Утренний Вераржан купался в солнечных лучах, но даже из окна гостиничного номера, по скованному виду прохожих, не вынимающих рук из карманов и прижимающих локти к бокам, Пеллетер чувствовал, что в воздухе еще присутствовал ночной морозец.

Пеллетер вышел из отеля в хмурой задумчивости, надевая на ходу пальто. Сунув руки в карманы, он обнаружил в одном из них сложенную газету. Ту самую, что всучил ему вчера Сервьер. С кричащим заголовком:

«БЕГЛЫЙ АРЕСТАНТ УБИТ НА УЛИЦЕ»

После вчерашних безуспешных ночных поисков эта новость казалась устаревшей. Но для такого маленького городка, как Вераржан, подобное событие считалось крупным, и «Веритэ» отнеслась к нему с должной серьезностью, посвятив этому материалу всю первую полосу и две следующих. Автором публикации был Филипп Сервьер.

Состояла она из одних домыслов и предположений, хотя в перечисленных фактах не было никаких неточностей. Серьвер поместил в статье свое интервью с пекарем и биографию Меранже. Упомянул супружескую чету Розенкранцев, хотя об исчезновении Клотильды на тот момент пока еще не было известно. Но Пеллетер догадывался, что сегодня редакции наверняка придется выслушать сварливые вопли месье Розенкранца. Впрочем, к ним, должно быть, все уже давно привыкли.

Там были также мнения простых горожан и кратко изложенная история трех предыдущих попыток побега из Мальниво в точно таком же виде, в каком о них услышал Пеллетер в первый день своего расследования.

Пеллетер сложил газету и убрал ее обратно в карман. Как эта публикация могла бы поспособствовать его расследованию, он не представлял, знал только совершенно точно, что она ему не нравится. Ну какая может быть польза от этих газетчиков? От этих цепких, как пиявки, охотников за сенсациями.

У дверей полицейского участка топтались, молча покуривая, усталые люди. Это были все, кто остался от ночных поисковых партий – те, кто мог позволить себе отложить на день свою работу или не имел таковой вовсе.

В дежурном помещении по ту сторону конторки собрался весь персонал полицейского участка. Офицер Мартен пытливо заглянул в лицо Пеллетеру, но тот прошел мимо, сразу направившись в кабинет Летро.

Летро, присев на корточки, утешал заплаканную женщину. Пеллетер сразу узнал мадам Перро. Неужели он видел ее здесь только вчера? Так много с тех пор всего произошло, такой стремительный калейдоскоп событий, и при этом никаких ответов ни на один из вопросов.

Пеллетер молча прикурил сигару и встал в уголочке, прислонясь к шкафу.

– Мы обязательно разыщем их, найдем несмотря ни на что, – твердил Летро несчастной женщине, в исступленном горе только качавшей головой. – Мы обязательно найдем их, но вы должны сейчас отпустить меня, чтобы я мог дать распоряжения своим людям.

Мадам Перро, в состоянии истерики, продолжала качать головой. По щекам ее катились слезы. Летро поднялся, угрюмо посмотрел на Пеллетера и направился к двери.

Пеллетер подошел к нему и положил руку на плечо.

– Вы должны обыскать подвалы.

– Какие еще подвалы?

– Все подвалы в городе.

– А я собрался предпринять новый круг поисков, взяв за отправную точку ферму Перро. Ведь дети из кондитерской лавки шли именно туда, а значит, искать их надо где-то там.

Пеллетер кивнул, так как с этим трудно было поспорить. К тому же, как он сам вчера говорил Мартену и Сервьеру, Мауссье находился в тюрьме и вряд ли имел отношение к исчезновению детей. Хотя подвалы все равно следовало обыскать.

– Тогда выдели на прочесывание подвалов хотя бы двух или трех человек. Ну в общем, сколько сможешь.

– А у тебя какие соображения?

Пеллетер посмотрел на измученную горем мадам Перро и вывел Летро из кабинета.

– Ты понимаешь, если они просто потерялись, то да, ты прав, их надо искать где-то ближе к дому. Но если их кто-то захватил…

– Ты думаешь, это похищение?

– Я думаю, что нам нужно вести поиски повсюду.

– Хорошо. Я дам тебе четырех человек.

Пеллетер покачал головой.

