6. Африка грез и действительности

Гудок пронзительно завыл, заставив Тома дернуться и выругаться сквозь зубы. Корабль неторопливо протискивался в гавань Касабланки, полную разнообразных судов и кораблей, военных и гражданских. Понятно было, что выгрузки на берег придется ждать долго и от этого настроение Томпсона, как и остальных солдат, было отнюдь не самым лучшим. Тем более, что стоять приходилось в жару, в тесноте, обвешанным всем наличным снаряжением («Слава богу, что без парашютов» — подумал Толик). Как оказалось, пресловутый «ефрейторский зазор» применялся не только в Советской Армии.

— Сардж, долго еще они собираются нас мариновать? — не выдержал пулеметчик, парень из Миннесоты, Фредерик Пэккер. Высокий, не уступавший в росте самому Тому, он отличался выносливостью и одновременно непоседливостью. Поэтому и сейчас он нетерпеливо топтался на месте, задевая стоящих рядом и недовольно ворчащих солдат своей длинной «автоматической винтовкой Браунинга».

— Сейчас сбегаю, спрошу у полковника. Разрешишь, солдат? — ответил вопросом на вопрос, да еще с тем же акцентом, как у бойца, Том. — Фредди, я что, Господь Бог или командир полка, чтобы все знать? — под смех солдат добавил он.

— Ты, Фред, вообще, как «яйцеголовый», который машину предсказаний изобрел, — продолжил Томпсон, вспомнив очередной анекдот.

— Как это, сардж? — спросили сразу несколько заинтересованных голосов. Всем было скучно, поэтому неожиданному развлечению обрадовались без исключений.

— Все было так, — вокруг притихли, вслушиваясь в негромкий рассказ Тома. — Один ученый изобрел машину, которая должна была предсказывать будущее. — Кто-то заметил:

— Нам бы такая тоже не помешала…

— Может быть. Только была она размером с дом и стоила полмиллиона баксов. — Фред восхищенно присвистнул. — Ага. Ну, думает, яйцеголовый, сейчас проверю, как работает, а потом буду миллионы заколачивать. Кто же откажется от возможности будущее узнать? Включил вечером, дождался, пока заработает и задал ей вопрос: «Что я буду делать через час?». Машина загудела, а он пошел кофе пить. Час пьет, другой, третий…

Тут судно мягко стукнулось о причал и донеслась команда: «Приготовиться к высадке!»

— А чем кончилось, сардж? — не выдержал образовавшейся паузы Фред.

— Подошел он утром к машине, а там ответ, только что напечатанный: «Будешь пить кофе и ждать моего ответа»! — перекрикивая поднявшийся шум, закончил рассказ Том. Расслышавшие окончание дружно рассмеялись и так, веселясь и подшучивая друг над другом, двинулись вперед на выгрузку.

В порту кипела жизнь. Пока рота строилась на причале, Том успел заметить как минимум тройку кранов, таскающих грузы из трюмов прямо на причал. Кроме того, стоящие неподалеку несколько более мелких судов разгружались по старинке, из трюмов по трапам спускалась на сушу цепочка нагруженных мешками негров. «Странно, а контейнеров не видно. Или их еще не изобрели? — подумал Толик. — Надо уточнить. Глядишь у АйБиЭм появится еще одно поле деятельности. Вот бы еще знать, они уже работают над компами или еще не начали?» — он попытался вспомнить, где читал о разработке компов именно этой фирмой, но не успел… Прозвучала громкая команда и, отбросив посторонние мысли, Том во главе отделения повернул налево и двинулся вперед походным шагом. Рота прошла по набережной, свернула на широкую улицу, окруженную обычными европейскими двух- и трехэтажными домами, очевидно конторами и прочими портовыми и припортовыми административными учреждениями. Промелькнули последние дома и солдаты вышли на просторную, мощеную камнем улицу. Запахи и шумы порта сменились городскими. Ветерок доносил откуда-то слева ароматы жареной рыбы и мяса. Иногда их перебивал запах нечистот, но и его забивал запах свежезаваренного мятного чая. Пахло соблазнительно, хотелось открыть флягу и сделать большой глоток. В глаза бросались торговцы водой в красных одеждах и в широких соломенных шляпах с кисточками, увешанные козьими бурдюками, привлекающие внимание жаждущих звоном колокольчиков.

