Глава 17

Не успели Фульк с братьями спешиться во внутреннем дворе Хигфорда, как тетушка Эммелина тут же выбежала им навстречу. Она обвила шею старшего племянника руками, расцеловала его в обе щеки, а потом порывисто стиснула в объятиях:

– Вот ведь горе-то какое! – Затем подошла поочередно к каждому из братьев и точно так же поздоровалась с ними. – Сперва Хависа не разрешала отправить вам письмо. Считала, что, мол, пока вы в Бретани, вам не грозит опасность, но леди Уолтер сказала, что вы должны знать. Ваша матушка терпела до последнего… но, видишь как вышло, не застали вы ее в живых. Бедняжка умерла через неделю после того, как уехал гонец.

Фульк ошарашенно смотрел на тетушку. Лучи июльского солнца нещадно били в глаза. Почти весь день стояла страшная жара.

– А при чем тут леди Уолтер?

– Она приехала навестить вашу матушку, – пояснила Эммелина, – и осталась с Хависой до самого конца, храни ее Господь. Ее присутствие было для вашей матери большим утешением.

– Леди Уолтер сейчас здесь?

– Нет, уехала к отцу, но сказала, что возвращаться обратно на юг будет этой же дорогой.

Значит, Мод уехала.

Фульк почувствовал облегчение. По крайней мере, одной проблемой меньше. Ему и без того было очень тяжело.

– Мы сейчас были на могиле матери в Олбербери, – сказал он. – Осталось еще немало незаконченных дел, которые необходимо завершить, чтобы родители наши воистину упокоились с миром.

– Я знаю. – Тетушка взяла его за руку. – Но дела можно отложить, по крайней мере ненадолго. Так что снимайте-ка вы доспехи да идите в дом и подкрепитесь.

Фульк высвободился из ее объятий.

– Если вы пустите нас в дом, тетушка Эммелина, то нарушите закон и окажетесь виновны в пособничестве преследуемым по закону разбойникам, – предупредил он.

Эммелина выпрямилась во весь рост, и глаза ее оказались на уровне груди племянника.

– Да за такое оскорбление стоило бы выгнать вас за ворота Хигфорда! – заявила она. – И придет же такое в голову! Я, между прочим, урожденная Фицуорин, родная сестра вашего отца. Да плевать я хотела на все законы! Вы мои любимые племянники, и точка!

– Тогда спасибо. – Фульк нагнулся и поцеловал ее в щеку. – Мы вам очень признательны. Вот только…

Эммелина подняла брови:

– Что еще?

– Мой отряд. – Фульк указал на ворота. – Я велел своим людям остаться снаружи, на случай если вы не согласитесь их приютить. С тех пор как я в изгнании, к моей свите присоединились многие. Их там больше пятидесяти рыцарей, все на лошадях.

Тетушка Эммелина ошарашенно моргнула, но быстро пришла в себя.

– Разумеется, я приму всех, – сказала она и махнула рукой. – Двум смертям не бывать, а с таким войском нам ни один враг не страшен: никто не отважится осаждать Хигфорд.

– Мы не станем долго злоупотреблять вашим гостеприимством, обещаю. – Фульк дал Алену знак, чтобы тот звал людей. – Задержимся только на то время, пока спланируем кампанию.

– Значит, в Бретань вы не вернетесь? Я так понимаю, что убеждать вас оставаться там и жить в безопасности бесполезно?

– Абсолютно верно, – подтвердил он.

Бретань уже сыграла свою роль в этом деле. Там у Фулька было время хорошенько подумать и решить, доживать ли жизнь домашним рыцарем и наемником, слугой и нахлебником дальних родственников или же рискнуть, поставить все на карту и сражаться за свои земли.

– Я уже сделал выбор, тетушка, и если погибну на пути к цели, то быть по сему. По крайней мере, встречу смерть в хорошей компании.

В доме Эммелины Фульк Фицуорин и его отряд остались на ночь и следующий день, а когда вновь опустился вечер и воздух стал прохладным, мужчины облачились в кольчуги и пристегнули мечи.

– Уж не знаю, пожелать ли тебе счастливого пути или слезно просить тебя не уезжать, – сказала тетушка, когда Фульк вдел ногу в стремя и взлетел в седло.

Тени во дворе начали удлиняться, и участки серого наступали на залитые ярким солнцем золотые пространства.

