Хокстеттер пришел в ярость.

– Что за чертову игру ты затеял? – кричал он в кабинете Кэпа. Посмел кричать благодаря присутствию Кэпа, решил Рейнберд. Потом вновь посмотрел на сверкающие глаза Хокстеттера, его раскрасневшиеся щеки, побелевшие костяшки пальцев и признал, что, вероятно, поспешил с выводами. Причина заключалась в том, что он, Рейнберд, осмелился миновать ворота и войти в священный сад прерогатив Хокстеттера. Дело было не в выволочке, устроенной Рейнбердом после восстановления подачи электроэнергии. Тогда Хокстеттер допустил серьезную ошибку и знал это. Дело было совершенно в другом.

Он молча смотрел на Хокстеттера.

– Ты все обставил так, что добиться нужного результата невозможно! Ты прекрасно знаешь, что с отцом она не встретится! «Они что-то получают – ты что-то получаешь», – яростно передразнил Хокстеттер. – Ты дурак!

Рейнберд продолжал смотреть на Хокстеттера.

– Больше не называй меня дураком, – сказал он ровным голосом. Хокстеттер отшатнулся… но ненамного.

– Пожалуйста, господа, – устало вмешался Кэп. – Пожалуйста.

На его столе стоял магнитофон. Они только что прослушали записанный этим утром разговор Рейнберда с Чарли.

– Вероятно, доктор Хокстеттер упустил тот факт, что он и его команда наконец смогут что-то получить, – продолжил Рейнберд. – И тем самым на сто процентов увеличить запас своих практических знаний, если я не ошибся в расчетах.

– Благодаря совершенно непредвиденному инциденту, – пробурчал Хокстеттер.

– Инциденту, который вы, в силу недальновидности, не сумели смоделировать сами, – возразил Рейнберд. – Наверное, потому, что слишком увлеклись крысами.

– Господа, достаточно! – произнес Кэп. – Мы здесь не для того, чтобы обмениваться упреками. Цель нашего совещания в ином. – Он посмотрел на Хокстеттера. – Ты получаешь возможность провести реальный эксперимент. Вынужден признать, что ты не слишком благодарен.

Хокстеттер что-то проворчал себе под нос.

Кэп повернулся к Рейнберду.

– В то же время я думаю, что в роли amicus curiae ты зашел чуть дальше положенного.

– Вы так думаете? Тогда вы все еще не понимаете. – Рейнберд перевел взгляд с Кэпа на Хокстеттера, вновь на Кэпа. – Я думаю, вы оба продемонстрировали потрясающее отсутствие понимания. В вашем распоряжении два детских психиатра, и если они одни из лучших представителей их профессии, у наших детей серьезные проблемы.

– Легко говорить, – фыркнул Хокстеттер. – Это…

– Вы просто не понимаете, как она умна, – перебил его Рейнберд. – Вы не понимаете, как… как искусно она выявляет причинно-следственные связи. Работать с ней – что пробираться по минному полю. Я предложил ей идею кнута и пряника, потому что она дошла бы до нее сама. И своим предложением повысил доверие к себе… то есть превратил недостаток в преимущество.

Хокстеттер уже открыл рот, однако Кэп поднял руку и повернулся к Рейнберду. Заговорил мягким, успокаивающим тоном, как говорил только с ним… но, с другой стороны, второго Джона Рейнберда и не существовало.

– Однако это не меняет того факта, что своими действиями ты ограничил прогресс Хокстеттера и его людей. Рано или поздно она начнет понимать, что ее главное требование – встреча с отцом – выполнено не будет. И с этого момента пользы нам от нее не будет никакой.

– Совершенно верно, – вставил Хокстеттер.

– И если она так умна, как ты говоришь, – добавил Кэп, – она выскажет это невыполнимое требование как можно раньше.

– Она его выскажет, – не стал спорить Рейнберд. – И оно положит конец сотрудничеству. Конечно же, увидев отца, она сразу поймет, что я врал насчет его состояния. И осознает, что все это время я был заодно с вами. Так что вопрос лишь в том, как долго вы сможете побуждать ее к сотрудничеству. – Он наклонился вперед. – Два момента. Прежде всего вы должны смириться с мыслью, что она не станет зажигать вам огонь ad infinitum. Она человеческое существо, маленькая девочка, которая хочет увидеть своего отца. Она не лабораторная крыса.

– Мы уже… – нетерпеливо начал Хокстеттер.

