На перевале, на краю небольшого горного озерка, Гришка остановил своего коня, опустил повод. Егор догнал его, встал рядом, спешился, давая своему мерину передохнуть.

– Вот он и есть Перевал бабьих слез, – качнул головой Гришка, указывая на хаотическое нагромождение скал вокруг.

– Да уж, угрюмое место, – заметил Егор, оглядываясь вокруг.

– Это точно, красоты мало… все какие-то страшилки, не как в других местах.

Они какое-то время рассматривали серый, хмурый пейзаж. Горная, скалистая страна, неприступная и тяжело проходимая с двух сторон, разрывалась небольшой, продолговатой седловиной. Овальная чаша с небольшим озерком посередине предавала перевалу серые краски отчуждения. Черная, безжизненная вода навевала неприятное давление. Нагромождение курумов по берегам озера в некоторых местах разрывалось мягкими полянками с вялой травой, но это не давало взгляду облегчения. Тяжелый, прохладный ветер пронизывал тело. Григорию и Егору хотелось как можно быстрее уйти отсюда прочь, спуститься вниз, в долину, где было светло и праздно от вольного лета.

– Смотри, лошади воду из озера не пьют! – удивился Егор.

– Где же тут пить, коли вода прогоркла, – ответил на замечание Гришка.

Егор наклонился, захватил воду из озера ладошкой, поднес ко рту, попробовал, тут же выплюнул. Вода имела отвратительный, кисло-гнойный запах, будто в озере разложился труп умершего животного.

– Источник из-под земли где-то бьет… мне изыскатели говорили, что бывает, если горы молодые, а вулканы не потухли до конца. На поверхность сера и водород выходят, вот и травят воду, – пояснил Григорий, поворачивая своего коня. – Вниз поехали, под гору, там, у ключика чай пить будем.

Они тронули лошадей вперед, объезжая озеро по хорошей, набитой сотнями ног тропе. В густой грязи печатались старые и свежие копыта сохатых, оленей, маралов; большие и мелкие медвежьи лапы; продолговатые следы росомахи и тоненькие, размером с большой палец человека, копытца кабарожки. В одном месте Гришка приостановил коня, показал на большой след кошки: «Ирбис… снежный барс! Редкий зверь…» А перед самым выходом к спуску, по краю грязи теснился размытый дождями отпечаток человеческих ног.

– Скорее всего, тофалары, – заключил Гришка и стал пояснять: – Следы маленькие, в кожаных чунях… идут оттуда, из-под горы. Вероятно, человек в гору шел пешком, оленя в поводу вел, а здесь вот, сел на него и поехал… видишь? Копыта стали больше проваливаться. Да он не один был… двое… на двух оленях!

– Куда это они поехали? – поинтересовался Егор.

– А кто же их знает! – развел руками Гришка. – Тофы – народ непредсказуемый, скрытный. Сегодня туда едут, завтра обратно. Куда ветер дует, туда и двигаются. Тайга для тофа – дом родной! А какая разница, в каком углу дома ночевать? Им все одно, что тут, что там… чум на глазах выставят, костер внутри разведут и спят себе, пока дождь или снег пройдет. Как погода встала, быстро соберут манатки, и опять едут. Эти… – Гришка показал на следы, – недавно проехали, может, дня четыре назад, – и пояснил: – Большой дождь четыре дня назад кончился. Если бы раньше или в дождь прошли, следы размочалило, ничего не осталось. А так, поди ж ты, хорошие ступни, на солнце подсохли… вероятно, утром поднялись сюда, после восхода солнца… земля задубела, а роса не смогла растворить.

Через некоторое расстояние, на взлобке, тропа изломилась, круто пошла вниз, вправо. Каменистые осыпи, курумы и пустой глинозем заменила редкая растительность, кустарники, стланик, низкорослые, карликовые березки. Еще ниже, на границе альпийских лугов и тайги, на определенной высоте стоял одинокий, приземистый кедр. Заметив его, издали, Егор удивился необычной, цветной окраске ветвей. Григорий тут же пояснил:

– Пайдаба. Святое дерево!.. Все, кто мимо проходит, что-то оставляет. Кыргызы верят, что если задобрить духов, будет удача!

