В моем распоряжении было несколько свободных часов, поэтому я вернулся в свою машину и поехал на запад, в сторону Соммерсет. Я опустил стекла, и в лицо сразу ударил ветер, от которого рубашка на мне стала хлопать, а галстук приплясывать. Когда дома поредели и между ними потянулись поля, я свернул к югу, на Монтгомери, откуда начинался спуск в район Сан-Анджелинос, именуемый в просторечии Сосо, а у риелторов получивший название «Безнадега». Несмотря на противоречивость названия, это была вполне симпатичная местность с добротными большими домами в викторианском стиле, где любило селиться в начале своей карьеры предыдущее поколение голливудских кинозвезд. Удивляло только, что Хлоя Роуз со своим мужем-писателем так и не переехала никуда отсюда за все те годы уже после того, как шампанское перестало считаться у нее лучшим французским импортным товаром в Америке.

Я свернул на Хайлон-Драйв. Розенкранцы жили на углу Монтгомери и Хайлон в домике средней величины. Со стороны Монтгомери владение было огорожено живой изгородью высотою в два этажа, что создавало ощущение уединенности, хотя открытая лужайка перед домом просто выходила на улицу. Проехав мимо до конца квартала, я развернулся, проехал немного назад, припарковался в трех домах от Розенкранцев и, сунув руки в карманы, направился к их дому пешком.

Их построенный в викторианском стиле домик пурпурного цвета с обилием контрастно-белых витиеватых завитушек выглядел совсем не в духе Западного побережья. Широченные белые колонны главного входа выглядели внушительно и вполне могли бросить вызов самому Самсону. На открытой веранде – плетеная мебель с промокшими от дождя подушками, которой явно давно никто не пользовался. По-видимому, обитатели дома, если и принимали солнечные ванны, то на заднем крыльце, подальше от постороннего глаза.

Клумбы были такими же безвкусными, как и сам дом, хотя садовник, разбивший их, возможно, так не считал. Крокусы, лилии, нарциссы и еще какие-то цветы, чьих названий я не знал, росли на закругленных в форме почек клумбах по обе стороны дорожки. Стоявший в сторонке гараж был, судя по всему, более поздней пристройкой. Выкрашен он был также в пурпурный и белый цвета, но больше смахивал на сарай. Сквозь открытую дверь виднелась темно-бордовая «ла саль» и свободное место для второй машины.

С заднего двора дом выглядел почти так же, как с фасада, только клумбы здесь были выложены в форме крыльев бабочки. На лужайке работал вращающийся разбрызгиватель. Дождевика у меня с собой не было, поэтому я решил пока не соваться на задний двор, а осмотреть сначала гараж. Он был установлен на залитой цементом площадке, выглядевшей безукоризненно чистой – на пустовавшем месте для второй машины я не заметил ни одного масляного пятнышка. На стенных крючках висели всевозможные инструменты. На верстаке в дальнем углу стояли в рядок банки с гвоздями, шурупами, болтами, петлями и прочим скобяным товаром. Я подошел к машине и открыл дверцу. Машина была зарегистрирована на Клотильду-ма-Флёр Розенкранц, и я как раз задумался над тем, почему она предпочла воспользоваться своим сценическим именем, когда услышал сзади мужской голос:

– Может, хватит уже?

Я вылез из машины, оставив дверцу открытой. На пороге гаража стоял низенький коренастый мексиканец. Красная бархатная курточка была ему великовата в плечах, но штаны с отворотами внизу были впору. Волосы зачесаны назад и набриолинены. Он был молод, но достаточно взрослый – настолько, что вполне мог врезать вам хорошенько, однако не настолько, чтобы отделать вас в пух и прах. В общем, обычный мексиканец среднего возраста. «Люгер» в его правой руке также давал ему чуточку больше шансов.

Я сделал так, чтобы ему было видно мои руки, и сказал:

– А ты знаешь, что опасно направлять такую штуку на человека?

– Ты кто? – спросил он практически без акцента.

– Спокойно! Меня зовут Деннис Фостер, и я работаю на мисс Роуз.

– На Розенкранцев работаю только я, а тебя что-то не знаю.

– Меня только сегодня наняли, на студии, – объяснил я.

