Прапорщик Шестаков чувствовал себя в парадной форме довольно неуютно. Во-первых, ему мешала обувь. Узкие, лакированные, очень красивые ботинки жали в подъеме и уже начали доставлять ему неудобства. Их тонкая гладкая подошва скользила по начищенному паркету, и Шест попросту боялся упасть. Поэтому он не сходил с ковровой дорожки, которая была расстелена вдоль стен Георгиевского зала. Во-вторых, галстук стягивал ему горло, словно удавкой, а накрахмаленная рубашка под застегнутым на все пуговицы кителем так плотно облегала туловище, что прапорщик поворачивался и двигался, словно рыцарь в доспехах – медленно, скованно и осторожно. Шест подавил раздражение, отступил к стене, чтобы не мешать проходившим мимо офицерам, медленно расправил плечи, недовольно покрутил шеей из стороны в сторону и с трудом заложил руки за спину.

Он уже устал от непривычной обстановки. Обилие света и ярких красок раздражало его. У него было ощущение полной нереальности происходящего.

А все началось с вызова в строевую часть, где подполковник Васнецов, худой мужик с острым носом и впалыми щеками, вечно чем-то недовольный, скучным голосом объявил ему, что прапорщик Шестаков едет на награждение в Москву. Очумевший Шест сначала попытался выяснить, почему едет именно он, когда в подразделении имеются более достойные кандидатуры.

– Варяг, например.

– Какой еще Варяг? – желчно поинтересовался подполковник, усаживаясь за стол и придвигая к себе стопку документов. – Не знаю я никакого Варяга. Здесь не стоянка Черноморского флота, а подразделение специальной разведки. Что ты мне своими кораблями и подводными лодками голову морочишь?

Шест тогда мучился полминуты, стоя перед столом занятого делом подполковника.

– Капитан Звягинцев, вот кто! – наконец радостно выпалил Шест. – Я не сразу вспомнил. У нас же в основном все по кличкам общаются, вы же знаете.

– Капитан Звягинцев был вызван в Министерство обороны в Москву на награждение его орденом «За заслуги перед Отечеством» четвертой степени два года назад, – не поднимая головы, ответил подполковник. – Что же мы, одного и того же человека два раза подряд посылать будем? А остальные неспособны выполнять задачи, поставленные командованием? – Он открыл специальным ключом металлический ящик стола и вытащил оттуда массивную печать.

– А этот… как его… ну, Детонатор наш?

– Какой еще Детонатор? Здесь подразделение…

– Сержант Андреев, товарищ подполковник!

– Андреев будет награжден медалью «За отвагу». Если представление пройдет. Для этого в Москву ехать необязательно.

– А…?

– Все, надоел, хватит!

Подполковник открутил крышечку с массивного конуса печати и резко хлопнул ей по белому листу с гербом Российской Федерации.

– На вот, держи, – он протянул лист над столом. – Предъявишь это в Министерстве обороны вместе с удостоверением личности. А сейчас иди к Николаевой, она тебе командировочные оформит.

– Все понятно, – пробормотал Шест. Он взял лист, четко развернулся, но задержался возле двери. – Разрешите вопрос?

– Только покороче, – приказал вредный подполковник, опять принимаясь за свои бумаги. – И по делу.

– Варяг… то есть капитан Звягинцев делал запрос в Генштаб насчет парня, который был с нами. Сержант Одинцов. Что-нибудь о нем известно?

Подполковник выпрямился на стуле, вздохнул и внимательно посмотрел на Шеста.

– Ответа пока еще нет, – тихо сказал он. – Сразу после того, как вы прибыли на базу, в стране началась операция наших ВКС. Да ты знаешь… а это война, парень. Беспорядок и разруха. Там и так ситуация была непростая, а тут еще наши добавили жару. В общем, официального ответа пока еще нет, но я звонил своему знакомому.

Шест шагнул к столу.

– Среди мертвых ваш Кубинец не обнаружен, – сказал Васнецов. – Впрочем, и среди живых тоже.

Шест шепотом выругался.

– Ты иди, – строго приказал подполковник и махнул рукой. – Иди. Найдем мы твоего Кубинца. – Он хотел добавить «живого или мертвого», но удержался.

Так прапорщик Шестаков оказался в Москве.

