Вроде ничего не особенного произошло, но осадок неприятный на душе остался. С эдаким противным душком. А у кого бы не остался? Считал себя героем и вдруг оказался в роли лицедея… комедианта. Шута горохового! Чего уж там… Думал, что спасаешь девушку, рискуя жизнью… Ну или хоть чем-то рискуя. Причем делая все незаметно, ловко, как и полагается героям. А на самом деле тебя, как ослика за морковкой, водили. Предугадывая каждый шаг и стараясь соломку постелить, чтобы ножку не зашиб…

«Ой, как стыдно!.. Как же я теперь Олесе в глаза смотреть буду? Она ведь теперь бог весть что обо мне думать станет!»

– Эй, ты чего такой смурной, Петро? – Полупуд обратил внимание на мой не слишком веселый вид. – Еще чего приключилось? Помощь не нужна?

– А этого мало? – ответил я, старательно пряча глаза от девушки. – Помогли уже. Спасибо.

Вот же засада. Если б хоть между нами на островке близости не случилось – все бы легче было. А так… Она же меня за помощь, за спасение… м-м-м… благодарила, а я… Самозванец чертов! И главное, – оплату принял сполна. Не погнушался, значит.

– Вот как?.. – удивился казак. Пригляделся повнимательнее и засопел, как бык перед новыми воротами. – Семен, ты это слышишь?

– Слышу, Василий… – отозвался кормщик. – Похоже, парень не в ту сторону загребает. Надо объяснить. А то как бы он от переживаний совсем челн не опрокинул. Типун мне на язык… Сам сделаешь, или мне курс поправить?

– У тебя лучше получится… – Полупуд вытащил трубку и стал набивать. – Говори.

Кормчий не стал спорить, а втиснулся между нами с Олесей и, приобняв обоих за плечи, слегка прижал к себе.

– Слушайте меня оба… Неправильные у тебя мысли, Петро. Дурные, я бы даже сказал. Ты решил, что раз мы все знали, то твоей заслуги в спасении Олеси нет?

Девушка, кажется, только теперь поняла то, что столь тяжким камнем упало мне на душу, и тихонечко охнула.

– А разве не так?.. – огрызнулся я негромко.

«Спасибо, помог, называется. Раньше хоть какая-то надежда оставалась, что Олеся не станет вникать в подробности».

– Невероятная глупость, типун мне на язык! Еще раз говорю: слушайте меня внимательно. Оба! Коли своего ума недостаточно. И больше к этому возвращаться не станем.

Типун как клещами сжал плечо. Видимо, чтобы я проникся важностью.

– Вам доводилось видеть канатоходца на ярмарке?

Олеся кивнула. Я тоже. Прежде чем успел сообразить, что не должен ничего помнить из прежней жизни. И уж тем более балаган. К счастью, сейчас это никого не волновало.

– Так вот… Внизу может копошиться целая куча помощников. В том числе и тех, кто устанавливает столбы и натягивает канат. А также – учитель, передавший свое мастерство. Но наверху только один человек. И никто не знает, удержится он там или упадет… типун мне на язык.

Ого! Разумно. Я даже не ожидал столь глубоких и емких сравнений для простого казака. Похоже, жизнь у Типуна еще сложнее и многограннее, чем уже успела мне приоткрыться.

– Так и здесь. Даже если бы на подхвате был не один я, а целая сотня – Олесю спас ты, Петро. Поймите же, что это был не я, хотя и мог. Не Полупуд, которого там и рядом не было. Даже не кошевой, который мог бы все решить одним словом… Нет… Это только твоя заслуга. И ответственность тоже лежала на твоих плечах. Ошибись хоть в самой малости, и никакого побега не случилось бы. Стражник поднял бы тревогу… Вас бы поймали. Петру – всыпали десяток батогов, а девушку, прости, Олеся, за горькую правду, – казнили… типун мне на язык. Поэтому, хоть я и сам не люблю хвалить новиков, чтобы вы, сопляки, нос не задирали, скажу как есть: тебе есть чем гордиться, парень! Гляди в глаза своей избраннице смело. Ты ее ангел-хранитель, и жива она сейчас только благодаря твоей смелости, решительности, бесстрашию и находчивости.

