О мраке совлечения
Бог, сый Свет, в котором нет ни единой тьмы, всегда является во свете и как Свет. Но при совершении «художественной» умной молитвы душа подвижника встречает некоторый совершенно особого порядка мрак, слово о котором внешне будет так же противоречиво и парадоксально, как и о большинстве других предметов христианского духовного опыта. Противоречивость сия вызывается, с одной стороны, природою этого опыта, с другой стороны — тем местом или точкою зрения, с которой рассматривается и определяется духовное событие.
В тот мрак, о котором идет речь, погружается внутренне душа подвижника, когда он волевым актом, посредством специальных аскетических методов, совлекается всякого представления и воображения видимых вещей и рассудочных размышлений и понятий; когда он «останавливает» ум и воображение, и потому его можно назвать «мраком совлечения»; молитву же эту принято именовать «художественною» в силу того, что совершается она по специальному, существующему на сей предмет методу.
Если искать определение духовного «места» этого мрака, то можно сказать, что он стоит на грани явления Несозданного света; но когда делание умной молитвы совершается без должного покаяния и молитвенного к Богу устремления, то обнаженная от всех представлений душа может пребыть некоторые моменты времени в этом мраке совлечения, не узрев Бога, ибо в нем, то есть мраке этом самом по себе — Бога еще нет.
Пребывая во мраке совлечения, ум испытывает своеобразное наслаждение и покой, и если при этом он как–то обратится на самого себя, то может ощутить некое подобие света, который, однако, не есть еще несозданный свет Божества, а естественное свойство ума, созданного по образу Божию. Как исход за грани временного, это созерцание приближает ум к познанию непреходящего и тем делает человека обладателем нового познания, однако еще отвлеченного познания, и горе тому, кто мудрость сию принимает как познание истинного Бога и созерцание сие как приобщение Божественному бытию. Горе потому, что в таком случае мрак совлечения, стоящий на грани истинного Боговидения, становится непроницаемым покровом Божества и крепкою стеною, отделяющею от Бога более, чем мрак восстания грубых страстей, мрак явных демонических наваждений или мрак потери благодати и богооставленности. Горе потому, что это было бы заблуждением, «прелестью», ибо Бога во мраке совлечения еще нет. Бог является во свете и как Свет.
Когда мы наше рациональное познание и рефлективное сознание именуем светом, то с этой точки зрения в каком–то смысле можно говорить о «мраке боговидения», потому что оно неизъяснимо в рациональных понятиях, потому что для нашего ума Бог пребывает непостижимым, недосягаемым. Но этот образ выражения, то есть «мрак боговидения», совсем условен, ибо Бог есть Свет, в Котором нет ни единой тьмы, и является всегда, как Свет, и Своим явлением вводит человека в свет вечного Божественного бытия.
Действие Божественного света в грешном человеке попаляет страсти, и потому в известные периоды он может ощущаться как Огонь опаляющий. Горение в этом Огне неизбежно проходит всякий христианин–подвижник, благочестно желающий жить.
Старец Силуан Афонский
(в миру Семен Иванович Антонов;
1866–24.9.1938)
— схимонах русского Пантелеимонова монастыря. Происходил из крестьян Тамбовской губернии. Постриг принял на Афоне в 1896 году, схиму — в 1911 году. Подвижник, известен как составитель многочисленных молитвенных размышлений, напоминающих псалмы. В этих размышлениях выражена его истинно христианская душа.
Трактат «О несозданном Божественном свете и образах созерцания его» печатается по:
Архимандрит Софроний (Сахаров). Старец Силуан. Жизнь и поучения. Москва — Минск, 1991. С. 161–170.
Первое издание книги вышло в Париже в 1952 году. Оно с небольшими изменениями повторяло авторские копии, размноженные на ротаторе в количестве 300 экземпляров и распространявшиеся почитателями старца Силуана на Афоне и в странах рассеяния.
Рассмотрения поучений Старца представлены также в книге: Архимандрит Софроний (Сахаров). Видеть Бога как Он есть. Бирмингем, 1985.
Архиепископ Нафанаил (Львов)
ВЛИЯНИЕ ПРЕПОДОБНОГО СЕРАФИМА В РУССКОЙ ЦЕРКОВНОЙ ИСТОРИИ
Много святых, как чистые жертвы веры и любви, принесло человечество к престолу Божию, много кринов — цветов веры, подвига и любви произросло в бесплодной пустыне «міра сего», в нем, но вне его, ибо жили они не его соками, а благодатью Божией, в подвиге веры и любви ими мудро собираемой и усвояемой.
И все эти святые — крины–цветы, ибо питались одним Хлебом, и каждый из них явление единственное, личное, неповторимое и в каждом свое, ему присущее благоухание благодати Божией.
Имя преподобного Серафима овеяно благоуханием крина святости и благодати, выросшего и собранного на Русской земле… Воздух русских полей, лесов, рек и озер дал ему свои нежные оттенки и колорит. В нем русская радость весны, радость солнца и жизни. Его имя вызывает в человеке, хоть немного приостановившемся перед его образом, ни с чем не сравнимое и невыразимое нежно–радостное чувство — радости добра, счастья и блаженства добра.
Преподобный Серафим и его проповедь — огромное историческое явление в жизни русского народа. С его именем связан огромный исторический сдвиг в нашем русском духовном росте и религиозном развитии. Этот сдвиг произошел и происходит в наше время, на наших глазах и не может быть русского сознательного верующего православного, который духовно не поклонился бы преподобному Серафиму, не испытал по отношению к нему чувства благодарности за то, что одних он прямо ввел, а другим помог войти в Православие, в Церковь Христову и научил познать Бога.
Столь известное учение преподобного Серафима о смысле жизни, изложенное в его беседе с Мотовиловым, начинается словами, в которых раскрывается историческое значение его учения, его проповеди. «Вас не так учили, как надо, ваше Боголюбие», — говорит он Мотовилову. Другими словами, по мысли великого старца, в его время неверно, неточно, неправильно отвечали на самый главный вопрос человека — о смысле жизни. Или, еще иначе сказать, в русском верующем обществе того времени были распространены мысли неверные, люди жили, руководясь богословскими взглядами, мировоззрением неправославным.
В чем же эта неправославность?
В беседе с Мотовиловым преподобный Серафим отвечает на этот вопрос.
— Вас учили, что смысл жизни в том, чтобы творить добрые дела.
И дальше объясняет, что смысл не в самых делах, что дела не цель, а только средство к тому, чтобы «стяжать Святаго Духа», и что вот это стяжание и есть подлинный смысл, задача и цель жизни человека. Что человек должен опытно познать Бога, Богообщение, и стремиться всегда быть в Нем.
За этим осуждением распространенных, косных, слежавшихся и неправославных мыслей и прямым противопоставлением им православных нам нетрудно увидеть очертание большого исторического процесса, борьбу двух течений, двух мировоззрений.
Одно, осужденное преподобным Серафимом, привычное и распространенное в обществе того времени, да и не только того, но и позднейшего времени, создалось под воздействием длительного в Русской истории неправославного мировоззрения.
При каком условии, на каком основании, почему сами дела могут быть смыслом жизни?
Только при том условии, при той предпосылке, что Бог дал человеку задание что–то создать на земле из дел человеческих. Что по Божию изволению он должен что–то создать здесь на земле, создать какую–то идеальную жизнь, построить «Царство Божие на земле». Если цель и смысл жизни человека поставлены именно на земле — построить, создать рай на земле, в условиях земной жизни, если этот «рай на земле» есть цель и смысл жизни, то тогда действительно все дела, которые человек делает в порядке создания этого рая, в порядке осуществления Божией воли и задания, получают абсолютное значение, являются смыслом жизни человека.
Это стройное и динамическое целеустремление, осмысливающее и освящающее культурное творчество, дающее абсолютное религиозное значение делам человеческим, создающее веру в прогресс, в значение и смысл цивилизации, но неверное, произвольно–искусственное, искажающее очертания всех вещей, всю перспективу жизни, понимание — Православие не приемлет, ибо оно в корне разрушается словами Спасителя о том, что «Его Царство — не от міра сего», что перед Его учениками впереди не оптимистическая перспектива, а «в міре скорбни будете», впереди не розовый прогресс в плоскости земной — ибо «Сын Человеческий прийдя — найдет ли веру на земле?», что Господь пришел на землю не для того, чтобы устраивать общественную жизнь, судить людей в их житейских задачах и «делить» между ними материальные блага и устраивать их общественную, государственную и социальную жизнь. Нет, не в этом смысл жизни, а в том, что есть «единое на потребу», что нужно искать «прежде всего»: в приобщении «Царству Божию», которое не вне, а внутри человека, и никто не может указать внешних «приметных» форм этого Царства Божия, ибо оно «внутрь вас есть». По словам апостола Петра, «земля и вся дела человеческия сгорят». Вечна только Церковь Христова, которую «не одолеют врата адовы», вечна только жизнь в Боге.
Нет и не будет «рая на земле». Нет оснований для страстных человеческих мечтаний о прогрессе и абсолютном значении человеческого творчества и дел человеческих. Смысл жизни не сами дела, а в творческом динамическом стремлении к Богу, жизни в вере и любви к Богу, здесь «Его Царство», и оно не во вне человека, а внутри, в сердце, в любви, в искании Бога, в жизни в Боге. Смысл жизни в приобщении Богу, в стяжании Святаго Духа.
Преподобный Серафим звал не только веровать в Бога, но учил знать Бога, знать и узнавать благодать Святаго Духа каждый раз, когда она благодатно коснется человека, звал быть постоянно в благодати Божией. Стяжание Святаго Духа, постоянная жизнь с Ним и в Нем — это начало Царства Божия и вечной жизни, которой человек приобщается уже на земле.
От взглядов, представлений, мировоззрений, философии, угнетенных тремя измерениями, от перспектив в пределах горизонта, преподобный Серафим тихо и кротко–ласково, простыми словами зовет человека к такому дерзновению, о котором не смел и подумать Мотовилов — сын своего народа и русского общества того времени. В тихих и кротких, свято простых и ласковых словах преподобного Серафима о стяжании Святаго Духа, о знании Его и сроднении с Ним — дышит все Православие и под лучами радости смиренно–дерзновенной веры преподобного Серафима оживает русская душа.
Русская жизнь, русское общество, русская религиозная мысль были под длительным не русским и не православным влиянием. Чужая мысль и мировоззрение на многое наложили свой отпечаток. Подлинно православный религиозный церковный опыт всегда был в Русской Церкви, но между опытом и мыслью не было полной симфонии.
Подлинный церковный опыт и подлинно церковные мысли хранились ею по преимуществу в богослужебном богословии, в богатейшем догматическом и нравственно–богословском содержании стихир, тропарей, канонов и пр., являющихся часто сокращенным изложением проповедей или трактатов святых Отцов на догматические и нравственные темы. Все это богослужебное богословие, без малейшего изъяна строго православное, и богословствование преподобного Серафима Саровского о стяжании Духа Святаго абсолютно согласно с ними, насыщено тем же Духом.
В формальном же школьном богословии преподавались совсем иные взгляды, большей частью в полном противоречии с богослужебным святоотеческим богословием.
Именно от этого в значительной степени неправославного, богословия бежал в XVIII веке старец Паисий Величковский, противопоставляя это богословие «Азбуке духовной» святителя Тихона Задонского, чего никак не могло случиться в отношении подлинного церковного богословия святых Отцов.
