Глава 22

Фульк сидел на скамейке в залитом солнцем дворе Хигфорда и выводил точильным камнем зазубрину на мече, когда появился Жан де Рампень.

– Господи, да тебя отыскать труднее, чем девственницу в борделе! – заявил он.

Солнце разукрасило красным щеки и переносицу Жана, а со лба его стекали капли пота. Жан спешился и повел лошадь к конюшне, где стояло корыто с водой.

Фульк убрал меч в ножны и пошел поздороваться с другом, которого не видел с поздней осени, когда тот вернулся к Хьюберту Уолтеру.

– Так и задумано, – с улыбкой ответил он. – Пусть Иоанн со своими приспешниками побегает за мной по горам и долам. Только выбьются из сил и понапрасну растратят казенные средства.

– Но на этот раз понапрасну тратить силы и средства пришлось мне, и все ради тебя, – сердито возразил Жан и, наклонившись над корытом, плеснул себе в лицо водой. – Я прочесал все леса между Кентербери и Карлайлом. Заехал сюда дней двенадцать назад, а Эммелина и представления не имеет, где племянничек: говорит, вроде как двинулся на север, а может, и нет.

– Извини, что доставил тебе неприятности. Но с другой стороны, я рад, что даже для тебя оказался таким неуловимым. – Фульк хлопнул Жана по влажной спине. – Пошли. Кувшинчик эля и тетушкин куриный пирог мигом поднимут тебе настроение.

– Господи, да ты, как я погляжу, даже после всего, что произошло, по-прежнему не устаешь радоваться жизни! – съязвил Жан. – Мои новости выслушать не хочешь?

– Разумеется, хочу, но поскольку ты разыскиваешь меня уже недели две, не меньше, то полчаса ничего не решат.

Он щелкнул пальцами, подзывая мальчика-конюха, который катил тачку с грязной соломой из стойл к навозной куче, и приказал тому позаботиться о лошади гостя.

– Ну-ну, как знаешь, – мрачно кивнул Жан, входя вслед за Фульком в прохладу дома.

Он поздоровался с братьями Фицуорин, расцеловал Эммелину и сел за стол, чтобы подкрепиться. Запустив руку под котту, протянул Фульку пакет с печатью Хьюберта Уолтера, архиепископа Кентерберийского.

– Читай, а то у тебя как-то маловато забот, – хмыкнул Жан и набросился на пирог.

Фульк сломал печать и развернул лист пергамента. Почерк писца был аккуратным, стремительным и разборчивым: каждое слово, ясное как день, связывалось с другими в острые, словно боевая стрела, фразы. Фицуорин беззвучно шевелил губами. От напряжения у него задвигалась кожа на лбу.

– Теобальд умер, – наконец сказал он.

Жан кивнул:

– Я был у Хьюберта, когда пришло печальное известие, и присутствовал, когда архиепископ диктовал это письмо. Очевидно, почувствовав себя плохо, Теобальд написал брату, распорядившись немедленно уведомить тебя в случае его смерти.

Фульк сглотнул:

– Теперь женихи наверняка дерутся за его вдову, как свора собак за кость.

Он снова заглянул в письмо. Хьюберт излагал факты с откровенной простотой. Мод вернулась в Англию и отправилась в Кентербери за защитой, но тут приехал ее отец и заявил, что, как ближайший родственник, отвечает за нее.

– Ле Вавасур заграбастает ее земли, а потом продаст Мод самому выгодному претенденту, – с тревогой предположил Фульк.

– И это еще не все. Думаю, и за королевский фавор он тоже поторгуется, – ответил Жан. – Весьма выгодно подложить свою дочь в постель королю Англии. Схватить Иоанна за причинное место, чтобы дотянуться до его уха, – назовем это так, а потом сбыть Мод замуж, но лишь после того, как высочайшая похоть будет удовлетворена и урожай милостей собран.

Фульк вскочил и стремительно подошел к краю помоста. Помотал головой, отгоняя картину, которую не желал видеть. А затем сжал пергамент в кулак и обернулся:

– Мод еще в Кентербери?

Жан запил остатки пирога добрым глотком эля:

– Не знаю. Была там, когда я уезжал, но, как уже было сказано, я ведь больше двух недель провел в дороге, пытаясь тебя найти, а до Кентербери четыре полных дня пути. Без сомнения, милорд Хьюберт постарается сделать все, что в его силах, чтобы удержать Мод у себя, но дольше определенного времени он тянуть не сможет.

Несколько секунд Фульк безмолвствовал, напряженно размышляя, а затем перешел к решительным действиям:

– Сейчас еще только полдень, можно отправиться в путь прямо сегодня. Уже через час будем в дороге, можно ехать и ночью.

– Стало быть, пуховые перины отменяются, – шутливо посетовал Жан, вставая. – Я знал, что, едва прочитав письмо, ты помчишься в Кентербери как ошпаренный. Мне потребуется свежая лошадь. Моя стерла ногу, так что пусть недельку попасется на лугу.

– Возьмешь одну из моих. – Фульк сошел с помоста, чтобы отдать распоряжения.

Жан поймал его за локоть:

– Между прочим, Теобальд все знал про тебя и Мод.

– Что именно? – Дымчато-ореховые глаза Фулька вдруг стали подозрительными.

– Что вы оба оставались верны ему.

– Тогда, надеюсь, он так и не узнал, насколько близко мы подошли к тому, чтобы нарушить эту верность, – парировал Фульк и, не интересуясь тем, что скажет ему в ответ Жан, быстро зашагал прочь.

Мод холодно смотрела на отца:

– Но я вовсе не желаю жить в вашем доме, батюшка!

В траурном черном платье, с накидкой из простого беленого льна, она выглядела как монахиня и чувствовала себя соответственно. Этакая суровая служительница Христа, которую ни пытки, ни муки ада не заставят изменить вере.

– Я, кажется, не спрашивал, чего ты желаешь или не желаешь, – ответил дочери Робер ле Вавасур. – Твой долг – исполнять то, что я скажу. Я знаю, что о мертвых плохо не говорят, но слишком уж покойный муженек тебя разбаловал. А расхлебывать теперь приходится другим.

– Архиепископ не возражает, чтобы я оставалась здесь, под его покровительством.

