Глава 15

Джеймс Маршалл пришел домой грязный, уставший и злой, добыв себе на пропитание лишь кролика. Солнце опускалось за горный кряж, и на востоке небо было синевато-пурпурное, а на западе – ярко-оранжевое. А здесь, в тени горного кряжа, уже наступила ночь, и когда Джеймс спешивался с лошади, его убежище походило на черную кляксу на фоне устремленных к небу силуэтов сосен.

Он отсутствовал с восхода солнца – застолбил новые участки, а затем мастерил кустарный рудопромывальный желоб, который можно таскать с собой. Около полудня, когда Маршалл переезжал с участка на участок, лошадь испугалась небольшой рыси и сбросила его. Так что бо́льшую часть времени после полудня он искал это глупое животное, а потом пытался подстрелить что-нибудь себе на обед. Еще один из длинной череды неудачных дней, и Маршалл уже начал задумываться: а что, если эти геологи из города правы? Может быть, здесь вообще нет золота? Может быть, ему действительно стоит сматывать удочки и перебираться в Колорадо, как это сделали все остальные?

Но он хорошо помнил то, что пришло ему в голову во время похода с обозом…

…и был уверен, что богатство ждет его здесь, на западе. Джеймс не мог уйти отсюда. И кроме того, в Калифорнии он уже потратил много времени и сил, чтобы сдаться. Может быть, вот этот новый участок «выстрелит»? Он находится у подошвы скалистого холма, и почва выглядит вполне подходящей. Да и в щебне на берегу ручья Маршалл обнаружил следы розового кварца…

Он повесил кролика на крыльце так, чтобы Пайк не смог до него добраться. Чувствуя себя слишком уставшим, чтобы освежевать кролика, толкнул дверь и вошел в дом, зажег фонарь и рухнул на свое убогое ложе. Собака бегала снаружи, лаяла и охотилась на несуществующих врагов. Завтра надо вернуться и посмотреть, как идет строительство лесопилки. Саттер доверил ему завершить строительство по его усмотрению, а так как находилась она милях в пятидесяти от форта на берегу Американ-ривер, Маршалл заодно проводил и свои изыскания в близлежащих районах, при этом свою хижину он использовал как базу. Правда, оказалось, что половина рабочих – индейцы, а все рабочие поголовно еще и алкаши, и ему приходилось тратить на стройку больше времени, чем он предполагал. С каждым из них Джеймс несколько раз проговаривал, что они должны делать, и старался дать каждому работу, состоявшую из монотонных однообразных действий, которые никак нельзя было нарушить, – но, несмотря на это, львиную долю своего времени он тратил на исправление их ошибок. Джеймс посоветовал Саттеру нанимать в плотники тех, кто понимал, что делает, и мог делать это хорошо, но капитан экономил – и в результате подсунул ему бесполезную банду неумех…

Маршалл посмотрел на крохотный кусочек неба, который под этим углом был виден из окна. Там появилась первая звезда – пятнышко белого света, еще слабого, чтобы при нем можно было что-то увидеть. Джеймс был голоден, но слишком устал, чтобы готовить ужин. У него не было сил даже подойти к шкафу и достать коробку галет.

Он откинулся на койке и решил немного вздремнуть, а ужином заняться после того, как отдохнет.

Разбудило его мяуканье.

Звуки были странными, жутковатыми и заставили его подумать о детях и котятах – правда, больших и уродливых, которые по ночам шатаются по диким лесам.

Маршалл сел на койке. Мяуканье раздавалось совсем рядом, доносясь через открытое окно. Звук был какой-то липкий, хотя это, конечно, ничего не проясняло. А где, черт возьми, Пайк? Эта собака готова лаять на любую ящерицу, которая появляется в радиусе сотни ярдов от хижины. Сейчас он, по идее, должен лопаться от лая…

Но Пайка слышно не было.

Только мяуканье.

Джеймс жил в этой части Калифорнии почти три года и никогда ничего не боялся. До сего момента. Он спал в окружении пауков, просыпался рядом с волками и плавал в компании змей. А прежде чем он построил свое убежище, разъяренный медведь даже сорвал лоскут кожи у него на руке. Но никогда он не испытывал такого глубокого, парализующего страха, как сейчас.

С того момента, как шел с обозом.

Неожиданно Джеймс почувствовал, как далеко от форта он забрался, как далеко от людей.

Маршалл пересек хижину, чиркнул спичкой и зажег лампу.

– Пайк! – позвал он.

Собака не откликнулась.

Он выглянул из окна в темноту ночи.

– Пайк!

Одно мяуканье.

Джеймс вдруг понял, что волновало его больше, чем сами эти визгливые и плаксивые звуки. Это была не какофония звуков, и они не накладывались один на другой, как это обычно бывает. Отчетливо угадывались паузы, призывы и ответы. Существа, издававшие эти звуки, общались между собой. Разговаривали.