Более того, как отмечают наши церковные историки, и особенно ярко о. Георгий Флоровский, лучшие священники XVIII века, получившие воспитание в указанном школьном частично неправославном духе, чтобы стать настоящими добрыми пастырями должны были переучиваться в церковной стихии, в среде верующего народа, пропитываясь подлинно православным богослужебным богословием и, конечно, в этом процессе влияние преподобного Серафима Саровского было самым духовно авторитетным и действенным, ибо он богословствовал не теоретически, а опытно проверяя свои слова веянием Того Духа, стяжание Которого учил он считать главным и единственным делом жизни человека.
В течение всего XVIII века и первой половины XIX оба течения богословской мысли боролись в Русской Церкви.
В 30-х годах XIX века мы видим начало и затем развитие процесса русского православного возрождения. Магистраль его можно наметить именами митрополита Филарета, Хомякова, епископа Феофана Затворника, о. Иоанна Кронштадтского, митрополита Антония Храповицкого. Этот процесс привел Русскую Церковь к Московскому Собору 1918 года, к огненной славе русских мучеников в гонении на Русскую Церковь.
Но в самом начале этого великого и еще недостаточно понятого исторического процесса возрождения Православия в России, освобождения русской души от инославного влияния, возрождения православного единства опыта и мысли стоит кроткий и смиренный «Убогий Серафим». И всех жаждущих стяжания Святаго Духа он и теперь, как и при своей жизни, приветствует словами «Радость моя, Христос Воскресе!»
Архиепископ Нафанаил
(в миру Василий Владимирович Львов;
30.8.1906–8.11.1985)
— сын «революционного» обер–прокурора при Временном правительстве Владимира Николаевича Львова (прокурорствовал с 3 марта по июль 1917). После Октябрьского переворота оказался в Томске, затем с остатками семьи бежал в Харбин, где принял монашеский постриг в 1929 году. Там же учился на богословских и пастырских курсах, позже на богословском отделении Свято—Владимирского института. Состоял келейником архиепископа Нестора (Николай Александрович Анисимов; 9.11.1885 – 4.11.1962), камчатского миссионера, апостола Камчатки и видного деятеля Русской Православной Церкви. В эту пору иеромонах Нафанаил совершил ряд миссионерских путешествий, в частности в 1935–1936 годах он побывал у христиан Южной Индии. По возвращении был возведен в сан архимандрита, а в 1939 году вступил в братство преподобного Иова Почаевского в Ладомировой на Карпатах (Чехословакия). После войны архимандрит Нафанаил, нареченный в епископа владыкой Анастасием (Грибановским), назначен на Брюссельскую и Западноевропейскую святительскую кафедру. Его пастырская деятельность распространялась тогда и на приходы в Мангейме и в Берлине, где Преосвященный, как выдающийся проповедник и церковный публицист, много сделал для оживления нравственного благочестия среди соотечественников, заброшенных волею судеб на чужбину.
С 1966 года владыка Нафанаил — настоятель монастыря преподобного Иова в Мюнхене, а пять лет спустя ему было вверено управлять Австрийской епархией. В сан архиепископа возведен в 1981 году. По слабости здоровья престарелый Святитель уже не мог по–прежнему окормлять зарубежные приходы и все свое время теперь проводил в мюнхенском монастыре. Погребен на русском кладбище в Висбадене.
Творения архиепископа Нафанаила изданы Комитетом русской православной молодежи заграницей в пяти томах (Нью—Йорк, 1991–1992).
Публикуемая статья «Влияние преподобного Серафима в Русской Церковной истории» воспроизведена по:
Архиепископ Нафанаил. Беседы о Священном Писании и о вере и Церкви. Т. 3. Н. — Й., 1992. С. 190–195.
Иеромонах Серафим Роуз
БОГ ЕСТЬ ОГНЬ
«Бог есть огнь» — в этих словах избранник Божий преподобный Серафим Саровский напоминает нам не только о величии славы Божией, но и о наших собственных возможностях и чаяниях, ибо никто не может приблизиться к Богу до тех пор, пока сам не станет огнем. Это не просто фигура речи, но духовная истина, засвидетельствованная жизнью многих святых.
Христианских подвижников, которые должны были бы умереть зимой от морозов, согревала теплота внутреннего духовного огня, и даже мирянин Мотовилов по милости Божией сподобился ощутить такую теплоту в присутствии преподобного Серафима и узреть святого как бы в центре ослепительного солнца.
Этот огнь, по словам преподобного Серафима, есть осязаемое проявление благодати Святаго Духа. Он был дан апостолам во время Пятидесятницы и всякий раз дается каждому православному христианину при Крещении. По нашей духовной слепоте и холодности мы не можем ни увидеть, ни почувствовать этого огня, исключая моменты особенно горячей молитвы и единения с Богом, но даже и в таких случаях в небольшой степени. Но никто не может приблизиться к Богу иначе как через этот огонь. Когда наши прародители были изгнаны из рая, Бог установил огненный меч, чтобы охранять Древо Жизни. И по сей день в молитвах перед Святым Причащением мы молимся о том, чтобы плод нового Древа Жизни — Пречистое Тело и Честная Кровь Господа нашего Иисуса Христа — не попалил нас за наше недостоинство. Преподобный Серафим говорил: «Бог наш есть огнь*, попаляющий все нечистое, и никто нечистый телом или духом не может иметь части с Ним. Так что низвергнутый до ада будет чувствовать только боль в присутствии Бога; он нечист, и Божественный Огнь сжигает его и мучает. Но тот огнь, который пожирает недостойного, может также и пожрать нечистоту и сделать достойными тех, кто, хотя и недостойны, любят Бога и желают стать Его сынами. Мы молимся перед Святым Причастием: «Да будет мне Пречистое Твое Тело и Честная Кровь Твоя, Господи, огнем и светом, пожирающим мерзость грехов и язвы страстей, просвещающим всего меня, да прославлю Твое Божество».
Преподобный Серафим сравнивает христианина с горящей свечой, которая воспламеняет другие свечи, причем ее собственный огонь не становится от этого меньше, и так распространяются небесные сокровища Божественной благодати. Таким и должен быть христианин — горящим любовью к Богу и желанием служить Ему и исполненным огненного присутствия Святаго Духа. Если он станет такой горящей свечой в этой жизни, то в будущей жизни он будет еще более великим. «Тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их» (Мф. 13, 43). По нашему недостоинству мы даже не можем и помыслить о таком состоянии, ибо, «как написано: «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2, 9). Такое состояние есть цель и смысл христианской жизни, — это то, для чего живет православный христианин.
Иеромонах Серафим (Роуз)
(1934–1982)
— короткой была постническая и молитвенная жизнь иеромонаха Серафима Роуза: на 48-м году призвал его к Себе Господь. Чистокровный янки, Роуз пришел к Православию после трудных поисков истины и ученых занятий. Своим обращением он обязан блаженному Иоанну (Максимовичу). Хорошо усвоив учение древних подвижников Церкви Христовой, отец Серафим стремился подражать их аскетическим подвигам. Любитель безмолвия, он построил для себя небольшую келлию у подножия горы на севере Калифорнии (Платина), где и прожил семь лет, занимаясь в уединении молитвой, богословскими трудами и переводами.
Пастырская беседа отца Серафима «Бог есть Огнь» печатается по:
«Московский Церковный вестник», № 2 (январь) за 1991 г.
Протоиерей Валентин Свенцицкий
ПРЕДРЕЧЕНИЕ О ВРЕМЕНАХ ПОСЛЕДНИХ
Преподобный Серафим исцелил Мотовилова. Для нас, почитающих преподобного Серафима и ведающих о его чудесах, это так же естественно, как сказать о человеке, умеющем говорить, что он сказал слово. Но рассмотрим подробно, как все это произошло, дабы нам воскресить перед собою живой образ преподобного Серафима.
Четверо принесли Мотовилова к преподобному Серафиму, а пятый поддерживал ему голову. В это время преподобный Серафим сидел на лужайке на большой поваленной сосне, которая, как говорит Мотовилов, и по сие время лежит на берегу Саровки. И вот на просьбу об исцелении, обращенную к преподобному Серафиму, он сказал: «Да ведь я не доктор, с докторами надо снестись, когда хотят лечиться от болезней каких–нибудь».
— Я, — говорит Мотовилов, — ответил ему, что испробовал все лечения у докторов, был у самых известных, у самых прославленных и теперь надеюсь только на одного Господа Бога.
И тогда Преподобный спросил:
— А веруешь ли в Господа Иисуса Христа, что Он есть Богочеловек, и в Пречистую Его Божию Матерь, что Она есть Приснодева?
— Верую.
— А веруешь ли, что Господь как прежде исцелял мгновенно, так и ныне легко и мгновенно может по–прежнему исцелить требующих помощи?
— Истинно верую всему этому всею душою моею и сердцем моим верую.
— А если веруете, то вы и здоровы уже.
— Как же здоров? — спросил я, — когда люди мои и вы, Батюшка, держите меня на руках?
— Нет, — сказал Преподобный, — Вы совершенно всем телом вашим теперь уже здоровы вконец.
Он приказал державшим меня на руках своих людям моим отойти от меня, а сам, взявши меня за плечи, приподнял от земли и, поставив на ноги, сказал мне:
— Крепче стойте, тверже утверждайтесь ими на земле… вот так! Не робейте, вы совершенно здоровы теперь.
И потом прибавил, радостно смотря на меня:
— Вот, видите ли, как хорошо вы теперь стоите?
Я ответил:
— Поневоле хорошо стою, потому что вы хорошо и крепко держите меня.
И он, отняв руки свои от меня, сказал:
— Ну вот, уже и я теперь не держу вас, а вы и без меня все крепко же стоите.
Взяв меня за руку одною рукою своею, а другою в плечи мои немного поталкивая, повел меня по траве и по неровной земле около большой сосны, говоря:
— Ну вот, ваше Боголюбие, как вы хорошо пошли.
Я отвечал:
— Да потому, что вы хорошо меня вести изволите.
— Нет, — сказал он мне, отняв от меня руку свою, — Сам Господь совершенно исцелить вас изволил и Сама Божия Матерь о том Его упросила. Вы теперь и без меня пойдете и всегда хорошо ходить будете. Идите же.
И стал толкать меня, чтобы я шел.
— Да этак упаду я и ушибусь, — сказал я.
— Нет, не ушибетесь, а твердо пойдете.
И когда я почувствовал в себе какую–то свыше осенившую меня силу, приободрился немного и твердо пошел, то он вдруг остановил меня и сказал:
— Довольно уже, — и спросил: — Что, теперь удостоверились вы, что Господь вас действительно исцелил?
И дал совет:
— Так как трехлетнее страдание ваше тяжко изнурило вас, то вы теперь не вдруг помногу ходите, а постепенно, мало–помалу приучайтесь к хождению и берегите здоровье ваше, как драгоценный дар Божий.
Мотовилов пошел в монастырь исцеленным. Люди его пошли отдельно лесом, славили Господа, а молва о том, что произошло исцеление, уже бежала вперед в монастырь. Там, в монастыре, вышли навстречу исцеленному Мотовилову и игумен, и иеромонахи, которые поздравляли его с великой милостью Божией.