Охотники подъехали ближе. Пестрая окраска ветвей кедра было нечто иное, как разноцветные тряпочки, привязанные к сучкам тут и там. Старые и новые, растрепанные на ветру, яркие и наполовину сгнившие, из разного материала, они придавали дереву несравненный вид, как будто дети готовились к Новому году, разодели елку в ленты, но еще забыли повесить игрушки. Впрочем, игрушки были уложены под деревом. На нижних сучках кедра, придавленные камнями лежали наполовину истлевшие шкурки соболей, белок, была даже одна старая, скоробленная, облезлая росомаха. Тут же рядом лежали старые рога сохатого, две пары маральих пантов, задубевшая шкура медведя и еще какие-то непонятные, подверженные времени охотничьи трофеи.

– Интересный факт, заметь! – продолжил Григорий. – Что положишь под это дерево, ни одна тварь не возьмет! Много раз был здесь, все, как есть, так и висит и лежит! А ведь рядом зверовая тропа. Медведь по ней ходит, росомаха… никто ничто не трогает! Вдругорядь возьми: в тайге к лету ни одних рогов зверем сброшенных не найдешь, все мыши источат, или зверь погрызет. А тут… вон, смотри, какие рожищи – по тринадцать отростков! Сколько лет тут прохожу, еще с тятей бывали, а они все лежат.

– Может, кыргызы какую тайну знают, запах отбивают? – предположил Егор.

– Любой запах со временем выветривается, здесь, на ветреном месте, быстрее во много раз! Нет, тут дело в другом… – спешиваясь с коня, покачал головой Гришка. – Вот, смотри: будто граница перед деревом. Тут следы медвежьи есть, вот подошел, остановился, а дальше шагу не мог ступить, повернулся и ушел.

Егор подъехал ближе, стал рассматривать следы. Действительно, на определенном расстоянии следы любого зверя будто находили преграду, за несколько метров сворачивали в сторону или пятились, и это вызывало удивление.

– А теперь еще интереснее, – нахмурил брови Гришка и приказал: – Давай, подъезжай к дереву на коне!

Егор тронул Рубина вперед, но тот закрутил головой, захрипел, стал топтаться на месте, отказываясь сделать шаг.

– Ну, Рубин! Шагай, говорю! – подбивая бока ногами, повторил Егор, но мерин продолжал крутиться, присел на задок, хотел встать в дыбы и едва не сбросил своего хозяина на землю.

– Не мучай животное, – покачал головой Гришка, – все одно не пойдет! Даже если за повод потянешь за собой, ничего не получится. Его можно только силой затащить… или мертвого.

– Ну и дела! – прыгая на землю со спины Рубина, почесал затылок Егор.

– Вот и я тоже говорю, дела! – подтвердил Гришка. – Мне еще об этом тятя говорил… вот так же когда-то подвел к дереву, стал рассказывать: «Гляди, сынок: человек может в круг зайти, а собака нет!» «Почему?» – спрашиваю. «А потому, что человек оставит вещь Духам да помолится. А собака ничего не оставит, знать, ей под деревом делать нечего!» Так, видно, Духи Гор велели! – и уже шуткой: – Самый надежный лабаз: продукты можно смело оставлять, никто не возьмет и не съест!

– Так почему же никто не оставляет запас?!

– Так отсюда назад уже ничего не возьмешь! Нельзя брать от святого дерева то, что оставил, это уже не твое, – сурово посмотрел Гришка и недвусмысленно показал на небо и вокруг: – а их! А если у них что украдешь, горе тебе большое будет!..

– Ты в это веришь?!

– А как же!..

– Но ведь мы же с тобой православные!.. Здесь Духи, у нас – Бог!..

– Какая разница? Я думаю так: Бог один, да просто у разных народов называется по-разному. Вот, к примеру, четыре дня назад тофалары проехали, останавливались: видишь, тряпочки свежие? Они здесь по своему Богу молились, как вера подсказывает, как от предков идет. Мы вот с тобой тоже тряпочки повяжем, помолимся, посидим… староверы придут, тоже дань верности поднесут. А Он, – Гришка опять посмотрел на небо, перекрестился, – нас всех услышит, и воздаст по заслугам!.. Это, как Святое причастие, здесь, на перевале, у Святого дерева в грехах покаяться – лучше, чем в церкви! Люди сюда специально за сотни верст едут и идут! Святое дерево на Перевале бабьих слез – знаменитое место! Любой кыргыз сюда хоть раз в жизни попасть обязан!

– А русский?!