Час от часу не легче. Теперь «избранницей» наградили. Хорошо, попа рядом нет, а то могли бы и обвенчать сразу. А как же Иванка? Тоже ведь ждать обещала. Или те проводы не считаются? Надо будет, при случае, у Полупуда уточнить. Что-то он такое говорил тогда. Мол, бабоньки сами так решили, прощаются с нами… – И еще тебе одно скажу, парень. Ты уж прости, Василий, это первый и последний раз, типун мне на язык. Но даже коня не все время понукают… добрый скакун сам знает, когда прибавить шаг, а когда и замедлить бег. Сколько на Сечи сейчас молодых парней да казаков, что едва не облизывались на пленницу, но ни один не захотел рискнуть ради нее головой? Махнули рукой и на красоту, и на молодость… Пусть пропадает. А ты, Петро, не захотел. Причем даже не подозревая, что кошевой твое намерение одобрит. Выходит, дороже жизни она для тебя была? А такое нечасто случается, типун мне на язык… Значит, судьба это ваша и благословение Господне.

Ой-ой-ой! Что творится… Да Олеся сейчас дыру во мне взглядом прожжет. Я даже покоситься в ее сторону боюсь, так ее глаза сверкают. Спасайся, кто может! Василий! Ты-то чего молчишь, как воды в рот набрал?

Полупуд словно услышал этот немой вопль. Прокашлялся и проворчал недовольно:

– Ну, будет, будет… Совсем парня испортишь. Теперь у тебя свой джура есть, ему голову и морочь. А ты, Петро, слушай, что Семен сказывает, но думай о другом. Что не все в этом мире так просто, как нам бы хотелось. Кажется, нет у казака другой доли, как сирот да убогих защитить – а оно, видишь, как иной раз поворачивается? Сам кошевой Сечи Запорожской ничего не мог сделать и вынужден был у тебя, желторотого, помощи просить. Еще и не в глаза глядя, а исподтишка… Тьфу… Но все же не гордись сверх меры, без его согласия и одобрения ничего бы ты не смог… Нет, с такой охраной твоя уловка, скорее всего, удалась бы и с острова вам бы убежать удалось. Но после и полдня бы не прошло, как нашли бы казаки вас на том самом островке, если б атаман велел погоню снарядить.

– Это почему? – возмутился я. – Разве мы плохо спрятались?

– Да потому, что умный ты. Дурень бы напрямки убегать бросился, а ты с выдумкой к делу подошел. И мы это понимаем. Значит, и след ваш в другой стороне высматривали бы. Да ты не дуйся, как мышь на крупу… Я к тому веду, что в другой раз, прежде чем сделать что-то, не торопись, не руби сплеча – о друзьях подумай. Один ум это хорошо, а…

– А два сапога – пара, – закончил я вместо него. – Спасибо, Василий. Спасибо, Семен. Я запомнил и похвалу, и науку. Вы же знаете, у меня в голове теперь много места, есть куда поучения складывать. И если с прошлым закончили, может, о будущем поговорим?

Казаки переглянулись. А я воспользовался моментом, встал, обошел Типуна и уселся между ним и Олесей. Словно ненароком снимая его руку с плеч девушки и отодвигая кормщика в сторону. Уж если приходится выслушивать такие нравоучения, так пусть хоть за дело. Да и, вообще, не отталкивать же мне ее теперь. Судьба – значит, судьба. Поживем – увидим. Девчонка и в самом деле слишком многое пережила, пусть хоть немного успокоится. Вон как сердечко, стучит.

– Я потому спрашиваю, что прежде чем встретить вас и узнать подробности, пообещал… э-э-э… джуре твоему Олесю помочь сестричек младших из неволи освободить. Почему и на байдак заглянул. Думал, мушкетами разжиться. Для выкупа.

– Совсем сдурел? У товарищества украсть? – возмутился Василий.

– Почему украсть? – пожал плечами. – Байдак и груз наша общая добыча. И если б я из восьми сотен одну связку позаимствовал, казаки не обеднели бы. Но это уже неважно… – я жестом обвел пустое судно. – Сказал лишь, чтобы ясность промеж нас была. Без утайки. Вы же здесь, я думаю, тоже не просто так оказались? Сам говорил. Хотели бы встретить раньше, на островке бы нашли.

По тому, как непроизвольно дернулась девушка, понял, что она подумала о том же, что и я. Визит казаков к нам оказался бы совершенно некстати.

