Секретарша в приемной продолжала строчить на своей пишущей машинке, даже когда я, встав у нее над душой, поинтересовался:

– У вас тут телефон-автомат где-нибудь есть?

– А почему вы не хотите воспользоваться моим? – проговорила она чуть ли не с возмущением.

– Нет, боюсь, это очень личный звонок.

– Тогда внизу, справа от входа.

– Благодарю вас, – сказал я и коснулся полей шляпы в знак прощания, но она даже не оторвалась от своей пишущей машинки.

Я спустился вниз и направился в другой конец вестибюля, где на стене висел телефон. Когда оператор соединил меня с «Кроникл», я попросил подозвать Поли Фишера. Я ждал довольно долго, разглядывая в окно флаги на флагштоках, потом наконец услышал голос Фишера.

– У меня есть для тебя новости, – сказал он.

– Выкладывай.

– Я разговаривал с одним своим другом из полиции Харбор-Сити, это настоящий опытный профессионал. Ну, ты же сам разговаривал с ними там.

– Да, но у меня не сложилось впечатление, что мы теперь друзья.

Фишер усмехнулся:

– Ну так вот, несколько лет назад было еще одно такое дело. То же самое – перерезанное горло, искромсанный низ живота.

У меня зачастил пульс.

– Имя!

– Друсайла Картер. Она на временной основе работала приемщицей в химчистке. Биография неизвестна, семья где-то на Среднем Западе. У них даже ни одного подозреваемого не нашлось.

– А еще что-нибудь есть?

– Ну, этот мой друг из полиции вроде бы припомнил, что дело тогда постарались замять. А ты-то вообще куда гнешь, Деннис? Мне что, теперь еще проверять и другие части города?

– Нет, – сказал я. – Просто хочу знать о том, чего якобы нет.

– Да черта с два нет, ты видишь, что творится?

– Спасибо тебе, Фишер, – сказал я, интонациями давая понять, что склонен закончить разговор, но, пока он не успел повесить трубку, спросил: – Слушай, а тебе известно что-нибудь о детях Мертона?

Я постарался задать этот вопрос как можно более небрежно, но эта моя попытка не ускользнула от него.

– Так это все как-то с ними связано? С детьми Мертона?

– Не знаю. Возможно, – уклончиво ответил я.

– Ну, не могу похвастать, что знаю о них много. Только то, что пишут в колонках светской хроники. Девчонка сногсшибательная красотка, к тому же с мозгами, получила прекрасное образование на Восточном побережье, но у нее есть склонность к уединению, и она любит фотографироваться. Двадцатка? Ну что-то вроде того. Парень на несколько лет старше, но с ним что-то не так, потому что он то по нескольку месяцев торчит у всех на виду, то вдруг на несколько месяцев куда-то пропадает. Я думаю, он нарик. Все эти богатенькие детишки – нарики.

– Ладно, спасибо, – сказал я. – И позвони, если еще что-нибудь узнаешь.

– Ой, ну я чую, это будет отличный материал, – оживился Фишер. – Ты только не делись информацией ни с кем, кроме меня.

Я неопределенно крякнул, и он, судя по всему, истолковал этот звук как позитивный факт, после чего я повесил трубку.

Я направился к выходу, и там у меня произошла неожиданная встреча. Он заходил в здание, открывая наружную дверь, а я выходил, открывая внутреннюю. Ускорив шаг, я подскочил к нему и закатал ему в челюсть со всей мощью своих девяноста килограммов. Это было все равно что бить по мешку с неразведенным цементом. Митч зашатался, держась за дверную ручку, но устоял на ногах, хотя я тут же поправил это положение и добил его ударом в грудь, после чего он все-таки рухнул на пол, а я выскочил на улицу.

На круговой дорожке перед зданием стоял песочного цвета автомобиль-купе с Долговязым на водительском сиденье. Завидев меня, Долговязый газанул, а я побежал вдоль здания обратно к офису службы безопасности, где стояла моя машина. «Паккард» мой завелся мгновенно, и я сумел немного оторваться и только на первом перекрестке увидел в зеркальце заднего вида маячащий сзади купе.

Чтобы не связываться с цепью на воротах на малой проходной, я решил свернуть налево к главному въезду, где мог в случае чего просто протаранить деревянный шлагбаум. Распугивая людей и редкие машины, я мчался по дорожкам студии, а купе преследовал меня, сокращая расстояние между нами.

У шлагбаума я пристроился за синим «линкольном» и успел проскочить под черно-белой перекладиной, когда она уже опускалась. Правда, она успела треснуть меня сзади по багажнику. Выехав за территорию студии, я сразу свернул направо, на Кабарелло.