Солдаты негромко переговаривались и изредка присвистывали, увидев в толпе прохожих симпатичную женскую фигурку. Впрочем, гораздо чаще среди арабов в традиционных длинных одеждах, европейцев в легких тропических костюмах, негров, американских и французских военных, встречались женщины, полностью затянутые в мешкообразные костюмы. Первый раз увидев такое, идущий за Томом капрал выругался от неожиданности.

— Что, Джоди, не ожидал такое увидеть? Да еще за счет правительства?

— Я, конечно, слышал об этом… — признался Джоди, — но считал, что это было много лет тому назад.

— Аборигены оказались более консервативны, чем ты ждал? — пошутил Том.

— Это точно, сардж. Поэтому европейцы их и задавили и держат за второй сорт. Они, похоже, тупее, чем наши индейцы и негритосы.

— Они просто другие…

— Ерунда, сардж. Все люди примерно одинаковы. Просто одних Бог создал умными, а других тупыми и все. Эти — тупые.

На этом дискуссия и закончилась, потому что в конце улицы их ждали грузовики. Самые натуральные армейские грузовики с тентами, в кузовах которых были установлены импровизированные поперечные скамейки. Солдат забили в кузова, словно селедку в бочки для засолки. Для полного сходства не хватало только рассола, который с успехом заменял ядреный мужской пот. Тенты спасали от прямых солнечных лучей, но не от жары. Поэтому за недолгую поездку Том пропотел лучше, чем в финской бане, и выпил всю флягу. Спасло его только то, что отвезли их совсем недалеко и высадили около железнодорожной станции. Едва выбравшись из кузова, Том, вместе со всеми солдатами встал в очередь к колонке с водой. И только наполнив флягу и даже окатив голову приятно холодной водой, он заметил, что саму станцию и прилегающие пути охраняют вооруженные отряды темнокожих людей в бело-голубых халатах, весьма напоминающих банные и служащих им униформой. В грязных халатах и не менее грязных тюрбанах, вооруженные длинными старинного вида ружьями со штыками, они выглядели персонажами какой-то оперетты.

— Эй, сардж, — окликнул его восхищенным тоном Джоди. — Видал солдатиков? С таким ружьем мой прадед вместе с Кастером при Литтл-Бигхорн дрался. И одеты, как клоуны.

— Местные…, — пожал плечами Том. — Для охраны железки от других дикарей хватит и таких.

— Ага. Дружественные индейцы, — перевел капрал увиденное в привычные термины. — Ого, а вот и вагончики. Тоже из эпохи Первой Трансконтинентальной (1865 г), — добавил он, удивив неожиданными знаниями Тома.

Пока Том и его сослуживцы плыли через Атлантику, отмечая по пути Рождество и Новый. Год, высаживались на берега Африки и тряслись в железнодорожных вагонах, в оставленной стране и мире происходило множество интересных событий, о части из которых Толик мог узнать из газет, а другие так и остались неизвестными ни ему, ни большей части населения Земли.

Политический скандал в США разгорался все сильнее. Конечно, американцы не были наивными людьми и знали о тесной связи политиков и организованной преступности. Но обычно такие делишки обделывались «по-джентльменски», негласно. А тут два знаменитых политика, причем федерального масштаба, погибли в бандитской перестрелке, широко освещенной в газетах. Кроме того, погибшие считались одними из сторонников президентской команды, что сразу вызвало невероятный ажиотаж среди оппозиционной прессы. Зашаталось даже кресло под одним из самых прочно сидящих на своей должности чиновников в Штатах. Джон Эдгар Гувер, основатель современного Федерального Бюро Расследований, идеальный чиновник и просто «отличный парень» (у которого, по мнению многих, в аккуратно собранном архиве лежал компромат почти на всех действующих политиков) обвинялся в бездействии, коррупции, покровительстве организованной преступности, применении незаконных методов следствия, и нарушении прав и свобод граждан США. Припомнили все, от масонства и отсутствия результатов в борьбе с немецкими шпионами, до массовых арестов «подозрительных», организованных им совместно с министром юстиции Палмером в двадцатых годах. Больше всего в обличении директора Бюро неистовствовали как раз те, кто опасался наличия у него компромата. Но даже появление в нескольких газетах одновременно статей, иносказательно обвиняющих директора в гомосексуальной связи с его заместителем, Клайдом Толсоном, ни к чему не привело. Вовремя поднятые папки с компроматом, намеки секретаря президента кому надо — и Гувер остался на своем месте, хотя Толсону и пришлось уйти. Спасло положение и то, что ФБР совсем недавно раскрыло две группы немецких диверсантов, пытавшихся обосноваться в Штатах. О том, что поимка удалась только потому, что один из них решил сам сдаться и сдать всех отсальных, широкая публика так и не узнала. А те, кто знали, положили этот факт на полки, опасаясь ответного удара «непотопляемого Герберта»..