– Лучше первое, – с невеселой улыбкой посоветовал Фульк. – Вы же знаете, что второе абсолютно бесполезно.

Он наклонился и принял из ее рук традиционный прощальный кубок вина, отпил глоток и передал Уильяму.

– Помни, Фульк, ворота Хигфорда всегда для вас открыты.

– Я знаю, тетушка, и очень вам благодарен.

– Не нужно меня благодарить, я уже говорила, – замахала руками Эммелина и промокнула глаза. – Возвращайтесь живыми и невредимыми – вот все, о чем я вас прошу.

– Постараемся. – И он улыбнулся, грустно и нежно одновременно.

Фульк развернул Огонька и направился к воротам. До Уиттингтона было добрых три часа езды, а если ехать окольными путями и тропами, укрываясь от чужих глаз, то и еще дольше. К тому времени как взойдет луна, Фульк хотел оказаться под прикрытием Бэббинвуда – ближайшего к Уиттингтону леса, который лорд Фицроджер превратил в охотничьи угодья. Вот только на этот раз дичь окажется двуногой, а предметом охоты станет сам охотник.

В сером свете раннего утра Гвин Фицморис открыл глаза и некоторое время лежал, прислушиваясь к пению птиц и собираясь с мыслями. Рядом на тюфяке, распространяя тяжелый запах винного перегара, негромко похрапывала Альбруна, вдова лесника. Хотя ей уже перевалило за тридцать лет, она была еще очень хороша собой: высокая грудь, копна роскошных черных волос и пухлые алые губы. Да и брала Альбруна недорого, так что Гвин наведывался ко вдовушке по крайней мере пару раз в неделю. Его отца это веселило, а у брата вызывало презрительную насмешку – небось завидовал.

Гвин потихоньку дотянулся до своих вещей, оделся и выскользнул из деревянного домика, чтобы сполоснуть лицо из бочки с водой. Цепной пес Альбруны заворчал было на него, но узнал и замахал пушистым хвостом. Умывшись, Гвин провел влажными руками по волосам, дружески похлопал собаку и направился к лошади, которую он привязал по другую сторону домика. После ночи постельных утех у молодого человека разыгрался зверский аппетит. В замке сейчас как раз должны доставать из печи горячий хлеб. Юноша взнуздал жеребца, вскочил в седло и, щелкнув языком, двинулся по дороге. Не успел Гвин проехать и четверти мили, как услышал какие-то звуки, похожие на голоса. Он натянул поводья, остановился и прислушался, склонив голову и навострив уши. Звук послышался снова, тихий и трудно различимый. Может, показалось? Да нет, лошадь тоже прядала ушами. Покружив на месте, Гвин направил жеребца в дебри, где плющ сплетался с ежевикой, перемежаясь с поросшими мхом мертвыми ветками.

«Небось какое-нибудь крестьянское семейство с утра пораньше перешло границу заповедного леса и собирает валежник», – предположил он, но тут же отогнал эту мысль. Валежник обычно собирали женщины и дети. Голоса же, хотя и слышались неотчетливо, бесспорно, были мужскими.

Гвин для уверенности потрогал кинжал на поясе. «Это точно не разбойники, – подумал он. – Те не осмелились бы подойти так близко. И уж конечно не валлийцы принца Лливелина. А вдруг все-таки валлийцы? Притаились себе в засаде, ожидая подходящего момента?» Юноше стало не по себе.

Страхи Гвина оправдались, когда он разглядел между стволами тусклый блеск кольчуги, а справа – человека в дозоре. Судя по ссутуленной спине часового, он стоял здесь уже несколько часов, но глаза его тем не менее не утратили зоркости.

«О Господи, да это же…» Гвин в остолбенении таращился на Уильяма Фицуорина, а Уильям Фицуорин уставился на него, поднимая охотничий горн, висевший на плече.

Гвин хлестнул коня, пришпорил его и, не обращая внимания на тут и там торчащие из земли корни и на низко свисающие ветви деревьев, сломя голову помчался в сторону замка.

Выругавшись, Фульк скомандовал отряду: «По коням!» – но вовсе не потому, что намеревался преследовать Гвина Фицмориса. Тот был уже слишком далеко. Просто всегда оставалась опасность, что кто-то случайно забредет в лес и наткнется на них.

– Бог знает, что этот парень делал в самой чаще в такую рань, – сказал Уильям и оскалился. – Эх, жаль, не было у меня при себе лука. Я бы его стрелой выбил из седла. А теперь он поднимет шум и крик, и за нами придут.