– Верно мыслишь, – подтвердил догадку Полупуд. – Но и ответ тоже знаешь… запамятовал сгоряча только. Ты ведь ушел после того, как Иван решил, что с ключом делать. Вот мы и не стали вас попусту тревожить. Все равно надо было подождать, пока кузнец свою работу сделает. А он только-только к ночи управился. Так что не прав ты, не ждали мы тебя. Сами недавно приплыли, рассчитывая на удачу. Что успеем перехватить… И не тебе, а нам надо спрашивать: «Ты с нами, Петро, или сам по себе?» Не забыл, на что разрешение у кошевого просил?

– Кызы-Кермен?

Полупуд сперва пожал плечами, мол, зачем пустое спрашивать, а после кивнул.

– Так что скажешь, Ангел?

Да, о поручении Серка, которое же сам и выпрашивал, я за всеми этими подвигами как-то позабыл. Прав Василий, совершенно из головы вылетело. Видимо, придуманная амнезия начала приобретать черты реальные. Черт, как же быть? Клятва не воробей, в мешке не спрячешь… Полупуд и Типун без моей помощи обойдутся, а вот Олеся – нет. Это важный довод.

Но есть и обратная сторона медали. Для кошевого, положим, на мне свет клином не сошелся, и то, что я вместо его поручения занялся чем-то другим, Серко даже не заметит. Но начинать казацкую карьеру с такого отношения к своим же словам не тот подход, который в будущем сулит славу и честь.

Черт, черт… черт! Легко выбирать между важным и второстепенным. А если оба дела важны?

Стоп! Кто сказал, что мне вообще надо выбирать? Тем более прямо сейчас. Олесе куда надо? В Крым… А казакам? В Кызы-Кермен. То есть в любом случае – вниз по течению Днепра. И турецкая крепость имени Кызы на этом пути следования первая остановка. Вот там и посмотрим, и подумаем, и порешаем…

Эти же мысли, в чуть более обтекаемой и политкорректной форме, я изложил вслух. За что был награжден благодарным сопением в левое ухо и тяжелым хлопком по правому плечу.

– Зух… типун мне на язык… – подтвердил прежнее мнение о моей персоне Семен. – Будут из него люди… если воробьи не затопчут. А коли так, то и засиживаться нечего. Полезли в лодки. Ты, Василий, с собой своего новика забирай, его без присмотра надолго лучше не оставлять. А я – так уж и быть – с Олесем поплыву. Пошли… хлопчик. Сам на Сечь рвался, никто силком не тащил… Теперь похлебаешь нашей, казацкой каши. Мало не будет… типун мне на язык.

Чуден Днепр…

Заезженная, затасканная до дыр крылатая фраза. А что поделать, если он и в самом деле велик и прекрасен? Тем более что до рождения автора этих строк еще о-го-го сколько. Почти двести лет. Спокойно могу присвоить. Николай Васильевич даже не узнает и уж тем более не обвинит в плагиате…

Солнце сияет и уже не печет, а только греет, воздух – изумительно чист. Легкий ветерок отнес всю мошкару, если какая и долетела до середины. Рядом друзья и… даже не знаю как точнее выразиться… Скажем так: почти любимая девушка. Во всяком случае, наши отношения уверенно развиваются в этом направлении. И пусть впереди ждет не увеселительная прогулка с пикничком на природе, а весьма опасное задание… секретная операция, в общем-то, в тылу врага… ничто не может сейчас испортить мне настроение. Потому что я молод, здоров, силен, а главное – свободен.

Вроде ничего вокруг не изменилось – та же река, те же пейзажи вдоль берегов, но ощущения совсем другие. Это вам не на бандитском судне, связанным по рукам и ногам, как агнец на заклание, путешествовать. В виде товара для невольничьего рынка…

М-да, можно подумать, кто-то спорит.

Василий, доверив мне рулевое весло, и оба других тоже, дрыхнет без задних ног. Типун сам на корме рулит. Их лодка держится впереди нашей и чуть левее метрах в десяти. Так что я могу видеть, как шевелятся губы Олеси, но разговора не слышу. Только по мимике и том, как девушка иной раз краснеет, догадываюсь, что беседуют они о чем-то очень личном и весьма сокровенном. Даже завидно. Но, с другой стороны, Типун как раз подходящая кандидатура, чтобы Олеся смогла выговориться и снять с души тяжесть.