В это же время в штаб-квартире ФБР в Нью-Йорке спецагент Малдер изучал папку за папкой разнообразные досье и протоколы один за другим, чувствуя, что истина где-то рядом. Но чувство чувством, а истина в руки никак не давалась. Даже запрошенное досье на Тома Томпсона — католика, безотцовщину, мать проживает в настоящее время в Сан-Франциско, подозреваемого в двух ограблениях, по неподтвержденным данным участвовавшего в ограблении Первого Национального Банка Хилл-Вэлли вместе с бандой Грязного Гарри, никаких намеков на правильное направление поиска не дало. Пришлось с печальным вздохом сдать его в Архив и отправиться встречать Рождество. Причем настроение у джи-мена было отнюдь не рождественским.

Начавшееся девятнадцатого ноября наступление советских войск завершилось разгромом в двух румынских и одной итальянской армии, а также окружением в Сталинграде двух немецких армий. И как раз в дни, когда парашютисты восемьдесят второй дивизии передислоцировались в Африку, окруженная группировка нацистов агонизировала в котле. Пока еще они сопротивлялись. Геббельс безапелляционно заявлял, что они будут держаться вечно, но читавший газеты Том точно помнил, что дольше конца января немцы не продержатся. И даже как-то озвучил свое мнение, невольно вызвав бурную дискуссию среди однополчан, докатившуюся даже до офицеров. Впрочем, спор никаких внешних последствий для Тома не имел. А что про него подумало начальство, он так и не узнал, в голову же этим майорам и полковникам не залезешь. Правда лейтенант «Бак» Комптон, стал относиться к нему намного лучше, реже ставил в наряды и то — только в караулы, о ненавистных кухонных нарядах Том забыл совершенно.

Вот так и летело время, как обычно в армии — между нарядами, занятиями, редкими прыжками и свободным временем, потраченным на подготовку к занятиям. И с не менее редкими увольнениями в ближайший городок, которые Толика не особо и волновали. Реальная Африка довольно сильно разочаровала его. Понятно, что он давно вышел из детского возраста и не воспринимал выученные наизусть строки «В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы», буквально. Но хотя бы негры в Африке должны быть? А не какие-то смуглые, похожие не то на кавказцев, не то на евреев типы? Негры же здесь отсутствовали, как класс, кроме увиденных в той части, что охраняла железную дорогу. Кстати, название этих охранных частей Толику запомнилось как «гуны». И он долго думал, нет ли там какой-то связи с немецкими племенами, которые, как он помнил со школы, в Африке в средневековье имели свое государство. Но был очень разочарован, узнав, что на самом деле этих вояк называют «Гумы». Еще одним разочарованием стали некоторые результаты проводимых тактических занятий. Выяснилось, что снайпер в боевые порядки отделения ну никак не вписывается. Как они ни старались «впихнуть невпихуемое», даже с помощью лейтенанта, ничего не вышло. Снайпер оказался лишним и только отвлекал как минимум двоих бойцов, больше нужных в боевой цепи. Пришлось срочно придумывать и комбинировать. В результате винтовку удалось сменять в штабной роте на еще один карабин и пару дополнительных гранат. Теперь у Толика в подчинении было одиннадцать стрелков, два из которых — с ручными пулеметами. Подумав и получив разрешение у Бака, Толик разбил его на две подгруппы. Первая — «огневая», с двумя ручными пулеметами и одной переделанной винтовкой «Гаранд», всего два звена по три человека, должна была поддерживать огнем вторую, названную «штурмовой» тоже из двух звеньев. В штурмовой группе имелось более разнообразное вооружение, включая дробовик, два карабина, «Гаранды» и один самостоятельно приобретенный пришедшим вместо Уэйна в отделение солдатом, Полем Маслански, пистолет-пулемет Томпсона. Несколько учений, проведенных в таком составе, порадовали своим результатом, но Толик решил на этом не останавливаться. Как он доложил взводному сержанту Гарри Мюллеру и лейтенанту Комптону:

— При высадке может случиться всякое. Кого-то забросит ветром в сторону, кто-то поранится. Поэтому надо провести учения с импровизированным составом отделений, произвольно перемешанным. Чтобы наши парни могли привыкнуть ко всему.