Мод твердо решила ни в коем случае не выходить из себя. Иначе отец получит лишнее подтверждение тому, что перед ним – истеричка, не способная разумно вести собственные дела.

– Ха! Архиепископ не возражает! – фыркнул ле Вавасур. – Да у него свой корыстный интерес: хочет держать под контролем земли покойного братца, которые достались тебе в наследство.

– А у вас, я так понимаю, нет никаких интересов? Вы, будучи сострадательным отцом, лишь бескорыстно проявляете заботу о скорбящей дочери? – едко поинтересовалась она.

Робер подбоченился:

– Представь себе, именно родительская забота заставляет меня беспокоиться о том, чтобы твоим богатством распоряжались должным образом.

– Я сама в состоянии распоряжаться наследством и, повторю еще раз, не желаю жить в вашем доме. Не хочу, чтобы вы мной управляли. – Мод поджала губы.

– Пока ты снова не выйдешь замуж, твое наследство находится под моим попечительством, как и ты сама. – Его покрасневшая лысина заблестела. – Ты будешь делать, как я скажу, и точка!

Отец и дочь злобно смотрели друг на друга. Они находились сейчас в архиепископском дворце, в маленькой комнатке, вход в которую закрывала портьера. Тяжелая ткань хоть и приглушала голоса, но не могла скрыть от священников, чиновников и монахов, снующих вдоль коридоров по своим делам, что внутри происходит ожесточенный спор.

Мод понимала, что ее загнали в угол, и от этого вела себя еще более дерзко.

– Я воспользуюсь правом церковного убежища, – пригрозила она.

– Ты этого не сделаешь! – захлебнулся от гнева Робер.

Продолжать спор было бессмысленно. Мод пошла было к выходу, но отец крепко схватил ее за руку – она подумала, что теперь, наверное, останется синяк, – и рывком развернул к себе.

– Заруби себе на носу, я заставлю тебя держаться с отцом почтительно! – прошипел он ей в лицо. – Изволь демонстрировать по отношению ко мне любовь и уважение, как и подобает благонравной дочери!

Мод побледнела.

– Нельзя получить то, чего не существует в природе, – процедила она. – С какой стати мне любить и уважать вас, батюшка? Вы вытирали ноги о мою мать, пока та не умерла. Я хоть и была тогда еще ребенком, но глаза-то у меня имелись. Единственная моя ошибка состояла в том, что я считала, будто так устроен весь мир! Но Теобальд показал мне, что не все мужчины издеваются над теми, кто не может за себя постоять. Он выпустил меня на свободу, открыв клетку, и теперь я не собираюсь входить в нее обратно.

Резким движением она высвободилась и, отбросив в сторону портьеру, чуть ли не бегом направилась в главный зал, чтобы только не оставаться один на один со своим мучителем. Ее провожали любопытные и неодобрительные взгляды окружающих. Мод подавила рыдания, вызванные отчасти гневом, а отчасти жалостью к себе. Конечно, в самом крайнем случае Хьюберт Уолтер защитит ее, однако она не хотела целиком полагаться на него. Да, архиепископ очень любил своего старшего брата Теобальда, ее покойного мужа, но нельзя забывать, что Хьюберт крайне честолюбив и наверняка преследует свои интересы, которые вполне могут идти вразрез с ее собственными. Мод понимала, что архиепископ был в какой-то степени и человеком Иоанна, хотя и тут он в первую очередь беспокоился об удовлетворении своих личных амбиций.

Отец вышел из комнаты все с тем же угрожающим видом. Мод ускорила шаг, чтобы увеличить расстояние между ними. «На открытом пространстве отец не решится меня ударить», – твердила она себе, но все равно чувствовала робость. К залу примыкала гостевая комната для женщин, и Мод поспешила туда.

Внезапно по залу, отдаваясь эхом, разнеслись звуки фанфар, и герольд выкрикнул приказ: всем преклонить колена перед королем и королевой Англии. Пока присутствующие исполняли повеление, Мод пробежала последние несколько ярдов, отделявшие ее от гостевой комнаты, и скрылась под ее защитой: здесь молодая женщина была в неприкосновенности. Закрыв за собой тяжелую дубовую дверь, Мод привалилась к ней, тяжело дыша. Железные заклепки больно впивались в спину.

Казалось, где-то совсем рядом кружит стая волков, и все они хотят сожрать одинокую беззащитную вдову. Мод невольно разозлилась на Теобальда за то, что он умер и оставил ее, но тут же устыдилась своих чувств.

Обсудив с Хьюбертом Уолтером государственные дела, главным из которых была неотложная необходимость возвращаться в Анжу, где назревал бунт, Иоанн решил развеяться и перешел к другой теме.

– С прискорбием услышал о смерти вашего брата, – проговорил король. – Он честно служил мне, и я тоже любил его.

– Это большое горе для меня, – сказал Хьюберт. – Мы с Теобальдом с самого детства были очень близки. Вместе росли в Норфолке, а потом служили у Ранульфа де Гланвиля. Кажется, что это было только вчера.

Иоанн кивнул. Он сидел на обложенной подушками скамье в частных апартаментах Хьюберта. Через толстое серое стекло было не очень четко видно строительство, полным ходом кипящее за окнами. Для архиепископа и его приближенных, не щадя средств, возводили грандиозных размеров новый зал с колоннами. Одновременно с прибытием Иоанна доставили очередной груз – колонны из пербекского мрамора, розово-черного, как кровяная колбаса. Иногда Иоанн задавался вопросом: кто из них король Англии, он или Хьюберт Уолтер?

– Насколько я понимаю, его вдова искала защиты под вашей крышей, – вкрадчиво произнес он и потянулся за серебряным кубком с вином. Судя по вкусу и светло-золотистому оттенку – рейнским, и весьма недешевым.

– Да. Леди Мод в настоящее время гостит в Кентербери, – спокойно ответил Хьюберт.

– Полагаю, она может сейчас составить себе необычайно выгодную партию. – Иоанн смаковал вино, наслаждаясь смесью терпкого и мягкого вкусов.

– Так и есть, сир. Но со дня смерти моего брата прошло менее двух месяцев, и леди Уолтер еще пребывает в глубоком трауре.

