Глава
ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

— Эй, кофейку можно подлить?

— Как сказать, — сказала Лейк, смерив взглядом посетителя с бегающими глазами, а потом повернулась в сторону бара и крикнула: — Мэдди, хочешь, я его застрелю?

Мэдди, которая совсем недавно присоединилась к Лейк в качестве официантки и всем своим видом показывала, что ужаснее каждой из них поодиночке могут быть только они вдвоем, притворилась на секунду, что она обдумывает это предложение, а потом отрицательно покачала головой:

— Если ты его застрелишь, он не сможет убежать отсюда далеко-далеко. И, кроме того, пострадают твои чаевые.

Лейк повернулась к человеку, о котором шла речь, — одному тех обров, которые еще отваживались заходить в «Странник» с тех пор, как два месяца назад он стал центром новой территории. Монтана и запад Северной Дакоты больше не принадлежали Стае Стоун Ривер. «Странник» и земли, окружавшие его на добрые двести миль по обе стороны, принадлежали теперь еще совсем зеленой Стае Сидэр Ридж, с любезного разрешения Каллума.

Короче говоря, новая территория принадлежала мне.

Одно из моих «я» — человеческое — все еще верило в то, что это все — игра словами и что альфой я была только по названию, потому что без этого обры не воспринимали саму идею Стаи. Но другое мое «я» — то, которое каждую секунду знало, где находятся мои волки, — это «я» признавало, что в моем титуле имелся смысл.

Правда, устроено у меня все было по-другому, не так, как в стае Каллума. Между волками Сидэр Ридж и мной существовала постоянная связь, но пока нам не угрожали, я эту связь не контролировала и не пользовалась ею, чтобы контролировать кого-нибудь еще. Моя жизнь не проходила в оглядке на Каллума как на патриарха только для того, чтобы стать его партнером на ночь. Если были проблемы, я их решала. Если во мне нуждались, я приходила, но в человеческой жизни волки моей Стаи могли выбирать, когда следовать за мной, а когда — нет. Большую часть времени активных притязаний на лидерство я не проявляла. Да и Лейк никогда бы не позволила мне впасть в заблуждение, что именно я тут самая главная. Она, как это было всегда, командовала мной, что уж говорить о ее папаше и Кили.

Никто из взрослых не радовался нашим приключениям в Горном Ручье. Родители примчались в хижину сразу после разборок с Сенатом, и не стоит говорить, что мы с Лейк не так стойко держались против Эли и Митча, как против всего высшего эшелона оборотней. Большую часть лета я провела под домашним арестом, но с приближением нового учебного года Эли и Митч понемногу отстали от нас, потому что вмешивайся или не вмешивайся, альфа или не альфа, но мое кислое настроение имело тенденцию распространяться на остальных, а стая свихнувшихся малолетних оборотней никому не была по душе.

— Хочешь еще пива? — спросила меня Кили.

Я пожала плечами:

— Хочу.

Человек, который безуспешно просил подлить ему кофе, оглянулся, чтобы посмотреть на меня, но я всего лишь подняла бровь, и он моментально отвел взгляд в сторону.

В «Страннике» сейчас постоянно проживали семнадцать оборотней — Лейк, Митч, Кети, Алекс, Девон и двенадцать детей, которых мы спасли в Горном Ручье. Некоторые, в основном подростки, решили уйти куда-нибудь в другое место. Я не возражала. Двое, на которых напали совсем недавно, вернулись домой — они понимали, что местная Стая будет относиться к ним как к очень важным персонам, завернувшим в город с визитом, и не попытается претендовать на них. До следующего раза. Еще двое или трое, которым уже исполнилось по восемнадцать лет (хотя, возможно, они сказали это только для того, чтобы убедить Эли — они больше не нуждаются в дополнительном присмотре), изображали из себя периферийных, хотя мое собственное чувство Стаи — чувство альфы, я бы так его назвала, — говорило мне, что очень скоро они вернутся домой.

При звуках голоса Чейза, прозвучавшего в голове, уголки моих губ медленно полезли вверх. Бывали моменты, когда мое чувство Стаи затихало, и я подолгу вспоминала, как это было тогда, когда мы двое были единственными людьми у меня в голове.