– Нет, я еду в Мальниво.

Летро вышел из себя.

– Послушай, Пеллетер, у меня на данный момент имеется шесть трупов заключенных и двое пропавших детей! Я тебе уже говорил, что ценю твою помощь, но только почему-то не вижу, чтобы ты помогал!

Ничуть не задетый этой вспышкой гнева, Пеллетер невозмутимо продолжал:

– Я беру такси и еду в тюрьму. А вы обыщите подвалы.

Раздувая щеки, Летро свирепо вращал глазами. Но Пеллетер хорошо знал эту его привычку кипятиться. Как знал и то, что Летро в конечном счете все равно прислушается к его совету, подозревая, что Пеллетер может оказаться прав.

Выходя из полицейского участка, Пеллетер слышал, как Летро раздает распоряжения офицерам.

Единственное в Вераржане такси стояло перед кафе на противоположной стороне площади. Таксист вышел из кафе, поправляя кепку, как раз когда Пеллетер взялся за ручку дверцы.

– В тюрьму Мальниво!

Пеллетер нырнул на заднее сиденье, с облегчением отметив про себя, что ему попался на редкость сообразительный для провинциальных городков водитель, умевший отличить молчаливого пассажира от любителя поболтать.

Достав свой клеенчатый блокнот, Пеллетер сделал в нем записи, на которые у него не хватило сил вчера ночью после изнурительных поисков.

До этого последней у него была такая запись:

«В четверг утром в тюрьме был ранен ножом еще один арестант… Все опрошенные расходятся в показаниях относительно числа заключенных, раненых и убитых за последний месяц».

Он сделал в этой записи поправку: «В четверг, 6 апреля, прибл. в 10.00 утра». Теперь, когда всевозможные события нагромождались одно на другое с невероятной скоростью, важна была точность. Сделав это исправление, он продолжал:

«Приблизительно в 13.00 в поле на полпути от Вераржана до тюрьмы Мальниво был обнаружен зарытый в землю гроб. В результате дальнейшего осмотра примыкающей территории были обнаружены еще гробы, общим числом пять штук, с содержащимися в них телами убитых арестантов».

Пеллетер глянул на мелькающие за окошком поля. Все они выглядели так однообразно, что как-то сам собою напрашивался вопрос: как тот, кто зарывал те гробы, мог каждый раз находить место захоронения? Если только он не закопал все пять трупов в один прием. Ну, это Пеллетер как раз надеялся выяснить в ближайшее время, когда судебный медик произведет осмотр и вскрытие.

«Во вторник, 4 апреля, прибл. в 17 часов пропали дети – Жорж Перро (шести лет) и Альбер Перро (пяти лет). Последний раз их видели в кондитерской лавке месье Марка».

С месье Марком Летро беседовал лично, и он уверял Пеллетера, что месье Марк никоим образом не имеет отношения к исчезновению детей. Да и с какой стати ему быть замешанным в таких делах? Ведь в крохотном городке, как Вераржан, владелец магазинчика сладостей не может позволить себе иметь дурную репутацию в отношении детей.

Пеллетер вернулся к своим прежним записям, прибавив на полях напротив визита мадам Розенкранц в отель следующие слова:

«Последний раз, когда мадам Розенкранц видели».

Такую же пометку он сделал относительно начальника тюрьмы, напротив записи, где говорилось об утверждении Мауссье, заявлявшего, что в тюрьме систематически убивают арестантов.

Просмотрев еще раз свои записи, он опять почувствовал прилив гнева. Пора было переходить в наступление. Ведь уже столько всего произошло, а они до сих пор лишь отвечали на события. Только реагировали на них, не старались их опередить или предупредить. Даже эти вчерашние поиски детей были всего лишь ответной реакцией. Но сегодня он, по крайней мере, попробует выяснить, что обо всем этом известно Мауссье.

Желая как-то успокоиться, Пеллетер еще раз прокрутил в голове все события с самого начала, но это не помогло. В большинстве случаев ему было известно только то, что произошло, но он не знал, почему это произошло и каким образом. А следовательно, не было никакой возможности определить, кто это сделал. Иными словами, Пеллетер не знал пока ничего.