– В глубоком трауре? – фыркнул Иоанн. – Господи, да он ей по возрасту в деды годился. И вообще, жизнь продолжается, а вдова вашего брата нуждается в защитнике.

– У нее их двое: я и ее отец. Разумеется, сир, было бы желательно, чтобы Мод, когда придет время, снова вышла замуж – и за достойного человека.

Иоанн погладил бороду:

– Согласен. В моем ближайшем окружении есть несколько баронов, которые составили бы хорошую пару леди Уолтер.

Он увидел, как в глазах архиепископа промелькнула тревога, и почувствовал злорадное удовлетворение. Напрасно Хьюберт Уолтер думал, что сам может все устроить. Ничего, он заберет у него из-под носа прелестную вдовушку и подыщет ей мужа по своему усмотрению, чем преподаст хороший урок этой старой бочке сала. Да и брачная пошлина, которую заплатит счастливый жених, пойдет в казну Иоанна, а не осядет в Кентербери.

– Разумеется, мы поговорим об этом позднее, когда придет время, – со звериной ухмылкой заключил король.

Женская часть замка оказалась вовсе не таким надежным убежищем, как ожидала Мод. К ним нагрянула королева Изабелла со всей своей свитой и, разумеется, сразу же оказалась в центре внимания. Мод она поприветствовала чисто формально, давая понять, что находит ее присутствие утомительным, хотя и соблаговолила проговорить сухие слова соболезнования по случаю кончины Теобальда.

– Но все-таки, – прибавила Изабелла, забрасывая за плечо светлую косу, – он был старик, и очень скучный. Может быть, в следующий раз вам повезет больше.

– Мадам, я искренне любила своего мужа, – ответила Мод, всеми силами сдерживаясь: ну до чего же ей хотелось сбить самодовольное выражение с лица этой избалованной девчонки. – Если бы вы знали лорда Уолтера так, как знала я, вы не назвали бы его скучным. Сомневаюсь, что когда-либо найду лучшего мужа, даже если мне, как вы изволили выразиться, и очень повезет.

Изабелла едва заметно повела задрапированными в роскошный шелк плечиками.

– Я лишь пыталась вас утешить, – сказала она и отвернулась, моментально забыв про собеседницу, как забыла бы про пылинку, которую стряхнула с одежды.

Борясь с подступающими слезами, Мод уселась на скамью под оконным проемом. Устало прислонившись головой к стене, рассеянно скользнула взглядом сквозь открытые ставни: за окном вовсю кипело строительство. Металлический звон долота о камень и веселая перебранка каменщиков отдавались у нее в ушах.

Во двор замка въехали два торговца и что-то спросили у одного из священников. Их украшенные тесьмой котты спокойных глубоких цветов – темно-зеленая и темно-фиолетовая – выглядели солидно и богато. От солнца лица всадников защищали широкополые шляпы вроде тех, что носят пилигримы; у обоих были кожаные фляги и квадратные торбы. Мод наблюдала за гостями, пока они не скрылись из виду, и в который уже раз пожалела, что не родилась мужчиной.

Хьюберт Уолтер изучал кипу документов, когда в его частные покои провели двух «торговцев». Он посмотрел на одного, потом – на второго и щелкнул языком:

– Долго же вы добирались!

Фульк припал на одно колено и поцеловал перстень архиепископа, потом поднялся и сделал шаг назад.

– Но теперь я здесь, – сказал он, выбивая из котты песок и пыль. – Где она?

Брови Хьюберта Уолтера поползли к высокому обрамлению тонзуры.

– Полагаю, в женских покоях, с королевой и ее фрейлинами, – столь же лаконично ответил он и пригласил гостей сесть. – Король и королева прибыли вскоре после полудня. Думаю, не надо объяснять, насколько опасно ваше присутствие здесь и для вас, и для меня. Вас запросто могут узнать, несмотря на этот маскарад.

Фульк понимал, что Хьюберт рискует не меньше, чем он сам.

– Я не собираюсь задерживаться ни на секунду дольше, чем это необходимо, – заверил он. – Но поскольку вы сами меня вызвали, то, полагаю, хотите мне помочь.

– Не то чтобы хочу, – с мрачным видом уточнил Хьюберт, – но мой долг – выполнить последнюю волю брата, и я искренне люблю свою невестку. Я не желаю, чтобы Мод продали, дабы потворствовать амбициям ее отца или удовлетворить похоть короля.

– Я никогда… – начал было Фульк, но архиепископ остановил его, подняв руку, и продолжил:

– С другой стороны, не пристало мне помогать человеку, который оскверняет аббатства, связывает непорочных братьев, словно рождественских каплунов, и богохульствует, переодеваясь в монаха.

– Я от души раскаялся во всех этих грехах, и на меня наложили епитимью, – ответил Фульк, стараясь, чтобы его слова прозвучали искренне, хотя он и беззастенчиво врал. – Я знаю, это не оправдание, но в тот момент у меня просто не было выхода, я спасал жизнь своих людей. – Он развел руками в знак того, что откровенен с архиепископом. – Я искренне соболезную вам и сам глубоко скорблю о смерти вашего брата. Он был мне добрым другом и наставником.

Хьюберт чуть смягчился:

– Я знаю, что вас связывали давние дружеские отношения и что Теобальд высоко тебя ценил. – Архиепископ вздохнул и покачал головой. – Может быть, даже слишком высоко. В день своей смерти он отправил мне последнее письмо, в котором настоятельно просил: если Мод будет поставлена перед необходимостью повторно вступить в брак, сделать все от меня зависящее, чтобы она вышла за тебя. Похоже, Тео думал, что и ты не будешь возражать. – Хьюберт бросил на Фулька оценивающий взгляд. – Он когда-нибудь говорил с тобой на эту тему?

Под его пристальным взглядом Фульк покраснел.

– Нет, не говорил. – Фицуорин неловко кашлянул. Рассказала ли Мод Теобальду о том, что произошло в Хигфорде? Вероятно, рассказала.

– Однако мой покойный брат не ошибся в своих предположениях?

«В Судный день и то будет легче», – подумал Фульк, не зная, куда деваться от смущения.

– Не ошибся, – сказал он и решил на этом остановиться.

