Ограда артпарка, наспех поднятая за день и половину ночи, представляла собой обычные жерди, набитые на вкопанный в землю брус – может, и лучше, чем у пастухов, но все же довольно нескладно. Заросшую вездесущими мхами землю покрывал толстенный слой сырой соломы, как требовали уставы, а молодым солдатам вменено было в обязанность каждые шесть часов сбрызгивать эту солому водой. Столетия использования порохов научили пеллийскую артиллерию отчаянно бояться любой искры. Фитили, пороха, ядра и готовые патроны всегда хранились подальше от парков в особо изолированных башнях, где караульные на входе обыскивали всех, включая крупных полководцев, на предмет случайно завалявшегося в кармане кресала или пистолетного замка. В конной артиллерии запрещались не только набойки на каблуках, но и шпоры, что иногда вызывало изумление милых дамочек в городках, куда прибывал на расквартирование тот или иной полк; чванливые и легкомысленные офицеры кавалерийской разведки любили хмыкать по этому поводу, однако задирать артиллеристов не решались никогда – приученные к жесточайшей палочной дисциплине, те стояли один за другого до смерти.

Рино Гетц вошел в артиллерийский парк не как хозяин, а, в соблюдение уставных норм, почти бегом, поднимая над головой руки. Оба караульных тотчас же вытянулись, салютуя длинными нарезными ружьями, и из-за соломенного навеса, где грелась походная кузня, пулей вылетел старшина.

– Артиллерийский парк, ваша милость, – начал он, – находится, э-ээ…

– Отлично ребята, отлично, – ударил его по плечу Арвел. – Всем, кто собирал орудия, – по три кувшина за мой счет. А если после стрельб попадем куда надо, каждый сам отобьет себе медаль из моего золотишка.

Стоящие возле полусобранных пушек солдаты ответили ему восторженным ревом. Хадден быстро подошел к ближайшему орудию. Цапфы ствола его интересовали мало, он смотрел на массивную переднюю камору. Его длинные пальцы, израненные и коричневые от въевшейся несмываемой железной грязи, заскользили по стыку каморы со стволом.

– Да, – произнес Арвел, – как это ни странно, но мы угадали… Старшина! Готовьте коней, мы начнем стрелять сегодня же.

Замок, распакованный и уже смазанный, лежал рядом на дощатом поддоне. Арвел откинул в сторону люльку заряда, проверил эксцентрики и сел на колени, ощупывая пальцами блестящий стальной створ будущего прицела. Солдаты уже подкатывали подъемное устройство с двумя блоками.

Хадден не говорил ничего, только подавал знаки руками. Широкий бронзовый конус вошел в сталь каморы, Гетц и двое крепких солдат налегли всем телом, вдвигая его на место, потом клацнули язычки защелок, и все трое, вытирая лица, отошли в сторону.

Перед Арвелом стояло его детище. Его мысль, та самая мысль, которая тенью возникла еще в полуголодные университетские годы, обдумываемая много лет после того, и вот – родившаяся в железной своей плоти только сейчас. Арвел потянул рукоять люльки, откидывая ее до упора вправо, закрыл предохранительный кожух заряда, потом ощупал пальцами капсюльную трубку.

Эта пушка должна была стрелять пять-шесть раз в минуту, и долгих-долгих ночей стоили ему эскизы карандашом на клочках бумаги. У него не было ни сыновей, ни дочерей, война началась слишком рано для него, а раз так, то вместо семьи делом его стала служба. Детьми его стали пороха, траншеи, мины и, наконец, пушки.

– Все стоит, как надо, – осторожно произнес Гетц.

Арвел выпрямился и покачал головой. Он до сих пор не верил, что все удалось, все части единого целого сложились в прекрасный механизм, способный посылать снаряды туда, куда укажет наводчик, с недостижимой ранее скоростью.

– Мы посмотрим, – выдохнул инженер, – до заката еще далеко. Лошадей, упряжь! Два орудия!