Впереди показалось здание тюрьмы. Такси подъехало к самым воротам, Пеллетер вышел и велел таксисту возвращаться через два часа и, если понадобится, даже подождать его. Предъявив документы охраннику у ворот, инспектор Пеллетер прошел через автомобильную стоянку и потом еще раз показал документы часовому у входа.

– Я слышал, в городе вчера вечером большое волнение было, – сказал ему Реми.

– А здесь не было?

– Ой, да здесь волнение всегда.

– Я так и думал.

Пеллетер прошел в административное помещение. Молодая женщина за самым первым столом, глянув на него, сразу же потянулась к телефонной трубке. Это была невзрачная девушка, которая могла бы выглядеть миловиднее, если бы подстригла волосы покороче или, наоборот, отрастила их подлиннее. Но у нее на голове было некое невразумительное подобие короткой дамской стрижки.

Прикрыв рот ладошкой, она что-то шепотом проговорила в трубку.

В остальном помещении царила атмосфера летаргии, возможно, вызванная вчерашними надрывными поисками детей, но Пеллетер за свою жизнь повидал достаточное количество полицейских участков, судов и тюрем и знал, что в таких заведениях всегда царит сонное уныние.

Он отыскал глазами заваленный папками стол в дальнем конце комнаты. Без сомнения, это и было временное рабочее место офицера Мартена. Здешние служащие, видимо, не были уверены, можно ли уже убрать все это со стола. Пеллетер поставил себе на заметку как можно скорее отозвать отсюда офицера Мартена. Находясь у Пеллетера под рукой, тот приносил больше пользы, чем роясь в этих папках.

Девушка положила трубку на рычаг и чопорно распрямилась. Поджав губки, она сообщила Пеллетеру:

– Месье Фурнье в настоящий момент занят и не знает, когда освободится, чтобы помочь вам. Он предлагает вам приехать в другой раз.

Она проговорила это так, словно сдавала сейчас экзамен по декламации.

Пеллетер, глядя на нее, не мог сдержать улыбки, и девушка заметно сникла, чувствуя, что провалила экзамен.

– Ничего страшного, – сказал Пеллетер. – Я же сюда не к Фурнье приехал. Могу и сам разобраться со своими вопросами. – И он повернулся к двери.

– Но…

– Не стоит беспокоиться. Я иду в лазарет и дорогу уже знаю.

Девушка беспомощно смотрела на своих коллег, но те сидели за столами, потупившись и уткнувшись в бумаги, довольные тем, что это не им приходится выкручиваться из неловкого положения.

Девушка поднялась из-за стола, но не сделала ни шагу. Пеллетер снова повернулся к ней.

– Вы могли бы оказать мне одну услугу, – произнес Пеллетер так, словно эта мысль только что пришла ему в голову. – Мне необходимо снова увидеться с Мауссье. Пожалуйста, распорядитесь, чтобы его привели вниз.

И, не дожидаясь ответа, он вышел из комнаты, краем глаза только заметив, что к ней уже торопливо подскочил один из сотрудников.

– Открой-ка мне эту дверь, Реми. Я в лазарет.

Пеллетер пытался припомнить, будет ли на отрезке до лазарета еще одна дверь, но решил не забивать себе голову лишними проблемами, а решать их по мере поступления. Если девица из канцелярии пришла в себя после пережитого шока, то, несомненно, уже названивает Фурнье, а значит, через каких-нибудь пару-тройку минут заместитель начальника тюрьмы уже примчится сюда.

Когда Реми отпер для него дверь, Пеллетер сказал:

– Ты не мог бы проконтролировать, чтобы Мауссье привели в комнату для допросов? В канцелярии эта моя просьба почему-то повергла всех в смущение.

– Да понятно почему, – сказал Реми, улыбаясь. – Здесь же шагу нельзя сделать просто так, на все нужна официальная бумажка, и упаси бог, если у тебя такой бумажки нет. – И Реми посторонился, чтобы пропустить инспектора.

В коридоре сразу же распахнулась ближайшая дверь, и к инспектору подскочил еще один служащий. Стараясь не выдать своего волнения и растерянности, он сказал:

– Пожалуйста, сюда, месье Пеллетер.

По-видимому, они все-таки решили для надежности приставить к Пеллетеру провожатого, раз уж он вздумал самостоятельно прокладывать себе путь по лабиринтам тюрьмы. Или даже проследить за тем, что он станет делать. Как бы то ни было, но молодой человек пошел впереди Пеллетера по коридору, ведущему в лазарет.

