. Второй брат однажды выловил в озере большую рыбу, женился на ней, и от этого рода пошел весь тофаларский народ. Однако ссора между братьями продолжается и у их потомства. До сих пор медведи и тофалары находятся в ссоре друг с другом. Все же теперь и медведь тофалару немного брат. Но если медведь встретит в лесу тофалара, то кто-нибудь из них должен быть убит. Когда тофалар убьет медведя, то прячет его кости в дупло, чтобы другой медведь не нашел их и не стал мстить убийце…

Оюн доволен. Его рассказ произвел надлежащий эффект. Дети притихли, испуганно озираясь на темный лес: вдруг там, за деревьями, стоит Ашкиняк? На взрослых слова тофа подействовали по-разному. Однако никто не смел перебить охотника. У каждого из присутствующего есть свой эпизод встречи с хозяином тайги. И не каждый из них приятен.

Оюн на минуту замолчал, пригубил из кружечки, пыхнул табаком. Дети не заставили его долго отдыхать:

– Расскажи, как Ашкиняк в братьев камни бросал!

Довольно улыбаясь, Оюн качает головой, начинает новую легенду:

– Вот один раз захотели братья подняться на самую большую гору. Там, под самой вершиной, была большая пещера. Говорят, в ней жил сам Хозяин гор. Но не было еще такого человека, кто бы добрался до этой пещеры. Многие пробовали, но только доберутся до половины горы – налетает ветер, тучи появляются, сверкают молнии, хлещет дождь, град, потом валит снег. И еще Хозяин гор приказал Ашкиняку караулить вход в пещеру. Подошли братья к подножию горы, попрощались со своими друзьями, выломали себе палки покрепче, проверили ножи на поясах, полезли вверх. Отвесные скалы загородили им дорогу. У подножия белели кости тех, кто раньше ходил сюда. Для братьев скалы были игрушкой. Перемахнули они через них, пошли дальше. Только ветер срывает с них одежду, толкает в бездонные пропасти да слепит глаза. Забираются братья все выше и выше. Вот уже пройдена половина пути, над головой видно пещеру. Тогда налетел дождь. Он лил без перерыва, и каждая его струя была точно ствол кедра. Струи сбивали парней с ног, пенилась в камнях вода, но парни привязали себя ремнями к скалам, и тучи ничего не смогли сделать. Пришел туман. Братья легли на землю и поползли. Тогда Хозяин гор напустил на них снег. Он валил много дней, преграждая братьям дорогу. Но братья вырыли под снегом ход, и наконец-то пробрались в пещеру. Они увидели там все богатства Саян: драгоценные камни, золото, невиданные металлы. Братья взяли немного золота, побежали вниз, хотели рассказать людям. Хозяин гор на них разозлился, велел Ашкиняку бросать в братьев камни. Ашкиняк стал бросать камни вниз. Они разбудили снег, много снега! За братьями побежала большая лавина. Она сметала все на своем пути, хватала на своем пути большие камни и катила их вниз. Два больших камня догнали братьев и задавили их сверху. С тех пор в Саянах, под горой Хайбыты, лежат два больших камня. Их зовут братьями. Никогда братья не смогут выбраться из-под камней. Так приказал Хозяин гор, потому что нельзя показывать богатства Саян людям. Богатство и золото делает людей злыми. Пусть люди всегда будут добрыми и дружными!..

Договорил Оюн, внимательно посмотрел на окружающих: кто как отреагирует? Дети наперебой просят рассказать следующую легенду. Мужчины между делом подливают в берестяные кружки золотой настой, предлагая рассказчику присоединиться к ним. Женщины потихоньку заговорили о своих проблемах. И только Софья, будто простреленная молнией, прикрывая платком половину лица, смотрит в землю. Ее мысли наполнены эйфорией познания: неужели?! Сердце женщины работает под неожиданным всплеском адреналина: не может быть!.. Сознание отказывается верить: почему не догадалась сама раньше… все так просто!

Поводом для неожиданного восприятия послужили последние слова Оюна из легенды: «Ашкиняк стал бросать камни вниз. Они разбудили снег, много снега! За братьями побежала большая лавина…, два больших камня догнали братьев и задавили их сверху!.. Никогда братья не могут выбраться из-под них… так приказал Хозяин гор, потому что нельзя показывать богатства Саян людям!..» В этой простой, самобытной, по-дикому примитивной легенде Софья услышала, увидела смысл Великой тайны, которую люди не могут и не должны знать вот уже двести лет. Тайна исчезновения золотой буддийской статуи Бога Тотан! Это было невероятно, но реально. Не ведая того, Оюн подсказал Софье, где лежит золотая статуя. Однако Софья благодаря своему скрытному, тихому характеру не торопилась кричать об этом на весь мир.

Наступила ночь. Женщины окликнули детей на отдых. Сыяна увела своих в чум. Погорельцевы, бабушка Мария Яковлевна, Софья и Таня позвали своих чад в дом. Последние, уставшие от беготни и суеты, просят бабушку Марию Яковлевну рассказать свою, русскую сказку, но время берет свое. Таня ведет малышей к себе в комнаты. Софья бережно берет сына за ручку и тянет в свою половину:

– Пойдем, сынок, отдыхать!..

Гришатка, усиленно потирая кулачками глаза, сонно бредет за матерью, ждет, когда она снимет с него верхнюю одежду, положит под теплое, пуховое одеяло.

– Маманя, а папка мой был храбрый охотник?

– Да, сынок! Твой отец был самый бесстрашный человек в Саянах!

– Он не боялся Ашкиняка?

– Нет, он не боялся медведя.

– Он не боялся ходить в тайгу один?

– Нет, он всегда ходил в лес один.

– Я тоже, когда вырасту… не буду медведя бояться! – зевая, закрывая глаза, говорит Гришатка.

– Ты у меня будешь самый смелый человек в лесу! – улыбаясь, Софья нежно целует сына в лоб.

– Как папка?

– Да. Как папка!

Мальчик тут же засыпает. Софья проворно обращается к образам, читает Вечернюю молитву, крестится сама и крестит сына. Потом осторожно ложится с Гришаткой рядом, бережно обнимает его и глубоко вздыхает. Софья счастлива!