Кэп и Рейнберд

Двадцать четвертого марта, в день рождения Чарли Макги, Кэп Холлистер сидел за своим столом, снедаемый сильной, но неопределенной тревогой. Причина у тревоги имелась: менее чем через час он ожидал прибытия Джона Рейнберда, и это было все равно что ждать дьявола. Образно говоря. По крайней мере дьявол, если верить его пресс-релизам, придерживался условий заключенной и подписанной сделки, но Кэп нутром чуял, что на Джона Рейнберда полагаться нельзя. В конце концов, он был наемным убийцей, а наемные убийцы рано или поздно уничтожают себя. И Кэп чувствовал: Рейнберд уйдет так, что мало не покажется никому. Что он знал о деле Макги? Не больше, чем положено, само собой… но что-то не давало Кэпу покоя. Не впервые он задавался вопросом, а не устроить ли здоровяку индейцу несчастный случай после того, как в деле Макги будет поставлена последняя точка? Выражаясь словами отца Кэпа, Рейнберд был безумен, как человек, который ест крысиные катышки и называет их черной икрой.

Кэп вздохнул. За окнами лил холодный дождь, сильный ветер бросал капли в стекла. Кабинет Кэпа, такой светлый и приятный летом, теперь наполняли серые тени. Они не благоволили Кэпу, коротавшему время с досье Макги на библиотечной тележке, которая стояла по его левую руку. Зима состарила Кэпа: он совсем не напоминал энергичного мужчину, подкатившего на велосипеде к входной двери в тот октябрьский день, когда Макги исчезли вновь, оставив после себя огненный смерч. Тогда морщины на его лице едва проглядывали, теперь – резко углубились. Ему пришлось прибегнуть к помощи бифокальных линз – очки стариков, так он их называл, – и его мутило первые шесть недель, пока он к ним привыкал. Да еще донимали мелкие, внешние признаки того, что все идет не так, абсолютно не так. Впрочем, по этому поводу он злился молча, потому что жизненный опыт и воспитание научили его не распространяться о важных проблемах, лежащих у самой поверхности.

Эта девчонка словно наслала беду на него лично. Две единственные женщины, к которым он питал теплые чувства после смерти матери, скончались этой зимой: его жена, Джорджия, через три дня после Рождества, и личная секретарша, Рейчел, чуть больше месяца тому назад.

Он, разумеется, знал, что Джорджия серьезно больна: удаление молочных желез за четырнадцать месяцев до смерти отсрочило неизбежное, но не остановило. Смерть Рейчел стала ужасным сюрпризом. Он помнил, что незадолго до ее кончины (как непростительно мы порой себя ведем, если оглянуться назад) шутил, что ей не мешает поправиться, а Рейчел отшучивалась.

Теперь у него оставалась только Контора, но, возможно, и это продлится недолго. Коварная разновидность рака поразила и самого Кэпа. Как ее назвать? Рак уверенности? Что-то в этом роде. В высших эшелонах власти такая болезнь практически всегда фатальна. Никсон, Лэнс, Хелмс… все стали жертвами рака уверенности.

Он потянулся к досье Макги и взял последнее поступление: шесть писем, которые Энди отправил две недели назад. Пролистал, не читая. По существу, это было одно письмо, содержание которого Кэп знал наизусть. Под письмами лежали глянцевые фотографии. Некоторые сделал Пейсон, остальные – другие агенты, на тэшморской стороне озера. Энди шагал по Мэйн-стрит в Брэдфорде. Энди что-то покупал в универмаге и расплачивался за покупки. Энди и Чарли стояли у сарая для лодок рядом с коттеджем. На заднем плане виднелся укутанный снегом «виллис» Ирва Мандерса. На одной фотографии Чарли скользила по ледяному склону на сложенной картонной коробке, ее волосы развевались под шерстяной шапочкой, слишком для нее большой. Отец Чарли стоял на горке, уперев руки в бедра, откинув голову, хохоча. Кэп часто и подолгу смотрел на эту фотографию, порой удивляясь, как дрожали его руки, когда он ее откладывал. Он очень хотел заполучить Энди и Чарли.