— Разумно, — обдумав предложение Тома, согласился лейтенант. — Думаю, сегодня поговорю с капитаном, и мы внесем эти занятия в план.

Но никаких специальных учений не потребовалось. Неожиданно обычные занятия прервались и начались интенсивные тренировки, на первой же из которых роту выбросили с парашютами темной ночью. Недалеко, над начинающейся примерно в сотне километров от лагеря саванне. Даже для привычного ко всему Толика, ночью в этом новейшем-старинном самолете показалось неуютно. За иллюминатором стояла сплошная темень, и момент отрыва от полосы ощущался слабее, чем днем. Самолет понемногу набирал высоту. Внизу рассыпалась цепочка посадочных огней, в стороне виднелись отсветы от фонарей базового лагеря, мало отличимые от освещения небольшого города. Потом огни внизу пропали, лагерь остался позади, летчик развернул самолет курсом на зону прыжков. Летели недалеко, но все равно, время тянулось медленно, словно резиновое. Хотелось спать.

Получив привычную команду и встав вместе с остальными, Толик подошел к открытому люку. Отметив про себя, что выброска идет медленнее, чем днем, он выглянул в проем. За открытым люком расстилалась непроглядная тьма, из которой доносился гул моторов и свист ветра. Чтобы ступить за борт, потребовалось сделать над собой усилие.

На секунду Томпсону показалось, что он повис в каком-то бездонном черном колодце. Но легкое покачивание и мягкое давление упругого воздуха на лицо возвратило его к действительности. А ведь на земле должны быть зажжены сигнальные огни, но их совершенно не было видно. Вообще ничего не видно, все поглотила непроницаемая обжигающе-холодная темнота. Через несколько секунд темнота словно начала редеть и он заметил перед собой какую-то серую волнистую массу. Мелькнула тревожная мысль: «Земля», Том даже начал группироваться. Но тут же до него дошло, что это облака, которых до этого Томпсон не замечал и каковых по метеосводке быть не должно. Но они были. Хорошо, что очередным порывом ветра его отнесло в сторону от этой обманчивой «равнины».

Том тщетно пытался определить расстояние до земли, но так и не смог увидеть никаких ориентиров. Определить свою высоту в полной темноте было трудно. На счастье Толика, он все же заметил какой-то огонек и несколько сориентировался. Но ночной ветерок довольно быстро уносил его в сторону от замеченного огня. Он все же развернулся лицом по ветру и приготовился к приземлению. Несмотря на то, что с приближением земли темнота опять сгустилась, на этот раз ему показалось, что он различает под собой кое-какие ориентиры. Но это только показалось. Как и обычно, встреча с землей произошла совершенно неожиданно. Резкий удар по ступням, разворот… Несколько мгновений, пока не погас купол, его волокло по каким-то кочкам, покрытым жесткой травой. Но в конце концов он справился с парашютом, встал на ноги тут же выругался. Левая болела, похоже, он ее подвернул. Теперь ему предстояло найти место сбора в полной темноте, да еще с больной ногой. С учетом того, что вокруг не мирные и безобидные земли штата в цивилизованной Америке, а дикая африканская природа, это могло быть не просто.

Ориентироваться было трудно, замеченный с высоты огонек обнаружить с земли никак не удавалось. Но пока Том собирал на ощупь парашют, заряжал пистолет и перематывал ноющую ногу, небо полностью очистилось от облаков. Сориентировавшись по звездам, Томпсон вскинул на плечо свернутый парашют и неторопливо побрел примерно в том направлении, где горел огонек.