– Со вчерашнего дня были какие-нибудь еще инциденты? – спросил Пеллетер у своего нервозного провожатого, шагая сзади.

– Инциденты?.. – отозвался тот, не оборачиваясь.

– Как ваша фамилия?

– Месье Витье.

– Ну так вот, Витье, я имею в виду драки, поножовщину, убийства. Словом, какие-либо инциденты.

– Мне кажется, я не могу ответить на этот вопрос.

– Мне тоже так кажется.

Они подошли к стальному боксу с дверцей, разделявшей коридор на две равные части. Витье достал из кармана связку ключей на металлическом кольце. То есть на отрезке до лазарета все-таки оказалась еще одна дверь, и Пеллетер теперь был рад, что к нему приставили провожатого.

Витье отпер дверь, но на этот раз Пеллетер шагнул за порог первым. В спертом воздухе пахло аммиачными парами из лазарета.

Идя по коридору, Пеллетер даже и не знал, сопровождает ли его до сих пор Витье. Дверь в лазарет была открыта – по-видимому, здесь считалось, что раненым арестантам не до побега.

В лазарете по сравнению со вчерашним днем было тихо. У двери сидел на стуле надзиратель. Пациент был здесь всего один – вчерашний заключенный, получивший ножевые ранения. Казалось, что этот щупленький, бледный, осунувшийся человечек провел на больничной койке не двадцать четыре часа, а несколько недель.

Пеллетер подошел к нему и присел на соседнюю койку. Он заметил, что больной наручником прикован к кровати.

В лазарет вошел Витье и встал в изножье постели больного.

Пеллетер поднес к лицу больного свои документы, но арестант, шныряя глазами то на Пеллетера, то на Витье, не проявил ни малейшего намерения взглянуть на них.

– Я старший инспектор Пеллетер из Центрального управления. Приехал разобраться в том, что у вас тут происходит. Надеюсь, вы сможете рассказать мне о том, что случилось вчера.

Заключенный продолжал стрелять глазами то на Пеллетера, то на Витье, лицо его при этом оставалось неподвижным. Слова Пеллетера его не впечатлили.

– Вы знаете, кто напал на вас с ножом?

Арестант, болезненно поморщившись, отвернулся.

Пеллетер пересел поудобнее – чтобы металлический каркас койки не врезался в ляжки.

– Витье!

Молодой человек, засмотревшийся в задумчивости на раненого, вытянулся в струнку. Вид у него теперь был такой, словно он ожидал собственного приговора. То ли сама атмосфера здесь была такой гнетущей, то ли все они тут просто боялись Фурнье, державшего в постоянном напряжении и заключенных, и персонал.

– Оставьте нас на минуточку, – сказал ему Пеллетер, кивнув на дверь.

Витье отошел к двери и встал рядом с сидевшим на стуле надзирателем. Они не перемолвились ни словом.

Пеллетер, облокотившись на колени, наклонился к больному и, понизив голос, спросил:

– Вы можете мне сказать, кто напал на вас с ножом?

Казалось, что заключенный опять сделает вид, будто не слышал вопроса, но вдруг, не поворачивая головы, он громким шепотом произнес:

– Не знаю.

– А вы знаете, почему на вас напали?

Заключенный закрыл глаза и покачал головой. Он видимо уже думал об этом, но ответа так и не нашел.

– А как насчет тех, кого убили? Люди здесь что-нибудь говорят об этом?

Последовала длительная пауза, и Пеллетер уже начал опасаться, что ему придется начинать сначала, но раненый наконец выдавил из себя:

– Никто тут ни о чем не говорит.

– Если вы сообщите что-нибудь, если поделитесь со мной тем, что знаете, то я, возможно, смогу помочь, – сказал Пеллетер, наклонившись к нему еще ближе и даже съехав на самый краешек койки.

Но никакой реакции опять не последовало.

– Да вы не бойтесь, никто не узнает, о чем я с вами разговаривал. Я и с другими заключенными тоже побеседую.

Раненый арестант вдруг повернул голову к Пеллетеру, глаза его были расширены.

– Я ничего не знаю! Там во дворе было полно народу. Пырнуть меня мог кто угодно, но у меня жалоб нет. И я не знаю больше ничего!

