Джон всегда сопровождал ее на прогулках верхом, но в своих снах Чарли скакала одна. Старший конюх, Питер Дрэбл, подобрал ей маленькое, аккуратное английское седло, однако во сне она усаживалась прямо на спину коню. Они с Джоном неспешно ездили по специально проложенным дорожкам, которые вились по территории штаб-квартиры Конторы, ныряя в сосновые рощицы и огибая пруд, но во сне она на Некроманте летела галопом по лесной тропе, освещенной зелеными лучами, пробившимися сквозь полог переплетенных ветвей, и ее волосы развевались за спиной.

Она чувствовала, как перекатываются мышцы Некроманта под его шелковистой кожей, и мчалась, вцепившись руками в гриву и шепча, что хочет, чтобы он скакал быстрее… быстрее… быстрее.

Некромант слушался. Его копыта стучали, как гром. Тропа в дремучем зеленом лесу казалась тоннелем, и откуда-то сзади доносилось легкое потрескивание и

(леса горели)

долетал дымок. То был пожар, и она зажгла огонь, но никакой вины не чувствовала – только восторг. Они могли обогнать огонь. Некромант мог промчаться везде, сделать все. Они вырвутся из лесного тоннеля. Она чувствовала яркий свет, который ждал их впереди.

– Быстрее. Быстрее.

Восторг. Свобода. Она уже не могла сказать, где заканчиваются ее бедра и начинаются бока Некроманта. Они превратились в единое целое, слились, сплавились, как сплавлялись металлы, когда она использовала свою силу в экспериментах. Впереди тропу перегородили упавшие деревья, белые ветви напоминали груду костей. Обезумев от счастья, она легонько стукнула бока Некроманта голыми пятками и почувствовала, как напряглись мышцы задних ног скакуна.

Он прыгнул, и они полетели. Откинув голову, вцепившись руками в гриву, она кричала: не от страха, а потому, что не могла сдержать крик, если не хотела взорваться. Свободна, свободна, свободна… Некромант, я тебя люблю.

Они легко преодолели завал, но теперь запах дыма усилился, стал резче, отчетливее. Позади что-то треснуло, и только когда искра упала с небес и погасла, ужалив ее, словно крапива, Чарли поняла, что она голая. Голая и

(но леса горят)

свободная, скинувшая все путы, вольная – она и Некромант, скачущие к свету.

– Быстрее, – шептала она. – Быстрее, пожалуйста.

И каким-то образом большой черный мерин сумел прибавить скорость. Ветер в ушах Чарли громко ревел. Она могла и не дышать: воздух сам врывался в горло через полуоткрытый рот. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь кроны старых деревьев, цветом напоминали старую медь.

И впереди виднелся свет: край леса, открытое пространство, где она и Некромант могли мчаться целую вечность. Пожар бушевал позади; оттуда накатывал пугающий, ненавистный запах дыма. Впереди сияло солнце, и она намеревалась скакать на Некроманте до самого моря, где, возможно, нашла бы отца и они зажили бы вдвоем, вытаскивая из воды сети, полные блестящих, скользких рыбин.

– Быстрее! – торжествующе крикнула она. – Некромант, быстрее, быстрее, бы…

И тут в расширяющемся тоннеле света, на самой опушке, возник силуэт, закрывая собой белизну, закрывая выход. Поначалу, как и всегда, она подумала, что это ее отец, не сомневалась, что это ее отец, и радость, которую она испытывала, была почти болезненной… после чего превращалась в леденящий душу ужас.

Ей едва хватало времени, чтобы осознать, что человек этот слишком большой, слишком высокий… – и при этом знакомый, очень знакомый, пусть она видела лишь силуэт, – а потом Некромант с криком поднимался на дыбы.

Могут ли лошади кричать? Я не знаю, могут ли они кричать…

Она стремилась удержаться, но бедра скользили, передние копыта Некроманта рассекали воздух, и он не кричал – ржал, однако это был крик, и откуда-то сзади доносились другие крики-ржание, и о Боже, думала она, там лошади, позади лошади, и лес горит…

А впереди загораживал свет этот силуэт, этот жуткий силуэт. И он приближался к ней: она свалилась на тропу, и Некромант мягко тыкался мордой в ее голый живот.

– Не причиняй боли моему коню! – крикнула она приближавшемуся силуэту, этому отцу-из-сна, который не был ее отцом. – Не причиняй боли лошадям. Пожалуйста, не причиняй боли лошадям!

Но силуэт надвигался, вытаскивал пистолет, и тут Чарли просыпалась. Иногда с криком, иногда молча, купаясь в холодном поту, зная, что ей приснился кошмар, вспомнить из которого она могла только бешеную скачку по лесной тропе и запах дыма… только это и тошнотворное чувство предательства…

А в конюшне, гладя Некроманта или прижимаясь щекой к теплой коже, она ощущала ужас, который не могла выразить словами.