Вот как начались отношения Мотовилова с преподобным Серафимом. Могут ли отношения, начавшиеся так, пройти безразличными для человека, может ли совершившееся такое великое благодеяние Божие остаться бесследным, коренным образом не изменить всю последующую жизнь человека? Какое для этого нужно было бы иметь каменное сердце и величайшее легкомыслие! Мотовилов, пережив это чудо, сделался послушником Божией Матери, как его называл преподобный Серафим. Если отношения с Мантуровым были более делового характера, то отношения с Мотовиловым, напротив, имели значение глубокое, внутреннее. Именно ему святой Серафим раскрыл многие духовные тайны, и мы обязаны Мотовилову не только тем, что он в Дивееве сохранил многие предметы, оставшиеся после кончины преподобного Серафима, и даже некоторые выкупленные у Саровских монахов, но еще более имеет значение для нас тем, что он сохранил духовную драгоценность, преподанную ему в беседах с угодником Божиим. Вот об этой внутренней стороне надлежит сказать нам.
Преподобный Серафим говорил Мотовилову, что первейшая цель человеческой жизни есть стяжание Святаго Духа Божия. Что исполнение заповедей, совершение богослужений, посты — все это есть как бы русла, по которым течет человеческая жизнь, дабы потом все это соединить в неком благодатном міре того духовного состояния, которое он именует стяжанием Духа Святаго Божия. Мы, обыкновенные смертные, по самому естеству нашей природы, способны видеть отблески высшей правды в разрозненных явлениях человеческой жизни.
Когда людей тянет мирская жизнь, это не всегда значит, что мір соблазняет их злом. Нет, видя в мирской жизни отблески правды, они принимают мір за полноту истины. Верующим, которые идут путем, указанным Святой Церковью, Господь открывается созерцанием красот міра, в молитве, в редкие исключительные моменты духовного подъема, особенно при Таинстве Святого Причащения. Это минуты светлого и лучезарного осияния благодатию Святаго Духа.
Но вот как об этом состоянии свидетельствует необычайная беседа преподобного Серафима с Мотовиловым.
Мотовилов спросил преподобного Серафима: «Какое же будет доказательство, что Дух Святый пребывает в душе?»
Тогда отец Серафим взял его весьма крепко за плечи и сказал:
— Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобой. Что же ты не смотришь на меня?
Он отвечал:
— Не могу, Батюшка, смотреть, потому что из глаз ваших молнии сыпятся. Лицо ваше сделалось светлее солнца, и у меня глаза ломит от боли.
Отец Серафим сказал:
— Не устрашайтесь, ваше Боголюбие, и вы теперь сами так же светлы стали, как и я сам. Вы сами теперь в полноте Духа Божия. Что же вы еще чувствуете теперь? — спросил далее о. Серафим.
— Необыкновенно хорошо! — сказал Мотовилов.
— Да как же хорошо? Что именно?
Он отвечал:
— Чувствую я такую тишину и мир в душе моей, что никакими словами выразить не могу!
— Что же еще чувствуете вы?
— Необыкновенную радость во всем моем сердце!..
— Что же еще чувствуете, ваше Боголюбие?
Он отвечал:
— Теплоту необыкновенную!
— Как, батюшка, теплоту? Да ведь мы в лесу сидим–то, теперь зима на дворе, и под ногами снег, и на нас более вершка снегу, и сверху крупа падает… Какая же может быть тут теплота?
Завершая беседу, преподобный Серафим сказал:
— Вот что значит быть в полноте Духа Святаго, про которую святой Макарий Египетский пишет: «Я сам был в полноте Духа Святаго…» Этою–то полнотою Духа Своего Святаго и нас, убогих, преисполнил теперь Господь… Ну уж теперь нечего более, кажется, спрашивать, ваше Боголюбие, каким образом бывают люди в благодати Духа Святаго!..
Разве мы в своей жизни не имеем подтверждения слов преподобного Серафима? Разве даже после наших бледных, скорее похожих на намек благодатных состояний духа не теряем смысл и интерес к внешней и материальной стороне жизни?
Как понятны нам делаются слова преподобного Серафима!
Если бы надолго удержаться в этом состоянии, человеку не было бы никакого дела ни до еды, ни до питья, он не мог бы более жить во плоти.
Когда благодатная сила Божья осеняет человека, жизнь его во плоти здесь имеет только один смысл — идти дальше по пути духовного совершенствования.
Преподобный Серафим многое открывал Мотовилову из тайн будущего. Одно нам надлежит особенно заметить. Это то, что касается судеб Церкви и міра. Говоря о том, что иногда отступает от человека благодать Божия, он указывает на причину сего. А потом говорит так:
«Есть еще причина, и, можно сказать, беспричинная причина такой благодати Всясвятаго Духа — изволить иногда оставлять даже человека богоносного, и это уже попускается от Самого Господа испытывать силы лишь крайне укрепившегося в благодати Божией человека. Так вот, такое же искушение, то есть оставление благодати Божией, будет допущено во всей вселенной во времена антихриста, когда все святые Божии люди и Святая Церковь Божия Христова, лишь из них одних состоящая, как бы оставлены будут от защищения и помощи Божией. Нечестивые же восторжествуют и возвеличатся над ними».
То есть будут такие времена антихриста, когда Церковь, уже в это время состоящая как бы исключительно из святых Божиих людей, будет попущением Божиим совершенно оставлена от защищения, и тогда–то будет требоваться, дабы не отступать от Христа, вера, терпение святых.
«Но в преддверии к такому состоянию, — говорит преподобный Серафим, — подобные же тому безмерные искушения попускаются и будут попускаться и до этого времени на святых великих угодников Божьих».
Вот что предрекает преподобный Серафим. Мы знаем, что сие предречение находится в полном соответствии со Словом Божиим, и все же в устах Преподобного оно, это предречение, ближе продвигается к нам, как бы еще более усваивается нами. Почему оно важно нам? Мы не знаем времен и сроков, мы не предрекаем скорое пришествие антихриста. Даже преподобный Серафим, когда к нему некто обратился с этим вопросом, сказал:
— Ты слишком много думаешь об убогом Серафиме.
Кто же из нас дерзнет предсказать о времени?
Но не сие важно нам в этом предречении, оно нас укрепляет в том, чтобы нам не искушаться и не соблазняться одной соблазнительной мыслью для человека — мыслью о том, что, если «все» не веруют, значит, «все» правы.
Когда кругом безбожники, человека и самого тянет отречься от веры. И хотя бы эти «все» были погружены в самые безобразные пороки и этим воочию свидетельствовали, что не у них правда, все–таки слово «все» производит на человеческую душу какое–то соблазняющее впечатление. Неужели, дескать, все неправы, а прав я один да еще какая–то «кучка попов».
Чтобы утверждаться пророчеством святых, укрепляющих нас в вере, что мы, малое стадо, идем верной дорогой, будущее Церкви с самых первых времен никогда не рисовалось как внешняя победа и торжество. Церковь, по Слову Божию, в последние времена будет ничтожной по своему количеству горсткой святых. Но эта Церковь встретит Христа, грядущего во славе.
Аминь!
Протоиерей Валентин Павлович Свенцицкий
(1882 – 20.10.1931)
— пастырь–мученик, духовный писатель. После окончания историко–филологического факультета Московского университета увлекался «христианским социализмом», участвовал в создании Московского Религиозно–философского общества имени Владимира Соловьева. Пребывая в состоянии глубокого духовного кризиса, Валентин Свенцицкий пишет и издает ряд крайне дерзких брошюр, за что подвергся полицейскому преследованию. Тайный побег во Францию в 1909 году, скитания на чужбине пробудили в молодом человеке порыв к нравственному очищению, к переосмыслению всей его предыдущей жизни. Вернулся он на Родину другим человеком. Первым желанием Свенцицкого было поехать на Кавказ к монахам–отшельникам, прикоснуться к православной святости. Свои впечатления об увиденном и прочувствованном он изложил в книге «Граждане неба», пронизанной глубоким пониманием христианского подвига. Книга увидела свет в Петербурге в 1915 году.
Революционный кошмар окончательно развеял иллюзии Свенцицкого о «христианском социализме». Путь спасения теперь им видится лишь в воцерковлении общества. В том же 1917 году Валентин Павлович по благословлению своего духовного отца Оптинского старца Анатолия принимает священный сан. Рукополагал его митрополит Петроградский Вениамин (Казанский), впоследствии расстрелянный большевиками. Посвящение происходило в Иоанновском монастыре, основанном батюшкой Иоанном Кронштадтским. В Гражданскую войну о. Валентин сражался на стороне Добровольческой Армии.
В 1920 году Свенцицкий приехал в Москву, где проповедовал по разным храмам и часто сослуживал Святейшему Патриарху Тихону, которого благоговейно почитал. За разоблачение антицерковного поведения обновленцев о. Валентин в 1923 году был арестован и сослан в Среднюю Азию. По возвращении в Москву стал служить в храме священномученика Панкратия, что в одном из переулков на Сретенке. В этом же храме бесстрашный пастырь продолжал произносить проникновенные проповеди, а в свободные от служб часы им были налажены духовные беседы с прихожанами. В обширном цикле бесед центральное место заняли восемнадцать поучений о святости преподобного Серафима Саровского.
Уже во вступительном слове к намеченному кругу затрагиваемых вопросов о. Валентин подчеркнул необыкновенную близость Саровского подвижника народу: «Образ преподобного Серафима — это есть образ святости русского народа. Он близок нам так потому, что мы в нем чувствуем лучшее, что есть в самом русском народе. Преподобный Серафим — наш национальный русский святой.
Ни в одном угоднике Божием так не воплощается дух нашего Православия, как в образе убогого Серафима, молитвенника, постника, умиленного, всегда радостного, всех утешающего, всем прощающего Старца всея России.
Он близок нам потому, что он кровь от крови нашей и плоть от плоти нашей. Он — это мы сами, но поднятые из грязи, очищенные подвигом, просветленные благодатию Божией. Он не только близок нам, он нам родной».
В Великий пост 1926 года о. Валентин вместе со своими почитателями совершил паломничество в Саров и Дивеев. Великая прозорливица, дивеевская блаженная Мария Ивановна, предсказывает ему скорейший переход в другой московский храм — «Никола Большой Крест», что на Ильинке. Так оно и произошло — вскоре протоиерей Свенцицкий стал настоятелем этого храма. Здесь он создал крепкую церковную общину из прихожан, ищущих путь нравственного и духовного совершенствования вопреки невиданным гонениям на верующих.
Через два года Валентина Павловича вновь арестовали. На этот раз поводом к аресту послужило открытое его выступление против соглашательской Декларации митрополита Сергия (Страгородского) от 16/29 июля 1927 года. Сибирская ссылка длилась долго, до самой кончины о. Валентина в глухой деревушке под Тайшетом 7/20 октября 1931 года. Хлопотами родных гроб с телом страдальца был переправлен в Москву. Отпевание проходило в Троицкой церкви на Сретенке. Покоится духовный писатель на Введенском кладбище, куда многие приходят к нему на могилу, чтобы отдать дань почтения к его трудам и его мученическому жизненному подвигу.
К настоящему времени издано несколько книг протоиерея Валентина Свенцицкого, среди них впервые «Диалоги» (М., 1995) и «Беседы о духовной жизни» (СПб., 1995).
Пастырский разбор поучения старца Серафима о цели христианской жизни представляет собою седьмую беседу, проведенную отцом Валентином с прихожанами храма священномученика Панкратия (начало 1928 г.)
Текст беседы «Предречение о временах последних» публикуется по:
Протоиерей Валентин Свенцицкий. Монастырь в миру. Проповеди и поучения 1927–1928 гг. Т. 2. М, 1996. С. 176–183.
