На мгновение ему показалось, что он не сможет даже поднять щеколду – обе руки повисли, словно налитые свинцом, а мышцы предплечья дрожали от перенапряжения. Спустя две попытки ему удалось зацепить ее средними пальцами – большой совсем не гнулся.

Услышав возню, Брианна резко открыла дверь, и рука сорвалась с засова. Роджер успел увидеть лишь копну волос и сияющее лицо с пятном сажи на щеке, и вот уже ее руки, ее губы – он дома.

– Вернулся! – воскликнула она.

– Да.

В хижине пахло горячей едой и можжевельником, перебивающим дым от свечей и мускусные запахи человеческого жилья. Он улыбнулся ей и вдруг почувствовал себя менее усталым.

– Папа, папа! – Джемми прыгал в возбуждении, держась за стул. – Па-пааа!

– Ну здравствуй! – Роджер протянул руку, чтобы погладить пушистые вихры, но промахнулся и задел щеку. Впрочем, Джемми это не волновало. – А кто у нас хороший мальчик?

– Я! Я! – закричал мальчик и обнажил в улыбке розовые десны с мелкими белыми зубками. Брианна повторила его улыбку – с большим количеством эмали, но с неменьшим энтузиазмом.

– А у нас для тебя сюрприз! Смотри! – Она проворно опустилась на одно колено в шаге от Джемми и протянула руки в нескольких дюймах от него. – Солнышко, иди к маме. Давай, детка, иди к мамочке.

Джемми покачнулся, отпустил руку, потянулся к матери, сделал один неверный шаг, второй и, визжа, упал в ее объятия. Она схватила его, хихикая от восторга, затем развернула к Роджеру.

– А теперь к папе. Давай, иди к папочке.

Джемми нерешительно сморщил личико, весь в сомнениях, словно парашютист у открытой двери самолета, угрожающе покачиваясь взад-вперед.

Роджер присел на колени и протянул руки, мгновенно позабыв об усталости.

– Давай, парень, ты сможешь!

Джемми заколебался, наклоняясь, затем отпустил мамину руку и заковылял к отцу, все убыстряя шаг, пока не свалился головой вперед в спасительные объятия.

Роджер крепко прижал к себе сына; тот выгибался и торжествующе пищал.

– Хороший мальчик! Теперь будешь повсюду лазать, да?

– Уже и так! – воскликнула Брианна, закатывая глаза к потолку.

Словно в подтверждение ее слов, Джемми вырвался на свободу, упал на четвереньки и резво помчался к своей корзине с игрушками.

– А чем вы еще занимались? – спросил Роджер, присаживаясь у стола.

– Чем еще? – Ее глаза распахнулись, затем сощурились. – А ты думаешь, научиться ходить – этого мало?!

– Ну что ты! Это замечательно, просто чудо! – поспешно заверил он. – Я так, для поддержания разговора.

Брианна расслабилась, успокоенная.

– Ну что… Мы скребли полы – хотя разницы никакой… – Она с некоторым отвращением глянула на грубые бесцветные доски. – Еще вымесили тесто и поставили подниматься, а оно не поднялось, так что на ужин у тебя лепешки.

– Обожаю лепешки, – снова поспешил заверить Роджер, приметив металлический блеск в глазах.

– Разумеется! – Бри подняла густую рыжую бровь. – По крайней мере, ты знаешь, с какой стороны она маслом намазана.

Он рассмеялся. Здесь, в тепле, озноб постепенно проходил, и руки начали пульсировать; и все же ему было хорошо – даже несмотря на то, что он чуть не падал со стула от усталости. Желудок забурчал в предвкушении.

– Лепешки с маслом для начала, а что еще? Пахнет вкусно. – Роджер покосился на кипящий котел и с надеждой принюхался. – Рагу?

– Нет, белье. – Бри испепелила котелок взглядом. – Уже третья партия за сегодня! В эту чертову миску мало что влезает, а в большой дом белье не отнесешь – я ведь мыла полы и пряла, а там надо следить за огнем, помешивать и ни на что другое отвлечься нельзя. – Она поджала губы. – Страшно неудобно.

– Ужас… – Роджер оставил без внимания проблему логистики домашнего хозяйства; его интересовали куда более важные вещи. Он задрал подбородок в сторону очага и принюхался. – Мясом пахнет. Может, мышь в горшок свалилась?