Единственными людьми во всем мире.

Можно было не спрашивать меня — я все равно знала, что Чейз где-то рядом. Это все равно как если бы я поздно ночью незаметно вылезла из окна и пошла на цыпочках в лес и все равно встретила бы там его. Я бы принесла ему одежду, и он прикрыл бы ей свою волчью шкуру и под покровом темноты рассказывал бы мне о том, что увидел с тех пор, как ушел от меня.

Чейз был моими глазами и ушами. Лейк и Девон были моей охраной, точно так же, как родители Девона были охраной Каллума. Но только Чейз был моим лазутчиком, он был тем, кто обегал нашу территорию по периметру и сообщал мне об увиденном.

Эта работа его устраивала. А Эли устраивало то, что он не всегда бывал здесь, что были дни, когда мы расставались и она могла притвориться, что если бы он не пометил меня, а я не пометила его, то мы были просто два свихнувшихся подростка, неровно дышавших друг к другу.

А ты всегда тихий, ответила я Чейзу, вернув ему его замечание обратно. Я по тебе скучаю.

И почувствовала ответ от его волка — что-то вроде того, что когда-нибудь они всю жизнь проведут, скучая обо мне.

Циник, ответил обиженный Чейз.

Мне очень хотелось побежать навстречу ему, но только быть альфой значило, что я не всегда могла делать то, что мне нравилось. Иногда я должна была делать что-то только потому, что дело должно быть сделано. Даже если оно ужасало меня. Даже если мне казалось, что из-за этого весь мир уйдет у меня из-под ног.

Именно это я делала сегодня в ресторане — в дополнение к тому, что наблюдала за тем, как Мэдди и Лейк пытают посетителей. Альфа Стаи Стоун Ривер попросил меня о встрече.

Я согласилась.

Каллум и я не встречались с тех пор, как он вышел из той хижины в лесу. Он не звонил мне, не писал. И ничего не предпринимал для того, чтобы поговорить со мной. До сегодняшнего дня.

В присутствии друзей мне было немного легче, и я открыла свои чувства, напоминая себе, что все это я делаю для них. Что Каллум был моим союзником, а не хозяином. Что я была альфой, а не его девушкой.

Прихлебывая пиво, я качала ногами и развлекалась, наблюдая за тем, как Лейк выбрала себе жертву — скорее всего, человека — для партии в бильярд. Легкое гудение в чувстве Стаи заставило меня перевести глаза на Мэдди, которая стояла, застыв на месте, как будто ее кто-то околдовал. Это случалось с ней раз в час или в два, и я прикоснулась к ней в ее сознании, напомнив о том, что я здесь. Что мы все здесь. И что она — это она.

Мэдди, а не Мэдисон.

Наша, а не Вилсона.

Здоровая, а не разрушенная болезнью.

Она не могла вернуться в свою семью. Потому что в течение десяти лет была мертвой для них. Потому что не могла на милю отойти от своей Стаи — волк тянул ее обратно — туда, где надежно. Где дом.

— Брин.

Я обернулась на голос Каллума, и что-то начало растворяться внутри меня. Я смотрела на него и чувствовала себя маленьким ребенком. И вспоминала о том, что привело меня сюда. О том, что Каллум сделал, и о том, чего он не сделал.

Он спас меня от Бешеного, когда мне было четыре года.

Он пометил меня.

Он вырастил меня.

Он дал мне Эли, которая так любила меня, что забрала от него.

Он тренировал меня.

Он подгонял меня.

Он врал мне.

И в конечном счете он позволил мне отыскать правду, потому что, если верить тому, что я знала о даре Каллума, он должен был знать, что я это сделаю.

— Давай пройдемся, — сказала я.

Мы долго бродили, не произнося ни слова. Потом Каллум наконец произнес:

— Как у тебя с оценками?

Мне как-то в голову не приходило, что он начнет именно так.

Я закатила глаза:

— Лето на дворе. Занятий в школе нет, и оценок, соответственно, тоже нет. Эли дома занимается с самыми маленькими из новых обров. Они еще до начальной школы не дотягивают, так что работы у нее хватает. — Я помолчала. — Лейк, Мэдди и я, мы с сентября будем ездить на занятия в ближайшую школу. Чейз и Девон тоже.

