Михаил родился в 1799 году в семье Ивана Сущинского, дьякона, впоследствии священника Смоленской губернии, Рославльского уезда, села Черепово.

Он прилежно учился в Смоленском духовном училище, отличался добрым поведением и с успехом окончил семинарский курс.

Михаил Иванович начал юродствовать еще до окончания семинарского курса, совершая странные поступки, особенно во время отпусков из семинарии на родину. Зять Михаила, который поступил на место его отца в село Черепово священником, не понимая характера юродства юноши, частенько бил того за странности. Однако вскоре его отношение к шурину изменилось.

Помогли в этом простодушные крестьяне, соседи Михаила и его зятя.

Возле села Черепово находилась роща, куда Михаил часто хаживал молиться Богу. Крестьяне то и дело видели юношу в роще молящимся и скоро начали почитать его праведником. Они-то и рассказали о поведении молодого человека священнику – зятю Михаила Ивановича. Священник, осознав свою ошибку, повинился перед шурином, поняв, что тот юродствует Христа ради. Священник попросил у шурина прощения и с той поры совершенно изменил отношение к нему.

По окончании курса наук Михаил ушел неизвестно куда.

Временами его видели в населенном евреями местечке Хиславичи, уже в образе юродствующего. Еврейские дети, когда Михаил проходил по улице, кидали в него камнями. Он с христианскими кротостью и терпением переносил это. И спокойно, не защищаясь, продолжал свой путь.

Через непродолжительное время Михаил появился в Смоленске. На сей раз – как странник. Он был одет в грубую рубаху, на ногах – дырявые сапоги.

В Смоленске видели его по несколько дней жившим на чердаке семинарии, неизвестно чем питавшимся. Ученики, приходившие на чердак учить уроки, вначале, увидев юродивого, пугались. Однако потом привыкли к юродивому и с удовольствием с ним встречались.

Не имея постоянного убежища в Смоленске, большую часть времени Михаил жил в Вознесенской женской обители. Там у него были родственницы, которым он, впрочем, строго запретил объявлять о родстве.

В обители Михаил отличался скромностью, доходившей до робости. Но и это не остановило злоязычных людей. Они жаловались на юродивого в полицию и игуменье монастыря Олимпиаде, прося удалить Михаила из обители.

Усилия недругов блаженного остались без последствий.

– Вседержитель держит здесь Михаила, не отпускает, – отвечал Михаил Иванович на предложения покинуть монастырь.

Смоленск был главным местом в жизни Михаила Ивановича. Здесь он прожил большую часть жизни, сначала обучаясь в семинарии, потом проходя подвиг юродства.

Отличаясь строгой подвижнической жизнью, он с огромным успехом способствовал нравственному исправлению других, кому до совершенства было очень и очень далеко.

Тем, кто обращался к Михаилу Ивановичу с просьбой о молитвах и помощи, и вообще людям, снискавшим его расположение и внимание или добродетельной жизнью, или нуждами и страданиями, он часто оказывал весьма важную помощь.

И, напротив, пренебрежение к Михаилу Ивановичу или обида не проходили без плохих последствий для оскорблявших юродивого Христа ради.

Во многих случаях Михаил Иванович обнаруживал дар прозорливости и прорицания – верный знак, что юродивый действовал во славу Божию и находился под особым покровительством Божиим. Было дано Михаилу Ивановичу и исцелять больных.

Михаил Иванович был строгим постником, исполненным молитвенного духа.

Питался он тем, что приносили доброхоты, употребляя пищу не ежедневно и с величайшей умеренностью. Для искоренения в себе естественной для человека слабости он старался лишать еду вкуса, смешивая обыкновенно все, что ему подавали. Часто еда от продолжительного пребывания в мешке (туда юродивый клал все поданное доброхотами) портилась так, что из нее выползали черви. Михаил Иванович тщательно собирал их и отправлял обратно в мешок. Тем самым напоминая себе и другим: тот, кто потакает своему чревоугодию, взращивает в себе большого червя. (Надо сказать, что в этот же мешок юродивый клал и мертвых птиц, подобранных на кладбищах.)

Искоренял он в себе и другие страсти.