Владимир Николаевич Лосский
ДАРЫ СВЯТАГО ДУХА
Богословие Восточной Церкви отличает Лицо Святаго Духа от сообщаемых Им людям даров. Это различение основано на словах Христа: Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет и возвестит вам. Все, что имеет Отец, есть Мое; потому Я сказал, что от Моего возьмет (Ин. 16, 14 —15). «Общее» Отцу и Сыну — это Божественность, которую Дух Святый сообщает людям в Церкви, соделывая их «причастниками Божеского естества», сообщая огнь Божества — нетварную благодать — тем, кто становятся членами Тела Христова. В одном из антифонов восточного богослужения поется «Святым Духом всякая душа живится и чистотою возвышается, светлеется Тройческим единством священнотайне».
Часто обозначают дары Святаго Духа семью именами, которые мы находим в одном из текстов пророка Исаии (Ис. 11, 2 —3): дух премудрости, дух разума, дух совета, дух крепости, дух ведения, дух благочестия, дух страха Божия. Однако Православное богословие не делает особого различия между этими дарами и обожающей благодатию. По учению Восточной Церкви, благодать вообще означает все богатство Божественной природы, как сообщающейся людям; она — Божество, действующее вне Своей сущности и Себя отдающее: Божественная природа, которой мы приобщаемся в ее энергиях.
Дух Святый, источник этих нетварных и бесконечных даров, оставаясь безымянным и неоткровенным, получает всю ту множественность имен, которую можно приложить к благодати. «Прихожу в трепет, — говорит святой Григорий Богослов, — когда представляю в уме богатство наименований… Дух Божий, Дух Христов, Ум Христов… Дух сыноположения… Он есть Дух.., воссозидающий в крещении и воскресении… Дух, Который… дышет, идеже хощет… Дух просвещения жизни, лучше же сказать, самый свет и самая жизнь. Он делает меня храмом, творит богом, совершает, почему и крещение предваряет и по крещении взыскуется. Он производит все то, что производит Бог. Он разделяется в огненных языках и разделяет дарования, творит апостолов, пророков, благовестников, пастырей, учителей… Он иной Утешитель, как бы иной Бог». По слову святого Василия Великого, нет ниспосланного твари дара, в котором бы не присутствовал Святый Дух. Он «Дух истины, сыноположения дарование, обручение будущего наследия, начаток вечных благ, животворящая сила, источник освящения». Святой Иоанн Дамаскин именует Его «Духом правым, владычествующим, источником премудрости жизни и освящения… Полнотой, Вседержителем, всесовершающим, всесильным, бесконечно могущественным, обладающим всякою тварью и не подчиненным господству.., освящающим и неосвящаемым» и т. д. Как мы сказали, все эти бесчисленные наименования относятся прежде всего к благодати, к природному богатству Божию, сообщаемому Духом Святым тем, в которых Он присутствует. Присутствует же Он вместе со Своею Божественностью, Которую дает нам познавать, оставаясь Сам непознаваемым и неявленным; Он — Ипостась неоткровенная, не имеющая Своего образа в другом Божественном Лице.
Дух Святый был послан в мір или, вернее, в Церковь во имя Сына («Утешитель, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое» — Ин. 14, 26). Следовательно, нужно носить имя Сына, быть членом Его Тела, чтобы воспринимать Духа. По излюбленному выражению святого Иринея Лионского, Христос возглавил Собой человечество. Он стал Главою, Началом, Ипостасью обновленной человеческой природы, которая есть Его Тело. Поэтому тот же святой Ириней прилагает к Церкви наименование «сын Бога». Она — то единство «нового человека», которого мы достигаем, «облекаясь во Христа», становясь через крещение членами Его Тела. Эта природа едина и неразделима, она — «единый человек». Климент Александрийский видит в Церкви всего Христа, Христа всецелостного, Который не разделяется: «Он ни варвар, ни иудей, ни эллин, ни мужчина, ни женщина, но Он — новый Человек, целиком преображенный Духом».
«Мужчины, женщины, дети, — говорит святой Максим Исповедник, — глубоко разделенные в отношении расы, народа, языка, образа жизни, труда, науки, звания, богатства… — всех их Церковь воссоздает в Духе. На них на всех она напечатлевает образ Божества. Все получают от нее единую природу, недоступную разрушению, природу, на которую не влияют многочисленные и глубокие различия, отличающие людей друг от друга. Этим все возвышаются и соединяются истинно кафолически. В ней никто отнюдь не отделен от общего, все как бы растворяются друг в друге простой и нераздельной силой веры… Христос также всё во всех, Тот, Кто заключает в Себе по Своему могуществу, по Своей бесконечной и премудрой благости, как средоточие, в котором сходятся радиусы для того, чтобы создания Единого Бога не оставались бы чуждыми или враждебными по отношению друг ко другу, как не имеющие никакого средоточия для выражения своей дружбы и миролюбия». Видя это единство природы в Церкви, святой Иоанн Златоуст спрашивает себя: «Что это значит? То, что Христос тех и других, близких и дальних, сделал одним телом, так что живущий в Риме считает своими членами индийцев. Что может сравниться с таким собранием? А глава всех — Христос». В этом и заключался самый смысл «возглавия» міра и всей природы человеком — Адамом, который должен был соединить с Богом тварный космос. Ныне Христос, Новый Адам, совершает это возглавление. Как Глава Святаго Тела, Он становится Ипостасью этого Тела, собранного от «конец земли». В нем сыны Церкви являются членами Его Тела и как таковые заключены в Его Ипостаси. Но этот «единый человек» во Христе, единый по своей обновленной природе, тем не менее множествен по лицам: он существует во многих людях. Если человеческая природа оказывается объединенной в Ипостаси Христа, если она — природа «воипостазированная», то человеческие личности, ипостаси этой единой природы, от этого не уничтожаются. Они не смешиваются с Божественной Личностью Христа, с Ней не сливаются. Ибо никакая ипостась не может слиться с другой ипостасью, не прекратив тем самым своего личностного существования: это было бы равносильно уничтожению человеческих личностей в едином Христе; это было бы безличностным обожением, блаженством, в котором не было бы самих блаженных. Будучи единой природой во Христе, Церковь, это новое тело человечества, содержит в себе множество человеческих ипостасей. Это то именно, о чем говорит святой Кирилл Александрийский: «Разделенные некоторым образом на отдельные личности, благодаря чему такой–то есть Петр, или Иоанн, или Фома, или Матфей, мы как бы сплавливаемся в одно тело во Христе, питаясь одной Плотию».
Дело Христа относится к человеческой природе, которую Он возглавляет в Своей Ипостаси. Дело же Святаго Духа относится к человеческим личностям, обращается к каждой из них в отдельности. Святый Дух сообщает в Церкви человеческим ипостасям полноту Божественности единственным, личностным образом, приспособляемым к каждому человеку как к личности, созданной по образу Божию. Святой Василий Великий говорит, что Святый Дух есть «Источник освящения», который «не оскудевает из–за множественности причащающихся». Он «весь присутствует в каждом и весь повсюду. Он, разделяемый, не страждет и, когда приобщаются Его, не перестает быть всецелым, наподобие солнечного сияния, наслаждающийся приятностью которого как бы один им наслаждается, между тем как сияние сие озаряет землю и море и срастворяется с воздухом. Так и Дух в каждом из удобоприемлющих Его пребывает, как ему одному присущий, и всем достаточно изливает всецелую благодать, которою наслаждаются причащающиеся, по мере собственной своей приемлемости, а не по мере возможного для Духа».
Христос становится единым образом присвоения для общей природы человечества; Дух Святый сообщает каждой личности, созданной по образу Божию, возможность в общей природе осуществлять уподобление. Один взаимодарствует Свою Ипостась природе, Другой сообщает Свое Божество личностям. Таким образом дело Христа единит людей, дело Духа их различает. Впрочем, одно и невозможно без другого; единство природы осуществляется в личностях; что же до личностей, то они могут достигнуть своего совершенства, могут во всей полноте стать личностными только в единстве природы, переставая быть «индивидами», живущими для самих себя, имеющими свою собственную «индивидуальную» природу и свою собственную волю. Итак, дело Христа и дело Святаго Духа друг от друга неотделимы. Христос создает единство Своего мистического Тела Святым Духом, Дух Святый сообщается человеческим личностям Христом. Действительно, можно различать два сообщения Святаго Духа Церкви: одно произошло дуновением Христа, Который явился апостолам в вечер Своего Воскресения (Ин. 20, 19–23); другое было личным сошествием Святаго Духа в день Пятидесятницы (Деян. 2, 1–4).
Первое сообщение Святаго Духа относится ко всей церковной совокупности, к Церкви в ее целом, поскольку она — единое тело; вернее, Дух Святый преподается всей совокупности апостолов, которым Христос одновременно дает и священническую власть вязать и решить. Это не личностное присутствие Святаго Духа, а как бы служебное по отношению ко Христу, Который Его дает. По толкованию святого Григория Нисского, оно здесь — «связь единства Церкви». Здесь Святый Дух дается всем апостолам совокупно, как связь и власть священноначалия. Он не относится к отдельным личностям и не сообщает им никакой личной святости. Но это — то последнее завершение, которое Христос дает Церкви, прежде чем покинуть землю. Николай Кавасила устанавливает аналогию между сотворением человека и восстановлением нашей природы Христом, создающим Свою Церковь: «Он воссоздал нас не из того вещества, из которого создал; так сотворил, персть взем от земли, а во второй раз даровал собственное Тело и, воссозидая жизнь, не душу, находящуюся в естестве, соделал лучшею, но изливая Кровь Свою в сердце приемлющих таинство, рождает в них Свою собственную жизнь. Тогда вдунул, сказано, дыхание жизни, теперь же сообщает нам Духа Своего». Это есть дело Христа, которое относится к природе, к Церкви, поскольку она — Его Тело.
Сообщение Святаго Духа во время Своего личного сошествия совершенно иное: теперь Он является как Лицо Пресвятой Троицы, не зависящее от Сына по Своему ипостасному происхождению, хотя и посланное в мір «во имя Сына». Он является в виде «огненных языков», разделенных между собой и почивающих на каждом из присутствующих, на каждом члене Тела Христова. Это уже не сообщение Духа Святаго всей Церкви, как Телу. Здесь сообщение не может быть функцией единства. Святый Дух сообщает Себя личностям, отмечая каждого члена Церкви печатью личного и неповторимого отношения к Пресвятой Троице, становясь «присутствующим» в каждой личности. Каким образом? Это — тайна, тайна уничижения, кенозиса сходящего в мір Духа. Если в кенозисе Сына нам явилось Лицо, в то время как оставалось сокрытым под «зраком раба» Божество, Святый Дух в Своем сошествии являет общую природу Пресвятой Троицы, но сокрывает под Своим Божеством Лицо. Он пребывает не откровенным, но как бы сокрытым в Своем даре для того, чтобы сообщаемый Им дар был полностью нами присвоен. Святой Симеон Новый Богослов в одном из своих гимнов прославляет Святаго Духа, таинственно с нами соединяющегося и сообщающего нам полноту Божества: «Благодарю Тебя, что Ты, сущий над всеми Бог, сделался единым духом со мною, неслитно, непреложно, неизменно, и Сам стал для меня всем и во всём: пищей неизреченной, совершенно даром доставляемой, постоянно преизливающейся в устах души моей и обильно текущей в источнике сердца моего; одеянием блистающим, покрывающим и сохраняющим меня и демонов попаляющим; очищением, омывающим меня от всякой скверны непрестанными и святыми слезами, которые присутствие Твое дарует тем, к которым приходишь Ты. Благодарю Тебя, что Ты сделался для меня днем невечерним и солнцем незаходимым — Ты, не имеющий, где скрыться. Ведь Ты никогда ни от кого не скрывался, никогда никем не гнушался, но мы, не желая прийти к Тебе, сами скрываемся от Тебя».