Хьюберт Уолтер – умный человек и вряд ли нуждается в дополнительных объяснениях.

Архиепископ еще несколько секунд пронизывал Фулька взглядом, и один лишь Бог знает, что он при этом думал. А затем потер переносицу и устало вздохнул:

– Как ближайший родственник Мод, ее отец имеет право заплатить пошлину, чтобы взять овдовевшую дочь и доставшиеся ей земли под свою власть, пока не найдет ей подходящего мужа. Мужчине, который посватается к Мод, потребуется согласие ле Вавасура, и заплатить за него придется дорого.

– Чем заплатить? Наличными? – фыркнул Фульк.

Хьюберт в размышлении потер свои многочисленные подбородки:

– Думаю, если ле Вавасур решит, что потенциальный зять в будущем сможет отплатить ему землями и почетом, долговой расписки будет достаточно. Он уважает влиятельных людей.

Последние два слова Хьюберт Уолтер особо выделил, и взгляд его был многозначителен. Он ни за что не стал бы говорить это открытым текстом, но Фульк и так прекрасно все понял. Если он хочет заполучить Мод, придется запугать ле Вавасура и выбить у него согласие. Любопытно, сколько тонкостей и дополнительных оттенков скрывается в нашем языке, на котором мы говорим каждый день. Лесть, дипломатия, агрессия, насилие. На каком языке нужно обращаться к Мод и как она ответит? Что, если она откажет ему? Залепит пощечину и с презрением назовет вором, оскверняющим могилу? Но с другой стороны, особо выбирать вдове не приходится. Выйти за Фулька Фицуорина всяко лучше, чем оказаться во власти ле Вавасура или Иоанна.

– Мне необходимо поговорить с Мод и встретиться с ее отцом, – решился Фульк.

– Это можно устроить.

– И очень может быть, что после этого мне потребуются услуги священника.

На круглом лице Хьюберта Уолтера появилась холодная улыбка.

– И это тоже не проблема, – сказал он.

Вскоре после обеда Робер ле Вавасур пришел в частные покои Хьюберта Уолтера, дабы обсудить вопрос о цене его дочери на брачном рынке. Эту тему поднял сам Хьюберт, когда все собрались за обедом. Он попросил, чтобы ле Вавасур нанес ему приватный визит: дескать, необходимо обсудить будущее молодой женщины и прийти к соглашению.

– Если Мод просила вас взять ее под крылышко, можете зря не сотрясать воздух, – откровенно заявил ле Вавасур, едва переступив порог. – Я ее отец, и право опекунства принадлежит мне.

С небрежностью почти оскорбительной, он преклонил колено перед Хьюбертом и поцеловал воздух над перстнем, знаком архиепископского сана.

– Я не подвергаю сомнению ваши права, – мягко сказал Хьюберт. – Вам следует поступать так, как вы считаете подобающим.

– Ха, с чего это, интересно, вы вдруг сменили песню?! Всего лишь два дня назад вы, помнится, настаивали, что Мод должна остаться у вас.

– Я беспокоился о ее благополучии.

– А теперь больше не беспокоитесь?

Ле Вавасур прошел в комнату и, не дожидаясь приглашения, уселся на обитую мягкой тканью скамью.

– О нет! Мысли о Мод по-прежнему сильно занимают меня.

Хьюберт подошел к сундуку, стоящему у стены, и, в отсутствие слуг, сам наполнил вином три кубка.

– Позвольте поинтересоваться, какую сумму вы бы сочли приемлемой, дабы позволить Мод выйти замуж за того, кого она выберет?

Ле Вавасур прищурился:

– А почему вы спрашиваете?

– Допустим, из любопытства.

– Все будет зависеть от жениха. – Барон взял кубок, протянутый ему Хьюбертом, и жадно отхлебнул превосходного красного вина. – Вы, кстати, не первый, кто поднял сегодня на эту тему.

– Вот как?

– Перед самым обедом ко мне подошел Фалько де Броте и попросил руки Мод. – Ле Вавасур бросил на архиепископа хмурый взгляд. – Не по вашему наущению, я надеюсь? Вы же пригласили меня не затем, чтобы о нем поговорить?

– Ни в коем случае!

От одной мысли об этом у Хьюберта возмущенно раздулись ноздри. Фалько де Броте, один из наемников Иоанна, был печально известен полным отсутствием угрызений совести и сантиментов. Если приказать этому типу насадить на копье ребенка, пообещав приличное вознаграждение, он с радостью выполнит приказ. Однако Фалько глубоко предан Иоанну, и тот, очевидно, не терял времени после их вчерашнего разговора.

– Я так и думал. – Ле Вавасур потер подбородок. – Так вот, что касается Фалько де Броте. Я спрашиваю себя: где рядовой наемник, простолюдин, внук пекаря, смог раздобыть сумму, необходимую, чтобы выкупить мою дочь, и единственный ответ, который приходит на ум: он получил деньги от самого короля.

– Вполне вероятно, – кивнул Хьюберт. – Женить своего сторонника на наследнице благородного семейства – отнюдь не плохой способ вознаградить его за преданность.

– Но только не на моей дочери! – проворчал ле Вавасур. – Я не хочу, чтобы в жилах моих внуков текла кровь простого французского пекаря. Не надо мне такого счастья – даже за тысячу марок! – Он сердито махнул рукой. – Я не дурак. Знаю, дочурка моя хоть куда: смазливая и смирная, когда ей не взбредет на ум показать свой норов. Я видел, как Иоанн на нее смотрит. Если я дам согласие, мой первый внук мог бы быть наполовину королевских кровей. – Он сделал большой глоток. – Ведь, как известно, прапрабабка короля была дочерью простого кожевника из Фалеза и родила Вильгельма Завоевателя вне брака. Но с другой стороны…

– Значит, вы отказались? – невозмутимо спросил Хьюберт.

– Сказал, что подумаю, но потребуется бо́льшая сумма, чем предлагает де Броте, чтобы стереть пятно его низкого происхождения. Я знаю, что он будет железной рукой управлять поместьями Мод и ремнем научит ее послушанию – что пойдет строптивице лишь на пользу, – но все же этого недостаточно, чтобы вверить бастарду свою дочь.

– Абсолютно с вами согласен, – без выражения произнес Хьюберт.