Маршалл боялся выйти из хижины, но знал, что сделать это надо. Пайк был не только собакой, но и его другом, и Джеймс не мог прятаться, в то время как собака, может статься, оказалась в беде. Ради Пайка он должен был выяснить, что происходит.

Маршалл взял винтовку и зажег еще один фонарь, первый же так и оставил на столе. Когда он вышел, фонарь отбросил круг света. Мяуканье продолжалось, хотя стало заметно тише, и он подумал, не ушли ли эти существа, испугавшись его.

Джеймс попытался посмотреть, нет ли на земле следов человека или зверя, но или фонарь был недостаточно ярким, или существа не подбирались близко к хижине.

Почему он все время думает о каких-то существах?

Потому что знает, что это точно не люди, и не уверен, что это дикие животные. Джеймс хорошо помнил, как обоз пробирался через Темный лес, помнил темную коренастую фигуру, перебегавшую от куста к кусту, и шепоты, которые он так и не понял, но которые были обращены прямо к нему.

– Пайк! – позвал он еще раз. – Пайк!

Мяуканье прекратилось. Или переместилось слишком далеко, чтобы его было слышно.

– Пайк!

Тело собаки лежало на грунтовой тропинке справа от убежища – темная форма на светлой земле. Он увидел его на границе круга света, отбрасываемого фонарем, – просто размытый силуэт, но Маршалл сразу же догадался, что это.

– Пайк? – прошептал он, приблизившись.

Собака даже не пошевелилась, а когда Джеймс подошел ближе, то понял почему. Голова у пса была оторвана, а на трупе виднелись следы когтей и клыков, которые превратили его в ужасное месиво из шерсти и крови. Саму голову нигде видно не было, поэтому Маршалл, несмотря на страх и позывы к рвоте, осмотрелся по сторонам, ожидая увидеть в окружающей темноте блеск глаз хищника. Он переложил ружье в другую руку, чтобы удобнее было стрелять, если понадобится.

Рядом зажужжала муха. Джеймс непроизвольно поднял глаза, проводил ее взглядом и… и увидел голову Пайка. Она была насажена на ветку дерева в футе или двух выше его головы. Глаза белого мертвого пса невидяще смотрели на него, между зубами свисал язык, с которого капала кровь. В тишине ночи было хорошо слышно жужжание мух.

Маршалл отступил, испытывая одновременно тошноту и ужас.

Он быстро вернулся в хижину и сел между двумя фонарями, упершись спинкой стула в стену и держа на коленях заряженный револьвер. Так и провел остаток ночи.

Худшие опасения Джеймса подтвердились – рабочие так и не выполнили своего задания, и всю следующую неделю он занимался исправлением их ошибок, то есть один выполнял работу, которую должны были сделать десять человек, и пытался закончить строительство лесопилки в срок. Если раньше у него вызвало бы раздражение то, что он проводит много времени вдали от своих участков и не может заняться поиском золота, то сейчас он был благодарен Богу, что находится среди людей, в их компании. Маршалл никому не рассказал о происшествии, а когда Долговязый Джим спросил его, где Пайк, равнодушно ответил, что пес, должно быть, ошивается где-то неподалеку.

Дни стали короткими, ночи – длинными, и как раз этими длинными ночами ему доставалось больше всего. Работа его радовала, он хотел работать, и чем больше ему удавалось сделать в течение дня, тем больше он радовался. Джеймс ставил себе целью вымотаться за день так, чтобы валиться с ног и ночью спать как убитый.

Но эта цель оставалась недостижимой.

По вечерам рабочие пили, играли на музыкальных инструментах, громко обсуждали свои проблемы – в общем, житье-бытье. Но с наступлением темноты приходило отчетливое понимание того, как далеко они находятся от города и форта и сколь ничтожен их лагерь по сравнению с бесконечными просторами неосвоенных земель. Маршалл просыпался несколько раз за ночь и в эти ночные часы часто слышал звуки, происхождение которых оставалось для него непонятным: странный свист среди холмов, резкие крики в каньонах, громкое рычание и ворчание, которые смешивались со звуками реки, но не имели к ней никакого отношения.

И мяуканье.

Интересно, другие тоже слышат эти звуки? Если да, то они об этом не говорили.

И он тоже молчал.

Погода стояла холодная, как обычно в январе в этих местах, но это не мешало Джеймсу по утрам проверять уровень воды у лесопилки, чтобы знать, насколько вода углубила протоку за ночь. Естественно, что грязь и щебень неизбежно оседали на дне, и Маршаллу приходилось лезть в воду, чтобы расчистить ее.

И вот в понедельник после возвращения – прошло ровно десять дней после того, как нашел изуродованное тело Пайка…

…Маршалл как раз проверял протоку, когда его внимание привлекло нечто на самом дне. Нахмурившись, он наклонился и, стоя в ледяной воде, шарил по дну до тех пор, пока не нащупал то, что искал. Джеймс медленно выпрямился и уставился на овальные самородки, блестевшие в лучах восходящего солнца. Его сердце билось как сумасшедшее, пульс зашкаливал.

– Золото, – только и смог благоговейно произнести он.