Личное сошествие Духа Святаго «самовладычного», как слышим мы в одном из песнопений Пятидесятницы, не могло бы восприниматься как полнота, как бесконечное, внезапно раскрывающееся внутри каждой личности богатство, если бы Восточная Церковь не исповедовала ипостасную независимость Святаго Духа от Сына в аспекте Его превечного происхождения. Иначе Пятидесятница — начало всеосвящения — не отличалась бы от сообщенного апостолам Христова дуновения, в котором Дух Святый, создавая единство мистического Тела Христа, действует как Его помощник. Если бы мы мыслили Святаго Духа Божественным Лицом, зависимым от Сына, Он представлялся бы нам даже и в личном Своем сошествии некоей связью, соединяющей нас с Сыном. Мистическая жизнь развивалась бы тогда путем слияния души со Христом через посредничество Святаго Духа. Это снова приводит нас к проблеме человеческих личностей в их соединении с Богом: соединяясь с личностью Христа, мы или уничтожались бы, или личность Христа была бы для нас чем–то насильственно внешним. В последнем случае благодать воспринималась бы как нечто внешнее по отношению к свободе, а не была бы ее внутренним раскрытием. Но в этой именно свободе мы исповедуем Божество Сына, ставшее явным нашему уму силою обитающего в нас Святаго Духа.
Для мистического предания восточного христианства Пятидесятница, сообщающая человеческим личностям присутствие Святаго Духа — начаток их освящения, знаменует последнюю цель, конец, и одновременно отмечает начало духовной жизни. Святый Дух, сошедший на учеников в огненных языках, невидимо нисходит на новокрещаемых в Таинстве святого Миропомазания. В восточном обряде конфирмация [подтверждение] следует непосредственно за крещением. Святый Дух действует в обоих таинствах: Он воссоздает нашу природу, очищая ее и соединяя с Телом Христа, Он также сообщает человеческой личности Божественность — общую энергию Пресвятой Троицы, то есть благодать. Тесная связь между этими двумя Таинствами — крещением и миропомазанием — стала причиной того, что нетварный и обожающий дар, подаваемый членам Церкви сошествием Святаго Духа, часто называется «благодатью крещения».
Так преподобный Серафим Саровский говорил о благодати Пятидесятницы: «И вот про эту–то самую огнедохновенную благодать Духа Святаго, когда она подается нам, всем верным Христовым, в Таинстве крещения, священно запечатлевая миропомазанием главнейшие, Святою Церковью указанные места плоти нашей, как вековечной ее [благодати] хранительницы, говорится: «Печать дара Духа Святаго»… Ибо крещенская благодать эта столь велика и столь необходима для человека, столь живоносна, что даже и от человека–еретика не отъемлется до самой его смерти, то есть до срока, обозначенного свыше по Промыслу Божию для пожизненной пробы человека на земле — на что–де он будет годен и что–де он в этот богодарованный ему срок, при средствах, дарованных ему на спасение, совершить может». Крещенская благодать — присутствие в нас Святаго Духа, от нас неотъемлемое и для каждого из нас личное — есть основа всякой христианской жизни: это — Царство Божие, уготовляемое Духом Святым внутри нас, по словам того же преподобного Серафима.
Святый Дух, вселяясь в нас, преобразует нас в обитель Святой Троицы, ибо Отец и Сын нераздельны от Божества Духа: мы приемлем, по словам святого Симеона Нового Богослова, «непокровенный огнь Божества, как говорит Сам Господь: Огонъ пришел Я низвести на землю (Лк. 12, 49). Какой это другой огонь, кроме единосущного по Божеству Духа, с Коим вместе входит в нас и созерцается и Сын со Отцем?» Сошествием Святаго Духа Пресвятая Троица живет в нас и дает нам обожение, сообщает нам Свои нетварные энергии, Свою славу, Свое Божество, тот превечный Свет, к которому мы должны приобщаться. Поэтому святой Симеон Новый Богослов говорит, что благодать не может оставаться в нас сокрытой, что пребывание в нас Пресвятой Троицы не может быть не явленным. По словам этого великого мистика, «если кто станет говорить, что каждый из нас, верующих, получил и имеет. Духа, хотя и не сознает и не чувствует того, таковый богохульствует, так как представляет лживым Христа, Который сказал: будет в нем источник воды, текущей в жизнь вечную (Ин. 4, 14), и еще: у верующего в Меня из чрева потекут реки воды живой (Ин. 7, 38). Итак, если источный ключ бьет, то наверное река, исходящая из сего источника и текущая, видима бывает для имеющих очи. Но если и это действуется в нас, а мы ничего такого не чувствуем и не сознаем в себе, то явно, что мы совсем не будем чувствовать и жизни вечной, которая бывает следствием того, и не увидим света Духа Святаго, но пребудем мертвы, слепы, бесчувственны и в будущей жизни, как пребываем в настоящей. Таким образом, выйдет, что надежда наша тщетна и течение наше — попусту, если мы всё еще в смерти, то есть остаемся мертвы духом и не воспринимаем чувства вечной жизни. Но не так есть во истине, не так. Но что я говорил не раз, скажу и еще и не перестану говорить: свет Отец, свет Сын, свет Дух Святый; трие сии Един Свет, безвременный, нераздельный, неслиянный, вечный, несозданный, неоскудевающий, неизмеримый, невидимый, поколику есть и помышляется сущим вне и превыше всего, — которого ни один человек не мог никогда увидеть прежде очищения и не мог получить прежде узрения. Ибо прежде надлежит увидеть его, и потом многими подвигами стяжать…».
Мы уже говорили, что богословие Восточной Церкви всегда отличало Лицо Святаго Духа — Подателя благодати — от самой подаваемой Им нетварной благодати. Благодать нетварна и божественна по своей природе. Она — энергия или преизбыточествующее исхождение единой природы, Божество (θεοτης) в аспекте Своего неизреченого отличия от сущности, в аспекте сообщения тварному, их обожению. Таким образом, это уже не действие, произведенное Божественной волей в душе и влияющее на нее извне, как в Ветхом Завете, но сама Божественная жизнь, раскрывающаяся в нас в Духе Святом. Он таинственно отождествляется с человеческими личностями, хотя и остается несообщимым; Он как бы становится на место нас самих, ибо это Он, по словам апостола Павла, взывает в наших сердцах: «Авва, Отче!» Следовало бы скорее сказать, что Дух Святый как бы отступает, как личность, перед тварными личностями, которым Он присваивает благодать. В Нем воля Божия для нас не внешняя; она подает нам благодать изнутри, проявляясь в самой нашей личности, поскольку наша воля человеческая пребывает в согласии с волей Божественной и соработает с ней, стяжая благодать, соделывая ее благодатью нашей. Это — путь обожения, приводящий к Царству Божиему, которое вводится Духом Святым в наши сердца уже в настоящей жизни. Ибо Дух Святый есть царское помазание, почивающее на Христе и на всех христианах, призванных царствовать с Ним в будущем веке. И тогда это незнаемое Божественное Лицо, не имеющее Своего образа в другой Ипостаси, явит Себя в обоженных человеческих личностях, ибо образом Его будет весь сонм святых.
БОГОСЛОВИЕ СВЕТА
Дело нашего обожения совершается Духом Святым, Подателем благодати. Он редко именуется, но всегда как бы предполагается в каждом моменте литургической и духовной жизни, потому что не следует называть ту тайну, которая должна переживаться в молчании. Святый Дух остается невидимым, но Он являет Божественную благодать, которая зримо открывается в святых. Можно было бы привести множество примеров этих видимых проявлений благодати из житий святых пустынников в творениях св. Макария Египетского, св. Симеона Нового Богослова и других наставников духовной жизни, более или менее широко известных на Западе. Но мы ограничимся одним более поздним примером, из «Откровенных бесед преподобного Серафима Саровского», который поможет понять все значение «богословия Света» в мистической жизни Православной Церкви.
Во время беседы, происходившей зимним утром на опушке леса, один из учеников преподобного Серафима, автор приводимого здесь текста, сказал своему наставнику: «Все–таки я не понимаю, почему я могу быть твердо уверен, что я в Духе Божием, и как мне самому в себе распознать Его истинное явление?» О. Серафим отвечал: «Я уже сказал, что это очень просто, и подробно рассказал вам, как люди бывают в Духе Божием и как должно разуметь Его явление в нас; что же вам еще нужно?» «Надобно, — сказал я, — чтобы я понял это хорошенько». Тогда он взял меня весьма крепко за плечи и сказал мне: «Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобой: что же вы глаза опустили, что же не смотрите на меня?» Я отвечал: «Не могу смотреть, потому что из глаз ваших молнии сыпятся. Лицо ваше светлее солнца сделалось, и у меня глаза ломит от боли». Он отвечал: «Не устрашайтесь, ваше Боголюбие, и вы теперь также светлы стали, вы ведь и сами точно в таком же именно свете находитесь благодатном, а то и видеть вам того на мне нельзя было». И, преклонив ко мне голову свою, тихонько на ухо сказал мне: «Благодарите же Господа Бога за неизреченную к вам милость Его! Вы видите, что я и не перекрестился, а только мысленно помолился Господу и сказал: «Господи, удостой его телесными глазами видеть то сошествие Духа Твоего Святаго, Которым Ты удостаиваешь рабов Своих, когда благоволишь являться им в свете великолепной Славы Твоей», и вот Господь исполнил мгновенно смиренную просьбу убогого Серафима. Как же нам не благодарить его за этот неизреченный дар Его, за этот неизреченный дар нам обоим? Этак, батюшка, не всегда и великим пустынникам являл Господь милость Свою, а уже это благодать Божия, как мать чадолюбивая, по предстательству Божией Матери, благоволила утешить милосердием своим сокрушенное сердце ваше… Что же не смотрите мне в глаза? Смотрите просто и не убойтесь: Господь с нами!» И когда я взглянул после этих слов в лицо его, то на меня напал еще больший благоговейный ужас. Представьте себе в середине солнца, в самой блистательной яркости полуденных лучей его, лицо человека, разговаривающего с вами. Вы, например, видите движение уст его, изменение в самих очертаниях лица, чувствуете, что вас кто–то держит рукой за плечи, но не видите не только рук его, но ни самих себя, ни его самого, а только ослепительный, простирающийся на несколько сажень кругом свет, слышите крупу снеговую, падающую на вас, чувствуете, что ее по крайней мере на вершок нападало на вас…»
Было бы неправдоподобно предположить, что старец Серафим Саровский был глубоким знатоком богословского учения св. Григория Паламы о природе Нетварного света, — учения, вкратце изложенного в этой статье. Но вот, спустя пятьсот лет после «паламитских споров», в условиях, совершенно отличных от условий Византийской империи, в глухом уголке русской провинции начала XIX века, мы находим то же, порожденное духовным опытом, «богословие Света», утверждаемое с полной определенностью как основание и критерий сокровенной мистической духовной жизни, познания благодати, которая есть Сам Бог, Себя нам Открывающий.