– Русский?.. Так не каждый про это место знает, только мы, охотники. Да и русские тяжелы на подъем: далеко, тайга, горы… пешком не пойдет, коня дай! Русский по породе мужик ленивый, быстрее в церковь сбегать, батюшке червонец сунуть, да и дело с концом. А чтобы сюда прийти, подумать над своими грехами, недосуг! А я так думаю: сюда идешь в грехах каяться, о грехе своем думаешь. Пришел, отмолил, простит не простит, это дело другое. Зато здесь с чистой душей, по-настоящему о грехе думаешь! И назад идешь, тоже думаешь. Надолго процесс запоминается, потом, прежде чем согрешить, вспомнишь, подумаешь, сделать или нет. А в церкви что? Зашел – вышел, наутро забыл, в чем каялся. И опять по новой заповеди нарушаешь.

Егор посмотрел на товарища с интересом: первый раз такое вероисповедание слышит. И что удивительно, не согласиться с Григорием нельзя, он зрит в корень! Хоть своя у него правда, не каждому понять, но опирается Гришка на опыт вольного народа. А малые народы Сибири, хоть и далеко отсталые от цивилизации, далеко не глупые люди во всех отношениях.

Подошли мужики ближе, Гришка первый на колени встал, по волосам ладонью провел, указал Егору место рядом:

– Если хочешь причаститься – вставай рядом!

– Так кому молиться-то? Ни образа, ни иконы…

– А вот на дерево и молись! Думай о своем, и Бог тебя услышит!

Встал Егор рядом, так же склонил голову, вместе с Гришкой стал читать «Отче наш». В один голос заговорили мужики, но какой эффект произошел в душах охотников! Кажется обоим, что весь мир замер вокруг, ветер перестал шалить, горы притихли, тайга насторожилась! Их сознание сковал непонятный страх, в какой-то момент показалось, что сердце останавливается. Однако все это было недолго. Очень быстро все стабилизировалось. На чистые, открытые, идущие от души мысли снизошла благодать, телу стало легко и свободно, душа стала легкой и светлой, а по жилам, в крови пробежал такой сгусток адреналина, что каждому показалось, оба очутились в славной юности, полные сил и энергии!

Сколько продолжалась молитва, никто не знает. А только кончилось все полным удовлетворением. Егор и Григорий встали разом, еще раз перекрестились на все четыре стороны света, поклонились кедру, подвязали по цветной тряпочке, у кого что было, опять перекрестились, поклонились и пошли.

Через какое-то расстояние, наконец-то собравшись с мыслями, Егор задумчиво заметил:

– Да уж, такого в церкви не испытаешь!

– А то! И я говорю, – подтвердил Гришка. – Как побываю здесь, будто заново родился! Долгое время маралом бегаю, пока в поселке в гулянку не попаду. А где гулянка, там, сам знаешь, богохульство, разврат, да и прочие грехи. Утром проснешься, а сознание уже сюда тянет, быстрее бы на Перевал бабьих слез подняться… очиститься!..

От святого кедра тропа пошла круто вниз, будто с печки. Гришка с Егором боком спускаются, кони на задках плывут по гравию.

– Был бы снег, уехали вон туда, под обрыв… – заметил Гришка и предупредил: – Мерину своему разбег не давай! Покатится – не остановишь и тебя за собой потянет… кости не соберешь!

Вокруг визуальная картина изменилась. Горы на глазах выросли, горизонт приблизился, тайга позеленела, воздух посвежел. Снизу разом пахнуло жизнью, а не навязчивой черствостью, как это бывает на высоте. Огромные камни измельчали, языки длинных осыпей-курумов заменил редкий кустарник, а за ними низкорослые, кедровые колки. Постепенно склон перевала выправился, стал пологим. Идти стало легче.

На первом прилавке Гришка остановился, стал смотреть по сторонам, на высокие пики гольцов над головой, под обрыв с нижней стороны тропы. Егору тоже пришлось остановить шаг: на узкой тропе передового не обойти, узко.

– Что там? – спросил он, выглядывая из-за крупа лошади на товарища.

– Да вот, на камне рисунок выбит. Шагай ближе, посмотрим. Сколько раз хожу, постоянно останавливаюсь.

Егор как-то протиснулся между камнем и конем Гришки, к своему удивлению, увидел на плоской скале высеченные фигурки людей и животных. Во всю ширину плоскости тянулась человеческая цепочка: по краям всадники с плетками, между ними женщины, а посредине, лежа на спине лошади, во весь рост человеческая фигура.

– Эт-то еще что за художества?! – удивлению Егора не было предела.