Гетц и его пушкари подтянули на подъемнике второй замок. Снова глухой стук металла, щелчки и тяжелый выдох едва не падающих от огромного усилия людей. Солдаты подкатили передки, укрепили на них хвостовики лафетов, потом застегнули предохранительные цепи. Каждую пушку тащили четверкой: кони были рослые, но все же уступали статью южным тяжеловесам Арвела. На телегу грузили дощатые щиты мишеней, а еще одна фура стояла уже загруженная – под толстым слоем смоленой парусины лежали ящики с зарядами, ядрами и коробка капсюлей. Там же, заботливо обложенные соломой, ждали своего часа прицелы. Хадден сел в простую, наполовину закрытую тентом телегу, которую Гетц обычно использовал для перевозки штабного имущества, и тронул за плечо кучера:

– Выехали из лагеря – сразу по тропе к югу, там будет старая королевская дорога. Во всем слушай меня, свернешь, когда скажу.

– Ясно, ваша милость, – отозвался тот. – В торфяники поедем?

– Ишь, носатый! Да, только чуть в сторону. Ну, пошел!.. Здесь вокруг одни неудобья, – повернулся Арвел к сидящему рядом Гетцу, – так что народу нет. Да и на торфяники редко теперь ездят.

Через полчаса Хадден велел кучеру тормозить. Дорога шла на юго-запад, а по обеим ее сторонам зеленела травами, усеянная кочками низина. Арвел спрыгнул на землю, прошел с десяток шагов и махнул рукой:

– Поставим пушки прямо тут! Грунт пока еще твердый, все отлично.

Гетц согласно закивал и бросился отдавать распоряжения. Упряжки съехали в траву, ловко развернулись так, что оба новеньких орудия стали жерлами на юг, прислуга тотчас же бросилась отцеплять передки. Солдаты действовали шустро, сноровисто, как на поле боя – знали, что Арвел не терпит лентяев. Из подъехавшей фуры выгрузили ящики, разложили на чистой парусине возле лафетов.

– Куда ставить мишени, ваша милость? – подлетел молодцеватый старшина с завитыми усами.

Арвел опустил на лафет коробку с прицелом, выпрямился:

– Видишь во-он тот холмик с красной ивой? – щурясь, указал он пальцем. – Как ты оценишь дистанцию?

– Тыща двести локтей, ваша милость, – артиллерист вытянул для верности руку, примерился.

– Я тоже так считаю. Для начала нам хватит. Пошлешь шестерых, причем с веревками – да помилуют нас луны, я боюсь топей. Пусть держатся друг за друга.

– Яс-сно, ваша милость! Сколько мишеней?

– Пока шесть, больше не надо.

Прицелы трехкратного приближения Арвел заказывал самому лучшему оптику острова Бранти, знаменитому Каслу из Геррита, чьи подзорные трубы шли едва не на вес золота. Старик выпучил глаза, услышав о сроках исполнения заказа, но делать было нечего – Хадден писал заявку на гербовой бумаге с королевскими печатями, так что мастерам пришлось бросить все остальное и пыхтеть днями и ночами.

Прежде чем устанавливать тусклую матово-бронзовую трубку с колесиком наводки, Арвел пристроил на верхнюю часть лафета планку угломера. Посмотрел, отошел, вернулся снова и взял из рук Гетца прицел. Щ-щелк, хвостовик, проехавшись по всему пазу, зацепился подпружиненным конусом за фиксирующее его отверстие и остановился. Арвел осторожно снял две крышечки из лакированного картона, изнутри заклеенные фетром, и нагнулся, глядя в окуляр. Теперь он видел едва ли не каждый красный листик на длинных плетях ивы, что облюбовала себе кочку посреди зеленой высокой травы.

– Второе орудие – ты сам, – приказал Хадден, повернувшись к Гетцу.

Тот немного нахмурился, но тут же раздвинул губы в улыбке:

– Это большая честь для меня, господин Арвел.