Богословие Света — не метафора, не литературный образ, облекающий пышными одеждами некую абстрактную истину. Оно и не учение в собственном смысле слова, в каком «учение» означает интеллектуальную систему, заменяющую опытную реальность абстрактными понятиями. Его негативный, «апофатический» характер выражается теми антиномическими противоположениями, которые мы попытались выявить; это — продолжение богословского метода Отцов, утвердивших основные догматы христианства, поставив наш ум перед антиномиями: антиномией триединства — в тринитарном догмате и антиномией двуединства — в догмате христологическом. Действительно, подобно тому, как Никейский и Халкидонский догматы ставят нас перед неизреченным различием между природой и Лицом, чтобы сохранить таинственную реальность Троицы и Христа, истинного Бога и истинного Человека, — догмат реального различения между сущностью и энергиями, который ставится перед нашим умом антиномией Бога Непознаваемого и Познаваемого, несообщаемого и сообщаемого, трансцендентного и имманентного, не имеет иной цели, кроме того, чтобы оградить реальность Божественной благодати, раскрыть двери мистическому опыту, вне которого нет духовной жизни в подлинном смысле этого слова. Ибо духовная жизнь требует, чтобы верующие не только исповедовали христианские догматы, но и жили ими. Принимая этот образ мышления, мы можем принять и столь суровые слова св. Симеона Нового Богослова, который отказывается называть христианами тех, кто не стяжал уже в этой жизни опыта Божественного света.
Богословие Света неотъемлемо присуще православной духовности: одно без другого немыслимо. Можно ничего не знать о Григории Паламе, о его роли в истории вероучения Восточной Церкви, но нельзя понять характера восточной духовности в отрыве от той богословской основы, которая нашла свое окончательное выражение у великого архиепископа Фессалоникийского, «проповедника благодати». Этим богословием пронизаны все литургические тексты. Может быть, это только метафоры, изощрения, византийская риторика? Или же то, в чем обычно видят напыщенную форму застывшей религиозности, лишенной подлинного умозрительного содержания, следует воспринимать как нечто живое и конкретное, как реальный религиозный опыт? Для нас очевидно, что вне этого богословия Света, основные линии которого мы только что проследили, все духовное богатство христианского Востока представляется стороннему наблюдателю безжизненным, лишенным того внутреннего тепла, которое именно и является особенным достоянием православного благочестия.
Долгое время на Западе не ценили религиозного искусства Византии, художественного достоинства русских икон — потребовалось немало времени, чтобы оценить и западные «примитивы», порожденные тем же Преданием. Может быть, такова будет судьба и духовно–вероучительной традиции восточного христианства? Конечно, нет надобности доказывать необходимость углубленного изучения богословской традиции Востока: она очевидна для всех. Но чтобы это изучение послужило делу взаимного сближения и понимания, надо согласиться видеть и судить эту традицию не сквозь окостеневшие понятия чуждого ей школьного богословия, а иным образом. И тогда, может быть, те самые вероучительные особенности, которые были камнем преткновения в прошлом, окажутся плодоносными источниками духовного обновления в будущем.
Владимир Николаевич Лосский
(25.5.1903 – 7.2.1958)
— выдающийся отечественный богослов. Родился в семье известного философа. В Петербургский университет поступил 17-летним юношей, но закончить курс не удалось: в ноябре 1922 года семья была вынуждена покинуть Россию, и как оказалось, навсегда. Поначалу обосновались в Праге, где Владимир Лосский продолжил свое образование под руководством видного византиниста Н. П. Кондакова. Позже будет Париж, Сорбонский университет, защита магистерской диссертации по специальности историка Средних веков. Усвоив основные духовные ценности Запада, молодой ученый решил посвятить себя Богословию, укреплению позиций святоотеческого Предания, свидетельствованию истины Православия. Деятельно включился В. Н. Лосский в работу Фотиевского братства при Трехсвятительском подворье в Париже, поставившего целью предотвратить церковный раскол в среде русских беженцев.
Первый богословский труд В. Лосского «Спор о Софии» вышел на русском языке в 1936 году в Париже; посвящен критическому разбору «софиесловия» протоиерея С. Н. Булгакова. Здесь же был раскрыт догматический смысл Указа Московской Патриархии, направленный на опровержение еретической доктрины софианства. Этот труд Лосского заметно пошатнул позиции еретичествующих богословов и во многом до сих пор считается образцовым в догматическом споре по данному предмету. В военное лихолетье Владимир Николаевич создает свой выдающийся ученый трактат «Очерк мистического богословия Восточной Церкви», изданный на французском языке в 1944 году. Именно этот труд способствовал лучшему пониманию Православия инославными учеными, привлек к святоотеческому Преданию внимание западных богословов, положил начало полезному обмену мыслями.
После окончания Второй мировой войны в Париже возник Институт имени святого Дионисия, в котором В. Н. Лосский начал читать курсы Догматического богословия и Церковной истории. Позже он успешно преподавал на Пастырских курсах при Западноевропейском Патриаршем Экзархате, охотно участвовал в межконфессиональных богословских и философских конференциях. Один за другим появляются труды ученого богослова: 1945 год — «По образу и подобию Божию»; 1948 — «Исхождение Святаго Духа в православном учении о Пресвятой Троице», «О третьем свойстве Церкви»; 1950 — «Соблазны церковного сознания», «Всесвятая»; 1952 — «Смысл иконы» (совместно с Л. Успенским); «Мрак и Свет» в познании Бога; 1953 — «Искупление и обожение»; 1954 — «Элементы отрицательного богословия в мысли св. Августина», «Господство и Царство»; 1955 — «Преображение», «Богословское понятие человеческой личности»; 1957 — «Преполовение Пятидесятницы», «К вопросу об исхождении Святаго Духа», «Успение Божией Матери», «Проблема «видения лицом к лицу» в патристической традиции Византии»; 1958 (последний год его жизни) — «Предание и предания», «Богословие образа».
После кончины В. Н. Лосского состоялись посмертные публикации ряда его трудов. В России православному читателю работы Лосского стали доступны лишь с конца 60-х годов, когда их начал в переводах В. А. Рещиковой печатать «Журнал Московской Патриархии». В 1972 году вышел в свет восьмой выпуск сборника «Богословские труды», целиком посвященный публикациям произведений В. Н. Лосского. Ныне труды отечественного богослова изданы на Родине отдельными книгами, но осознание его наследства еще предстоит сделать.
Текст «Дары Святаго Духа» публикуется по:
В. Н. Лосский. Очерки мистического богословия Восточной Церкви. М., 1991. С. 122–130.
Заглавие фрагмента дано составителем, примечания автора.
«Богословие Света» — печатается по:
В. Н. Лосский. По образу и подобию. М., 1995. С. 69–72.
Епископ Варнава (Беляев)
О СВЯТОСТИ
Епископ Варнава (Беляев) во вступлении к своему фундаментальному труду «Основы искусства святости» заметное место уделил «Беседе» преподобного Серафима с Н. А. Мотовиловым о цели христианской жизни. Назвав Саровского подвижника «невестоводителем», то есть тем, кто согласно Писанию приводит чистые души к Богу, Владыка тут же характеризует «Беседу» как наглядную, душеспасительную и благоуханную, оставленную духоносным аввой Серафимом, «родным нам по крови и чуть ли не современником», чтобы «соделать человеков сынами Божиими». Пересказ начала самой «Беседы» епископ Варнава предваряет такими замечательными строками: «Эти духовные Маргариты перешли к нам в наследство благодаря записи их Николаем Александровичем Мотовиловым, «служкой Серафимовым», как он сам любил называть себя. Все в них драгоценно, важно, отлично, ничего бы не хотелось опускать. Но, стесняемый краткостью места и помня слово Писания — мед обрет яждь умеренно, да не како пресыщен изблюеши (Притч. 25, 16) — сокращаю слово и из длинной беседы приведу только ее начало» (Епископ Варнава (Беляев). Основы искусства святости. Опыт изложения православной аскетики. Т. 1. Нижний Новгород, 1995. С. 21). В этом фрагменте имеются подробные ссылки на источники, к которым восходят поучения старца Серафима о стяжании благодати Святаго Духа. Воспроизводим эти важные разыскания епископа Варнавы, с его пояснениями, по машинописной копии рукописи, выполненной В. И. Долгановой и монахиней Серафимой (Ловзанской).
1. «…когда батюшка о. Серафим начал беседу со мной на ближней пажинке своей, возле той же его ближней пустыньки, против речки Саровки, у горы, подходящей близко к берегам ее».
Все эти подробности имеют очень большое значение для второй половины сей беседы, где передается о явлении Духа Святаго. В общем они говорят также и о том, что все описываемое Мотовиловым воспринималось им ясно, в твердой памяти и здравом рассудке и, следовательно, даже с научно–психологической точки зрения является достоверным фактом.
2. «Поместил он меня на пне только что срубленного дерева, а сам стал против меня на корточках».
Посадить своего «служку» на пень, а самому стать перед ним в самом неудобном положении — показывает величайшее смирение, отличавшее в особенности преп[одобного] Серафима Саровского.
3. «Господь открыл мне»…
Образ выражения истинно и действительно великих древних отцов Египта, Палестины и проч. (ср., например, ответы Варсануфия Великого). Посему Мотовилов назвал преп[одобного] Серафима «Великим».
4. …высших себя не ищи (Сир. 3, 21).
5. Всяк иже не собирает со Мною, той расточает (Мф. 12, 30).
6. Во всяком языце бояйся Бога и делаяй правду приятен Ему есть (Деян. 10, 35).
7. Пошли в Иоппию к Симону усмарю, тамо обрящеши Петра, и той ти речет глаголы живота вечнаго, в них спасешися ты и весь дом твой (Деян. 10,5–6).
8. …пришедшего в мир грешныя спасти (1 Тим. 1, 15).
9. Аще не бысте видели, греха не бысте имели. Ныне же глаголете — видим, и грех ваш пребывает на вас (Ин. 9, 41).
10. Не в меру бо дает Бог Духа Святаго. Отец бо любит Сына и вся дает в руце Его (Ин. 3, 34–35).
11. Купуйте, дондеже прииду (Лк. 19, 13) искупующе время, яко дние лукави суть (Еф. 5, 16).
12. Шедше, купите на торжище (Мф. 25, 9).
13. «Такое разумение неправильно»…
Уже всем предыдущим подсказывалась мысль, что необходимо наличие благодати для спасения и совершения подвигов и что последние ценны только постольку, поскольку им сопутствует благодать. Если ее нет, труд подвизающегося напрасен, — ведь и евангельские девы несли подвиг девства, подвиг величайший, и однако услыхали: не вем вас (Мф. 25, 12). Действительно, что им недоставало? «Ведь девство есть наивысочайшая добродетель, как состояние равноангельное, и могло бы служить заменой само по себе всех прочих добродетелей, — говорит преподобный Серафим Саровский и продолжает: — Я, убогий, думаю, что у тех имено благодати Всесвятаго Духа Божия не доставало. Творя добродетели, девы эти, по духовному своему неразумию, полагали, что в том–то и дело лишь христианское, чтобы одни добродетели делать. Сделали мы–де добродетель, и тем–то и дело Божие сотворили, а до того, получена ли была ими благодать Духа Божия, достигли ли они ее, им и дела не было. Про такие–то образы жизни, опирающиеся лишь на одно творение добродетелей без тщательного испытания, приносят ли они и сколько именно приносят благодати Духа Божияго, и говорится в отеческих книгах: Ин есть путь, мняйся быти благим вначале, но концы его — во дно адово» (Ср. Притч. 14, 12; 16, 25). [Этот отрывок епископ Варнава приводит в § Принятие на себя подвигов.]