– А вот, однако, и есть та самая сцена, когда монголы женщин в рабство гоняли…

– Наверно, много времени надо, чтобы выбить в камне такую оказию…

– Да уж, кыргызы на историю время не жалеют… – угрюмо подтвердил Гришка.

– Так это что, выходит, правда все?!

– Что, правда?!

– Ну, помнишь, когда у меня заседали перед Пасхой, я свой сон рассказывал. А Чигирька с дедом Мурзиным какую-то байку глаголили…

– А ты что, не поверил? – усмехнулся Гришка. – Все правда, мне об этом еще отец вот на этом самом месте эту легенду поведал, да все обстоятельно предположил… вот, видишь, – указал на два пика над головой, – голец высокий, шапка падает. Склон голый, ни одно деревце не растет… почему?

– Почему? – переспросил удивленно Егор.

– Да потому, что каждый год здесь снежная лавина сходит, и не раз! – многозначительно подняв ладонь, пояснил Гришка. – Я сам пробовал однажды, пришел вот так, ранней зимой, надо было мне через перевал уйти. Вон туда подошел, – показал рукой далеко вниз, к кедровой колке, – смотрю, карниз висит под макушкой, надуло так, смотреть страшно. Тошно мне стало, долго я стоял, насмелиться не мог… а потом все же решил подстраховаться, не пожалел патрон, выстрелил!

– И что?!

– Надо сказать, страшная картина! Карниз оторвался, лавина снежная пошла, будто гора поехала! Ох и напугался я тогда… хорошо, что далеко стоял, до меня закрайка не дошла метров двадцать, пылью обдало, засыпало, лыжи не мог выдернуть. А здесь, где мы стоим… ужас!.. Страшно смотреть! Тут, на это место, такая масса налепилась: толщина, может, метров двадцать, а то и больше! Нечем мне было замерять, да и незачем, и так все понятно. Вон туда, – Гришка показал пальцем под обрыв, – столько снега уехало – страх! Как лавина сошла, прошел я тогда по ней, как по земле, такой плотный слой, палкой не пробьешь… представляешь, что было бы, если здесь люди стояли?!

– Так они, наверно, тут и стояли…

– Кто? – не понял Гришка.

– Ну, бабы, которых в рабство гнали.

– Да, наверно… не зря сказка придумана. Да и не сказка это, а правда была… тут, наверно, сразу мгновенная смерть, все кто был, – посмотрел под обрыв, – вон туда улетели, а там всех снегом задавило…

Егор тоже посмотрел вниз – голова кружится. Высота – метров сто или больше. На дне ущелья, пробив в плотной массе снега дорогу, ручей гремит. Кое-где камни обозначились, протаяли от солнца: конец июня, а снег до конца так и не растаял. Если учесть, что сторона склона солнечная, сложно предположить, сколько лавин здесь сходит за зиму.

– Тот снег, наверно, только к концу лета растает, – показывая вниз, предположил Гришка.

– Не раньше, – поддержал его Егор.

– Перед тем как растает, так опять новый навалит. Здесь в конце августа первый снег падает. Вот и ищи ее!

– Кого? – удивился Егор.

– Ну, так статую ту, золотую, которую на коне везли…

– А… если она и была, ее, наверно, давно нашли.

– Да нет, в сказке говорится, что пропала баба, как сквозь землю провалилась. Монголы такое дело не оставили бы, весь снег перетопили, да чужими руками землю разгребли. Кыргызов в те времена здесь толпами гнали, так говорят…

– Может, поищем? – пошутил Егор. – Авось повезет!..

– Вряд ли… ты думаешь, один такой умный?!

– Это точно. Не сомневаюсь, что тут до нас тысячи человек побывали… искали…

Они постояли еще какое-то время, пошли дальше. Тропа выгнулась, выровнялась, пошла вдоль хребта. Гришка сел верхом, Егор последовал его примеру. Поехали быстрее, через луговые поля, вдоль кедровых колок, по закрайкам подгольцовых курумников, все ниже, спускаясь с гор в глубокую, но узкую долину.

На краю широкой, вытянутой вдоль гольца поляны Егор вдруг приостановил коня, удивленно посмотрел вокруг:

– Что за черт?! Кажется, я уже тут был…

– Чего? – не понял Гришка, повернувшись к нему боком.

– Место знакомое…

– Немудрено, вы с Сенькой Пономаревым в этих местах промышляли соболя зимой.