Пока Гетц возился с прицельными приспособлениями, Арвел привязал к спусковому крючку длинный алый шнур, дунул в воспламенительную трубку и проверил, как ходит собачка. Все было готово. Солдаты, посланные с мишенями, расставили щиты на холмике с красной ивой и чуть правее его, Хадден уже видел, как бегут они трусцой обратно к дороге.

– Заряжаем! – приказал он. – Ползаряда!

Гетц был рядом. Люлька ушла вбок, капитан поместил в сверкающее сталью ложе бумажный мешочек с порохом, а впереди него – поданное солдатом пустотелое ядро, предназначенное для учебных стрельб. Арвел поднял воспламенительную трубку, резко опустил – ее острое жало пробило бумагу и осталось внизу. Ударом руки он вернул люльку на место. Гетц с усатым старшиной, знакомые уже с устройством нового замка, тут же налегли на длинные рычаги боковых эксцентриков, намертво запирая ствол от прорыва пороховых газов. Хадден выбрал из коробки блестящий медью капсюль в полпальца длиной, дунул в него, надел на внешний конец трубки.

– Сигнальщик, скомандуйте тем парням, что носили мишени, пусть возьмут правее… да они уже почти на месте. Так, все с огневой! Брысь отсюда!

– Отойти на двадцать шагов! – крикнул за его спиной старшина. – Сигнальщик!

Гетц встал у хвостовика лафета с молотом на длинной ручке – в нижней части хвостовика находился сменный бронзовый шип, помещавшийся в прорезь специальной секторной доски.

– Один право, – скомандовал Арвел, глядя в прицел.

Капитан примерился и ударил по боковине хвостовика – ствол чуть сдвинулся в сторону.

– Один-один вправо!

Еще два коротких, точно выверенных удара.

– Есть… – Арвел пошарил рукой впереди себя и стал вертеть винт вертикальной наводки. – Есть…

Он рывком поднялся, оттянул тугую пружину ударника и пошел к дороге, разматывая за собой красный шнур. Через десять шагов он остановился, посмотрел на замерших в ожидании артиллеристов, на Гетца, вставшего чуть поодаль остальных, и коротко дернул.

Пушка рявкнула – пожалуй, потише, чем иные ее сестры с такой мощностью заряда, – подпрыгнула и откатилась назад. Ядро, коротко свистнув, снесло белый щит посредине кочки и полетело дальше, в глубину болот.

Арвел стоял, не двигаясь, глядя, как слабый холодный ветер разносит дым, и почти не слышал восторженных воплей у себя за спиной.

– Мне показалась, – сухо кашлянул он, когда к нему подбежал Гетц, – или начальная скорость снаряда получилась выше, чем мы думали?

– Ядра я просто не увидел! – закивал тот. – Но главное – замок заперт, господин Арвел, заперт намертво! И его не разнесло, как вы опасались, – смотрите, смотрите, ни один стык не пробит, эксцентрики даже не сдвинулись с мест!

– Открывайте!

Люлька без всяких усилий ушла вбок, плюнула дымком, в ноздри ударил резкий запах сгоревшего пороха. Присев на корточки, Арвел осторожно ощупывал горячий еще замок. Все было на месте – ни разрывов, ни трещин, ни даже перекосов. Тщательный подбор металлов, на который он потратил уйму времени и сил, сделал свое дело…

– Замок идеален, – произнес Гетц. – Мы все поздравляем вас, ваша милость. Вы оказались правы во всем! Совершенно во всем!

– Это был только один выстрел, – Арвел повернул к нему чуть бледное лицо. – А что будет после сотни? Впрочем, это мы сможем выяснить уже только в бою – у нас нет ни одного ствола, который можно было бы спокойно расстреливать на определение ресурса. Дело это все-таки опасное, ребята, но тут уж – хоть молись, хоть спать ложись… Мы будем стрелять из этих пушек, и если им суждено нас поубивать, значит, такова судьба. Жертвуйте семейным богам – глядишь, и пронесет.

– Лучше мы угостим вас добрым старым вином, – усмехнулся вдруг усач-старшина. – Если ваша милость не сочтет это оскорблением…