Меня она все еще стесняется. А Полупуд хорош только в том случае, если все равно с кем беседовать. Хоть со стенкой или деревом… Результат будет почти идентичен. Сочувствия от него не дождешься. Казак свято убежден, что всегда и везде делом надо заниматься, а не лясы точить. Или спать, как сейчас, если не к чему руки приложить.

Легкие лодки быстро скользят, подхваченные сильным течением. Врать не буду, но думаю, километров тридцать в час мы делаем наверняка. А то и больше. Если выбрать на берегу ориентир и не спускать с него глаз, то голова поворачивается на девяносто градусов за каких-то полторы-две минуты. Точнее без часов не определить. Но «У беды глаза зеленые» я успел промурлыкать только один раз.

Типун сказал, что если ничего не случится, в окрестностях Кызы-Кермена будем ближе к полуночи. Что нам только на руку. Сможем незаметно причалить в одной тайной бухточке, известной только контрабандистам и пиратам. Вообще-то стражникам тоже… Но комендант крепости получает достаточно от промышляющих на реке ватаг, чтобы не беспокоить лихих людей лишний раз. Так что позднему появлению незнакомцев там никто не удивится, вопросов не задаст и не обеспокоится, если хозяева лодок никогда больше за ними не вернутся. Что тоже важно. Потому что, как объяснил Типун, брошенные на берегу бесхозные плавсредства вызывают у береговой стражи не меньшее беспокойство, чем у дозорных – замаячивший на горизонте отряд неизвестных всадников.

Там же можно будет и прикупить пару тюков какого-нибудь не сильно дорогого и тяжелого товара. Чтобы сойти за торговцев или разносчиков. От бухты до города всего пара часов пешего хода. Так что, никуда не торопясь, удастся подойти как раз к открытию ворот. И попасть внутрь, не привлекая внимания.

Моя идея прихватить из тайника, чтобы зря не тратиться на товар, пару десятков свинцовых слитков была отвергнута. И хоть я настаивал, мотивируя тем, что деньги понадобятся для выкупа сестер Олеси, Полупуд только хмыкнул. И будь я с ними один, на этом разговор, скорее всего, и закончился бы. Но для девушки Типун объяснил, что если он единственный, кто уцелел при кораблекрушении, то одновременное с его прибытием в город появление на рынке Кызы-Кермена свинца вызовет сомнение к этой истории. Что в свою очередь, может насторожить «торговца кожами» и – либо сорвать всю затею казаков, либо и вовсе закончиться весьма плачевно. Как именно, Семен уточнять не стал, закончив любимой поговоркой.

И только после этого Полупуд подмигнул мне незаметно для других и, поглаживая себя по животу, произнес загадочно:

– Не горюй так тяжко, хлопец… Перемелется, мука будет. Поверь мне. Главное, чтобы судьба позволила нам девчат живыми и здоровыми найти. А все остальное мы как-нибудь уладим… – и снова погладил себя по животу.

Странный жест. Если не сказать больше. Где невольницы, а где казацкая утроба. Если только…

«Вот дурень!» – обругал я себя мысленно, когда сообразил, что гладил запорожец не живот, а широкий кожаный пояс, которого у него раньше не было. И если я что-нибудь понимаю, с учетом загадочного подмигивания, то пояс тот получен от кошевого и вряд ли пустым.

Но даже не эта догадка обрадовала меня по-настоящему, а слова Василия. Когда он заговорил о сестрах Олеси. «Нам» найти и «мы» уладим! Потому что с этого момента шансы выручить девочек стремительно взлетели… Если Полупуд берется за дело, то это почти гарантия успеха.

Что-то темное проплыло рядом, и лодка резко качнулась. Так, что даже Полупуд проворчал сквозь сон нечто-то совсем не лестное о кормчих с руками, растущими из задницы. Которые надо повыдергивать и вставить в правильное место.

Я сперва подумал, что это топляк. Типа того, что по версии Типуна, стал причиной крушения байдака Ворона. Но, присмотревшись внимательнее, понял, что это огромная рыбина. Как акула из фильмов о челюстях. Очуметь! Это же Днепр – река, а не море. Откуда здесь такие монстры. А судя по размеру тени, в рыбине метров пять, не меньше.

К счастью у рыбы был мирный норов и другие цели. Так что обошлось без последствий. Она лишь еще разок качнула нас, вильнув хвостом, и ушла на глубину.