– Что будем делать: сражаться или спасаться бегством? – спросил Филип Фицуорин, поднимая кольчужный капюшон, скрывающий его яркие медные волосы.

– Сражаться, – коротко ответил Фульк. – Увы, мы потеряли преимущество неожиданности, но в любом случае надо использовать шанс. Теперь Морис выйдет на охоту чуть более подготовленным, однако не все потеряно. Гвин видел только Уильяма у границы лагеря. Я уверен, он не смог оценить ни нашу численность, ни боеспособность.

– Ты думаешь, он пойдет на нас? – Уильям отвязал своего коня от низкой ветки дуба. – А по мне, так этот тип скорее спрячется за стенами замка, где его трусливая задница будет в безопасности.

– Полагаю, он все-таки вылезет, – тихо сказал Фульк. – И ты, Уилл, зря считаешь Гвина трусом. Да, младший сын Мориса очень хитер и коварен, но наверняка будет драться, если решит, что может победить.

Отвязав Огонька, он сел в седло. Короткая команда, быстрое движение поводьев, и вот уже отряд Фулька двинулся прочь от того места, где они разбили лагерь, направляясь к лесной дорожке. Она вела к замку, до которого оставалось не больше полумили.

Рыцари добрались до опушки, когда солнце уже сменяло свой утренний жемчуг на струящееся золото. Металлические отблески вспыхивали на доспехах воинов, галопом приближавшихся к лесу со стороны замка.

– Смотри, – кивнул Фульк Уильяму, указывая на щит Фицроджера: ярко-зеленый, с двумя золотыми кабанами.

– Отдай его мне, а? – взмолился Уильям. – Фульк, если ты меня любишь, отдай его мне!

Фульк свирепо улыбнулся:

– Любить-то люблю, но не настолько, чтобы уступить этого негодяя тебе. Потому что он мой!

Вытянув из-за пояса моргенштерн, он крепко сжал кожаную рукоять. На цепочке закачался шипастый шар.

Фульк развернулся в седле, чтобы обратиться к своему войску. Рыцари горячили коней, прилаживали поудобнее щиты, проверяли оружие. Он увидел на лицах возбуждение, напряжение, некоторый страх – все те же чувства, что испытывал и он сам, за исключением, пожалуй, дикого гнева и желания мести.

– Вы все путешествовали со мной и достаточно долго упражнялись, чтобы знать свою роль! – выкрикнул Фульк. – Единственная разница между тем, что нам предстоит, и турниром – это правила ведения боя. À outrance. Битва острым оружием, и никаких призов, разве что кому-нибудь особенно повезет. Земля плоская, никаких преимуществ ни у одних, ни у других не будет. Постарайтесь не только проявить доблесть, но и не потерять голову, и тогда победа – наша.

– Победа! – эхом откликнулся Уильям, рыча и пронзая мечом воздух.

– Победа! – хором отозвались более пяти десятков глоток.

Под отзвуки этого крика отряд двинулся из леса слаженным галопом. Люди же Мориса, напротив, скакали к лесу торопливо и нервно, вразнобой. Они буквально оцепенели от страха, когда из-под покрова деревьев неожиданно возникли бойцы Фицуорина и с топотом помчались на них.

В горле у Фулька пересохло, рука стала скользкой от холодного пота. Огонек нес его к месту стычки. Земля вздрагивала в такт стучащим галопом копытам, и одновременно бешено колотилось сердце. Все ближе и ближе. Вспыхивающие на доспехах лучи солнца, его слепящие отблески на лезвии меча, частое дыхание коня и глухие удары копыт. Фульк размахивал моргенштерном и громко выкрикивал боевой клич, но звук дробился внутри шлема.

Два конных отряда столкнулись, произведя мощный глухой звук, который раскололся и распался на многочисленные звуки отдельных стычек. Моргенштерн с невероятной силой обрушился на шлем одного из рыцарей, выбив того из седла. Фульк разворачивал Огонька коленями и направлял его в самую гущу сражения в поисках зеленого щита и золотых кабанов Мориса Фицроджера. Несколько раз Фульку удавалось подойти достаточно близко, но его поочередно атаковали то один, то другой телохранитель Мориса. Раздосадованный, он заставлял себя не терять самообладания. Где-то справа слышался голос Уильяма, который, как всегда во время сражения, выкрикивал: «Фицуорин!» – используя родовую фамилию как боевой клич, помогающий ему всецело отдаться битве и призванный напугать врагов. Ему вторили более высокий голос Иво и бычий рев Алена.

