Глава 16

Мод была потрясена тем, насколько изменилась Хависа Фицуорин. Куда исчезла та рыжеволосая красотка, вслед которой оборачивались все мужчины, когда она проходила мимо? Теперь если кто и поворачивал голову, то с состраданием или тревогой. В мрачном вдовьем одеянии, с обрамлявшей лицо строгой накидкой Хависа напоминала монахиню, вот только в глазах ее не было одухотворенного блеска, придающего сил служителям Господа.

«Словно смотришь через окно в пустую комнату», – подумалось Мод. Она даже засомневалась, правильно ли поступила, приехав в Олбербери.

– Я побеспокою вас только на одну ночь, – неуверенно сказала она, обменявшись с Хависой приветственным поцелуем.

Появился конюх, увел ее серую, в яблоках кобылу и показал сопровождавшим Мод сержантам, где поставить своих коней.

– Всего на одну ночь? – У хозяйки дома от огорчения вытянулось лицо. – А подольше не останешься?

– Не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством.

– Да какое там злоупотреблять! – махнула рукой Хависа. – Мне полезно общество, особенно молодых. Этот замок переполнен тишиной, а должен гудеть от голосов. Куда ты направляешься?

Хависа сделала знак, и служанка подошла забрать у гостьи дорожный плащ.

– Навестить отца, – пояснила Мод. – Тео сейчас в Нормандии, у короля Иоанна, добивается разрешения уехать в Ирландию. Если он это разрешение получит, я отправлюсь с ним, а сейчас мне надо исполнить свой дочерний долг. – Последнее слово она произнесла несколько обреченно. – Если я не стесню вас, буду рада остаться еще на несколько дней.

В улыбке Хависы причудливо смешались радость и грусть.

– Конечно не стеснишь, скорее уж это я тебя стесню. – Она взяла Мод под руку и повела ее в замок. – Ты сказала, Тео собрался в Ирландию?

Мод заметила, как велики стали Хависе кольца, свободно болтающиеся у нее на пальцах.

– Мой муж хочет проехать по основанным им религиозным общинам, – ответила она, морща нос. – Говорит, что хочет быть похороненным в монастыре в Уотни.

– Он захворал? – насторожилась Хависа.

– Насколько я могу судить, нет, но в последнее время Тео мало улыбается. Вы знаете, что Иоанн конфисковал у него права на Эмаундернесс, отобрал должность шерифа и грозился лишить его ирландских владений?

– Нет, но от этого чудовища всего можно ожидать. – В глазах Хависы неожиданно вспыхнул огонь. – Когда умер мой муж, я вынуждена была заплатить сбор в тридцать марок, чтобы наш возлюбленный король силой не навязал мне нового мужа!

Мод потрясенно ахнула, но на самом деле это ее не удивило. Чтобы пополнить казну, и Ричард, и Иоанн направо и налево продавали земли, должности и людей.

– Полагаю, вы с Тео слышали, что произошло с моими сыновьями, – добавила Хависа. – Иоанн не просто лишил их законного наследства, он также лишил меня их утешения и поддержки… – Ее голос дрогнул. – По крайней мере, пока нашим сюзереном остается Роберт Корбет, я могу не беспокоиться о своих правах. Роберт с моим мужем были добрыми друзьями. Иоанн не сможет тронуть владения, которые перешли мне по наследству как вдове, или земли, принадлежащие другим.

Мод сочувственно сжала ее руку, не зная, что еще сделать.

– Хьюберт Уолтер поведал нам, что случилось в замке Болдуин, – кивнула она. И поинтересовалась: – А что, вы не получали совсем никаких известий от сыновей, с тех пор как они… уехали? – Она чуть не сказала «бежали», но вовремя спохватилась.

Хависа шмыгнула носом, скрывая подступающие слезы:

– Фульк регулярно присылает сюда гонцов. Мальчики скрываются в Бретани, у наших дальних родственников де Динанов – зарабатывают на жизнь стражниками в замках и домашними рыцарями. Выжидают благоприятного момента. – Углы ее рта напряглись, как будто кто-то потянул за шнурки. – Если бы не дурной нрав и злопамятность Иоанна, мои сыновья были бы сейчас здесь. Фульк вступил бы во владение Уиттингтоном и, наверное, женился бы. – Губы ее смягчила слабая улыбка. – Я знаю, про матерей всегда говорят, что они цепко держатся за сыновей, но я бы охотно приняла в дом другую женщину и была бы рада возможности понянчить малыша. – Она провела Мод в комнату на верхнем этаже, где уютно потрескивал камин и стояла дубовая скамья с вышитой обивкой, и добавила: – А теперь уже слишком поздно. Столько времени понапрасну потеряно.