– Ладно, – не стал настаивать Пеллетер.

Зрачки у заключенного были увеличены, ноздри раздувались, и он походил на человека, снедаемого страхом, болью и отчаянием.

– Ладно. – Пеллетер встал, не сводя пристального взгляда с раненого арестанта. – Но это у нас с вами, скорее всего, была последняя возможность поговорить в отсутствие заместителя начальника тюрьмы.

Реакции снова не последовало. На лице арестанта читалось все то же выражение боли и негодования. Упоминание имени Фурнье не изменило ничего.

Старший инспектор смотрел на лежащего арестанта, расстроенный тем, что так ничего и не сумел из него выудить. С каждым новым событием Пеллетер, казалось, узнавал все меньше и меньше, и даже жертвы этих безобразий предпочитали оставаться равнодушными. По опыту Пеллетер знал, что иногда подобная беспомощность была всего лишь вопросом времени, но только не в этом случае. Слишком много всего уже произошло, и кто-то знал, почему. Оставалось только найти нужного человека и задать ему правильные вопросы.

Пеллетер отвернулся от раненого арестанта и направился к двери.

– Витье, – сказал он, – проводите меня к Мауссье.

Мауссье уже ждал его в комнате для допросов, как и в прошлый раз, скованный по рукам и ногам цепями. К удивлению Пеллетера, Фурнье пока так и не появился. Оставив Витье с надзирателем снаружи, Пеллетер вошел и сел за спиной у Мауссье.

– Зачем вы порезали ножом человека в тюремном дворе? – спросил Пеллетер.

Мауссье даже не предпринял попытки обернуться.

– Ба, инспектор, да вы меня удивляете! Вы же прекрасно знаете, что вчера такой привилегии, как прогулка во дворе, мне оказано не было. Иногда она полагается мне, а иногда нет. Это решает месье Фурнье. Для моего же собственного блага. Тут, знаете ли, некоторые из парней меня не слишком-то любят. Не знаю, правда, почему.

В голосе Мауссье слышалась веселость. Его, похоже, ничуть не вывело из себя то, что Пеллетер уселся сзади. Но Пеллетеру сегодня было не до его игрищ. Стараясь придать голосу невозмутимость, он сказал:

– А как вы получаете еду? Вам разрешено питаться за общим столом?

– Нет, еду мне приносят в камеру, причем заместитель начальника тюрьмы следит за тем, чтобы это делали по возможности разные люди. А что такое? Почему вы у него сами не спросите? Или он не склонен оказывать вам содействие?

Но этими язвительными замечаниями ему не удалось задеть Пеллетера. Тогда, придав голосу озабоченности, Мауссье спросил:

– А тех двух маленьких мальчиков уже нашли? Я так беспокоился за них.

– А откуда вам известно о пропаже детей?

– Да, кстати, а как там поживает мадам Пеллетер? Нет, я верю, что хорошо. С чего бы ей поживать плохо?

Пеллетер схватил Мауссье за плечи и швырнул его на пол, так что тот треснулся головой о каменные плитки, а следом за ним с грохотом упал и опрокинутый стул. Руки и ноги Мауссье были скованны одной цепью, и он лежал скрючившись, не в силах самостоятельно подняться.

Пеллетер пнул стул, и тот отлетел в угол.

Мерзкий старикашка сотрясался от беззвучного смеха.

Пеллетер обошел стол и нарочно встал подальше, чтобы не поддаться соблазну и не начать пинать Мауссье. Ему вспомнились слова Сервьера в день самой первой их встречи, когда Сервьер спросил его, как он мог тогда находиться в одном помещении с этим монстром и не убить его. Мысль эта охладила его гнев. Решительный шаг был сделан, оставалось только посмотреть, приведет ли он к результатам.

Он сделал еще несколько шагов и встал так, чтобы видеть лицо Мауссье. Тот продолжал смеяться, силясь разглядеть пол вокруг себя, потом сказал:

– Очень хорошо. У меня кровь пошла. – Он лизнул каменный пол и зловеще ухмыльнулся. – Кровь!.. Отлично! – И Мауссье расхохотался.

Тогда, присев перед Мауссье на корточки, Пеллетер сказал ему одну фразу, которой надеялся вытянуть из него наконец какой-нибудь ответ:

– Я отбываю сегодня с вечерним поездом. Все, я больше не участвую в этом.