– Да это я понял, что в этих краях, вон горы знакомые, под тем белком стояли, – показал рукой вдаль, – там изба есть!

– Правильно, есть там зимовье братьев Сторожевых. Они дальше, на Абакумиху ушли, а Сенька тут сразу место занял, в их избушке поселился.

– Не про то я говорю… на этой поляне был я. Вот, голец рядом… колки кедровые, ключ сбоку. А вон, посредине луговой поляны, бугор. Только это все под снегом было, зимой… с кем я тут был? С Сенькой? Не помню… – рассуждая, показывал пальцем Егор и вдруг хлопнул себя по лбу ладонью, будто комар укусил: – Итишкин хвост!.. Дак… я ж это место во сне видел!..

– Как это во сне? – побелел лицом Гришка. – Однако врешь…

– Сам не знаю, что говорю, но точно помню, каждую мелочь! Вон там, в кедраче, ниже, есть незамерзающий родник!

– Ишь ты… и правду говоришь, есть там родник: зимой из-под земли парит, не схватывается.

– А вон там, на опушке, дерево поврежденное, медведь когтями кору драл! Поехали, проверим…

Поехали охотники, на лошадях быстро, недалеко, да интересно, правду ли Егор говорит. Выскочили быстрым шагом на границу леса, точно есть пихта, наполовину высохшая, звериными когтями порванная, медведь территорию метил. Постояли мужики рядом какое-то время, а Егор опять вспомнил:

– А вон там, под гольцом, есть скала. А в скале – ниша небольшая. В ней что-то лежит!..

– Ну, это ты, брат, хватил лишка… – испуганным голосом прошептал Гришка. – Что там может лежать?!

– Поехали, проверим, – позвал Егор и обогнал товарища, показывая дорогу.

Они пересекли альпийский луг, свернули за пригорок, объехали кедровую колку и остановились в нерешительности. Вот она, та самая скала, про которую говорит Егор. На небольшой высоте, в скале, черная дыра, углубление. Сверху и с боков не попасть никак. Залезть туда можно только снизу, но как?

Егор остановился в нерешительности: хочется посмотреть, что там, на площадке, да веревки нет. А Гришка смеется: «Вот те, пень-голова! А топор на что?»

Спешились оба, срубили невысокую пихту, вместе поднесли к скале, приставили сбоку. Гришка первый вызвался подняться. Егор поддержал дерево, чтобы не крутилось, товарищ белкой выскочил на край ниши, замолчал, некоторое время стоял на сучках, потом начал спускаться вниз.

– Что там? – глядя на холодное лицо товарища, спросил Егор, но тот молча указал глазами: «Лезь, сам все увидишь…»

Егора не надо заставлять, вскарабкался по сучьям наверх, подтянулся на сильных руках о край и тут же замер, подавленный увиденным.

Площадка была небольшая, зимний пригон у коровы больше. Нависшая сверху над площадкой каменная плита исключала попадание каких-то осадков и служила надежным убежищем от любопытного глаза. У наклонной стены, вытянувшись во весь рост, уложенные в один ряд, лежали пять покойников, или то, что от них осталось. Одетые в конические шлемы, легкие доспехи, при оружии – кривые клинки, луки, колчаны со стрелами и копья, – кости хорошо сохранились. Потемневшие от времени черепа пугали пустыми глазницами. Плоские, широкоскулые лица без труда подсказывали о происхождении воинов к народам Востока. В головах каждого стоял небольшой, средних размеров сосуд. Два из них развалились от времени, на камни вывалились какие-то потемневшие украшения. Тела покойников были обращены головами на юг, в сторону Перевала бабьих слез. Егор хотел задержаться еще, чтобы рассмотреть останки, но Гришка гаркнул на него снизу:

– Увидел?! Слазь!..

Егор послушно соскочил вниз. Гришка один схватил срубленную пихту, волоком утащил ее в густую тайгу, чтобы не привлекала внимания чужих глаз. Когда он вернулся, Егор молча смотрел на него, потом неуверенно спросил:

– Что это?!

– Это? Могила, – залезая верхом на своего коня, ответил тот и уже приказал: – Поехали быстрее отсюда! Нельзя нарушать покой усопших!..

Егор послушно последовал за товарищем. Очень скоро они спустились в лог, подальше от неприятного места. Григорий нашел место для обеда. Охотники остановились у ручья, развели костер, вскипятили чай, достали из котомок сухой паек: вяленое мясо, сухари да кусок меда в сотах.

