Глава 21
Я сидел в ресторане долго. Официант уже, кажется, в третий раз подбежал ко мне и предложил кофе, когда я наконец смог посмотреть ему в лицо и покачать головой в знак отказа.
Но ему этого оказалось недостаточно, и он участливо поинтересовался:
– С вами все в порядке, сэр?
Но я, стиснув зубы, только пожимал плечами и разводил руками, готовый разрыдаться.
– Ну хорошо, я подойду позже. – И он удалился.
Мысли в голове моей зациклились и носились по кругу. Мне нужно было срочно уезжать из Калверта. Хили и Добрыговски это не понравилось бы, это выглядело бы в их глазах подозрительно, но я больше не собирался рисковать и оставаться в городе сверх необходимого. Брауни мог легко добраться здесь до меня. Пятьсот тысяч долларов! Что же делать? Палмер сказал, что часть наследства будет деньгами, но я не знал даже примерно, сколько мне полагается. Имелось в виду, что два миллиона, но когда они еще поступят на банковский счет? И завещание могло быть опротестовано другими претендентами… Нет, ну вот как Хьюб мог поступить со мной так? Я собирался все выплатить ему. Ведь мы же с ним были друзьями! И тут мой страх перерос в ярость, и я уже захотел убить и Хьюба. И Брауни убить, и Ви, и вообще всех. Да, я хотел убить их всех!
Но в таком состоянии размышлять о чем-либо было просто бесполезно. Я только все больше и больше запутывался. Я слишком много выпил за обедом, и мне надо было протрезветь.
Я посмотрел по сторонам. Обедающая публика почти вся уже разошлась, и официанты увозили на тележках грязную посуду. Мой официант в ожидании деликатно маячил в сторонке. Я кое-как выдавил из себя улыбку, кивнул ему и, собравшись с силами, поднялся из-за стола.
В вестибюле я некоторое время стоял посередине между лифтами и выходом, решая, куда мне пойти и что делать. Гнев мой остыл, полностью опустошив меня, и в голове вертелась только одна мысль: я должен срочно бежать из города, если хочу жить.
Но что же делать с Ви? Доверять ей я не мог. И не мог взять ее с собой. Это выглядело бы очень подозрительно. Тогда я мысленно вернулся к своему первоначальному плану, к решению, принятому мною еще до этого позорного обеда, когда у меня была ясная голова и не перехлестывала ярость. Ви должна была умереть – хотя бы для того, чтобы нейтрализовать опасность для меня со стороны полицейского расследования. Если бы, до обеда, у меня на этот счет имелись бы какие-то сомнения, я бы сейчас даже не стал останавливаться на этой мысли. Но теперь этот план необходимо было осуществить, да поскорее. Сегодня же ночью. И мне нужно было срочно придумать, как это сделать.
Я стоял посреди вестибюля и ломал себе голову над вопросом, почему Ви должна умереть, когда у меня вдруг возникло ощущение, что за мной наблюдают. Чувство было очень неприятное. Оно напомнило мне паранойю Клотильды и вызывало сомнения относительно моего собственного психического здоровья. Но стряхнуть с себя это чувство мне никак не удавалось. Осторожно оглядевшись, я остановил свое внимание на человеке, сидевшем в одном из кресел напротив стойки дежурного портье. Он положил ногу на ногу и уткнулся в раскрытую на коленях газету. Понаблюдав за ним, я заметил, что он то и дело отрывался от своей газеты и стрелял в мою сторону глазами. Неужели полиция установила за мной слежку? Если так, то это очень плохо.
Резко повернувшись, я быстро вышел из отеля и направился через улицу в здание «Калверт-Сити Банк». Во все кассы тут стояли длиннющие очереди. Я занял наблюдательную позицию у конторки для заполнения требований и стал следить за входом в отель.