Медленно и с усилием, как старуха, Хависа опустилась на скамью, прижав руку к левому боку.

Когда Мод стала озабоченно расспрашивать, все ли в порядке, она покачала головой:

– Ничего, сейчас пройдет.

Хависа велела служанке принести вина и опустошила кубок, держа его дрожащими руками. Цвет лица хозяйки сразу улучшился, как будто красное вино подрумянило ей щеки, но вид у нее по-прежнему был далеко не цветущий. С явным усилием Хависа взяла себя в руки.

– Отвлеки меня немножко. – Она потрепала Мод по коленке. – Расскажи, как поживаете вы с Теобальдом?

Мод призадумалась, что бы такое могло развеселить или заинтересовать хозяйку. Сказать, что Хьюберт использует свое влияние, чтобы вернуть Теобальду земли, будет бестактно, а если начать повествовать об одержимости Теобальда судьбой своих монастырей, то заснет даже самый набожный священнослужитель.

– Ну… – неуверенно начала Мод, – в последнее время мы с Теобальдом были разлучены, поскольку он последовал за Иоанном в Нормандию, но я надеюсь отправиться с мужем в Ирландию. И кстати, вы не единственная, кто хочет понянчить внуков. Отец постоянно твердит, что мой долг – обеспечить Теобальду наследника и что я должна при любой возможности поощрять мужа к исполнению его роли в этом деле.

– А тебе эти напоминания неприятны?

– Просто они мне не требуются, – сказала Мод, теребя на пальце обручальное кольцо. – Я помню про свой долг и нежно люблю Тео. Когда мы вместе, мы живем как муж и жена, во всех смыслах – исключение составляют только дни церковных праздников.

Мод немного кривила душой, но эта маленькая благая ложь нужна была ей для собственного спокойствия. Их отношения с Теобальдом были уважительными и нежными, но это скорее были отношения отца и дочери, чем мужа и жены. Мод с трудом могла вспомнить, когда муж в последний раз выполнил пресловутый супружеский долг.

– Так что с наследниками – это уж как Бог даст. – Она беспечно тряхнула головой, потянулась за кубком и улыбнулась. – А чтобы не скучать в отсутствие Теобальда, я тут пока кое-чему научилась.

– Правда? – удивилась Хависа. – И чему же?

Мод хихикнула:

– Помните, я вечно сбегала от бабушки, чтобы поиграть в мальчишечьи игры, приводя ее этим в отчаяние?

– Еще как помню, – улыбнулась Хависа.

– Так вот, – по лицу Мод медленно расплылась улыбка, – теперь я упражняюсь в стрельбе из лука. Это занятие дозволяется женщинам, так что бабушке жаловаться не на что. Между прочим, скажу без лишней скромности, я обнаружила у себя немалый талант.

– Надо же, стрельба из лука! – с любопытством повторила Хависа. – Кто бы мог подумать, что у тебя хватит сил натянуть тетиву.

– Многое зависит от техники, – пояснила Мод, – и к тому же я сильнее, чем кажусь. – У нее разгорелись глаза. – Приятно видеть, как изумляются мужчины, когда я стреляю по мишени не хуже их. Всякий раз, попадая в яблочко, я словно бы мщу за ту девчонку, которой не разрешали бегать и играть наравне с мальчишками.

– А Теобальд что говорит? Неужели одобряет?

– Одобряет, – засмеялась Мод. – Тео заявил, что, если когда-нибудь наступит такой день, что нам придется держать осаду, он поставит меня на стены замка вместе со своими лучниками. Я ответила, что ловлю его на слове.

– Могу себе представить, – сказала Хависа. – Да ты у нас еще вдобавок и искусная рукодельница, так что сможешь не только наносить раны, но и зашивать их. – Говоря это, леди Фицуорин улыбалась, но улыбка внезапно покинула ее губы, словно женщина получила пощечину.

– Мадам? – Мод осторожно тронула ее за руку.

Глаза бедняжки наполнились слезами.

– А мои-то сыновья, – с трудом сглотнув, проговорила она. – Кто перевяжет их раны, кто будет смотреть на них с крепостной стены?

Мод чуть не сказала, что Фульк и его братья – взрослые мужчины и вполне могут справиться сами. Однако представила Теобальда раненым, попавшим в беду и поняла чувства Хависы.

– Но ведь родственники в Бретани о них позаботятся?

Хависа покачала головой и ничего не ответила. Только достала из рукава мятый льняной платочек, промокнула глаза и высморкалась.