Да, расскажи кому, фиг поверят…

От этой мысли размышления тоже сменили направление и тему.

Твою дивизию! Это ж сколько я уже здесь? Недели две или больше? Хоть убейте, не подсчитаю точно. По сути, с первой минуты, после переноса и до сего момента, у меня не было времени подумать. Да просто побыть наедине с собой и мыслями о случившемся. Такая завертелась карусель.

Если попытаться выразить четче, то все мое времяпровождение здесь укладывается в простую формулу: В скобках «догонял-убегал», умноженное на «икс». Где коэффициент «икс» стремится к бесконечности и еще.

Сперва я прятался от татар, потом мы с Василием догоняли обоз с ясырем. Позже – вместе с освобожденными пленницами убегали от второго отряда татар. Потом, разобравшись с людоловами, торопились на Сечь. По пути догоняя харцызов и убегая от стаи одичавших псов. Потом догоняли укравшую коней Олесю и убегали от разбойников Ворона. После – я освобождал Олесю. То, что нас с ней не ловили, сути не меняет. Мы же об этом не знали! Убегали и прятались всерьез. Да, собственно, мы и сейчас опять убегаем от возможной погони Ворона, ведь атаман вполне мог выжить. Мертвым его никто не видел… И попутно ловим тайного турецкого агента. На живца… В роли которого выступает Семен Типун. Так что в конце история вполне может снова смениться очередной погоней. Прямо как из одного из старого комедийного фильма фраза. «Туда ехали – за ними гнались. Обратно едут – опять за ними гонятся. Какая интересная у людей жизнь!» Вот только здесь совсем не комедия и уж тем более не водевиль…

Но при все при этом плыву я навстречу опасности и ни на йоту не хочу обратно домой.

Да, там остались мама и отец, друзья… университет, Интернет и прочие блага цивилизации. Мне очень жаль их терять… В первую очередь, конечно, родителей. Только эта мысль и отравляет мне радость от полноты жизни, которую я впервые ощутил. По-настоящему…

Это трудно даже понять, а не то что объяснить. Неуловимый нюанс. Что-то за пределами простой логики, но именно он отличает ребенка от взрослого. Юношу от мужчины. Девушку от женщины. И обычного человека от Человека с большой буквы.

Мне показалось, что я вот-вот ухвачу суть рассуждений за кончик хвоста и смогу размотать этот клубок, но жизнь не имеет сослагательного наклонения и, как Василий Полупуд, предпочитает простое действие многомудрым размышлениям.

– Принимай к берегу, помалу! Типун мне на язык…

Я вздрогнул от неожиданности и вернулся в реальность. Зачерпнул воды и плеснул в лицо, смывая лишние мысли.

– Табань правым, Петро! – снова крикнул Семен. – Уже скоро Девичья крепость. Лучше незаметно подойти, краешком, под самым берегом. Мы легкие, на мель не сядем, а на стрежне лодки издалека видно. Даже со стен.

«Как скоро? Говорили же, к полуночи доберемся?» – удивился я и только потом понял, что погрузившись в раздумья, не заметил, как стемнело. Река в этом обманчива, как и лес. Только наоборот – темнеет позже, зато так же стремительно. Мигнул, а за бортом уже не тучки плывут, а звездные россыпи.

Ближе к берегу течение Днепра значительно ослабело, и лодки пошли со скоростью, не превышающей неторопливую ходьбу. Что, в свою очередь, сподвигло Полупуда немного размяться после сна. Казак сел на скамью, поплевал на ладони… Но не тут-то было. Хватило всего десятка мощных гребков, чтобы мы едва не налетели на первую лодку.

– Суши весла, Василий… – проворчал Семен, когда мы поравнялись с ними и поплыли рядом, почти соприкасаясь бортами. – Мой джура за тобою все равно не угонится. А мне пересаживаться неохота. Да и приплыли мы уже, типун мне на язык. Видишь огни. Вот к ним нам и надо…

В этом месте, куда указывал Типун, к реке спускался длинный и глубокий буерак. Когда-то давно он, скорее всего, был отделен от Днепра широкой перемычкой, но с годами вешние воды и бурные паводки сперва прорвали ее, а потом и пошире промоину вырыли. Остальное завершили человеческие руки. Углубили русло, еще больше расширили, и буерак превратился в небольшую бухту. Фактически неприступную с суши и с отличным обзором со стороны реки.