Михаил Иванович проводил ночи в молитве. Обычно его видели в притворе храма Преподобного Сергия, в Вознесенском монастыре, перед нерукотворным образом Спасителя, что находился тогда в притворе. (В этом притворе, полагают, похоронена Мария Рыдванская, игуменья, замечательная тем, что во времена Петра Великого испросила у него помилование сорока преступным стрельцам, осужденным на смерть.)

Иногда с молитвой Михаил Иванович соединял пение. Тогда юродивого, поющего духовные песни, слышали в течение всей ночи. Любопытно, что его голос в каждодневной речи звучал грубо и отрывисто, а во время пения церковных песен становился необыкновенно приятным и выразительным.

Видели юродивого и совершенно босым, в нательной рубахе, истово молящимся, несмотря на сильные морозы.

Радея об умерщвлении плоти, Михаил Иванович иногда в непогоду пропадал на несколько дней и возвращался насквозь промокший. Когда по просьбе своих почитателей он снимал сапоги, чтобы просушить, кровь текла из израненных сапожными гвоздями ступней.

Посвящая большую часть ночи молитве (а спал юродивый очень мало), день Михаил Иванович оставлял для подвигов юродства.

Бывая подолгу в Вознесенском женском монастыре, юродивый посвящал себя нравственному воспитанию монахинь, стараясь приучить их к твердости и противостоянию разнообразным прихотям. (Тогда же не оставлял Михаил Иванович, впрочем, без вразумления и живших за стенами обители.)

Посещая в монастыре своих родственниц, монахинь Марфу и Памфилию, Михаил Иванович выпивал или выливал приготовленный ими для него чай, а сахар портил так, что тот делался непригодным к употреблению. Таким был простой урок воздержания.

А вот другие уроки.

Однажды, придя к монахине Евгении Лыкошиной, старице высокой жизни, Михаил Иванович сел за стол, на котором стоял самовар. А сахар подан не был. Юродивый приказал подать его. Когда монахиня принесла на блюдце сахар, Михаил Иванович взял блюдце, поставил под кран самовара и начал заливать его кипятком. Юродивый несколько раз просил принести сахар. И каждый раз заливал его кипятком.

Монахиня, внутренне возроптав, сказала:

– Что это вы, Михаил Иванович, напрасно тратите сахар? Видно, не знаете, что он не даром достается…

Но потом упрекнула себя: «Я будто жалею сахара рабу Божиему… Нехорошо… Уж он-то знает, что делает». И с этими мыслями монахиня положила Михаилу Ивановичу полное блюдце сахара.

– Вот теперь чисто, – сказал юродивый, взяв сахар.

Со своим мешком, ставшим знаменитым, Михаил Иванович входил в дома и в храмы во время богослужения. Бывало, юродивый подходил слишком близко к стоявшим в церкви. Когда те, будучи не в силах выносить зловоние, исходившее от мешка, отходили, юродивый следовал за ними.

Иногда Михаилу Ивановичу говорили, что, дескать, не надо бы носить с собой повсюду мешок, доставлявший столько неудобства окружающим…

На подобные увещевания юродивый отвечал:

– А грехи еще больше смердят.

Михаил Иванович нередко посещал монахиню О., и даже по несколько дней жил у этой монахини, испытывая ее терпение кажущимися неуместными просьбами.

Монахиня О. рассказывала, что когда наступило время ее пострижения, на нее напало такое уныние, что глаза не высыхали от слез.

И вот Михаил Иванович пришел к ней в келью, всячески утешал, ободрял… Однако она продолжала плакать и унывать.

Тогда Михаил Иванович встал, грозно посмотрел на нее и сказал:

– А если придет Спаситель – и не найдет веры? Что тогда с нами будет?

Будущая монахиня была поражена этими словами. Она перестала плакать, уныние ее исчезло.

Сильное влияние на людей слова и жизни юродивого во Христе открылось в обращении на путь спасения многих смоленских жителей, ведших беспорядочную и порочную жизнь.

Особенно достойна внимания перемена, произошедшая под влиянием Михаила Ивановича в жизни мещан Лосевых.

Муж и жена Лосевы имели по соседству с монастырем каменный дом, в котором содержали трактир. И сами они вели разгульную жизнь, пили и ели, не помышляя о вечности.