Прождал я довольно долго, даже успел заполнить за это время десять никчемных бумажек, но из отеля так никто и не вышел. Это встревожило меня даже больше, чем если бы тот человек сразу последовал за мной. Я стал опасаться, что, как и Клотильда, потихоньку схожу с ума. Ведь того, кто задумал убить другого человека, уже можно считать ненормальным. Но подобные мысли никак не могли помочь мне совершить задуманное, поэтому я решительно отбросил их в сторону и решил подождать еще пять минут и даже засек на часах время.
Но я сумел вытерпеть еще только три минуты, после чего ушел из банка и слонялся по улицам, двигаясь, тем не менее, в сторону дома тети Элис. Где-то на полпути меня осенила еще одна мысль – а что, если в отеле за мной следил не полицейский, а подручный Брауни? Я попытался припомнить лица тех, кого видел с Брауни, но они мне совсем не запомнились. В ресторан Брауни пришел один, и он был без своих телохранителей, когда я заявился к нему в номер. То есть он, похоже, далеко не всегда держал при себе своих людей. Но в общем-то я не был полностью уверен, что человек в вестибюле следил за мной.
Мысли мои сменялись в таком порядке, и я проходил квартал за кварталом, не замечая города вокруг себя. Я блуждал в своих мыслях, как это бывало у меня во времена писательской работы. И за это я мог смело сказать спасибо Тэйлору Монтгомери. Это он вновь пробудил во мне творческую жилку, так долго пребывавшую в бездействии, а сейчас вдруг так пригодившуюся мне для сугубо практических целей. Собственно говоря, Монтгомери даже, в некотором роде, и был виноват в том, что я встал на эту новую для меня стезю преступника. Он даже оказал мне конкретную помощь, согласившись опубликовать статейку о Ви в сегодняшнем вечернем выпуске газеты. И это делало его моим сообщником. Мне даже жалко было расставаться с ним, зная, как важен для него мой интерес к его сочинениям. Ведь такой удар по творческому оптимизму мог надолго отвратить его от писательского занятия. Я даже пообещал себе, что перед отъездом обязательно напишу ему письмо. Перед отъездом… Хм… А когда этот отъезд случится? Когда я закончу одно последнее и очень трудное дело.
Наконец я дошел до дома тети Элис. Меня впустила Конни. Мой вид ее ужаснул. Должно быть, я выглядел даже хуже, чем думал, и мне оставалось только гадать, что же такого ужасного было написано у меня на лице – страх или новая мрачная решимость к предстоящему поступку. Впрочем, это могло быть и просто сегодняшнее очередное пьянство.
– Вы ужинать будете, мистер Шем? – спросила она.
– Даже не знаю, что тебе сказать на этот счет, Конни, – ответил я.
– Миссис Хэдли хочет видеть вас и надеется, что вы поужинаете с ней.
Тетя Элис. Только ее мне еще в тот момент не хватало. Но я жил в ее доме, кормился за ее счет… Так что пришлось закусить удила.
– Я мог бы прямо сейчас увидеться с ней, – сказал я, надеясь, что чем я раньше начну, тем быстрее отвяжусь.
– Сейчас миссис Хэдли отдыхает. Она вообще-то надеялась увидеться с вами за обедом.
Я попытался выдавить из себя улыбку, но у меня не получилось.
– Ладно, я подумаю, – сказал я и, не дожидаясь продолжения разговора, поднялся к себе наверх. В тот момент меня меньше всего волновало, что обо мне подумают тетя Элис и Конни.
У себя в комнате я первым делом достал из-под кровати свой рюкзак и принялся торопливо и беспорядочно запихивать в него вещи. Меньше пяти минут мне понадобилось на эти сборы. А потом еще пять минут, а может быть, и больше, я стоял, придерживая рукой набитый рюкзак, и спрашивал себя, почему бы мне прямо сейчас не подхватить его с постели и не уйти. Часы показывали без двадцати два.