Пару светофоров я проехал без преследования, но потом купе опять замаячил у меня на хвосте. Почему они так не торопились, я не знаю – то ли не очень-то боялись выпустить меня из поля зрения, то ли были уверены, что догонят позже. Множество машин на дороге, с одной стороны, служило мне неким барьером от моих преследователей, но, с другой стороны, не давало от них оторваться. Я шнырял между машинами, то и дело меняя ряды, и в итоге на Андерхилл резко свернул налево, даже не посигналив другим водителям и вызвав тем самым целый хор возмущенных клаксонов.

Я изо всех сил жал на газ, переключил скорость сначала на третью, потом вообще на четвертую, и гнал слишком уж быстро для такой населенной местности. Купе следовал за мной, не отставая и даже, наоборот, сокращая расстояние. Тогда я нажал на ручной тормоз, резко вывернул руль и неожиданно махнул на жилую улицу, где отпустил тормоз и поддал газу, промчавшись до следующего квартала. На перекрестке я повторил тот же самый маневр, треснувшись задним бампером о телефонный столб и чуть не потеряв управление, но все-таки умудрился опять выровнять машину. Я ехал в южном направлении, параллельно Андерхилл, в сторону ипподрома «Гол ливуд-Парк».

Больше не замечая в зеркальце заднего вида хвоста, я сбросил скорость до двадцати пяти миль в час, но при этом все равно поглядывал в зеркальце чаще, чем на дорогу. Потом, уже свернув на Калифорния-авеню, поехал на той же скорости, что и остальные водители. Только через четыре квартала я опять заметил сзади вдалеке, в двух кварталах от меня, песочного цвета купе. Тогда я снова газанул и свернул на Эмити, которая потом должна была спуститься в Долину и после скалистого отрезка привести к «Голливуд-Парк». Петляющий спуск был, слава богу, свободен от машин, и я продолжал все время наращивать скорость.

Песочного цвета купе снова возник у меня на хвосте, точно так же, как и я, петляя по извилистой дороге, причем расстояние между нами все время сокращалось. Мы проскочили знаменитую Цветочную хижину на обочине, а на следующем после нее повороте слева появилось больше строений. Потом скалистая стена справа кончилась, и мы въехали в населенную местность. Здесь я рассчитывал все-таки оторваться от своих преследователей.

Но из-за резкого надтреснутого хлопка я дернул руль и вывернул на встречную полосу и, глянув назад, увидел догоняющий меня купе уже менее чем в тридцати ярдах. За первым последовал второй хлопок. Митч, высунувшись из окошка со стороны пассажирского сиденья и стараясь выровнять руку, целился в меня из пистолета. Поскольку в стеклах у меня пробоин не было, я понял, что он, скорее всего, целится по шинам. Я резко взял к правой обочине, и мимо меня, отчаянно и возмущенно сигналя, пронеслась встречная машина. Когда она промчалась и мимо купе, Долговязый резко вырулил на встречную полосу и поддал скорости, так что в два счета оказался всего в каких-нибудь нескольких футах от моего заднего бампера. Митч опять выстрелил. Пуля угодила в мою машину и отскочила. А между тем скалистая отвесная стена справа уже совсем кончилась, и впереди показалось жилье. Правое переднее колесо купе поравнялось с левым задним колесом моей машины. Тогда я снял ногу с педали газа и резко вывернул руль влево. От резкого толчка меня подбросило и ударило о руль, боль в моих и без того настрадавшихся ребрах штопором взлетела до самого горла, и я почувствовал во рту привкус блевотины.

Купе снесло влево, и Долговязый изо всех сил старался не потерять управление. Впереди из жилого квартала выруливал на трассу какой-то красный автомобиль – то ли «крайслер», то ли «понтиак». Купе на полной скорости врезался в него, красный автомобиль развернулся от полученного удара на девяносто градусов, а купе, пролетев еще футов сорок вперед и оставив за собой на асфальте длиннющий след жженой резины, остановился. Я же, как-то умудрившись не потерять управление, продолжал гнать свой «паккард» вперед и на протяжении еще двух кварталов поглядывал в зеркальце заднего вида, опасаясь, как бы купе не возобновил погоню. Но мои преследователи остались стоять на месте аварии.

Поначалу я гадал, кто позвонил им и настучал на меня – секретарша Нокса или секретарша Мертона – или я сам не заметил сегодня с самого утра слежки за собой, но в конечном счете решил, что это не важно.

Сзади уже доносились звуки полицейской сирены, и я, от греха подальше, всей мощью своего веса надавил на педаль газа.

До ипподрома оставалось еще минут десять езды.