— Как Эли? — спросил Каллум.

Я вздохнула:

— По Кейси скучает, но, думаю, она к нему не вернется.

Кейси заехал к нам, с моего разрешения, через несколько недель, как мы вернулись из Горного Ручья. Он хотел посмотреть на близнецов и поговорить с Эли. Меня мучило то, что эти двое расстались из-за меня, но правда заключалась в том, что Эли могла со временем простить мужа за то, что принимал участие в моем избиении, но позволить ему вернуться в семью она не могла. Потому что она прекрасно знала, что преданность Стае всегда будет сидеть в нем глубже, чем все его чувства к ней.

— Он изредка посещает близнецов, — сказала я. — Вот, думаем свозить их в Арк Вэлли на Рождество. Если альфа этого региона позволит нам.

Кети и Алексу сейчас было по девять месяцев, но выглядели они как хорошие двухлетки. С каждым днем они нагоняли по росту Лили, и она очень возмущалась по этому поводу. И беспокоилась. Эли сказала, что рост близнецов замедлится к их первому дню рождения, но, как говорится, они всегда будут быстрее на поворотах.

— Ты об этом пришел поговорить? — спросила я. — Об Эли и близнецах? О моих оценках?

— Образование — вещь важная, — по привычке возразил Каллум.

Это было совсем не то, чего я ожидала от моей первой встречи — на равных — с одним из альф. Каллум вышел из дверей хижины в тот самый день, когда моя Стая убила Вилсона, вместе с другими альфами и потом отписал мне часть своей территории на окраине.

Но почему-то мне казалось, что наша первая, лицом к лицу, встреча будет более мрачной. Мне казалось, что она будет более… болезненной.

— Мы скучаем по тебе, — сказал Каллум. — И по Девону.

Сора и Лэнс не могли испытывать особую радость из-за того, что Девон ушел из Арк Вэлли, но в то же самое время я сомневалась, что они были этим очень удивлены. Их старший сын ушел из Стаи и пробился на вершину другой, когда по возрасту был чуть старше Девона сейчас.

Со мной или без меня, но в конце концов Дев все равно бы ушел из Арк Вэлли. Он был слишком силен и слишком независим, чтобы остаться.

— Я тоже скучаю по тебе, — сказала я Каллуму.

Месяцем раньше я бы не смогла произнести эти слова. Я даже вряд ли смогла бы произнести их в уме. И точно не собиралась этого делать. Мне стало интересно, знает ли он, что я говорила не обо всей Стае. Всю мою жизнь Каллум был в ней одним из самых важных людей. Он врал мне, бил меня, он помог мне, а потом оставил меня разбираться со всем этим — и все равно он был Каллумом. И все равно его отметина была вырезана на моем теле.

Я всегда буду скучать по нему.

Двигаясь с обычной грацией, Каллум повернулся, притянул меня к себе и обнял. Он не потерся своей щекой о мою щеку, не стал метить меня как свою и не попытался заставить меня подчиниться. Он просто крепко обнимал меня, потом отодвинул на вытянутые руки и посмотрел мне прямо в глаза.

Я почувствовала, что его волк приближается ко мне, зовет меня сквозь ту энергию, которая связывала меня с такими, как он. Сначала, подчиняясь инстинкту, я хотела поставить психологическую защиту, но с губ Каллума сорвался едва слышный звук, и я поняла, что он не спрашивал позволения войти в мое сознание или контролировать мои связи.

Он приглашал меня в свое сознание.

Я осторожно заглянула ему в глаза, потянулась к нему, и сердце бешено забилось. Какая-то часть меня в страхе сжалась, словно ожидая удара, и волки Сидэр Ридж на всей территории прекратили свои занятия и откликнулись на мои душевные страдания.

Со мной все в порядке, сказала я им. Со мной все будет о ’кей.

Да, будет. Ведь это Каллум. И пусть большая часть меня не доверяла ему, оставшаяся доверять будет всегда.