Потом я снял телефонную трубку с намерением позвонить в клинику «Энок Уайт» и поговорить с Клотильдой. Подумав о ней, я вспомнил, зачем я все это делаю. Мне просто хотелось услышать ее голос, он бы очень подбодрил меня. Но вместо звонка в Калифорнию я почему-то стал набирать номер Мэри, невесты Джо.
К телефону подошла горничная. Ну вот почему никогда нельзя поговорить сразу с самим человеком?! Она отложила трубку в сторону, и я услышал ее удаляющиеся шаги и звук закрывшейся двери. А потом в трубке раздался голосок Мэри:
– Все, Луиза, можешь положить там трубку. – И после щелчка: – Мистер Розенкранц, я так рада, что вы позвонили.
Я приготовился говорить и вдруг понял: не знаю, что сказать.
– Мэри, вы меня извините, – выдавил я, но эти слова прозвучали как всхлипывание. По-моему, еще секунда, и меня бы прорвало, но я сумел взять себя в руки и повторил: – Вы меня извините…
– Нет, это вы меня извините, мистер Розенкранц. Извините, что уехала вчера сразу после службы. Мне было так тяжело… – Она неловко рассмеялась. – Папа даже дал мне выпить из своей фляжки.
– Я видел, – сказал я, зажав пальцами нос около переносицы.
– Видели? – виновато переспросила она. – Ну… папа сказал, что при таких обстоятельствах можно.
– Конечно, конечно.
– Значит, вы не обиделись, что я не перемолвилась с вами ни словом?
– Да я сам был подавлен. Если б что-то можно было бы изменить…
– Я себе всю неделю то же самое повторяю, – сказала она уже более бодрым голосом.
– А вот наследство… – начал было я, но она меня перебила:
– Мне это безразлично. Меня это совсем не волнует. Никогда не волновало.
От этих ее слов мне стало легче. Возможно, я и позвонил ей, чтобы как-то сбросить с плеч хотя бы часть глодавшего меня чувства вины. Какой-то слишком совестливый из меня получился убийца.
– Мне так не хватает Джо, я даже не знаю, покинет ли меня когда-нибудь это чувство. – Она помолчала, потом спросила: – А вы по Куинн долго скучали? Я имею в виду, после развода. – И после паузы она поспешила прибавить: – Это ничего, что я задаю такие вопросы?
– С Куинн у нас было все по-другому. Мы друг друга и любили, и ненавидели.
– И с Джо так же, да?
Эти слова меня покоробили. Она это почувствовала и поспешила извиниться.
– Простите, я не хотела…
– Нет, ничего страшного. Это же правда. Да, с Джо у нас тоже так было.
– Так вы считаете, это чувство никогда не пройдет?
Но я сам не знал ответа на этот вопрос. Сам не знал, забуду ли когда-нибудь его смерть, этот удар затылком и тяжесть его тела, когда тащил его наверх в спальню. А я ведь еще собирался убить Ви. И еще Брауни убить собирался. Ради Клотильды. Ведь Ви, когда рассказывала ему про деньги, наверняка проболталась и про убийство. Так что вздохнуть свободно я мог, только убив их обоих. И никак иначе.
– Мистер Розенкранц! – Голос Мэри в трубке вывел меня из раздумий.
– Пройдет, – сказал я, сам надеясь, что именно так и будет. – Вы еще встретите мужчину в своей жизни. Будете вспоминать, конечно, Джо в годовщину смерти, но с возрастом эти вещи становятся менее значимыми. – Была ли это правда? Вот тут я не был уверен.
Но Мэри решительно возразила:
– Нет, это чувство у меня никогда не ослабнет.
– Надеюсь, что вы ошибаетесь, – сказал я.
– Но мы ведь можем с вами переписываться, правда? Вы же не рассердитесь, если я стану писать вам? Это было бы, как если бы я писала… – Она не договорила фразы, и я закончил за нее:
– Как если бы вы писали ему?
– Да.
Тут мне сделалось совсем тошно, и я понял, что совершил ошибку, позвонив ей. Не надо было мне рассчитывать ни на чью моральную помощь. Свою проблему я должен решать сам.