Услыхав это, Джемми бросил тряпичный мячик и пополз к огню.

– Мыфка? Где мыфка?

Брианна схватила ребенка за шиворот и метнула в Роджера сердитый взгляд.

– Нету никакой мышки, папа шутит. Пойдем лучше кушать.

Перехватив Джемми за талию, она подняла его – пинающегося и брыкающегося – и усадила на высокий стульчик.

– Ешь, тебе сказано! Сиди смирно!

Джемми выгнул спину, скуля в знак протеста, затем вдруг расслабился, сполз со стула и исчез в складках материной юбки.

Брианна выудила его оттуда, покраснев от смеха и усилий.

– Ладно! – сказала она, ставя ребенка на ноги. – Не хочешь – не ешь, мне-то что!

Дотянувшись до разбросанных игрушек, она вытащила потрепанную куколку из кукурузного початка.

– Смотри, какая куколка!

Джемми прижал куклу к груди, резко выпрямился и принялся воспитывать самым серьезным тоном.

– Ес! – сурово приказал он, тыкая ее в живот. Положил куклу на пол и аккуратно накрыл ее корзинкой. – Сиди смилна!

Брианна провела рукой по лицу, вздохнула и посмотрела на Роджера.

– А ты спрашиваешь, чем я занималась весь день.

Тут она пригляделась повнимательней.

– А чем вы занимались, мистер Маккензи? Ты выглядишь так, будто вернулся с войны. – Она нежно коснулась его лица. На лбу вспухала шишка, кожа натянулась, и от прикосновения он почувствовал крошечный укол боли.

– Что-то в этом духе. Джейми учил меня основам владения палашом.

Ее брови взметнулись вверх, и Роджер смущенно рассмеялся, держа руки на коленях.

– Палаш деревянный?

И не один – сломали штуки три, хотя они были сделаны из прочного дерева – во всяком случае, не веточки.

– Он ударил тебя по голове? – В голосе Брианны послышались резкие нотки.

– Э-э… Не совсем.

Имея в своем багаже лишь смутные воспоминания о приключенческих фильмах и университетских фехтовальных матчах, Роджер оказался не готов к простой грубой силе. Первым же ударом Джейми выбил у него из рук палаш; второй разрубил дерево, и здоровая щепка просвистела мимо уха.

– Что значит «не совсем»?

– Ну, он показывал мне прием, который называется «corps a corps». В вольном переводе с французского это означает примерно: «Оберни меч противника вокруг своего, дай ему коленом по причинному месту и бей по голове, пока он пытается высвободиться».

Брианна в ужасе хихикнула.

– Ты хочешь сказать, он…

– Нет, но почти. – Роджер поморщился при воспоминании. – Синяк на бедре с мою руку.

– Еще где-нибудь? – взволнованно нахмурилась Брианна.

– Нет. – Он улыбнулся, держа руки на коленях. – Устал. Все болит. Умираю с голоду.

Улыбка снова вернулась на ее лицо, хотя между бровями залегла небольшая складка. Брианна достала из буфета деревянное блюдо и присела у очага.

– Куропатки, – пояснила она, выковыривая черноватые кучки из пепла. – Отец принес утром; велел не ощипывать, только обмазать глиной и запечь. Надеюсь, он понимает, о чем говорит. – Она кивнула в сторону кипящего котла. – Джемми помогал – отсюда и новая партия стирки. Ай! – Бри отдернула руку и сунула обожженный палец в рот, затем подобрала блюдо и поставила на стол. – Пусть немного остынут. Пойду достану огурцы.

По виду куропатки мало чем отличались от углей, однако запах исходил заманчивый. Роджеру хотелось взять тушку и сожрать как есть, прямо с горелой глиной. Вместо этого он заглянул под салфетку, обнаружил злополучные плоские лепешки, негнущимися пальцами оторвал кусок и бесшумно засунул в рот.

Джемми закинул мячик под кровать и приполз посмотреть, чем занят отец. Держась за ножку стола, он поднялся, увидел хлеб и потянулся, издавая требовательные звуки. Роджер аккуратно оторвал еще один ломоть и протянул отпрыску, чуть не уронив в процессе. Болели избитые, изрезанные руки с костяшками в кровавых ссадинах, распухшие и почерневшие от свежих синяков. На большом пальце правой руки оторвалась половина ногтя, и сырое ложе кровоточило.