– Итак, – ле Вавасур вальяжно развалился на скамье и вытянул ноги, – полагаю, у вас есть для меня некое предложение: вы нашли Мод подходящего жениха или же хотите предложить взятку, чтобы от меня откупиться. Подозреваю, что все-таки первое, – он показал подбородком на третий кубок, – хотя я сегодня не видел в зале никого, кого хотя бы теоретически мог рассматривать как возможного родственника.

– Вы проницательны, милорд, – криво усмехнулся Хьюберт и призадумался: а вдруг излишняя осторожность помешает Вавасуру проглотить наживку.

Архиепископ открыл дверь и что-то тихо сказал одному из двух рыцарей-стражников, а затем впустил его внутрь, оставив Жана де Рампеня в одиночестве. Одетый в позаимствованную из местного арсенала полную кольчугу со шлемом, закрывающим лицо длинным наносником, а подбородок – бармицей, Фульк выглядел простым безымянным рыцарем, обычным стражником замка.

Робер ле Вавасур вытаращил глаза:

– Это что, шутка?

Он машинально потянулся к поясу, ища меч, но его не было: никому не дозволялось находиться вооруженным в присутствии архиепископа Кентерберийского.

– Это не шутка, милорд. – Фульк прислонил копье к стене, снял шлем и сдвинул с головы кольчужный капюшон. Одной рукой он расправил примятые черные волосы, а второй отстегнул бармицу. – Это маскировка, чтобы сохранить собственную безопасность и не напугать вас.

Ле Вавасур продолжал остолбенело смотреть на него.

– Вы в своем уме? – сдавленно спросил он Хьюберта, не сводя взгляда с Фицуорина. – Вы хотите, чтобы моя дочь вышла замуж за разбойника?

Фульк подошел к сундуку и взял приготовленное для него вино, затем повернулся, звякнув кольчугой, и шутливо поднял кубок за отца Мод.

– Только подумайте, насколько я ценный человек, – сказал он, не давая Хьюберту ответить. – Иоанн предложил за мою шкуру тысячу фунтов серебром и отправил сотню рыцарей, чтобы эту шкуру добыть.

– Едва ли сие обстоятельство может стать причиной отдать за вас мою дочь! – прошипел ле Вавасур.

– Возможно, милорд. Но ведь вы человек, который уважает личное состояние, – сказал Фульк.

– Фицуорин имеет в виду, – поспешно вставил Хьюберт, – что его разрыв с королем – временный.

– Рано или поздно Иоанн убедится, что, вернув мне земли, он избавит себя от значительных расходов и треволнений, – подтвердил молодой человек.

Фульк сел напротив ле Вавасура. Под чужой кольчугой и гамбезоном на нем была надета котта торговца. Наряд из фиолетовой шерсти, с отделкой из сине-золотой тесьмы без слов говорил, что его владелец может себе позволить одеваться дорого. Пальцы Фицуорина были унизаны перстнями, а к заклепкам хауберка прикреплен золотой крест. Фульк знал, какое значение ле Вавасур придает богатству и внешнему виду. Осенний набег на караван Иоанна полностью оправдал опасность, с которой был сопряжен.

– Не втягивай меня в свой дурацкий бунт! – отрезал ле Вавасур.

– Он не дурацкий. – Фульк ответил тихо, но в глазах у него внезапно зажглась озлобленность. – Но, милорд, я прошу вас не присоединиться ко мне, а лишь дать согласие на брак с вашей дочерью.

– Да я скорее…

– Отдадите ее потомку булочника? – перебил его Хьюберт Уолтер. – Простому наемнику? Предпочтете купить расположение короля ценой ее тела и посмотреть, как вашей кровиночкой попользуются и передадут дальше? Его дед, – показал он на Фулька, – был лордом Ладлоу, и, между прочим, род Фицуоринов происходит от герцогов Бретани.

Ле Вавасур стиснул зубы и сжал кулаки. Он сделал было пару шагов к двери, но потом резко развернулся и зло посмотрел на Фулька:

– Зачем тебе Мод? Какая тебе выгода от подобной женитьбы?

Фульк знал, что ступает на опасную почву. Речи о верности и любви способны вызвать у человека, подобного ле Вавасуру, лишь насмешку. К счастью, пока Фульк ожидал своего выхода на арену, у него было достаточно времени все обдумать.

– Я восхищался тем, как ваша дочь держала себя, будучи женой милорда Уолтера, – сказал он. – Она была со всеми любезна, но никогда не доходила до фамильярности. Она может похвастаться крепким здоровьем и к тому же обладает приятной внешностью. Такие качества редко сочетаются в одной женщине. Вдобавок она уже получила некоторый жизненный опыт. У меня нет особого желания брать к себе в постель невинного ребенка. И конечно, – прибавил Фульк, – не последнюю роль в моем выборе играют ее земли: в Йоркшире, Ланкашире, Лестершире и Ирландии. Только подумайте, какой урожай можно получить, если соединить эти акры с моими и хорошенько возделывать.

– Но у тебя же нет никаких земель, – мгновенно парировал ле Вавасур.

Фицуорин понял, что действует в верном направлении.

– У короля не будет иного выбора, кроме как вернуть их мне, – уверенно заявил он. – У Иоанна и без того уже слишком много забот. Нормандия и Анжу вот-вот поднимут восстание. Валлийцы постоянно совершают набеги. Ему пригодится каждый человек, способный держать оружие. Я должен быть в числе королевских воинов, а не звенеть у него надо ухом и жалить, как злой комар.

Отец Мод, поджав губы, глядел на Фицуорина. Тот понимал, что барон наверняка наслышан о его ратных подвигах, а атлетическое телосложение молодого человека говорило само за себя. Ле Вавасур также должен знать, что Фульк – старший из шести сыновей, и все они крепкие и сильные, как на подбор. Род, предрасположенный к рождению здоровых мужчин, – большое преимущество для жениха. Не говоря уже о достоинствах его знаменитого деда Гозлена де Динана и о родственных связях с высшей бретонской знатью.

– Мне предложили за Мод тысячу марок, – сказал ле Вавасур. – Сколько готов заплатить ты?