Продолжая наставлять на меня дуло пистолета, он сказал:

– Да? Попробуй соврать что-нибудь получше.

– Да мне незачем врать, это правда! А ты не мог бы отвести пистолет куда-нибудь в другую сторону? У меня в костюме есть все необходимые отверстия, и других, знаешь ли, не нужно.

– А ну отойди от машины! Захлопни дверцу и вали отсюда, пока я не вызвал полицию!

– Да понял я, понял! У тебя пистолет, и я буду делать, что ты скажешь. Но если ты в меня выстрелишь, как думаешь, на чьей стороне будет полиция?

Его смуглое лицо омрачилось.

– Послушай, мы с тобой работаем на одних и тех же людей, так зачем нам ссориться?

– Я действую по инструкции, – сказал он. – Мисс Роуз мне четко разъяснила: я должен следить за тем, чтобы сюда не проник никто посторонний. И вот я вижу тебя в ее машине. Как это, по-твоему, выглядит?

– Нормально выглядит. Меня на студии для того же наняли. Следить за тем, чтобы сюда не проник никто посторонний. Я частный детектив.

Эти мои слова его не убедили.

– Не знаю, мне никто не говорил, что сюда припрется какой-то хрен…

– Ну, может, ты просто не в курсе, может, тебя не во все посвящают? И вообще, может, это мне следует спросить, кто ты такой? Откуда я знаю, работаешь ты на Розенкранцев или нет?

Это ему не понравилось, и он воскликнул:

– А ну проваливай отсюда! – Увидев, что я не шелохнулся, он повторил, повысив голос: – Я сказал, вали отсюда!

– Ну да, конечно, если у них есть ты, то зачем им нанимать еще какого-то хрена? Ты же явно крут, независимо от того, с какой ноги встал.

– Хватит болтать! – Он помотал пистолетом в воздухе, напомнив мне о его существовании.

– Слушай, хочешь, я покажу тебе свою лицензию? Вот, смотри: я лезу за бумажником.

Когда я полез в карман, он напрягся еще больше, а я, достав лицензию, выставил ее фотографией вперед.

Он приблизился на несколько шагов и, держа пистолет подальше от меня, взял у меня лицензию. Потом вернулся на свое первоначальное место и уже там стал разглядывать мои документы.

– Это ничего не доказывает. Ты мог взять эту бляху где угодно, но даже если она твоя, в ней все равно не сказано, на кого ты работаешь.

В знак полного поражения я поднял руки.

– Ты прав. Откуда ж мне было знать, что вы, мексиканцы, бываете такими умными? Я думал, вы можете только песни петь да за стойкой бара работать.

– По-твоему, это смешно? – Теперь, когда он разозлился, появился и акцент.

– Да чего уж тут смешного! – сказал я. – Слушай, если ты уберешь свою пукалку и отдашь мне мои документы, я уберусь восвояси. Мы можем все уладить потом, когда твой хозяин будет дома.

Он немного отвел в сторону пистолет, но не опустил его.

– А мои документы?

Он швырнул мне мою лицензию, я поймал ее и убрал в карман.

– Убирайся, – приказал он.

С задранными над головой руками, оставив дверцу «ла саль» открытой, я протиснулся к выходу. Он наблюдал за мной, наведя на меня пистолет. То есть так и не расслабился.

Когда я снова оказался на ярком солнце, мексиканец словно растворился в сумраке гаража. Но я подозревал, что он все еще держит меня на прицеле. Я гадал, каковы могут быть его обязанности в доме. Не водитель отсутствующей машины и, судя по одежде, не садовник. А вот сторожевой пес из него получался отличный. Я даже удивился, зачем им понадобился еще и я.

Орошатель лужайки перестал работать, и теперь вокруг дома воцарилась тишина, лишь изредка нарушаемая обычными звуками улицы. Вообще это был милый район – спокойный и «ненавороченный». Я не спеша шагал по дорожке, предоставляя мексиканцу возможность перекинуть свой гнев на что-нибудь еще. Я слышал, как захлопнулась дверца машины и как потом закрылась дверь гаража. Когда я вышел на улицу, там не было ни души. Весь район казался застывшей декорацией. Я направился к своей машине, сел в нее и завел мотор.