– Фицуорин! – заорал Фульк во всю мощь своих легких, так чтобы никто не мог перекрыть его голос, и с удвоенными усилиями начал пробиваться к Морису Фицроджеру.

В толпе внезапно открылось пустое пространство, в конце которого показался зеленый, с золотом щит. Фульк направил туда Огонька, на ходу раскручивая моргенштерн, жестко и стремительно. Когда Морис осознал опасность, в глазах у него вспыхнул ужас, однако было уже слишком поздно. Его щит стремительно взмыл вверх, но недостаточно быстро, и шар моргенштерна ударил по плечу, вбивая звенья кольчуги в стеганый поддоспешник, оставляя на теле синяки и дробя кость. У Мориса отнялась левая рука, щит упал. Фульк размахнулся, готовясь нанести новый удар. Но, выкрикивая дрожащим от боли и паники голосом приказ об отступлении, Морис натянул поводья и пришпорил жеребца. Поэтому второй удар Фулька пришелся по лошади. Жеребец пронзительно заржал и споткнулся, но быстро набрал прежний темп и, повинуясь отчаянным понуканиям Мориса, вскоре уже изо всех сил несся к замку.

Огонек сбился с ноги, когда один из рыцарей Мориса преградил Фицуорину дорогу и обрушил на него меч. Фульк отразил выпад щитом и ударил противника моргенштерном. Затем быстро увернулся и продолжил преследование. Врага надо было поймать раньше, чем он укроется за стенами замка.

Морис и его спасающийся бегством отряд влетели в деревню, распугивая разлетавшихся во все стороны птиц. Мост через ров был опущен. На стенах стояли лучники. Фульк уже почти нагнал Мориса, когда тот неистово замахал рукой, отдавая приказ, и на преследователей обрушился град стрел.

Фицуорин выругался, натянул поводья, резко останавливая Огонька, и повернул назад, чтобы вырваться из-под обстрела.

И уже почти прорвался, когда его догнал удар из арбалета. Болт безжалостно пробил кольчугу и габмезон, а острие вонзилось в бедро.

Уильям и Иво быстро оказались рядом. Младший брат перехватил поводья Огонька и увел коня подальше от опасности.

– Фульк, ты как? – побледнев, спросил Уильям.

Тот стиснул зубы. Кровь сочилась вовсю, но было ясно, что рана не смертельная – по крайней мере, пока.

– Нормально, – сумел выдохнуть Фульк. – Кость не задета.

– Ехать сможешь?

– Идти-то я в любом случае не смогу, – невесело рассмеялся Фульк и оглянулся через плечо.

Отдельные стрелы еще со свистом летели в их сторону, но уже не доставали. Двери всех домов в деревне оставались плотно закрытыми, и никто не подавал признаков жизни, за исключением переполошившихся кур и гусей. Отряду Фулька явно не собирались оказывать сопротивления.

– Еще секунда – и мы бы захватили Фицроджера. – Он с досадой стукнул кулаком по седлу.

– Можно ведь и замок осадить, – задумался Уильям. – Там, у леса, Морис потерял нескольких человек и сейчас будет готовиться к обороне.

Фульк покачал головой:

– Если мы останемся и начнем осаду, это будет последнее, что мы успеем сделать на этой земле. Кто-нибудь из деревенских наверняка побежит за подмогой, а у меня нет желания попасть за решетку, когда подоспеют войска из Шрусбери. – Он глянул на Уильяма, желая убедиться, что тот внял его доводам. – Чтобы добиться успеха, мы должны действовать быстро. Надо устраивать короткие набеги и постоянно досаждать Иоанну, чтобы в конце концов он отчаянно захотел мира, даже на наших условиях.

Уильям нахмурился. Он понимал, сколь справедливы аргументы Фулька, но явно не желал сдаваться.

– У нас еще будет возможность сразиться с Морисом, – сказал старший брат, борясь с обжигающей болью. – Мы заявили о себе. А пока пусть Фицроджер помаринуется в собственном страхе.

Он дернул поводья и направил Огонька на дорогу, которая уводила от Уиттингтона обратно в леса. С каждым шагом жеребца бедро Фулька пронзала пульсирующая боль.