Кэп поднялся и подошел к окну. Сегодня Рич Маккеон не стриг траву. Ольховые деревья стояли голые, напоминая скелеты. Серый утиный пруд между домами напоминал грифельную доску. Той ранней весной Контора занималась многими важными делами, великим множеством дел, но для Кэпа существовало только одно: дело Энди Макги и его дочери Чарлин.

Провал на ферме Мандерсов причинил огромный ущерб. Контора вышла из затруднительного положения, и Кэп тоже, однако появились угрожающие признаки бури, которая могла разразиться в самом скором времени. Главным поводом для критики стало развитие событий вокруг Макги, с того самого дня, как Викторию Макги убили, а ее дочь похитили – на короткое время. А какую еще реакцию мог вызвать тот факт, что преподаватель колледжа, никогда не служивший в армии, сумел забрать свою дочь у двух тренированных агентов Конторы, один из которых обезумел, а второй пролежал в коме шесть месяцев, после чего уже ни на что не годился. Если кто-то произносил в пределах его слышимости слово «спать», он тут же отключался и мог пролежать от четырех часов до целого дня. В каком-то смысле это было даже смешно.

Второй серьезный повод для критики заключался в том, что Макги так долго удавалось уходить от преследования. Репутация Конторы страдала. Они все выглядели идиотами.

Но основная доля критики пришлась, конечно, на инцидент на ферме Мандерсов, поскольку он едва не пустил разведывательное ведомство ко дну. Кэп знал, что за его спиной пошли разговоры. Их наверняка дополнили служебные записки, возможно, состоялись сверхсекретные слушания комитетов конгресса. Мы не хотим, чтобы он сидел в своем кресле до скончания веков, как Гувер. Кубинское направление совершенно зачахло, потому что он не может оторваться от досье этого чертова Макги. Недавно умерла жена, вы знаете. Такая утрата. Сильно на него подействовала. И эта история с Макги – сплошная череда провалов. Может, более молодой руководитель…

Однако никто не понимал, с чем они столкнулись. Они думали, что понимали, но ошибались. Снова и снова он видел, как отвергался простой, очевидный факт: девочка была пирокинетиком, воспламенителем. Десятки донесений утверждали, что пожар на ферме начался из-за разлившегося бензина, разбитой керосиновой лампы; что произошло гребаное спонтанное самовозгорание, да что угодно. Причем некоторые из этих донесений написали люди, которые там находились.

Стоя у окна, Кэп осознал, что жалеет об отсутствии Уэнлесса. Тот бы понял. Он мог бы поговорить с Уэнлессом об этой… этой опасной слепоте.

Он вернулся к столу. Не имело смысла тешить себя ложными надеждами: раз уж под него начали копать, остановить этот процесс невозможно. Это действительно похоже на раковую опухоль. Ты мог замедлить ее разрастание, напомнив об оказанных услугах (а за десять лет Кэп оказал их достаточно, чтобы удержаться в седле в эту зиму), и даже добиться ремиссии. Но рано или поздно придется уйти. Он предчувствовал, что останется в этом кабинете до июля, если будет играть по правилам, и до ноября, если решит упереться и бороться за кресло. Но это означало, что придется рвать агентство по живому, а ему этого не хотелось. Он не собирался разрушать то, что строил половину жизни. Хотя пошел бы на это, если бы пришлось: потому что одно дело желал довести до конца.

Решающим фактором, который позволил ему остаться во главе научно-разведывательного управления, стала скорость, с какой они сумели установить местонахождение Макги. Кэп с радостью приписал себе этот успех, чтобы укрепить зашатавшееся кресло, но на самом деле ответ нашел компьютер.

Они достаточно долго занимались этим делом, чтобы собрать о Макги самую разнообразную и разностороннюю информацию. В компьютер ввели сведения о более чем двухстах родственниках и четырехстах друзьях и знакомых, хоть как-то связанных с семейным древом Макги-Томлинсон. В список друзей входила даже Кэти Смит, с которой Вики училась в первом классе. Она стала миссис Фрэнк Уорти, жила в городе Кабрал, штат Калифорния, и лет двадцать, а то и больше, не вспоминала Вики Томлинсон.