– Понимаю, что веду себя глупо. – Она шмыгнула покрасневшим носом. – Сколько ни плачь, все равно ничего не изменишь. Ну хватит, – сказала она и расправила плечи. – У тебя с собой этот твой лук? Хочу посмотреть, как ты стреляешь.

Целый час Мод демонстрировала Хависе на лужайке свои новые умения, стреляя в большую соломенную мишень. Раз за разом стрелы с гусиным оперением вонзались точно в центр. Лицо Мод было восторженным и сосредоточенным. Она облизнула губы; глаза горели удовлетворением от достигнутого. Один из стражников замка, который считал себя хорошим лучником, решил посоревноваться с ней и был посрамлен.

– У тебя и правда талант! – воскликнула Хависа.

– Как и в любом деле, здесь важна тренировка. – Мод протянула Хависе лук. – Вы бы тоже могли научиться.

Та отказалась, грустно покачав головой:

– Слишком поздно.

– Никогда не поздно учиться.

– Но только не в моем случае.

Вскоре они вернулись в замок: солнце перестало дарить тепло, задул холодный ветер. Хависа, с посеревшим и осунувшимся лицом, дрожа, куталась в плащ.

В зале их ждал обед: миндальный суп и пирог с бараниной и шафраном. Мод ела с жадным аппетитом энергичной молодой женщины. Она испытывала голод, еще когда они пошли стрелять, а сейчас желудок казался пустой пещерой. Но если Мод налегала на суп, пирог и хлеб, то Хависа лишь вяло ковыряла вилкой в тарелке и почти ничего не ела.

– Вы не проголодались? – спросила Мод и подумала, что худоба хозяйки неудивительна.

– Последнее время у меня нет аппетита, – призналась Хависа, с отвращением глядя на несколько кусочков, лежащих на тарелке. – Иногда от одного запаха еды мутит.

– Вы советовались с врачом?

Миссис Фицуорин покачала головой:

– Я тридцать лет лечила всех, кто живет в моем доме. Мне не нужен врач, чтобы понять, что случилось.

Она не стала продолжать, лишь молча вертела в руках кубок. Глянув ей в лицо, Мод воздержалась от расспросов.

Однако вечером, когда они сидели у камина и играли в мельницу, Хависа подвинула одну из своих фишек и тихо проговорила:

– Мод, я больше не могу держать это в себе. Мне кажется, я умираю.

В камине трещал огонь, и это был единственный звук в комнате. Мод растерянно глядела на Хавису и не могла подобрать слов. Хотя в комнате было тепло, по спине у нее пробежал холодок.

– У меня такое чувство, что меня грызет изнутри, и с каждым днем становится все хуже. – Миссис Фицуорин прикусила губу. – Когда уехали сыновья, я сперва подумала, что это от горя – слишком уж мало времени прошло после смерти их отца.

– Может быть, так оно и есть, – быстро вставила Мод, хватаясь за спасительную соломинку.

Хависа покачала головой и положила ладонь себе на живот:

– У меня здесь какой-то бугор, причем он растет и болит. Иногда меня одолевает фантазия, и я говорю себе, что это мое разбитое сердце толкается в кожу. Но я уже видела похожие наросты и знаю, что они предвещают скорую смерть.

– Мне очень жаль, – прошептала Мод, понимая, насколько неуместно это звучит, но что еще ей оставалось? В душе она пожалела, что Хависа поверила ей свою тайну. Мод очень не хотелось принимать возложенный на нее груз.

– Ни к чему жалеть, но я буду рада, если ты помолишься о моей душе. Смерть, когда она придет, будет желанным освобождением… и у меня, по крайней мере, есть время приготовиться. Самое трудное – это ожидание. И эта ежедневная изматывающая боль.

– Но это же несправедливо! – выкрикнул таящийся в душе Мод непокорный ребенок. Глаза ее наполнились слезами безысходности и возмущения, и она одним движением смела фишки с доски.

Хависа встала, подошла к девушке и обняла ее.

– Если бы этот мир был устроен справедливо, – сказала она, – мой муж был бы сейчас жив, и сыновья находились бы здесь, а не скрывались в Бретани, и Уиттингтон был бы наш. – Она нежно погладила Мод по щеке и добавила: – Будь жизнь справедливой, я бы родила хоть одну дочку, и она была бы такая, как ты.

От ее слов Мод еще сильнее захотелось плакать. Больше всего ее злила собственная беспомощность. Она ничего не могла исправить – сколько бы раз ее стрелы ни попадали в центр мишени.