Фульк пожал плечами:

– Цена справедливая. – Он на несколько секунд задумался. Очевидно, что ле Вавасур захочет получить больше названной суммы. Иначе он ничего не выиграет, принимая предложение Фулька. – Как, по-вашему, милорд, тысяча фунтов серебром – это подходяще? – спросил Фицуорин. Марка была на семь шиллингов дешевле фунта.

Ле Вавасур скривил губы и, усмехнувшись, уточнил:

– Это сейчас или когда тебе вернут земли?

– Задаток в двести фунтов – сейчас, остальное – позже, частями, – сразу ответил Фульк. Надо было во что бы то ни стало выглядеть уверенно.

– А ты потом не передумаешь?

– Слово чести, милорд.

Отец Мод задумался, не спуская с Фулька немигающих глаз, и это невольно напомнило Фицуорину парализующий жертву взгляд змеи. Наконец ле Вавасур едва заметно кивнул:

– Ладно, быть по сему. Девчонка твоя, за сумму в тысячу фунтов серебром. Пусть архиепископ составляет брачный договор. – (Фульк с облегчением выдохнул.) – Правда, – задумчиво продолжал ле Вавасур, – мне нет необходимости утруждать себя устройством свадьбы. Тысячу фунтов серебра я легко могу получить, выдав тебя королю.

– Вы недолго протянете, наслаждаясь плодами такой сделки, – бесстрастно произнес Фульк. – Да и что касается наших земельных притязаний, тут ничего не изменится. Даже если я погибну, у меня останется еще пятеро братьев-наследников. Кроме того, архиепископ Кентерберийский подтвердит, что вы встречались и вели переговоры с бунтовщиком.

– Значит, я ничего не выиграю, – заключил ле Вавасур, холодно улыбнувшись.

Хьюберт Уолтер взял со стола свиток пергамента:

– Я позволил себе заранее набросать текст брачного договора. Остается только добавить детали. Не вижу оснований откладывать венчание. Церемонию можно совершить прямо сейчас, пригласив в качестве свидетеля Жана де Рампеня.

Ле Вавасур не перестал улыбаться, но прищурил глаза:

– Не думайте, что я такой уж простак. Я не ручная собачонка, которую можно водить на поводке.

«Да уж, – подумал Фульк. – Ты злобный и хитрый тип и ни за что бы не согласился, если бы это не было тебе выгодно».

– Ничего подобного я и не имел в виду, милорд, – спокойно сказал Хьюберт Уолтер. – Просто это сэкономит нам время. Фульку лучше находиться не в Кентербери, а в каком-нибудь более безопасном месте.

– У вас, ваше высокопреосвященство, всегда найдется самое убедительное объяснение любым вашим действиям, – недовольно проворчал барон.

Хьюберт Уолтер предпочел проигнорировать это замечание и, решительно направившись к двери, вполголоса отдал поручение Жану де Рампеню. Тот немедленно отправился в женские покои.

– Теперь нам остается только дождаться невесту, – сказал Хьюберт, возвращаясь в комнату.

Мод как раз прикорнула на тюфяке, когда пришла служанка с известием, что ее хочет видеть Хьюберт Уолтер и что архиепископ специально прислал стражника – сопроводить госпожу в его покои.

Мод встала, ополоснула лицо из кувшина, стерла следы недавних слез. Сердце сжалось от тревожного предчувствия. Зачем Хьюберт Уолтер хочет ее видеть? После сегодняшней встречи с отцом она не испытывала ни малейшего желания снова вступать в противостояние, в очередной раз сносить унижение от человека, который якобы бескорыстно действует в ее интересах. К сожалению, отказаться явиться к архиепископу, да еще находясь у него в качестве гостьи, она не могла.

Мод знаком велела Барбетте следовать за ней. Королева Изабелла бросила на гостью злорадный взгляд.

– Наверное, это по поводу того предложения насчет замужества, – сказала она.

Королева сидела у камина и ела медовую нугу, пока служанка убирала ее волосы красными лентами.

– Какого еще предложения? – Мод с изумлением и ужасом воззрилась на Изабеллу.

Королева прикрыла рот маленькой белой ладошкой.

– Ах, кажется, я случайно выдала секрет? Разве вы не знали?

«Вот сучка!» – подумала Мод.

– Так о каком предложении идет речь? – повторила она свой вопрос.

Изабелла убрала руку ото рта.

– Фалько де Броте предложил вашему отцу тысячу марок.

Мод почувствовала дурноту. Она видела, как Фалько де Броте обращается с женщинами на людях, и не сомневалась, что в домашней обстановке все будет намного хуже. Синяк на руке, в том месте, где ее схватил отец, ничто по сравнению с тем, что ждет ее в качестве жены этого наемника. Де Броте был человеком состоятельным, но не настолько состоятельным, чтобы заплатить тысячу марок. Следовательно, эти деньги он наверняка от кого-то получил – по всей видимости, от Иоанна. Иначе откуда Изабелла настолько хорошо осведомлена?

– Фалько де Броте рубит дерево не по себе! – с яростью сказала Мод и гордо направилась к выходу. В голове у нее лихорадочно крутились мысли о бегстве.

– Леди Уолтер. – Кланяясь ей и Барбетте, стражник бросил на обеих лукавый взгляд исподлобья.

И тут Мод испытала еще одно потрясение, правда на сей раз приятное. Она не видела Жана де Рампеня со времени своего приезда в Кентербери, но теперь он стоял перед ней в полных доспехах и сюрко личного стража архиепископа.

– Зачем меня вызывают? – спросила она, проходя мимо Жана. – Это касается замужества?

Кажется, она застала Жана врасплох.

– Вы уже знаете?! Откуда?

– Королева с большим удовольствием поведала мне эту новость. Надеюсь, ваш господин собирается помешать этим планам. Иначе я стану во весь голос вопить о своем несогласии, пока меня будут тащить к алтарю.

Удивление на лице Жана сменилось озабоченностью.

– Королева знает? Откуда?

– Полагаю, ей рассказал Иоанн.

Де Рампень остановился прямо посередине коридора и повернулся к Мод:

– А за кого, по ее словам, вы должны выйти замуж?

– Якобы Фалько де Броте предложил моему отцу тысячу марок за право взять меня в жены, – нахмурившись, пояснила Мод. – Разве не поэтому меня вызывает архиепископ?