Я понял, что Мэри, видимо, ждет от меня ответа, и поспешил сказать:
– Конечно! Пишите. Пишите мне всегда, когда захотите.
– Спасибо, – сказала она и печально вздохнула, а я, уже мечтая, чтобы этот разговор поскорее закончился, поспешил вставить:
– Ну мне пора.
– Мистер Розенкранц, я так рада, что вы позвонили. И я так рада, что Джо перед смертью помирился с вами. Хотя бы об этом можно не переживать.
– Я буду ждать ваших писем, – сказал я и положил трубку.
После этого разговора я успокоился насчет денег, но относительно всего остального… мне стало только еще более тошно.
Пока говорил с Мэри, я параллельно думал о Брауни, о том, что он должен умереть. И не важно, знал он об убийстве или нет, – я просто не мог допустить даже вероятности шантажа с его стороны. К тому же он убил бы меня, если бы я не заплатил ему долг, и это для меня становилось главной мотивацией. Когда он сегодня сел с нами за стол в ресторане, у меня уже тогда промелькнула мысль, что у нас с ним обязательно дойдет до варианта: или он, или я. Или я убью его, или он меня. А сейчас я окончательно понял, что должен убить их с Ви обоих ради Клотильды.
Звонить сейчас Клотильде было бесполезно. Я должен был как-то сам справляться со своими эмоциями и со своим делом. Присев на постель, я задумался. Понимал, что убить двух человек не так-то просто, особенно если один из них – гангстер. Но разве был у меня выбор? И что я терял? Терять мне все равно было нечего. И тянуть с этим делом тоже было нельзя, потому что Брауни, зная о размерах моего наследства, постарался бы вытянуть из меня все. Даже отложи я решение этого вопроса на время, в итоге мне все равно пришлось бы к нему вернуться.
И сожалеть по поводу них обоих мне было вовсе не обязательно. Брауни просто бандит и сам выбрал себе такую жизнь. А раз выбрал, то должен был понимать, что рано или поздно его самого кто-нибудь угрохает. А Ви чуть получше обычной шлюхи и сама прекрасно знала это. Сожительствуя с гангстерами, поднимавшими на нее руку, она должна была понимать, что играет в русскую рулетку и когда-нибудь доиграется.
И тут меня вдруг осенило. Допустим, Брауни приходит домой и избивает Ви. Черт возьми, допустим! Даже, допустим, душит ее. Но на этот раз, сопротивляясь, Ви умудряется выхватить свой пистолетик (который Брауни сам заставлял ее носить в сумочке), стреляет в него и убивает. Сама она тоже умирает, но успевает убить и его. Да, убить двух человек оказалось легче, потому что я мог сделать так, будто они убили друг друга. И полиция наверняка обрадуется открыть и тут же закрыть дело по убийству в Калверте крупного бандита, так что глубоко копать, скорее всего, никто не станет. Они даже могут повесить на эту парочку и смерть Джо, если статья Монтгомери в газете всколыхнет общественное мнение. Для полиции это был бы настоящий подарок. А я бы спокойно уехал домой. Мне только нужно было теперь проникнуть в номер Брауни с имеющимся у меня ключом, избить Ви до смерти, а потом, дождавшись Брауни, убить его из ее пистолета.
Я еще раз перебрал в голове этот план на предмет каких-нибудь прорех, но он со всех сторон выглядел безукоризненно. Я не думал только об одной вещи – о том, что ни разу в жизни никого не ударил, тем более женщину. Но поступил бы я иначе, если бы принял этот факт во внимание? Когда петля затягивается у тебя на шее, ты не перестаешь дрыгать ногами, хотя от каждого такого движения она сжимает твое горло еще крепче. Петля затягивается, но ты дрыгаешь ногами до самого конца. Вот и я все равно бы сделал это – дрыгал ногами до самого конца.