Кто бы ни надумал поживиться товарами контрабандистов, стражники или другие разбойники – спуститься незаметно сверху, по единственной и весьма извилистой тропинке, или подкрасться вдоль берега – им бы не удалось.

Ну, а кто предупрежден, тот вооружен. Хватит сил и желания – сражайся, не хочешь рисковать – беги. Впрочем, как оказалось, вполне достаточно дважды в год засылать подарок коменданту и можно жить спокойно, как у Христа за пазухой. Ну или, если быть точнее, у Аллаха, поскольку Аскер-паша правоверный мусульманин.

– Эй, на воде! – словно в подтверждение моим размышлениям, донеслось с берега. – Куда правите? Не заблудились, часом? Гавань дальше по течению. Примерно через милю-полторы.

– Добрый вечер добрым людям… – отозвался Типун и закончил фразу какой-то странноватой прибауткой: – Неужто пескарь карася погреться к огоньку не пустит?

– А ты кто сам будешь – пескарь или карась? – уточнили в ответ с берега. Ничуть не удивившись.

– Ни то, ни другое… Окунь, – вполне серьезно ответил казак.

– А-а, ну тогда другое дело… – голос невидимого собеседника сменил интонацию на более приятельскую. – Икры много везешь?

– Как получится… А что?

– Не бойся… окунь. Не из любопытства спрашиваю, а для порядка. Если поклажа большая, но легкая нужна – правь на дальний огнь. А с тяжелой – прям сюда и заворачивай.

– Понял, дружище… Извини… Давненько не заглядывал к вам, вот и не знал, что Салотян порядки изменил, типун мне на язык.

– Не бери в голову, дружище. Не ты один… Недавно так заведено. С весны. Как Чернота бухту под себя взял. Теперь он здесь старший рыбак. Как высадитесь – не погнушайся, загляни к нему. Он любит, когда пришлые уважение выказывают.

– Добро. Мы на дальний костер…

Ничего себе. Прям шпионское кино. Как все серьезно. Это вам не Тортуга и пятнадцать рыл на сундук мертвеца. Пьяная и бесшабашная вольница. Впрочем, я же сам не видел, а знаю лишь то, чего писатели понапридумывали. И уже в Сечи имел возможность убедиться, как их байки соответствуют действительности. Будь все так, как в книжках, и Сечь бы триста лет на пути Великой Порты и Крымской орды не стояла, и пираты с корсарами мощнейшие морские державы в страхе не держали.

Когда вошли в бухту, стало заметно, что здесь пришвартован не один десяток больших, набивных лодок, а на берегу – помимо двух сигнальных огней, горит еще несколько костров. Только не просто так – открыто, а в бочке. Чтобы пламя слишком много света не давало, а лишь слегка разгоняло тьму. Затемнение, значит. Конспирация.

– Зачем нам к «пуховикам»? – спросил Полупуд, направляя лодку вслед за Семеном.

– А с чем вы завтра в город пойдете? Сам же говорил, забыл? Вот и прикупим, что и нести не тяжело, и продать без убытка можно.

– Вижу, опыт у тебя и в самом деле немалый. Даже тайные слова знаешь.

– Ну так поплавай с мое по реке… – не стал отнекиваться кормщик. – Олесь, Петро! Заснули что ли? Типун мне на язык… Живо в воду! Тащите лодки к берегу.

Олеся, еще окончательно не осознавшая своего перевоплощения в парня, чуток замешкалась, за что была награждена несколько грубоватым сравнением с длинноухим жвачным животным из отряда непарнокопытных. Ну, что поделать? Таковы реалии мужской жизни…

У крайнего костра лодок было немного меньше, чем в центре. Нашлось место и для наших двух.

К тому времени окончательно стемнело, тем более под нависающей стеной обрыва. Так что увидеть можно было лишь те места, куда доставали отблески не такого уж и большого костра. В основном все воспринималось как игра теней. Неподвижных – кип тюков с товарами и размытых, снующих по берегу – контрабандистов.

Как и говорил Типун, наше прибытие никого не заинтересовало. Сидящие у костров только головы повернули, но ни один не подошел и даже не окликнул. Если дозорный пропустил – значит, свои. И если захотят, сами подойдут к огню. А не захотят, так на то их воля.