– Нет, не поэтому, – сказал Жан и пошел дальше так стремительно, что Мод приходилось почти бежать, чтобы не отстать от него.

– А зачем тогда?

Жан не ответил, и вскоре стремительная прогулка закончилась у двери, ведущей в покои архиепископа. Оруженосец постучал и громко назвал свое имя, чтобы получить разрешение войти.

Заслышав грохот шагов и клацанье засова, Мод еле сдержалась, чтобы не броситься наутек. Дверь открылась, и она ахнула от изумления, оказавшись лицом к лицу с Фульком. Тот был одет в кольчугу. Оттененные блеском металлических звеньев, его глаза казались темными, как бурное море. Выражение лица тревожное, отрешенное. Отец Мод стоял в глубине комнаты, потирая руки, а архиепископ готовил печати для двух свитков пергамента. Мод сумела одним взглядом охватить все эти детали, а потом услышала, как Жан закрывает дверь и запирает ее на засов.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она Фицуорина хриплым от испуга голосом. – Тебя же убьют, если поймают!

– Вот именно – если, – пожал он плечами. – А я не намерен доставить Иоанну такое удовольствие. – Фицуорин сделал глубокий вдох, блеснули звенья кольчуги. – Я здесь, – объявил он, – потому, что пришел за тобой…

– За мной? – Мод непонимающе смотрела на него.

Не успел Фульк ответить, как ле Вавасур шагнул вперед:

– Дочь моя, Фицуорин предложил мне за твою руку тысячу фунтов серебром, и я согласился.

– Что? – Мод изумленным взглядом обвела всех присутствующих. Ее затрясло. – Меня покупают и продают на аукционе, как племенную кобылу?!

– Мод, – угрожающе прорычал отец, – попридержи-ка язык, а не то я сам тебе его укорочу.

– Как сегодня утром? – презрительно бросила она, спиной ощущая позади себя запертую дверь. – Неужели ни у кого из вас нет ни капли благопристойности?

Ле Вавасур побагровел:

– Кровь Господня, ты испытываешь мое терпение, девочка! Я и впрямь велю взнуздать тебя, как кобылу, чтобы отучить дерзить…

– Тихо! – сказал Фульк, резко махнув рукой, и повернулся к дымящемуся от негодования ле Вавасуру. – Вы позволите мне поговорить наедине с вашей дочерью?

Барон злобно зыркнул на Фулька, но отрывисто кивнул.

– Я разрешаю вам даже выпороть Мод, если она будет переходить границы. К сожалению, она частенько путает уверенность в себе с упрямством.

Лицо Хьюберта Уолтера все это время оставалось непроницаемым.

– Можете поговорить вон там, – показал он на небольшую комнатку, отгороженную портьерой.

Мод чуть было не отказалась, но, когда Фульк заговорщически подмигнул, приняла церемонно протянутую ей руку и последовала за ним.

Фицуорин задернул портьеру и отошел в дальний конец комнаты. Расстояние составляло всего несколько ярдов, однако возможности подслушать их разговор не было.

– У тебя есть возражения против того, чтобы выйти за меня замуж? – повернувшись к Мод, тихо спросил Фульк, но не переходя при этом на шепот.

– Я возражаю, чтобы меня передавали, как предмет мебели или… как племенную корову. Иоанну нужно мое тело, Фалько де Броте – мои земли, отец требует, чтобы я поступала, как велено родителем, а ты хочешь меня спасти от всех, забрав себе. – Она остановилась, чтобы негодующе перевести дух. – И никого при этом не интересует, чего хочу я сама!

– Ну и чего же ты хочешь?

– Чтобы меня оставили в покое и позволили соблюдать траур по мужу, как подобает. – В глазах у нее снова защипало.

– Покой ты сможешь обрести разве что в мечтах, – пожал плечами Фульк и рассудительно сказал: – Тебе придется сделать выбор прямо сейчас, как ни крути.

Мод захотелось взбунтоваться, выплеснуть ярость, вырваться из угла, в который ее загнали. Но одновременно в душе ее возникло и другое желание. «Соглашайся! – говорил ей внутренний голос. – Бери скорее Фулька в мужья и держи его крепче!»

– Я тоже скорблю по Теобальду, – тихо произнес Фульк.

Она больше не могла сдерживаться, и слезы хлынули у нее из глаз.

– Знаю, – проговорила Мод.

– Я высоко чтил его. Лорд Уолтер был моим наставником, человеком, который сделал из неотесанного оруженосца достойного рыцаря. – Мод вытерла глаза рукавом, глотая слезы, а Фицуорин продолжал: – Клянусь, что всегда буду почитать его память, так же как буду почитать тебя!

Лицо Фулька расплывалось у нее перед глазами.

– Просто я не доверяю своему здравому смыслу, когда речь идет о тебе. – Сквозь слезы на лице Мод забрезжила насмешливая улыбка. – Смотрю на тебя, и весь разум тут же улетает в окошко.

– Словно летучая мышь при звуках мессы, – кивнул Фицуорин. – Со мной происходит то же самое.

– Что-что? – удивленно подняла брови Мод. – Какая еще летучая мышь?

– Слышала песню о графе Анжуйском и его жене – колдунье с серебряными волосами и глазами цвета морской волны? – Он подошел ближе и взял ее за руку. – Помнишь, как она коллекционировала сердца сраженных ее красотой мужчин и носила их как ожерелье, а они продолжали стучать у нее на груди? – Фульк погладил ладонь Мод большим пальцем. – Разве не лучше терять разум вместе, чем поодиночке?

– Лучше, чтобы меня обольстили до беспамятства, чем поколотили – ты это хочешь сказать? – спросила она, понемногу приходя в себя.

Его рука приобняла Мод за талию, и он притянул ее к холодным железным кольцам хауберка:

– Но ты ведь явно предпочтешь первое?

Молодая женщина колебалась, понимая, что балансирует на краю пропасти. Еще один шаг – и битва будет окончена. Ей нечего терять, кроме самой себя, а взамен Фульк поклялся отдать ей свое сердце. Он наклонился, ища поцелуя, но она отвернула лицо, вырвалась из его рук и заявила:

– Обольщай меня сколько хочешь, но лишь после того, как мы обвенчаемся.