Михаил Иванович часто их посещал. Эти посещения изумляли и даже смущали почитателей Михаила Ивановича, знавших о предосудительной жизни Лосевых. Представлялось странным особенное благоволение юродивого к обжорам и пьяницам.

Как-то Лосев заболел. Михаил Иванович, предсказав несчастному смерть, расположил его к покаянию в грехах и убедил причаститься Святых Тайн.

В предсказанный Михаилом Ивановичем день Лосев умер. Его жена, Марья Прохоровна, пораженная даром предвидения юродивого, совершенно изменила свою жизнь и полностью предалась руководству Михаила Ивановича. Все стала она делать не иначе как по совету своего наставника, ничего не предпринимая без его согласия и одобрения. Прежняя обжора и пьяница, помышлявшая только о собственном удовольствии, сделалась постницей и странноприимницей.

В наказание за свою прежнюю привольную жизнь Марье Прохоровне нередко приходилось по приказанию своего строгого руководителя в сильные морозы выходить с ним на молитву без теплой одежды.

Когда Михаил Иванович был сослан в Чернигов, Марья Прохоровна, оставив свой дом и свое заведение, последовала за ним и не оставила его до самой смерти. Такой преданностью отблагодарила она юродивого за добрую перемену в своей жизни.

Дар предвидения Михаил Иванович употреблял во благо своих ближних. Он отводил бедствия от людей, которым они неправедно угрожали, исцелял больных, прекращал раздоры.

Марья Прохоровна, оставшись после смерти мужа владелицей большого каменного дома, решила завещать его смоленскому Вознесенскому монастырю в благодарность за то, что он давал приют Михаилу Ивановичу.

Между тем объявились претенденты на этот дом. В расчете на неграмотность Марьи Прохоровны было составлено фальшивое завещание ее мужа на дом. Монастырю угрожала опасность потерять дом, который предназначался ему.

В суде дело приняло оборот, неблагоприятный для Марьи Прохоровны.

И вот однажды игуменья монастыря получила из одного присутственного места бумагу, наполненную ложными показаниями и клеветой на Марью Прохоровну.

В это время Михаил Иванович был в келье монахини Варвары Палицыной, к которой приехала для посещения ее мать, помещица Палицына, хорошо знавшая Марью Прохоровну и ее дела.

Пьют чай. Вдруг Михаил Иванович приказывает матери Палицыной отнести чай игуменье.

Та пришла к игуменье, застав ее за чтением упомянутой бумаги. Хорошо зная дело Марьи Прохоровны, она рассказала все, что знала, игуменье. Таким образом, по наущению Михаила Ивановича она избавила Марью Прохоровну от клеветы, а монастырь – от потери дома.

Другой случай. При общем размежевании земель в Смоленской губернии помещице П. с четырьмя детьми-сиротами угрожала опасность лишиться тысячи десятин земли. Двадцать пять владельцев повели дело против одной, и ей трудно было ожидать благоприятного для себя исхода тяжбы.

Помещица приехала в Смоленск, чтобы лично объяснись свое дело губернатору Ивану Васильевичу Капнисту, который вначале принял сторону этой помещицы, но потом, поверив ложным рассказам ее противников, готов был склониться на их сторону.

24 ноября помещица была у обедни в Вознесенском монастыре. В этот день был храмовый праздник, но она так была расстроена мыслями и духом, что не могла молиться.

При выходе из церкви между нищими она увидела человека, устремившего на нее сострадательный взгляд. Раскрыв на своей груди рубаху, он указал помещице на пять кровавых ран.

Отойдя немного, помещица спросила у знакомых, кто это.

Ей отвечали:

– Это местный юродивый, Михаил Иванович.

Помещица прежде уже не раз слышала о нем. Отрадное чувство пролилось в ее душу, и она сказала себе: «Пять язв было у Господа, пострадавшего за нас. Почему же и мне не потерпеть?»

С этими мыслями она вернулась было на место, где видела Михаила Ивановича, чтобы опять его увидеть, но не нашла юродивого.

«Помолись обо мне, раб Божий», – мысленно сказала она и вернулась туда, где остановилась, приехав в Смоленск.

Вскоре к ней приехал губернатор. И помещица рассказала ему всю правду о своем деле. После этого объяснения губернатор был постоянным ее защитником до окончания дела, продолжавшегося четыре года. В конце концов Сенат принял решение в пользу помещицы.