– Василий. Вы с Олесем пока здесь обождите. А мы с Петром к атаману наведаемся. На моей памяти не случалось еще, чтобы контрабандисты промеж собой свару затевали… типун мне на язык. Тем более в таборе. Но держись настороже. И если все же кто-то с вопросами подойдет – отвечай, что мол, окуни мы… то бишь – перекупщики. Зачем пришли, знает главный. А он к Черноте пошел. Вернется – с ним говорите.

– Не учи ученого… – проворчал Полупуд.

– Э-э, нет, друже, не то говоришь… типун мне на язык, – не согласился кормщик. – У речного братства свои законы и язык свой, тайный. Ты себя сразу выдашь. Даже если молчать будешь. Так что, кроме того, что я сказал, больше не произноси ни слова, если не хочешь усложнить нам жизнь.

Полупуду не слишком понравилось оказаться в роли новика, но казак был опытным и мудрым, понимал, что товарищ прав, так что упрямиться не стал.

– Не волнуйся, Семен. Не подведу. Правда, Олесь?

Обращаясь к девушке, он как бы свел всё к шутке, но в то же время подтвердил, что последует совету и будет придерживаться заведенных среди контрабандистов правил.

Типун так уверенно двигался между грудами товаров и расположившимися на отдых людьми, что было ясно – знает, куда идет.

При нашем приближении сидящие у костров не меняли тона разговора, не поворачивались на звук шагов, но руки у каждого словно сами по себе нащупывали оружие.

– Добрый вечер добрым людям… – неизменно произносил Типун, проходя мимо.

И ему так же неизменно отвечали:

– Дай, Господи, – после чего возвращались к прерванному занятию или разговору.

Насколько я помнил бабушкины наставления, в христианстве нет такого приветствия. Только в ночь перед Рождеством говорят «Дай Боже добрый вечер» и отвечают «Дай Боже здоровья». Видимо, и тут речники придумали для себя особые слова. Которые человек случайный знать не может. Поэтому и отпускали пальцы рукояти пистолей и сабель, как только кормщик произносил заветную фразу.

Пригодится или нет, а запомнить следует. Та же бабушка, царствие ей небесное, любила приговаривать, что человеку не все стоит делать, но знать надо.

– Заблудились или ищете кого-то? – от навесной стены оврага отделились двое и шагнули наперерез.

– Рыбака… – спокойно ответил Типун. – Старшего в этой заводи.

– И что надо?

– Мы только пришли с водой, типун мне на язык… Давно не рыбачил в этих местах. Хочу спросить, на что лучше клюет.

Ответ оказался правильным, поскольку стражники так же молча исчезли, как появились, а мы пошли дальше.

Тусклые багровые отблески пламени, просвечивающего между рассохшихся клёпок, делали окружающую нас обстановку зловещей и таинственной. Так и казалось, что вот-вот, кутаясь в длинный черный плащ, навстречу шагнет какой-нибудь Зорро или граф Дракула. Если не киношный вампир, то хотя бы настоящий – знаменитый венгерский князь Цепеш, прославившийся непримиримой и невероятно жестокой борьбой с османами. Не существовало в мире такой казни или пытки, которую он не применял бы к пойманным басурманам и их пособникам. Из-за чего и стал в будущем прототипом главного голливудского вампира.

Действительность от воображения отличалась только нюансами.

Ждущий нас человек носил не темный плащ, а зеленый, щедро расшитый бисером и золотыми нитками кунтуш. Был не худощав, а напротив – весьма упитан. Рост тоже немного подкачал. Разбойничьих атаманов ведь обычно рисуют лохматыми, звероподобными богатырями с косой саженью в плечах. Эдакими витязями… хоть и сбившимися с пути истинного. Зато взгляд Черноты мог бы поспорить жесткостью с самим Серком. Я вспомнил о кошевом запорожцев лишь потому, что другого сравнения не было. Глаза Полупуда тоже могли смотреть, словно на пику нанизывали, но именно – могли. А вот чтобы вот так постоянно. С этим я повстречался лишь во второй раз в жизни.

В общем-то, ничего странного. Контрабандисты по сути такая же неуемная, дикая вольница, такие же волки. Только не степные, а речные. И чтобы совладать с ними, удержать хоть в каких-то рамках, не достаточно быть сильным или умным, а непременно – самым свирепым и беспощадным. Только такого вожака стая примет и покорится его слову.

– Добрый вечер добрым людям, – произнес он негромко. – Не меня ли ищешь… Типун?