Звезды не слишком хорошо освещали дорогу, но даже и такой свет, был лучше чем полная темнота. Глаза понемногу адаптировались и Том стал реже спотыкаться о корни, норки и путаться в в зарослях высокой травы. Немного пугали непонятные звуки, похожие то на плач ребенка, то на безумный хохот, то на бульканье воды в трубах. Впрочем, большая часть их явно доносилась издалека, учитывая, что звук ночью разносится очень далеко. Поэтому Толик особо и не волновался даже тогда, когда услышал пронзительный визг, мгновенно захлебнувшийся и тут же сменившийся свирепым рычанием и всплеском криков. Не волновался, но кобуру все же расстегнул.

Впрочем, никаких захватывающих приключений сержанту пережить так и не пришлось. Все было куда более обыденно — где-то через полчаса блуждания по равнине он наконец увидел огонек. Это оказался пост местного отряда тех самых «гунов» или «гумов». Пятерка негров, один из которых, судя по всему, исполнял обязанности сержанта, встретила его веселым смехом и попытками что-то объяснить на ломанном французском (как посчитал Том) языке. После нескольких минут невольной неразберихи из-за попыток объясниться жестами, Томпсон понял, что к утру на пост должен прибыть грузовик, а пока его приглашают отдохнуть внутри хижины, которая и служила помещением поста. Подумав, что внутри санитарные условия вряд ли соответствуют нормальным, он устроился на улице, завернувшись в парашютный шелк. Поспасть, конечно, не удалось, но переждать время до утра и слегка покемарить — вполне.

А утром он уже трясся в кузове грузовика вместе с парой других парашютистов, и завернутым в шелк парашюта телом еще одного, невезучего десантника, сломавшего шею при приземлении. Ехал, цепляясь руками за скамейку, подпрыгивая на ухабах и ругая себя за то, что слишком поздно вспомнил о том, что американцы позднее практиковали учебные прыжки с рюкзаками, вывешиваемыми под парашютистом на фале длиной до сорока футов (12 м). Звук удара рюкзака о землю хорошо слышится и ощущается по уменьшению натяжения троса. Стукнуло — значит осталось две секунды до касания. Посетовав, что не вспомнил такую простую вещь сразу, Том попытался вспомнить еще что-нибудь, но его постоянно отвлекали все новые и новые «пассажиры». Судя по тому, что рассказывали забиравшиеся в кузов самостоятельно или с чужой помощью парашютисты, первый блин получился не просто комом, а большой кучей дурнопахнущих слоновьих испражнений. Пару трупов погрузили в кузов, словно дрова, а большинство из остальных десантников имели травмы. Некоторые даже заявляли, что никогда больше не будут прыгать с парашютом, уж лучше перейти в пехоту, там хотя бы не так мучают перед фронтом.

По прибытии в лагерь Тома, как и остальных бойцов, опросили несколько офицеров. Они интересовали условиями при прыжке, ориентированием на местности и насколько помогали в сборе выданные для обнаружения специальные трещотки. И все. Остальное, включая потери, никого не интересовало. Ни один из офицеров не был наказан, а все изменения свелись к тому, что роту, потерявшую несколько десятков человек, до прибытия пополнения и излечения травмированных отстранили от прыжков в полном составе…

И отправили на помощь саперам для постройки укреплений. Причем строился целый укрепрайон и строился не по наставлениям американской армии.

— Вот ерунда какая, чтоб их…, — разродился руганью Джон Уэйн во время перекура на третий день работ. Осмотрелся, нет ли рядом его подчиненных, и добавил, обращаясь к Тому. — Ты, Автомат, смотрю ничуть не расстроен? Или знаешь чего-нибудь. Делись, Томми.

— Не знаю точно, Ковбой, но догадываюсь. Смотри, вчера мы закончили стройку вон там, а теперь строим пулеметные гнезда здесь. Ничего странного не замечаешь.

— Да тут все странно! Укрепления в тылу во время успешного наступления, да как-то странно расположенные.

— Вот именно. А впереди у наших войск…

— Этот, как его, Тунис…

— Тунис, Джонни, можно уже списывать со счетов. Джерри с итальяшками долго не продержатся. А вот дальше — море и острова.

— То есть…

— Ну, ты меня понял, Джон, — хлопнул друга по плечу Том. — Бросай курить, пойдем наших слоников гонять, а то они слишком долго отдыхают…

Пока Том и его сослуживцы строили непонятные укрепления, части американских и английских войск добивали немцев и итальянцев в Африке, а на Восточном фронте шли ожесточенные бои под Харьковом.