В компьютер ввели информацию и о том, где Макги видели в последний раз, и он тут же выдал список возможных вариантов. Первую строку занимал коттедж покойного Грантера на берегу Тэшморского пруда в Вермонте, который по наследству перешел к Энди. Макги обычно проводили там летний отпуск. Коттедж находился достаточно близко от фермы Мандерсов, и Макги могли добираться туда по сельским дорогам. Компьютер полагал: если Энди и Чарли решат отправиться в «знакомое место», то этим местом скорее всего станет коттедж деда Макги.

Менее чем через неделю после того, как они добрались до коттеджа Грантера, Кэп уже знал об этом. Коттедж широким неплотным кольцом окружили агенты. В Брэдфорде Контора приобрела магазин «Полезные мелочи», на случай, если Энди Макги придется что-то покупать в городке.

Пассивное наблюдение, ничего больше. Съемка велась с использованием телеобъектива, под прикрытием. Кэп всеми силами стремился избежать еще одной огненной бури. Они могли взять Энди во время его походов через озеро. Могли застрелить их обоих с той же легкостью, с какой сфотографировали Чарли, катающейся на картонке. Но Кэп хотел захватить девочку и теперь исходил из того, что контролировать Чарли можно только одним способом: при помощи отца.

После того как Макги нашли, у Конторы появилась новая цель: проследить, чтобы они ни с кем не контактировали. Кэпу не требовался компьютер, чтобы понять: чем сильнее испугается Энди, тем более активно он начнет искать помощь на стороне. До случившегося на ферме Мандерсов Контора могла проконтролировать утечку в прессу или пережить ее. Но теперь ситуация кардинально изменилась. От мыслей, что случится, если «Нью-Йорк таймс» заполучит эту информацию, Кэпу снились кошмары.

В неразберихе, возникшей сразу после огненной бури, Энди мог отправить свои письма, но, вероятно, тогда Макги еще не определились с дальнейшими действиями. Шансом написать письма или позвонить они не воспользовались… и, вполне возможно, это и не принесло бы желаемого результата. В те дни хватало психов, живущих в лесу, а газетчики славились своим цинизмом. Их привлекал гламур, и они предпочитали рассказывать читателям, что поделывают Марго, и Бо, и Сюзан, и Черил. Так безопаснее.

Теперь эта парочка находилась под колпаком. Кэп всю зиму обдумывал варианты. Даже на похоронах жены. В итоге наметил план действий и теперь готовился к тому, чтобы приступить к его реализации. Пейсон, их человек в Брэдфорде, сообщил, что Тэшморский пруд вот-вот начнет освобождаться ото льда. И Макги наконец-то отправил свои письма. Скоро он задастся вопросом: а почему нет реакции? Возможно, начнет подозревать, что его письма так и не дошли до адресатов. Тогда они начнут готовиться к отъезду, а Кэпа весьма устраивало их нынешнее местонахождение.

Под фотографиями лежал толстый отчет – более трехсот печатных страниц в синей обложке с грифом «Совершенно секретно». Одиннадцать врачей и психологов составили отчет-прогноз под руководством доктора Патрика Хокстеттера, беспристрастного психолога и психотерапевта. По мнению Кэпа, он входил в первый десяток самых ярких умов, имевшихся в распоряжении Конторы. И с учетом восьмисот тысяч долларов, в которые этот отчет обошелся налогоплательщикам, Хокстеттер просто не имел права быть другим. Пролистывая отчет Кэп задался вопросом, а как бы оценил его старый фаталист Уэнлесс.

Интуитивная догадка Кэпа, что Энди нужен им живым, нашла подтверждение в отчете. В своих логических построениях команда Хокстеттера исходила из того, что способности, которые больше всего интересовали Контору, проявлялись сознательно, то есть главной причиной являлось желание обладателя этих способностей их использовать… и в этом заключалась суть.