Поэтому я опустила свои заграждения и посмотрела Каллуму прямо в глаза. Он дотянулся до меня и поймал мое сознание так, как он ловил меня, когда ребенком я бросалась к нему, а он сажал меня на плечи и кружил, кружил.

В те секунды, что я находилась в сознании Каллума, я увидела мир его глазами и поняла, что Митч недооценивал силу его предвидения. Это не было просто привычкой знать все, что может случиться, это не был инстинкт. Это была сеть — замысловатая паутина возможностей, путей, которые могут быть избраны, и вариантов будущего, вытекающих друг из друга.

Все было взаимосвязано. Каждое действие имело свое следствие, и Каллума было почти невозможно превзойти, но всезнающим он не был. Его сила ограничивалась материальной близостью — из всех детей, на которых нападал Вилсон, только я оказалась достаточно близко к нему, чтобы он смог меня увидеть. И даже когда событие происходило недалеко, когда он мог разобрать нити, пересекающиеся на временных отрезках паутины, он и тогда был не идеален. Он не мог контролировать будущее. Он мог всего лишь управлять им, оставаясь в стороне от событий, которые порождали безвыходные ситуации.

Очень медленно я распутывала нити взаимодействий Каллума со мной. Когда мне было четыре года, он пришел, чтобы спасти меня, потому что он уже тогда знал, что я нуждаюсь в спасении. И в то же время он вовремя не получил видения о том, что надо также спасать моих родителей. Потерпев поражение на этом фронте, он увидел множество ужасных вещей, которые могли случиться со мною в будущем, если он оставит меня здесь, и он забрал меня с собой. И он уже знал, что Стая не примет меня до тех пор, пока она не будет вынуждена это сделать. Поэтому он пометил меня и следил за тем, чтобы я не попала в лапы кому-нибудь из других волков и не осталась с ним. Поэтому он выбрал Эли и показал ей то, что могло ожидать меня, если она откажется принять меня.

Потом я перенеслась вперед и увидела себя его глазами в тот момент, когда услышала два коротких слова, слетевших с губ Чейза.

Картины моего будущего изменились, и Каллум начал бороться с ними, пытаясь спасти меня. И это было причиной того, почему он держал Чейза вдали от меня — в конце этой линии развития меня ждала опасность. А в то время это было самое последнее, чего Каллум хотел для меня. Он всегда знал, что когда-нибудь я стану очень могущественной, но он не мог предвидеть, что я приду к тому, что стану частью его самого. Он не представлял, что не может быть тем, кто все время спасает меня.

И с того момента, как я встретила Чейза, он уже все знал. Знал, что может случиться, знал тысячи возможностей, когда дела могли пойти не так, как надо. Я просила разрешения — он выставил условия. Он тренировал меня, и не из-за страха от того, что может случиться со мной на встрече с Чейзом, он готовил меня к тому, с чем я встречусь позднее. Он заставил меня раскрыть мою связь со Стаей для того, чтобы я могла соединиться с Чейзом и мы могли общаться.

А потом он должен был принять самое тяжелое решение — сказать мне, чтобы я повиновалась другим вожакам.

Но если он не хотел держать меня вдали от Чейза, если он не пытался сохранить знание о Бешеном в тайне, тогда почему?

Потому что, казалось, прошептали его глаза, ты должна была уйти.

Если бы он не отдал мне этот приказ, я бы не стала отказываться его выполнять. Если бы я не стала отказываться его выполнять, он не приказал бы Соре избить меня, и Эли никогда бы не увезла меня из стаи. А если бы я никогда не покинула территории Каллума, то у меня никогда бы не было ни времени, ни пространства, ни места, чтобы вырасти. Я бы не призвала Лейк на борьбу. И мне не пришлось бы использовать пространство наших снов для общения с Чейзом. И я не нашла бы путей в сознание Бешеного.

Изменение одного фрагмента головоломки меняло ее целиком. И Каллум выстроил ее очень тщательно.