– Нет. Не уже. Мы говорим об основе системы вознаграждения в экспериментах. Кнут и пряник. Зажигая огни, Чарли думает, что держит перед вами пряник, при помощи которого со временем приведет вас – и себя – к отцу. Но мы знаем, что все не так. На самом деле пряник – ее отец, и мы ведем Чарли. Мул вспашет целое поле, следуя за морковкой, которая висит у него перед глазами, потому что мул глуп. А эта девочка – нет.

Рейнберд оглядел Кэпа и Хокстеттера.

– Я постоянно это твержу. Будто пытаюсь забить гвоздь в только что срубленный дуб. Непростая задача. Вы постоянно об этом забываете. Рано или поздно она догадается и пошлет вас в задницу. Потому что она не мул. И не белая лабораторная крыса.

А ты хочешь, чтобы она отказалась, с отвращением подумал Кэп. Ты хочешь, чтобы она отказалась и ты смог ее убить.

– Так что исходите из этого. Это отправная точка. Затем подумайте о том, как максимально растянуть сотрудничество. Когда оно закончится, вы напишете свой отчет. Если получите необходимые экспериментальные данные, вас вознаградят крупным денежным призом. То есть вы сможете съесть пряник. После этого вновь начнете впрыскивать свою ведьмину смесь бедным идиотам.

– Ты нас оскорбляешь. – Голос Хокстеттера дрожал.

– Просто пытаюсь выкорчевать глупость, – ответил Рейнберд.

– И как ты предлагаешь продлить сотрудничество?

– Вы что-то получите от нее благодаря маленьким послаблениям, – ответил Рейнберд. – Прогулке по лужайке. Или… все девочки любят лошадей. Готов спорить, она раз пять зажжет вам огонь только за то, что конюх посадит ее на какую-нибудь клячу из нашей конюшни и прокатит по дорожке. А этого вполне хватит, чтобы десяток таких бумагомарак, как Хокстеттер, пять лет плясали на булавочной головке.

Хокстеттер отодвинулся от стола.

– Не желаю больше сидеть и слушать это!

– Сядь и заткнись, – приказал Кэп.

Кровь бросилась в лицо Хокстеттеру, он словно был готов кинуться в драку; затем он побледнел и едва не расплакался. И снова сел.

– Вы можете свозить ее в город, чтобы она прошлась по магазинам, – продолжил Рейнберд. – В ваших силах устроить ей поездку в парк развлечений «Шесть флагов» в Джорджии, где она сможет покататься на американских горках. К примеру, со своим добрым другом – уборщиком Джоном.

– Ты серьезно думаешь, что все это… – начал Кэп.

– Нет, не думаю. Надолго этого не хватит. Рано или поздно она потребует встречи с отцом. Но она всего лишь человек. Ей хочется чего-то и для себя. Она пройдет достаточно далеко по дороге, которую вы для нее выбрали, оправдывая свое поведение, говоря себе, что надо что-то дать, прежде чем что-то получить. Разумеется, со временем все упрется в ее отца. Эта девочка не продается. Она крепкий орешек.

– И это будет конечная остановка, – задумчиво произнес Кэп. – Все выходят. Конец проекта. Этого его этапа, во всяком случае. – И такая перспектива вызывала у него огромное облегчение.

– Не сразу. – Губы Рейнберда изогнулись в хищной улыбке. – У нас будет еще один козырь в рукаве. Еще один очень большой пряник, который мы пустим в ход, когда маленькие отработают свое. Не ее отец, не главный приз, но нечто такое, что удержит ее в проекте еще какое-то время.

– И что же это будет? – спросил Хокстеттер.

– Догадайтесь, – ответил Рейнберд и замолчал.

Кэп мог догадаться, несмотря на то что сильно сдал за последние полгода. Даже сейчас умом он превосходил большинство своих сотрудников (и всех претендентов на его трон), мозги которых работали в полную силу. Что касается Хокстеттера, тот не допер бы до этого никогда. Хокстеттер на несколько уровней превысил собственную некомпетентность – в государственных структурах это получалось особенно легко. Он не смог бы даже по запаху отыскать сэндвич с творожным сыром и дерьмом.

Впрочем, не имело значения, догадается ли кто-то из них, о каком прянике (можно сказать, призовом прянике) шла речь в этом маленьком состязании, потому что результата это не меняло. Так или иначе, на водительское сиденье усаживался он, Рейнберд. Он мог бы спросить у них: И кто, по-вашему, теперь ее отец, когда настоящего отца нет рядом?

Пусть догадываются сами. Если смогут.

Джон Рейнберд продолжал улыбаться.