Способности девочки, не ограничивавшиеся пирокинезом, могли выйти из-под контроля, прорвать барьеры ее желаний, но это исследование, в основу которого легла вся имевшаяся у Конторы информация, однозначно свидетельствовало, что девочка сама решала, пускать их в ход или нет… Как и случилось на ферме Мандерсов, когда она осознала, что агенты Конторы пытаются убить ее отца.

Он просмотрел результаты исходного эксперимента с «Лотом шесть». Все графики, диаграммы и компьютерные распечатки говорили о том же: главным было желание.

Взяв этот тезис за основу, Хокстеттер и его коллеги перебрали невероятное количество лекарственных препаратов, прежде чем остановиться на торазине для Энди и новом лекарстве, орасине, для девочки. Семьдесят страниц, написанных «птичьим языком», подводили читателя к выводу, что от этих препаратов Энди и Чарли будут пребывать в прекрасном, мечтательном настроении, оторвавшись от реальности. Ни у одного не хватит желания сделать выбор между шоколадным и обычным молоком, не говоря уже о том, чтобы что-то там зажечь или убедить людей, что они ослепли либо хотят спать.

Энди Макги можно было постоянно держать под действием препарата. Пользы он не мог принести никакой. И отчет, и интуиция Кэпа говорили, что Энди – отработанный материал, тупиковый вариант. А девочка их, конечно, интересовала. Дайте мне шесть месяцев, думал Кэп, и мы будем знать предостаточно. За это время успеем составить карту того, что находится в этой удивительной головке. Ни один подкомитет сената или палаты представителей не устоит перед возможностью использования химических соединений для развития у людей парапсихических способностей. Если девочка обладала даже половиной того, что предполагал Уэнлесс, речь шла о создании принципиально нового вида оружия.

Существовали и другие возможности. О них не упоминалось в отчете, в силу их взрывоопасности даже при наличии грифа «Совершенно секретно». Хокстеттер, который все сильнее заводился от перспектив, открывавшихся перед ним и его командой экспертов, упомянул об одной в разговоре с Кэпом неделю тому назад.

«Этот фактор Зет. Вы думали, какие могут быть последствия, если выяснится, что этот ребенок – не гибрид, а настоящая мутация?»

Кэп думал, хотя и не сказал этого Хокстеттеру. Конечно, это поднимало интересный вопрос евгеники… потенциально опасный вопрос евгеники, нацистов и суперлюдей, то есть того, с чем сражалась Америка во Второй мировой войне. Но одно дело – тонуть в философском колодце и нести чушь об узурпации власти Господа, и совсем другое – представить лабораторные доказательства того, что потомки людей, которым вводился «Лот шесть», могут воспламенять все и вся, левитировать, внушать другим что угодно, передвигать предметы силой мысли и тому подобное. За идеалы обычно держатся только до тех пор, пока нет сильных аргументов для их ниспровержения. А если они есть, что тогда? Фермы для выращивания суперлюдей? Звучало безумно, но Кэп вполне мог их себе представить. Они стали бы ключом ко всему. К миру во всем мире, к мировому господству, а если избавиться от кривых зеркал риторики и напыщенности, не одно ли это и то же?

Задача стояла трудная. На ее решение могло уйти лет десять. Кэп понимал, что у него есть порядка шести месяцев: вполне достаточно, чтобы задать направление, провести разведку земли, по которой будут проложены рельсы и побегут локомотивы. Все это станет его наследством стране и миру. В сравнении с этим жизни беглого преподавателя колледжа и его замухрышки-дочери ровным счетом ничего не значили.

Обследования и наблюдения за девочкой не будут достоверными, если постоянно держать ее под действием лекарственных препаратов, но ее отец станет ключом к успеху. А в тех редких случаях, когда они захотят провести какие-то эксперименты с ним, схема сработает в обратном направлении. Простая система рычагов. И как в свое время отметил Архимед, чтобы сдвинуть мир, хватит достаточно длинного рычага.

Зажужжал аппарат внутренней связи.

– Джон Рейнберд прибыл, – доложила новая девушка. В ее обычно бесстрастном голосе сквозил страх.

Прекрасно тебя понимаю, крошка, подумал Кэп.

– Пожалуйста, пригласи его ко мне.