Она получила радостную весть в день Рождества Христова. Свой успех помещица приписывает молитвам Михаила Ивановича.

Священник Корнилий Кулагин рассказывал о случаях примирения при содействии молитв Михаила Ивановича супругов, оставивших друг друга без видимой причины.

Однажды пришел к священнику неизвестный иногородний купец и, вручая ему деньги, попросил помолиться за Михаила Ивановича.

Священник полюбопытствовал о причине такого усердия гостя к юродивому.

Вот что рассказал ему купец.

«Вступив в супружество, мы прожили с женой несколько лет в полном согласии, но потом без всяких особенных поводов охладели друг к другу и разошлись. Жена уехала от меня неизвестно куда.

Однако вскоре я начал жалеть о нашем опрометчивом поступке, страшная скука и уныние напали на меня.

Случилось тогда мне жить по делам в Смоленске, и, услышав об удивительном даре прозрения и силе молитв Михаила Ивановича, я обратился к нему со своим горем и стал просить его помочь мне избавиться от тяжкого состояния.

Прихожу я к Михаилу Ивановичу раз, другой, умоляю помочь мне… А Михаил Иванович в ответ на мои просьбы говорит какую-то бессмыслицу.

Однажды, когда меня одолела совершенная скука и грусть, прихожу я снова к Михаилу Ивановичу с настойчивой просьбой вывести меня своими молитвами из невыносимого положения.

На этот раз просьба моя была услышана. Михаил Иванович вывел меня Благовещенскими (Молоховскими) воротами за городскую стену и начал махать по дороге полами своей одежды, приговаривая:

– Машь, Машь…

А потом ушел, оставив меня на дороге в раздумье и унынии.

«Нечего, видно, ожидать мне помощи от юродивого», – подумал я про себя, оставшись один.

Вдруг едет по дороге повозка, а в повозке моя жена Мария – «Машь, Машь».

С величайшей радостью встретились мы с женой, которая также в разлуке грустила и скучала по мне и искала примирения и соединения со мной. После этой встречи мы снова вместе живем в любви и согласии. И надеемся до смерти сохранить супружескую верность и любовь.

Примирение и соединение с женой я приписываю молитвам Михаила Ивановича…».

Как уже говорилось, уважение к Михаилу Ивановичу всегда сопровождалось благими последствиями для любивших и чтивших его и обратившихся к нему с просьбой о помощи.

А вот что случалось с людьми, презиравшими и оскорблявшими юродивого.

Бывший смоленский губернатор Х., гуляя однажды по городу, встретил Михаила Ивановича и сказал сопровождавшим его:

– Что это за безобразие такое ходит?

Ему отвечали, что это смоленский юродивый.

– Что за глупость! Какое там юродство? Взять его и посадить, – приказал губернатор.

– Куда меня посылаешь, там сам будешь, – возразил ему вслух при всех Михаил Иванович.

Х. впоследствии действительно был арестован за якобы провинность по службе и посажен в крепость. Надо сказать, что по делу, по которому губернатора заключили в крепость, он был оправдан и в целом он оставил в Смоленске о себе добрую память.

Другой губернатор, князь N., пострадал, может быть, также за суровое отношение к Михаилу Ивановичу.

Как-то Михаил Иванович остановился напротив окон губернаторского дома в рубахе, порванной на плечах.

Жена губернатора, увидев его, закричала мужу:

– Что это за уродство в твоем городе! Выгони его!

Губернатор отправил юродивого сначала в больницу умалишенных, а потом перевел в острог. Спустя время, несмотря на многочисленные просьбы не высылать Михаила Ивановича из Смоленска, он был отправлен по этапу в Чернигов.

Между тем губернатор вскоре неожиданно лишился должности, а его дочь заболела эпилепсией.

Преосвященному Тимофею, бывшему архиепископу Смоленскому, сказали, что Михаил Иванович – умалишенный и одержим бесом.

Желая узнать истину, преосвященный позвал к себе Михаила Ивановича и заставил прочитать Апостол и пропеть Херувимскую песнь.

Михаил Иванович прочитал и пропел отлично. Владыка предложил ему определиться в Ордынскую пустынь (в Смоленской губернии).