– Хафо. – Вцепившись в хлеб, Джемми взглянул на руки отца, затем на лицо. – Папа хафо?

– С папой все хорошо, – заверил его Роджер. – Просто устал.

Джемми уставился на раненый палец, медленно поднял свой и принялся громко посасывать.

А что, неплохая идея. Палец ныл и болел, руки замерзли и одеревенели. Покосившись на спину Брианны, Роджер тоже сунул палец в рот. Сперва возникло ощущение чужеродного предмета, твердого и толстого, с привкусом крови и холодной пыли; затем язык и небо сомкнулись вокруг раненого, образуя теплую и мягкую подушку.

Джемми боднул его в бедро – обычный сигнал «подними меня». Свободной рукой Роджер подхватил сына и уместил на колени. Джемми поерзал, устраиваясь поуютнее, и затих, зажав в кулачке хлеб и посасывая палец.

Роджер постепенно расслаблялся, упершись локтем в стол, обвив сына свободной рукой. Теплая спинка и тяжелое дыхание малыша убаюкивало наряду с домашней возней – Брианна раскладывала ужин по тарелкам. К его удивлению, палец перестал ныть, однако он по-прежнему держал его во рту, чтобы не нарушить странное ощущение комфорта.

Мышцы тоже постепенно расслаблялись, выходя из состояния напряженной готовности, в которой ему пришлось держаться часами.

В ушах еще звенели резкие команды. Работай предплечьем! Запястье! Не отставляй так руку, держи ближе к телу!

Существует только один вид боя – без всяких правил, объяснил ему Джейми, пока они ополаскивали потные лица в ручье. Все остальное – шутовство.

Голова упала на плечи, и Роджер вскинулся, резко возвращаясь в сумрачное тепло хижины. Тарелки на столе уже не было: Брианна тихо ругалась возле буфета, долбя запекшуюся глину рукояткой его кинжала.

Держи стойку! Назад, назад! Ну, давай, наступай! Нет, слишком далеко… Будь начеку!

И молниеносные жалящие удары пружинистого «лезвия» по рукам, плечам, бедрам, между ребер, глубоко в живот, так, что вышибало дух. Будь это сталь, он бы умер через минуту, порезанный на кровавые ленточки.

Не давай цеплять – сбрасывай! Отбивай, отбивай! Иди на меня, делай выпад! Держись ближе… Ближе, я сказал! Так, хорошо… Ха!

Локоть соскользнул, и голова снова упала. Роджер дернулся, едва удержав спящего ребенка, и заморгал, привыкая к тусклому свету пламени.

Брианна виновато вздрогнула, закрыла блокнот и поспешно сунула за тарелку на краю буфета.

– Все готово. Я сейчас… молоко принесу. – Зашуршав юбками, она исчезла в кладовой.

Роджер чуть подвинул Джемми, ухватил поудобнее и поднял маленькое плотное тельце, хотя руки ослабли, как вареные макаронины. Малыш крепко спал, не выпуская палец изо рта.

Его собственный палец был мокрым от слюны, и Роджер смутился. Господи, неужели она рисовала в этот момент? Наверняка: увидела, как он сосет палец, и умилилась. Уже не первый раз Брианна рисовала его в неподобающей позе. А может, она снова записывала свои сны?

Он бережно уложил Джемми в кроватку, отряхнул влажные хлебные крошки с покрывала и застыл в нерешительности, потирая ушибленные костяшки. Из кладовой доносился плеск молока. На цыпочках Роджер подошел к буфету и достал блокнот. Наброски, не сны.

Всего несколько торопливых линий, чтобы ухватить сюжет: мужчина, полумертвый от усталости, но держится; голову подпер рукой, шея склонилась в изнеможении; свободная рука крепко сжимает маленькое, беспомощное сокровище.

Она даже придумала название. Косым, острым почерком на листке значилось: «En garde».

Роджер закрыл блокнот и сунул его обратно за тарелку. Брианна стояла в дверях кладовой с кувшином молока.

– Иди поешь, – тихо сказала она. – Тебе нужно восстанавливать силы.