– Ну, это как посмотреть, – возразил Мауссье. – Ваше участие в этом… оно будет зависеть от того, что скажет пресса, и от того, что скажут в Центральном управлении по поводу того, что скажет пресса, когда господин мэр, и господин Летро, и господин начальник тюрьмы решат, что было бы неплохо повесить все свои ошибки с раскрытием этих убийств арестантов и пропажей детей на приезжего детектива. А я тут, по правде говоря, совершенно ни при чем. – Мауссье, похоже, решил, что ему удалось задеть Пеллетера за живое, и одна только эта мысль возмущала детектива. – Но вы же знаете эти крошечные провинциальные городишки… Тут отродясь никто ни за что не отвечает и люди подолгу не задерживаются на своих местах.

– Ишь как заговорил! Ты у нас что же, политическим активистом заделался? Или социальным реформатором?

– Нет. Обеспокоенным гражданином. Такое название мне больше нравится. – Мауссье продолжал злобно ухмыляться. – Мне вообще нравится слово «озабоченный»… Такое… толковое слово.

У Пеллетера начали затекать ноги, он поднялся с корточек и сел за стол. Тот самый стол, за которым сидел два дня назад. Отсюда ему не было видно Мауссье – только стену напротив. Ее грубо отесанные камни представляли собой целый географический мир, в котором запросто мог заблудиться муравей. Вот и он сам сейчас чувствовал себя таким же заблудившимся муравьем.

Тишину нарушил Мауссье. Желание поговорить было его единственной слабостью, не изменявшей ему ни при каких обстоятельствах.

– Я ничего не знаю про этих пропавших ребятишек. Они не имеют никакого отношения ко всему этому.

– Но если тебе что-то известно обо всем остальном, то, может быть, проще было бы рассказать мне?

– Я ничего не знаю и обо всем остальном.

– Тогда о чем ты знаешь?

– О мертвых арестантах.

– О них я тоже знаю.

– О-о, вот видите, каких успехов вы уже добились, господин инспектор! Меня прямо завидки берут!

Сейчас, когда Пеллетер не мог видеть его, а только слышал его голос из-под стола, разговаривать стало легче.

– И кто же вывез тела? – спросил Мауссье.

Вместо ответа Пеллетер задал ему свой вопрос:

– Кто убил этих людей?

– Ну… Если вы ответите на мой вопрос, то я, возможно, отвечу на ваш! – В голосе Мауссье снова звучали нотки наслаждения.

– А ты не боишься, что тебя примут за стукача?

Мауссье эти слова разозлили.

– Послушайте, детектив, я уже говорил вам, что давно привык к оскорблениям! Когда тебя оскорбляют, это не так уж и плохо.

Пеллетеру это утверждение показалось сомнительным, зато Мауссье задал очень правильный и очень насущный вопрос. Как мертвые тела арестантов оказались за пределами Мальниво? Кто вывез их?

Пеллетер задумчиво смотрел в стену, а Мауссье вдруг принялся мычать какой-то мотивчик. Как оказалось, мотивчик детской песенки. Песенки про то, как дети пошли в гости к бабушке.

Пеллетер резко встал, скрежетом стула по полу прервав сольное выступление Мауссье.

Вот опять он не узнал ровным счетом ничего. Все те же туманные намеки, все те же попытки поклепа на заместителя начальника тюрьмы… Эта очередная встреча, похоже, опять послужила для Мауссье поводом поразвлечься, и Пеллетер чувствовал себя клоуном в цирке.

Он подошел к двери, собираясь постучать. Из-под стола послышалось звяканье цепи, но Пеллетеру было не видно, что Мауссье там делает.

– Мауссье! – рявкнул Пеллетер.

Мауссье затих.

– Если эти дети не найдутся в скором времени живыми, то ежедневные прогулки в тюремном дворе тебе, считай, обеспечены. И тогда я не ручаюсь за твою жизнь.

Ответа не последовало.

– Или в следующий раз, когда я запущу сюда надзирателей, мне понадобится только понаблюдать за тем, кто и как будет вывозить твое тело из Мальниво.

С этими словами Пеллетер постучал по металлической двери, давая понять тем, кто за нею находился, что он готов выйти.