Но юродивый промолвил:

– Нам, крамольным, пустыня недоступна.

– Сделаю тебя там иеромонахом, – пообещал владыка.

– Нет, мне нельзя, а вам там покой, – возразил Михаил Иванович.

Впоследствии неожиданно для всех преосвященный Тимофей поселился в Ордынской пустыни и там окончил дни, несмотря на то что желал возвратиться в Смоленск и все было готово к этому.

В 1848 году, когда в Смоленске свирепствовала холера, Михаил Иванович оставался несколько дней без пищи и казался совсем изнемогшим и даже умирающим.

Близкие пригласили к нему священника с просьбой убедить его исповедоваться и причаститься Святых Тайн.

Но едва только священник Михаил Волков отворил дверь в комнату, где лежал юродивый, Михаил Иванович закричал ему:

– Зачем пришел? Сам исповедайся и приобщись!

На следующий день священник скончался от холеры.

Смоленский священник протоиерей Иоанн Юшенов, имея больную жену и троих детей, попросил Михаила Ивановича помолиться о них.

Юродивый отвечал:

– Четыре свечки горят. Одна гнилая, плохая, но еще погорит, а вот хорошенькая, тоненькая – погаснет.

Вскоре совершенно неожиданно умерла у священника красивая и здоровая дочь, а больная жена прожила полтора года.

Михаил Иванович, приезжая к знакомой монахине, нередко говаривал:

– Тут возле скоро будет келейка о двух печах, – и описывал все устройство кельи.

И действительно, на указанном им месте скоро появилась келья, в точности повторявшая ту, которую описал Михаил Иванович. Ее устроила и поселилась в ней монахиня Евгения (Лыкшина), жившая в то время, когда юродивый говорил о ее келейке, в миру и вовсе не думавшая поселиться в монастыре. Михаил Иванович впоследствии несколько лет жил у этой монахини на печке ее кухни.

Некий купец, однажды увидев Михаила Ивановича вечером на своем дворе, пригласил юродивого к себе ночевать.

– Нет, – сказал юродивый, – у тебя будет жарко. Пойду в сарай.

В ту же ночь у купца сгорел дом.

Вернемся ко времени высылки по этапу Михаила Ивановича в Чернигов.

Юродивому предстояло совершить пешком неблизкое путешествие, но смоленский купец Щекотов выпросил для него дозволение ехать в кибитке, которую и купил для него.

В сопровождении верной Марьи Прохоровны отправился Михаил Иванович из Смоленска и благополучно прибыл в Чернигов, где был препровожден в тамошний острог.

Михаил Иванович узнал, что полицмейстером в Чернигове был господин Чернцов, знавший Михаила Ивановича в Смоленске и уважавший его, но уже четыре года не видевший юродивого. Михаил Иванович попросил проводить его к господину Чернцову. Но просьба его не была исполнена.

Утром, однако, Михаил Иванович встретился с господином Чернцовым.

Прибывший по долгу службы в острог, тот увидел Михаила Ивановича.

– Вот я к тебе и приехал, – сказал юродивый.

Вскоре Михаил Иванович заболел.

Черниговский губернатор по просьбе господина Чернцова позволил перевезти больного из острога в богоугодное заведение.

За две недели до кончины, как рассказывала Марья Прохоровна, Михаил Иванович не принимал никакой пищи, а только пил воду со льдом. Ужин и чай, предназначавшийся для него, он приказывал относить больным.

За три дня до кончины Михаил Иванович попросил господина Чернцова, чтобы его жена привезла ему калач и свечку.

В день кончины он приказал остричь себе волосы и ногти и вымыть его в ванне, чего во время своего юродствования не делал.

Пригласил священника для исповеди и причастия.

Когда после исповеди все было готово для приобщения Святых Тайн, Михаил Иванович поклонился в ноги Марье Прохоровне:

– Держись страннолюбия и удерживай собачий язык.

В знак благодарности к господину Чернцову перед кончиной юродивый отрезал прядь своих волос и отдал ему на память, сказав:

– Береги!

Приобщившись Святых Таин, Михаил Иванович лег на кровать и со словами:

– Теперь надобно заснуть, – почил вечным сном, безболезненно и мирно.

Произошло это в 1854 году.