Тревожное выражение, промелькнувшее на лице Фулька, когда Мод оттолкнула его, сменилось шутливым разочарованием. Он осторожно коснулся ее щеки.

– Очень хорошо, – сказал он, – тогда пойдем немедленно преклоним колена перед архиепископом и принесем клятвы перед лицом Господа.

Свадебная церемония была краткой и простой. Хьюберт Уолтер обернул руки Фулька и Мод пурпурной столой, и они произнесли клятвы. Фицуорин достал плетеное золотое кольцо, архиепископ благословил его и, когда Фульк надел кольцо Мод на палец, объявил их мужем и женой: в горе и радости, болезни и здравии, пока смерть не разлучит их.

Услышав последнюю фразу, Мод содрогнулась. «Пока смерть не разлучит вас». Сколько это? Несколько часов, несколько дней или целая жизнь? Фульк поцеловал ее, но это была лишь формальность в присутствии свидетелей. Поцелуй не доставил Мод того дурманящего наслаждения, которое она испытала в комнатке за портьерой. После Фулька подошел отец, потом Жан и, наконец, Хьюберт. Когда он поцеловал Мод в обе щеки, она почувствовала внезапный прилив нежности, и на глаза навернулись слезы. Хьюберт напомнил ей о Теобальде, о днях, полных спокойствия и неж ной заботы, что остались где-то далеко, на продуваемых ветром ирландских берегах.

– Если отправитесь в путь прямо сейчас, пока двор обедает, выиграете еще несколько часов до наступления сумерек, а ваш отъезд мало кто увидит, – рассудительно заметил Хьюберт.

Барбетту отослали на женскую половину – за плащами, луком и колчаном хозяйки. Если возникнут вопросы, ей было велено отвечать, что леди Уолтер собирается поупражняться в стрельбе. Мод предпочла бы забрать и свой дорожный сундук, и любимое зеленое платье, но этого нельзя было сделать, не вызвав подозрений. Да к тому же она и сама понимала, как важно сейчас ехать налегке.

Под Фицуорином сегодня был не Огонек, а серая кобыла, отличающаяся спокойным норовом, так что седок мог с комфортом путешествовать на большие расстояния. Фульк сел в седло и, наклонившись, протянул Мод руку. Она схватила его сильные пальцы и вскочила позади мужа на кожаный накрупник. Жан де Рампень подал руку Барбетте.

Мод повернулась к служанке:

– Барбетта, ты вовсе не обязана разделять со мной опасности. Оставайся здесь, если хочешь. Архиепископ устроит тебя в другую семью.

Но та лишь покачала головой:

– Миледи, я служила вам со дня вашего венчания с лордом Теобальдом. И не хочу менять хозяйку. Вряд ли мне где-то будет лучше. – Она уселась за спину Жана и озорно улыбнулась. – По крайней мере, сейчас я чувствую себя очень неплохо, – сказала она и обвила Жана руками за талию.

– Да и мне тоже грех жаловаться, – ухмыльнулся молодой человек.

Мод засмеялась, и ей стало легко. Она вдруг почувствовала, что пускается в увлекательное приключение. Вокруг были надежные друзья, они вместе шли против всего мира и не ведали страха.

Подавая лошади сигнал, Фульк прищелкнул языком, а Мод просунула руку ему за пояс и ухватилась покрепче. Время от времени они с Теобальдом тоже так ездили, но тогда ощущения были другими: Мод больше интересовали окружающие пейзажи, и она не испытывала ни малейшего трепета от прикосновения к мужчине, правящему лошадью. Теперь картина изменилась. Мод обращала внимание на каждую ниточку в плаще Фулька. На то, как лежат его блестящие черные волосы и на очертания волевого подбородка. На то, как трепещут темные ресницы мужа при легком повороте головы. На его сильные изящные руки, держащие поводья.

Когда всадники выехали из Кентербери, колокол собора пробил, призывая прихожан к вечерне. Но поскольку стояла уже почти середина лета, оставалось еще несколько светлых часов пути. Фульк пустил лошадь мягкой рысью. Примерно через полмили им встретился купец, ехавший в сторону города. Его мул был навьючен венками из свежих цветов, перевитых тонкой проволокой и пеньковой веревкой. Весть о том, что королевский двор находится в Кентербери, распространялась со скоростью лесного пожара, и торговцы не упускали возможности поживиться.

Фульк натянул поводья и потянулся к кошелю на поясе. В обмен на четверть пенни купец протянул ему венок, сплетенный из зеленых ветвей и шиповника, источающего нежный аромат.

Купец поехал дальше, а Фульк повернулся в седле и увенчал простое белое покрывало Мод ободком из цветов.

– У каждой невесты должны быть венок и кольцо, – сказал он.

Мод почувствовала, как глаза ее наполняют слезы: это было глупо, и пришлось прикусить губу.

Он бы поцеловал ее, и она бы поцеловала его в ответ, но в этот момент на дороге появился отряд вооруженных всадников, направляющийся в Кентербери, и Фульк отвел коня в сторону, чтобы дать им проехать, не привлекая к себе внимания. Один из последних всадников, сержант в стеганом гамбезоне, с любопытством разглядывал четырех путников, и даже когда отряд проехал мимо, все оборачивался через плечо и хмурился.

– Похоже, он нас знает, – пробормотал Жан. – Фульк, ты его раньше видел?

– Вроде не припоминаю…

– Этот человек некоторое время служил у Теобальда, но потом тот отказался от его услуг, потому что от него были сплошные неприятности: вечно он затевал скандалы, – сказала Мод, с тревогой глядя вслед удаляющимся всадникам. – Он хорошо знает меня и знает Барбетту. – Она крепче вцепилась Фульку в пояс. – Поступил на службу к Тео еще в те времена, когда тот собирал взносы за участие в турнирах. Может, память подскажет ему и твое имя. Думаю, этот тип не замедлит навести справки и заработать свои тридцать сребреников.

– Значит, надо спешить.

Фульк вывел серую кобылу обратно на дорогу и погнал ее рысью: если в результате этой случайной встречи за беглецами отправят погоню, надо постараться ускакать как можно дальше.