В тоже время в кабинетах по обе стороны Атлантики происходили события не менее, а порой и более важные, чем кровопролитные сражения.

Так, в одном из кабинетов Министерства Обороны на углу улиц Двадцать Первой и Вирджинии, состоящем из двух комнат, состоялся весьма интересный разговор. В комнате, обстановка которой состояла из пары обычных канцелярских столов и нескольких сейфов, было душновато, так как вентиляционные отверстия в ней заделали из соображений безопасности. Но уже привычные к этому обитатели, бригадный генерал и его секретарь, не обращали на спертый воздух никакого внимания. Сложнее было посетителю в чине полковника, который непрерывно утирал обильно потеющее лицо платком, быстро потерявшим первоначальную свежесть.

— Как вы помните, сэр, в первый же день уже был разговор на эту тему.

— Помню, несомненно. Основной темой была проблема обеспеченности проекта урановой рудой. Тогда выяснилась весьма неблагоприятная ситуация. Единственной нашей надеждой была руда «Юнион миньер», о которой вы узнали от русских. Которым она якобы понадобилась для получения противотанковых боеприпасов нового поколения. Я еще дал вам указания еще раз встретиться с Сенжье и подписать оферту не только на эту руду, но и на все, что они смогут добыть в дальнейшем. А также решить вопрос с возвращением руды и передать дело о возможной утечке в военную разведку.

— Так точно, сэр, — полковник сегодня был до отвращения официален, явно вопрос был не из простых. — С утечкой разведка еще разбирается, никаких следов пока не выявлено. А вот с возвращением…

— Что за сложности?

— Сэр, для сохранения секретности мы не могли настаивать на возвращении. Просто предложили вернуть для обработки нам, с обязательством возместить поставками уже готовых снарядов. Однако русские заявили, что снаряды такого типа мы поставить не сможем…, — полковник развел руками и снова утерся платком. Точнее не утерся, а размазал пот по лицу.

— Ясно. Спасибо, Генри, за доклад. Будем решать этот вопрос другим путем.

— Простите, Лесли. Стоит ли? Наш чрезмерный интерес к руде может подтолкнуть русских к нехорошим выводам.

— Вы считаете, Генри, что у них нет своего Манхэттенского проекта?

— Сэр, я полагаю, наша разведка вполне компетентно высказалась по этому поводу. Их, — полковник на несколько мгновений задумался, припоминая, — да, «Урановый комитет» — всего лишь сборище теоретиков. Тем более, что один из их основных ученых, как мне доложили, убедительно доказал, что наш проект невозможен…

— Вы проверили эти доказательства у наших «битых горшков»?

— Несомненно. Они очень смеялись, найдя как минимум две ошибки.

— Будем надеяться, что вы правы, Генри…

Неожиданным последствием этого разговора стало приглашение примерно через полгода военного атташе США в СССР на показательные испытания новых противотанковых снарядов.

Но Толику было совершенно не до этого. Ему хотелось выжить в предстоящих боях. И не только ему, если подумать. Причем большинство из его сослуживцев относились к такой возможности скептически. Их уже не радовали ни лишние полсотни баксов, ни даже новости о предстоящем переезде поближе к большому городу, в котором, кстати, было все для развлечения. Даже, как говорили штабные писаря (самый, как известно, компетентный во всех делах народ) — «кошачьи дома». Тем более что отсутствие «постельной гимнастики», даже при таких повышенных физических и психологических нагрузках, сказывалось и на Толике. Он стал раздражительным и плохо спал по ночам, а недавно ему опять приснился тот самый сон. Хотя и перенес он его совершенно спокойно, словно практически безобидный детский кошмарик, но симптом был тревожный и Толику не понравился.