– Однако с продуктами у нас… скучно. В лучшем случае до завтрашнего вечера хватит… – заметил Егор.

– А вот завтра на Погорельцевскую заимку выйдем, там спросим… в долг, – загадочно ответил Гришка, внимательно посматривая на товарища. – Я вот все кумекаю: откуда ты про все знаешь?!

– Про что? – не понял Егор.

– Ну, про родник, медвежью метку на дереве, про могилу?

– Сам не понимаю, откуда все в памяти появилось… говорю же, сон был, будто я по этим местам ходил. Потом бабы хоровод водили. А то, что с Семеном мы здесь не были, это точно!

– Это понятно. Кабы Семен тут побывал, на могиле уже горшков не было с монетами… – твердо качнул головой Гришка и вдруг вскинул брови: – ты, случаем, не провидец?!

– Как это?..

– Ну, вроде как предсказатель: что будет, как будет, когда будет. Это у нас в поселке бабка Зотиха была… померла, – перекрестился, – Царствие Небесное! Хорошая бабка была, лечила всех от разной хвори, гадала, предсказывала, всегда правду говорила. Вот эту революцию семнадцатого года за десять лет предсказала: «Смута, – говорит, – будет большая! Царя убьют, пойдет брат на брата…» Сама не стала ждать, когда лиходеи придут да ее на пики посадят… померла в шестнадцатом, на сто третьем году жизни… а лиходеев пока что нету…

– Нет, – усмехнулся Егор, – я не бабка Зотиха!

– А откуда тогда ты все знаешь?!

– Сам не понимаю… говорю же, сон был, будто кто за руку тянул, – неопределенно развел руками «провидец» и спросил о своем: – Как думаешь, кто там лежит?

– Кто их знает, – приступая к трапезе, задумчиво ответил Гришка. – Тятя мне рассказывал, с дедом еще промышляли, вот так же, в тайге, на скале находили одного покойника… но тот явно из охотников был, на животе лежал, лежал так, вроде как со скалы за местностью наблюдал… в руках лук и стрелы, нож на боку. Понятно, что одежка запрела, а тело выгнило… а эти, – он определенно махнул головой в сторону Перевала бабьих слез, – я так думаю, монголы… видишь, на головах шлемы, копья, луки, стрелы. Воины… наверно, недавно лежат: дерево не сгнило, тетива целая…

– Это потому, что не мочит, вода не попадает, – дополнил Егор.

– Продувает хорошо, сырость не держится, – добавил Григорий, и вдруг вздрогнул: – А может, это те…

– Кто?

– Кто баб в рабство гнал, да вместе с ними под лавину попал! – и взволнованно засверкал глазами. – А ведь правда! Как бы они сюда попали? Точно! Лавиной накрыло! А потом, летом, их свои же откопали да захоронили!.. Это факт! – радуясь своей догадке, засуетился Гришка и стал Егору объяснять: – Там до камня с рисунками сколько? Пуля долетит! Их нашли, перетащили, подняли наверх, уложили…

– А где женщины могут быть захоронены?

– Какие женщины?! – удивился Гришка и опустил голову. – А их-то кто хоронить будет? Кому они нужны были? Так, наверно, звери растащили… вот они тебе и снились, потому что не захоронены… бабка Зотиха так говорила: «Потеряется охотник в тайге, всю жизнь сниться будет, потому как неприкаянный, без могилы! Душа без века бродить будет, место свое искать…» Так же и они, женщины: водят по тайге хоровод со своей золотой статуей… кстати, эту золотую статую, наверно, тоже не нашли, раз она вместе с ними в круге стоит.

– Да уж, работает у тебя фантазия, – с уважением покачал головой Егор. – Складно говоришь.

– А что тут складного? – думая о своем, шумно прихлебывая чай, ответил Гришка. – Все, как по следам расписано, иначе, и быть не может! А статуя эта, ну, золотая, – таинственно оживился охотник, – она тоже где-то здесь, рядом с этим местом! Если бы ее нашли тогда, в байке было бы сказано, что нашли!

– А где она может быть? Не иголка… представляешь – статуя из золота, в полный рост?! Здесь, наверно, тысячи искателей побывали, все перерыли!

– Наверно, не там рыли! – загадочно улыбнулся Гришка.

– А где искать надо? – отставив кружку в сторону, развел руками Егор.

– Думать надо! – ответил тот, подняв палец кверху. – Все может быть проще, чем это кажется. Всегда так бывает: великое всегда просто!