14. …от сего в сие (Пс. 143, 13).
15. Се, стою при дверех и толку!.. (Откр. 3, 20.)
16. В чем застану, в том и сужду (Иез. 18, 24).
17. …кто стерпит гнев Его и против лица Его кто станет! (Пс. 89, 11; 147, 6.)
18. Бдите и молитеся, да не внидите в напасть (Мф. 26, 41).
19. «…когда по просьбе отчаянной матери, лишившейся единородного сына, похищенного смертью, жена–блудница, попавшаяся ей на пути и даже еще от только что бывшего греха не очистившаяся, тронутая отчаянной скорбью матери, возопила ко Господу: «Не мене ради грешницы окаянной, но слез ради матери, скорбящей о сыне своем и твердо уверенной в милосердии и всемогуществе Твоем, Христе Боже, воскреси, Господи, сына ее!..» — и воскресил его Господь».
О случае этом подробно рассказывается в житии. Известный Святогорец описал его в стихах:
СИЛА ВЕРЫ
Когда–то в старину была Младая девушка в Ефесе,
И эта девушка жила
На самом низком интересе Любви и неги подкупной,
Где очи с личиком смазливым,
И волос, в локон завитой,
Наряд со вкусом прихотливым Имеют самый ценный торг…
Забыв девический свой долг,
Она весь век свой посвятила На то, что юных волокит
В силок бесовский свой ловила Румянцем уст, ланит…
Уж нет у них стыда во взорах!
Потерян вовсе Божий страх!
Последний вкус в ее уборах,
Улыбка страсти на устах,
И сладость в томных разговорах…
Уж вся та девушка была
В сетях бесов, как в клетке пташка,
И знать не знала, что вела
Она сама себя, бедняжка,
В погибель вечную и ад!
Но Божья милость — что за чудо!
Она подобных этой чад,
Стремглав рискующих на худо,
Влечет из гибели назад И вместо мук и наказанья,
Дает им чувство сладких слез И всю горячность покаянья…
О Бог наш дивный, Бог чудес!
Раз та ефесская блудница
Куда–то в тайной думе шла И так пленительна была,
Что всех умы к себе и лица Невольным образом влекла…
Идет… И вдруг пред ней явилась Жена в растрепанных власах И молча в ноги повалилась С младенцем мертвым на руках.
И так, рыдаючи, молилась
Она в слезах блуднице той,
Стоя смиренно на коленях,
И в вопле жалобном и пенях На жизнь и горький жребий свой. «Отдай дитя мне! — говорила
Она блуднице. — Умились Моей бедой и помолись,
Да снова Творческая Сила Возбудит к жизни, как от сна,
Вот это мертвенное чадо,
За кое в свете для меня Сокровищ всех земных не надо!.. Отдай дитя!..» И вот жена, Привставши, мертвого младенца
Своей дрожащею рукой Кладет на длань блуднице той
И в чувстве жалобного сердца, Упавши прямо в ноги к ней,
Их с горьким воплем обхватила Всей женской силою своей,
И даже с клятвой говорила,
Что ни на шаг один уж ей
Она не даст ступить оттоле,
Пока иль волей иль неволей Она дитя не воскресит!.. Блудница молча и сквозь слезы На мать несчастную глядит,
И слышит внятно, и молчит
На вопль ее и на угрозы….
Ей жаль, от сердца жаль, самой Жены валяющейся той.
Блудница плачет и на сердце Ей пал какой–то сладкий свет.
Но чтоб решиться о младенце Молиться Богу — силы нет
И даже чувства умиленья!..
Ее преступная рука И сердце чужды дерзновенья!
И мысль свободы далека Молиться к Богу искупленья. Блудница плачет и молчит,
На мать несчастную глядит,
Меж тем как та, навзрыд рыдая,
У ног блудницыных лежит, Ужасной клятвой заклиная Отдать дитя ее живым!..
Тогда, в смущеньи, и невольно Объята трепетом святым, Блудница к небу богомольно Свой взор смиренно подняла,
И так, залившися слезами, Молиться Богу начала:
«Каким я сердцем и устами К Тебе, мой Боже, помолюсь?
О, я не смею! я боюсь,
Да огнь Божественного гнева Меня, начавшую грешить Еще от матерьнего чрева,
В молитве вдруг не попалит… Не я молюсь, не ради грешной Моей молитвы умились,
Но ради этой безутешной Жены к щедротам Ты склонись
И воскреси Твоею силой Ее умершее дитя,
Да этим тронувшись и я Душой умершей и унылой
От грешной жизни воззовусь,
И ныне ж снова я вернусь
К давно потерянному мною Пути на небо и к Тебе!»
Когда так скромною душою
В слезах горячих и в мольбе Блудница эта изливалась,
Когда пред Господом она Смиренным сердцем обещалась
Исправить жизнь с того же дня И в сладком трепете терялась Любви божественной к Нему, Открыто было одному
Все то отшельнику, который, Стоя близ града на столбе,
Зрел дивным образом в те поры,
Что при блудницыной мольбе
От неба свет неизъяснимый Блудницу ярко окружил,
И в нем младенец недвижимый Открыл глаза, пошевелил Своею крошечной ручонкой,
И снова жизнью задышал,
И, перехваченный пеленкой, Ожившей ножкой заиграл… Блудницу обнял тайный трепет: Она на диво то глядит И слезы сладкие струит…
Но вот младенческий и лепет… Младенец плачет и кричит…
Мать робко вслушалась, прыгнула
В сердечной радости она
И, чувств встревоженных полна, Устами бледными прильнула К устам младенца своего,
Схватила на руки, сжимала
В объятьях матерьних его
И жарко, жарко целовала!
Тогда ж та дивная жена
К столбу отшельника с блудницей Пошла, и вместе с ней она
Покрылась жесткой власяницей
И, ставши строгою черницей, Осталась в лике дев святых,
Где обе кончили смиренно Искус всех подвигов земных,
А тот младенец, оживленный Молитвой дивной веры их,
По днях младенческих своих Отрекшись міра, удалился
К Святой земле и наконец
В обитель Саввы поселился,
Где был единственный чернец.
И так по жизни свят и редок,
Что против воли хоть не шел,
А взят был силой напоследок На патриаршеский престол.
(Собрание сочинений и писем Святогорца к друзьям своим о Святой Горе Афонской, Палестине и русских святых местах.
Том IV. СПб., 1865. С. 18–23)
Это стихотворение принадлежит первому периоду литературной деятельности Святогорца (27.8.1814 – 17.12.1853) — иеросхимонаха Сергия, в монашестве Серафима, в міру Симеона Авдиевича Веснина.
20. Блаженны будем, когда обрящет нас Господь Бог бдящими (Лк. 12, 37) в полноте даров Духа Его Святаго! (Деян. 2, 38). Тогда мы можем благодерзновенно надеяться быть восхищенными на облацех в сретение Господне на воздусе (1 Сол. 4, 17), грядущаго со славою и силою многою (Мф. 24, 30) судити живым и мертвым (Символ веры, 7-й член [и 2 Тим. 4, 1]) и воздати коемуждо по делом его (Мф. 16, 27).
21. «Хотя апостол и говорит: Непрестанно молитеся (1 Сол. 5, 17), но да ведь, как помните, и прибавляет: Хощу лучше пять словес рещи умом, нежели тысячи языком (1 Кор. 14, 19). И Господь говорит: Не всяк глаголяй Ми, Господи, Господи! спасется, но творяй волю Отца Моего (Мф. 7, 21), то есть делающий дело Божие, и притом с благоговением, ибо Проклят всяк, иже творит дело Божие с нерадением (Иер. 48, 10). А дело Божие есть: Да веруете в Бога и Его же послал есть Иисуса Христа» (Ин. 17, 3).
22. Пожену враги моя и постигну я, и не возвращуся, дондеже скончаются, оскорблю их, и не возмогут стати, падут под ногами моима (Пс. 17, 38–39).
23. Пияй от воды сей возжаждет вновь, а пияй от воды, юже Аз ему дам, не возжаждет вовеки, но вода, юже Аз дам ему, будет в нем источник приснотекущий в живот вечный (Ин. 4, 13–14).
Далее идет самая интересная часть «Беседы» — как узнать человеку, в Духе ли он, и опытное доказательство сего, явленное Мотовилову по молитве преп[одобного] Серафима пришествием и нисшествием на них Самого Святаго Духа.
Итак, цель жизни нашей христианской состоит в том, чтобы прийти в такое состояние, при котором можно бы нам было получить Духа Святаго.
Не в том цель жизни христианской, чтобы творить добродетели, жить благочестиво и утешаться этим, а чтобы получить Духа Святаго. А если от своих добродетелей мы не приходим в совершенство, в духоносное состояние, то к чему они?! Не и язычницы ли такожде творят? (Мф. 5, 47.)
Этим отводится и не имеющий под собой никакой почвы, но всецело основанный на невежестве и непонимании духа Св. Евангелия упрек тех людей, которые обвиняют монахов в изуверстве и никчемном «мучении» себя подвигами, когда Бог благ и любвеобилен и Ему чуждо всякое страдание… Очевидно, эти люди или приписывают монахам свое лживое понимание христианства и потом начинают критиковать его же (это часто бывает, что начинают вдруг обвинять Церковь в том, чему она совсем не учит), или же учение церковное смешивают с личным мнением каких–то встретившихся им либо назвавших себя этим славным и почетным именем и говоривших им нечто несуразное. А истинные монахи не только сами ни во что ставят все свои — и сверхчеловеческие даже — подвиги, но и добродетелей у себя не видят. И если мирские и неверующие люди додумались до сей простой истины, что всякое мучение и страдание не составляет блаженства, то есть цели жизни, то неужели у монахов, святых мужей и жен, видящих и тайные мысли мирян, не хватило бы на это смысла? Думать так — значит соединяться заодно с врагами Христа, еретиками и антихристами. Нет, не ради добродетелей настоящие монахи подвизаются, ни тем более не ради самого подвига «мучают» себя, а совершают эти добродетели и подвиги и «мучают» себя ради получения Святаго Духа. Этим и объясняется, что несмотря на то, что всякая добродетель дает благодать Святаго Духа, а разумные, однако же, совершают одну в одно время, другую в другое, а иную — и вовсе откладывают. Несмысленный (в духовном отношении), но очень сведущий и образованный, пожалуй, упрекнет такого — как и делают, — когда увидит, например, что у человека есть талант говорить, а он вдруг подвиг молчания на себя накладывает, ему бы по милостивому сердцу и богатству заниматься бы весь век благотворительностью, а он отказывается от состояния и, будучи единственным наследником у отца, уходит в монастырь. Иногда мы видим также в житиях святых, что они бедных отгоняли от своих келлий, а богатых принимали и сидели с ними часами (не по человекоугодию, конечно, как может подумать близорукий, страстный ум) или иногда месяцами ничего не ели и не пили, а потом вдруг выходили на рынок, на паперть (как будто нарочно для соблазна!), ели когда не следует колбасу и т. д., и т. д. А поступали так святые от великого разума, который для плотских людей кажется чистым безумием (1 Кор. 2, 14), наблюдая пользу и выгадывая духовные барыши, по выражению преп[одобного] Серафима Саровского.