Я вернулась в свое тело и с размаху шлепнулась на землю. Мне стало понятно, что это Каллум спланировал так, чтобы я бросила в лицо Шею его же слова о демократии в Сенате, что он знал или, по крайней мере, догадывался о том, что жертвы Бешеного объявят меня своим альфой, и в то же время мне хотелось верить, что я была чем-то большим, чем обычный фрагмент головоломки. Что для Каллума большая картина отходила на задний план, если дело касалось меня.

Многие месяцы, годы, может быть, всю мою жизнь Каллум готовил меня к спасению детей, которых изменил Вилсон. Он скрытно манипулировал — мной, Чейзом, кем угодно. И в тот самый момент, который почти уничтожил меня, когда Каллум приказал избить меня, он делал это не для того, чтобы не уронить своего достоинства перед Стаей. Он сделал это, чтобы Эли увезла меня в Монтану.

Он сделал это для меня.

— Я не жалею об этом, Брин. Я бы сделал это снова. И мне нужно, чтобы ты знала об этом.

У меня было чувство, что Каллум не искал прощения, что он был здесь не для того, чтобы дать мне знать, что, когда, как мне казалось, он оставил меня, он все равно любил меня. Он предупреждал меня, что когда-нибудь его дару предвидеть и манипулировать будущим я снова могу понадобиться. И в зависимости от того, что он увидел там — для своей Стаи, для меня или для моих близких, — ему придется сделать серьезный выбор, и он будет держать меня в неведении до тех пор, пока это будет помогать развитию ситуации в нужном ему направлении.

Я кивнула.

— Считаем, что теперь все ясно, — сказала я. — И чтобы не было недоразумений, спрошу: я все сделала как надо? Могу сделать это еще раз. Но если когда-нибудь станет вопрос о том, что выбрать — безопасность моей Стаи или твоей…

Каллум улыбнулся:

— Считаем, что теперь все понятно.

И что-то в выражении его лица заставило меня засомневаться, уж не началось ли это уже сейчас. И не известно ли ему что-то, чего не знаю я.

— Надеюсь, вопрос не стоит о безопасности моей Стаи против твоей? — спросила я. — По крайней мере, не сейчас. Последуют еще другие угрозы. Извне. Может быть, другие альфы. Или что-нибудь похуже. — Я замолчала.

Каллум ничего не сказал, и я прекрасно понимала, что не заставлю его играть по своим правилам, как бы я ни старалась.

— Ты не хочешь сказать мне об этом, не так ли?

— Будущее все время меняется, Брин.

Вот и все. Все, что Каллум мне сказал. Мне очень хотелось закричать, но я не стала этого делать. Каллум был альфой. Я тоже была альфой. Сейчас все было по-другому. И я больше не могла подначивать Каллума, чтобы получить ответ.

Нужно было ждать.

— Ты самый невозможный человек из всех, кого я знаю, — сказала я Каллуму.

Он шлепнулся рядом со мной на траву и потерся шершавой седой щекой о мою щеку:

— А ты, вне всякого сомнения, самый недисциплинированный и надоедливый ребенок из всех, с которыми я имел неудовольствие встречаться.

Когда-то Каллум и я, мы были семьей. И до сих пор несем на себе отметины друг друга. Я наслаждалась этим моментом, потому что где-то в глубине души знала, что я уже совсем не девочка и что я уже не являюсь чем-то особенным для Каллума, скорее вообще ничем, и что, пока я была альфой своей Стаи, а он — своей, мы никогда уже не станем прежними Каллумом и Брин.

Сейчас я принадлежала своей Стае, а они принадлежали мне — Девон, Лейк, Чейз, Мэдди и Лили и остальные живучие, большинство из которых еще не вошло даже в подростковый возраст.

Совершенно случайно мне в голову пришла забавная мысль, и я улыбнулась.

— Чему ты улыбаешься, Бронвин Алессия?

Я пожала плечами:

— Просто меня волки вырастили, а сейчас — каким-то запутанным путем — все эти дети… теперь я их нянчу. Странно, правда?

Каллум фыркнул:

— Брин, дорогуша, если есть в этом мире хоть какая-нибудь справедливость, то от этих детишек будут одни проблемы.

Я застонала. Зная, как везет по жизни мне — и им, — я была уверена: ничего другого от них не дождешься.