Хотя еще больше ему не нравилось отношение командования к предстоящей высадке. Никаких выводов из их ночного «эксперимента» начальство принципиально не сделало и делать, похоже, не хотело. Провели еще одну ночную выброску, теперь уже другой роты, в том же районе в лунную ночь и решили, что такого света будет вполне достаточно для ориентировки авиаторов, а десантники соберутся сами. Ну, в крайнем случае, воспользуются выданными им детскими трещотками и свистками. Ничего сложного в сборе высадившегося десанта они не ожидали, даже Бак, обычно прислушивавшийся к Томпсону, на этот раз отмахнулся от его замечаний. «У роты А все прошло отлично, собрались девяносто процентов состава. Отдельные неудачники, плохо управляющиеся парашютом и неспособные найти в баре стойку — не считаются, — заявил он Толику в конце концов. — Занимайтесь своим делом, сержант!» Пришлось последовать букве знаменитого приказа Петра Первого и сделать вид «лихой и придурковатый, дабы разумением своим начальство не смущать». И уйти, вспоминая прочитанного перед армией «Швейка» и размышляя, что все армии мира одинаковы, а офицерам явно вместе с первой звездочкой на погонах обрезают часть здравого смысла. Пришлось готовить к предстоящему только свое отделение, а через Джонни — и его подчиненных. Надеясь, что даже две дюжины парашютистов, собравшиеся быстро вместе смогут многое.

А увольнение в город они все же получили. Начальство решило, как подумал Том, дать подчиненным разрядку перед предстоящими боями.

Город Кейруан был сильно похож на виденные в Афгане — такие же кварталы местного населения, кривые пыльные улицы, ограниченные сплошными стенами и глинобитными заборами, плоские крыши домов, над которыми возвышались стрелы минаретов. Более интересным показался европейский район — окруженные небольшими островками зелени виллы, двух- и трехэтажные каменные дома французской архитектуры. Решив прогуляться по арабским районам, Толик растерял своих спутников. Теперь, выбравшись из паутины кривых, непонятно куда ведущих дорог, он пытался сориентироваться. Прохожих было мало и все, как один неевропейского вида, так что даже спросить дорогу. Внезапное ощущение опасности заставило его резко отпрыгнуть в сторону. Едва не сбив идущего навстречу и с испугом отшатнувшегося араба, он отпрыгнул в сторону. Развернулся лицом к опасности. Глухой стук за спиной заставил еще раз обернуться. Рядом с глинобитной стеной поблескивал нож. Моментально он повернулся назад. Делая шаг в сторону, пригибаясь и выхватывая из кобуры пистолет, он успел заметить мелькнувшую тень. Причем одетую, как осталось в памяти, в обычную армейскую форму. То есть американского военнослужащего. Толик медленно убрал в кобуру «браунинг», осмотрел моментально опустевшую улицу, на которой лишь несколько не успевших скрыться прохожих жались к заборам. Вернулся к забору. Поднял нож. Осмотрел и хмыкнул себе под нос. Нож не был похож на армейские боевые. Это было какое-то весьма профессиональное метательное оружие с легкой, обмотанной кожей ручкой и тяжелым острием. Способное, брошенное умелой рукой, отправить человека на тот свет метров с десяти. Он прикинул расстояние до поворота. Примерно… ярдов, то есть двенадцать — тринадцать метров. Если бы не отточенная службой в «горячей точке» реакция, он сейчас глядел бы в небо остекленевшими глазами. В лучшем случае — пытался бы позвать на кого-нибудь на помощь. И не факт, что прохожие помогли бы ему добраться до госпиталя, а не до Господа Бога. Он чужак, а таких здесь не очень-то и любят.

Размышляя о превратностях судьбы и возможных заказчиках (мафия, похоже, решила если не отобрать у него добычу, то хотя бы отомстить), Том незаметно добрался до столь желанной цели. Скромная вывеска на двухэтажном домике, несколько стоящих в сторонке солдат, уже получивших свое, и теперь поджидающих в тени своих сослуживцев или обменивающихся впечатлениями… Том подмигнул одному из них, сержанту из роты Си, и смело вошел в двери. Вопреки его ожиданиям, внутри было сравнительно благопристойно. Столики с сидящими группами солдат и девиц, слегка, но в меру накурено, попахивает спиртным и присутствием большого количества людей. Напряженно вращаются несколько больших вентиляторов под потолком, стараясь разогнать горячий воздух, но лишь добавляя в атмосферу у столиков побольше табачного дыма. К нему медленно, плавно покачивая бедрами, подошла невысокая блондинка и спросила на английском с чудовищным французским прононсом:

— Отдохнуть, солдатик?

На что он ответил с не менее чудовищным английским, но по-французски:

— Пуркуа па?.