Епископ Варнава
(в міру Николай Никанорович Беляев)
12.5.1887 – 6.5.1963)
— богослов, церковный писатель, подвижник. После окончания гимназии посетил Оптину Пустынь, где был радушно принят старцем Варсонофием, определившим его дальнейший жизненный путь. В 1911 году Николай Беляев поступил Московскую Духовную академию, принял монашеский постриг, здесь же проявил себя одаренным богословом. По завершении образования иеромонаха Варнаву определили преподавателем в Нижегородскую Духовную семинарию. В тягчайшее послереволюционное время, в пору беспощадных гонений на Церковь, наречен во епископа Васильсурского с возглавлением Нижегородского викариатства (с 16 февраля 1920 г.), Вскоре епархия, управляемая архиепископом Евдокимом (Мещерским), подверглась обновленческой смуте. Епископ Варнава решительно порывает всякое общение с отступниками, уходит в затвор и в октябре 1922 года принимает подвиг юродства Христа ради. С этой поры основное занятие Владыки — богословское творчество, написание потаенных книг. В 20-е годы блаженный Варнава создает капитальный трактат — «Основы искусства святости». К настоящему времени из четырех томов трактата изданы два (Нижний Новгород, 1995–1996). В 1933 году Владыку арестовали органы ОГПУ, срок отбывал в Бийских концлагерях на Алтае. По освобождении в 1936 году епископ Варнава сначала жил в Томске, затем в Киеве, совершенно устранившись от канонического и молитвенного общения с легально действующим церковным священноначалием. В частной жизни был известен как «дядя Коля».
Из других творений Владыки напечатаны: «Тернистым путем к небу» (Жизнеописание старца Гавриила Седмиезерной пустыни. М., 1996, а также художественные очерки, вошедшие в сборник «Дар ученичества» (М., 1993). Творческое наследие оригинального богослова вызывает в последнее время возрастающий интерес в среде православных людей. Впрочем, впечатления верующих от прочитанного зачастую складываются самые противоречивые, что не мешает, однако, ценить им искренность и «всеохватную» эрудицию автора.
Публикуемый разбор «Беседы» старца Серафима с Н. А. Мотовиловым включен епископом Варнавой в трактат «Основы искусства святости» (Т. I. Нижний Новгород, 1995. С. 21–27 и 351–352).
В заключение приведем еще несколько высказываний блаженного Варнавы о святости, как ее толкуют сами подвижники.
«Дух святых горит жарким пламенем, и не только не угасает от ветра искушений, но и еще сильнее разгорается. Они ходят ногами по земле и руками работают, но дух их всегда пребывает в Боге, и умом они не хотят оторваться от памяти Божией. Если принять во внимание, что большинство людей не только Святаго Духа, но и благодати Его не имеют, то будет понятно, как велико достоинство святых…
Господь дал святым Свою благодать, и они возлюбили Его и прилепились к Нему до конца, ибо сладость любви Божией не дает возлюбить мір и красоту его. А кто имеет любовь Божию на земле, тот с нею переходит в вечную жизнь в Царстве Небесном, где любовь возрастает и будет совершенною. И если здесь любовь не может забыть брата, то тем более святые не забывают нас и молятся за нас».
«Свет Божественный созерцается независимо от обстановки и во мраке ночи и при свете дня. Благоволение Божие посещает иногда таким образом, что сохраняется восприятие тела и окружающего міра. Тогда человек может пребывать с открытыми глазами и одновременно видеть два света, то есть и свет физический, и свет Божественный. Такое видение у святых Отцов называется видением естественными очами…
Свет Божественный есть вечная жизнь, Царство Божие, несозданная энергия Божества. Он не заключен в тварном естестве человека, он иноприроден нам и потому не может быть раскрыт в нас никакими аскетическими средствами, а приходит исключительно как дар милосердия Божия».
Текст «О святости» печатается по:
Епископ Варнава. Православие. Коломна, 1993. С. 250–251, 266–267.
Профессор И. М. Андреевский
ЗАВЕТЫ ВЕЛИКОГО МОЛИТВЕННИКА ЗЕМЛИ РУССКОЙ
Преподобный Сергий Радонежский и преподобный Серафим Саровский — это лучшие жемчужины в сокровищнице Русского Православия. Это две величайшие вершины русского народного духа.
Горные вершины не стоят в степи: они свидетельствуют о целой цепи гор. Такая цепь — дивный сонм русских святых.
Их надо знать каждому русскому человеку. Особенно же необходимо знать о нашем последнем православном святом — преподобном Серафиме Саровском, который был современником Пушкина и умер в 1833 году, а в 1903 был причислен к лику угодников Божиих.
Он появился перед самым тяжким периодом русской истории, чтобы помочь нам осветить его, осмыслить и пережить.
«Не надейтесь на князи, на сыны человеческие», — учит нас Мать Православная Церковь.
Величайшие имена мировых общественно–политических деятелей современности для православного человека — пустой звук. Не они нам помогут в страшное, трудное и лукавое время. Наши взоры от плоскости обращены горе, ввысь. И преподобный Серафим в настоящий момент более современен, более близок нам, чем живые телом, но мертвые духом окружающие нас деятели.
Преподобный Серафим своим духовным оком видел нашу современность; он предсказал ее; он осветил своими заветами наш теперешний путь.
Будем же внимательны к его словам, к его учению, к его завещанию. Возьмем его в свои духовные руководители, в учители жизни. Поверим ему, такому светлому, такому чистому, такому мягкому и благостному, такому любящему, и такому крепкому, сильному, ясному.
И в него поверим. Поверим, что с ним ничего не страшно, ибо, простояв в постоянной молитве 1000 ночей на камне, он и нас может взять к себе, на свой камень веры, который несокрушим никакими бурями ни в сем міре, ни в будущем.
Нужно твердо верить, что если бы в лес, где молился преподобный Серафим, были бы брошены все современные ухищрения разрушения, то и они не сделали бы вреда подвижнику Христову. И не в переносном, но в буквальном смысле.
Если мы поверим этому, то ничего не будем бояться…
Самое замечательное, что оставил нам преподобный Серафим — это дивное Божественное Откровение о Духе Святом, данное им в чудесной беседе с Н. А. Мотовиловым.
Это откровение имеет, несомненно, мировое значение, что подтвердил и сам преподобный Серафим. «Не для вас одних дано вам разуметь Это, — сказал он Мотовилову в конце беседы, — а через вас для целого міра…»
Беседу свою преподобный Серафим заключил одним необычайно проникновенным, из глубины своего святого опыта исходящим советом — указанием: «Вся возможно верующему… так не имейте никакого сомнения, чтобы Господь Бог не исполнил ваших прошений, лишь бы только они шли к славе Божией или к пользе и назиданию ближних относились… Но если бы даже и для собственной вашей нужды, или пользы, или выгоды вам что либо было нужно, Господь изволит послать вам, только бы в том крайняя нужда и необходимость постояла, ибо любит Господь любящих Его. Однако опасайтесь, чтобы не просить у Господа того, в чем не будете иметь крайней нужды…»
Из немногочисленных, но чрезвычайно мудрых указаний преподобного Серафима особенно следует запомнить следующее:
1. Величайшее счастье христианина заключается в том, что он не умирает, а лишь засыпает (не смерть, а успение).
2. Если враг рода человеческого часто заставляет тебя нравственно падать, соблазняя чем–нибудь, против чего у тебя не хватает сил бороться, умножай, усиливай, удесятеряй свои покаяния и молитвы тотчас после совершения греха твоего, и тогда диавол перестанет тебя соблазнять, ибо не захочет давать повода к усиленной молитве.
3. Что Церковь положила на семи Вселенских Соборах — исполняй! Горе тому, кто слово одно прибавит к чему или убавит. Что приняла и облобызала Святая Церковь — все для сердца христианина должно быть любезно.
4. Кто приобщается, везде спасен будет, а кто не приобщается — не мню. Благоговейно причащающийся Святых Таин, и не однажды в год, спасен будет, благополучен и на самой земле долговечен. Верую, что по великой благодати Божией ознаменуется благодать и на роде причащающегося. Перед Господом один творящий волю Его паче тьмы беззаконных.
5. Стяжи мирный дух, и тогда тысячи спасутся около тебя!
6. Истинный пост состоит не в одном только изнурении плоти, а и в том, чтобы ту часть хлеба, которую ты сам хотел бы съесть, отдать алчущему.
7. Отними грех — и болезней не будет, ибо они бывают в нас от греха. Болезнь очищает грехи. Переноси болезни с терпением и благодарением. Кто так переносит болезни, тому вменяются они вместо подвига и даже более.
8. Очень полезно заниматься чтением Слова Божияго в уединении и так обучить себя, чтобы ум как бы плавал в Законе Господнем, по руководству которого должно устроить и жизнь свою.
Цель и смысл человеческой жизни есть стяжание Святаго Духа…
В Сарове и в Дивееве передаются по преданию предсказания преподобного Серафима о будущем России. Он предсказал, что в Сарове будут обретены мощи, что в Сарове будет великое торжество и приедет сам Царь, а люди от радости среди лета запоют Пасху. Это буквально исполнилось в июле месяце 1903 года при открытии мощей преподобного Серафима.
Затем он предсказал, что вскоре после торжества наступит длительное лихолетье, что вся Россия зальется кровью и народ русский претерпит величайшие страдания, а затем многие–многие русские люди будут в рассеянии по всему міру. Но все это послужит в конце концов к великой радости России и к великому торжеству Православия.
И все истинно русские православные люди должны верить этому предсказанию. Иначе христианин и не может думать. Ибо сам Спаситель обещал, что всякая скорбь превратится в радость для всех тех, кто столпом и утверждением истины почитает Церковь, которую «врата адовы не одолеют».
Текст «Заветы великого молитвенника Земли Русской»
печатается по:
«Русское возрождение». Независимый русский православный национальный журнал. Н. — Й, 1982. № 20. С. 24, 27–30.
Профессор И. М. Андреевский
(14.3.1894–30.12.1976)
— Иван Михайлович Андреевский печатался под псевдонимом Андреев.
Родился он в семье потомственных медиков в Санкт—Петербурге, его предок лечил умирающего Пушкина. Учился в Введенской гимназии, затем в гимназии Видамона. Юношей увлекался либеральными идеями. В 1914 году Андреевский поступил на философский факультет Сорбоннского университета, где слушал лекции известных профессоров, в частности Анри Бергсона. В 1917 году вернулся в Россию, воцерковился, проявил себя ярым противником обновленчества. Работал в Петроградском Бехтеревском институте психиатрии. В 1927 году возглавил депутацию от Санкт—Петербургской епархии к митрополиту Сергию (Страгородскому) для уяснения церковной позиции священноначалия после издания известной «Декларации» о лояльности к безбожной власти. В 1929 году арестован и до 1931 года находился в заключении на Соловках. После освобождения — ссылка. С 1937 по 1941 год в Новгороде. Во время войны вместе с философом С. А. Аскольдовым сотрудничал в газетах, выходивших на оккупированной территории. Затем уехал в Германию. С 1950 года жил в США. Преподавал нравственные дисциплины в Свято—Троицкой семинарии в Джорданвилле. Именно здесь он проявил себя как крупный филолог и богослов.