Шест вздохнул и тоскливо посмотрел в другой конец зала, где стояли пустая невысокая трибуна и расставленные перед ней на ковровой дорожке красивые мягкие стулья. Быстрее бы все началось…

Несколько десятков офицеров в парадной форме неторопливо прогуливались по начищенному, выложенному из дорогих пород дерева паркету или стояли в кружках, негромко переговариваясь. Шест стоял на одном месте и переминался с ноги на ногу. Он успел заметить несколько капитанов и майоров, а все остальные имели более высокие звания. Было даже три генерала. Шест никого из присутствующих не знал. Ему хотелось с кем-нибудь поговорить, обменяться впечатлениями или просто спросить, за что будут награждать. Но он не мог себе этого позволить. Хоть и говорят, что в бане и столовой все равны, но после некоторого размышления Шест пришел к выводу, что здесь все-таки не баня и не столовая и навязываться прапорщику с пустячным разговором к незнакомым офицерам не следует даже в праздничной обстановке.

Он недовольно посмотрел на собравшихся в уголке журналистов. Вот уж кто без комплексов… одетые в удобные джинсы, просторные рубашки и ковбойки со множеством карманов, длинноволосые молодые бородатые парни абсолютно не стеснялись праздничной, торжественной обстановки Георгиевского зала и шумно гомонили в своем кругу. Они привычно поправляли висевшие на них компактные камеры и фотоаппараты с огромными объективами. Никто из них не оглядывался по сторонам. Было заметно, что эти ребята находятся здесь не первый раз.

Подойти к ним Шесту и в голову не пришло.

Пойти присесть, что ли? Вот рядом с ним, возле стены, стоит какой-то диванчик без спинки. Очень красивый и аккуратный. Только ткань на нем странная. Не торжественная… две оранжевые полосы и одна черная. Шест вспомнил, где он такую видел. Садиться на нее нельзя. Да и никто на этих диванчиках не сидит, хотя они расставлены вдоль стен по всему залу. Шест вздохнул и, чтобы убить время, принялся читать надписи на стенах.

– Раз, раз, раз, – сказал кто-то сзади него. – Проверка аппаратуры. Раз, раз, раз.

Шест оглянулся. Какой-то паренек в очках устанавливал микрофон на трибуне. Он пошевелил гибкую черную подставку микрофона, наклонился и снова произнес несколько слов.

Возле парня Шест увидел представительного мужчину в парадной, очень красивой форме с погонами генерал-полковника. Рядом с ним суетились несколько офицеров помладше. Они раскладывали на столе, стоящем рядом с трибуной, бумаги и коробочки с наградами.

Наконец-то, подумал Шест. Сейчас начнется. Паренек удовлетворенно кивнул, сбежал с трибуны и направился к своим коллегам. Журналисты, вскинув на плечи свои камеры и прижав к груди фотоаппараты, быстро встали в полукруг позади стульев.

– Так, товарищи, рассаживаемся, – негромко произнес генерал-полковник в микрофон. – Не будем задерживать Главковерха.

– Заместитель начальника Генштаба, – негромко сказал кто-то за плечом Шеста. – Пошли быстрее.

Шест выпрямился, одернул китель, посмотрел на блистающие носки ботинок и чуть ли не бегом направился к стульям. Он почему-то испугался, что стульев не хватит на всех, но их хватило. Офицеры быстро расселись. В зале внезапно наступила полная тишина.

Распахнулись высоченные двустворчатые двери, и в Георгиевский зал вошел президент страны. Офицеры встали без команды.

– Вольно, товарищи, – деловито сказал президент. Он прошел к трибуне, поправил микрофон, поднял голову, посмотрел на собравшихся и улыбнулся. Было заметно, что у него хорошее настроение. Тут же защелкали фотоаппараты, освещая резкими белыми вспышками лицо президента. Шест вздрогнул от неожиданности и на мгновение зажмурился. Человек на трибуне не обратил на репортеров ни малейшего внимания. Переждав шквал вспышек, он заговорил. Он говорил о выполненном долге, чести и мужестве офицеров России. Шест, пропуская мимо ушей привычные фразы, напряженно вслушивался в интонации. Верховный Главнокомандующий говорил искренне, и это понравилось прапорщику. Шест удовлетворенно кивал после каждой его фразы.

– А теперь перейдем к награждениям, – закончил президент свою короткую речь, сошел с трибуны и остановился возле стола.

Шест насторожился. Он вдруг подумал о том, что не услышит свою фамилию, даже несмотря на отличную акустику. Он подался вперед и напряженно вытянул шею.

Началось награждение. Дежурный офицер громко и внятно называл звание и фамилию человека, представленного к награде, тот подходил к президенту, получал коробочку и уходил. Награждение началось с генералов. Шест немного успокоился и облегченно вздохнул. Очередь до него дойдет нескоро. Слегка прикрыв глаза, уставшие от внезапных вспыщек, Шест откинулся на спинку стула. Он не заметил, как генерал-полковник подошел к президенту и что-то ему сказал. Президент кивнул. Тогда штабист обернулся к дежурному офицеру и коротко распорядился. После небольшой заминки дежурный офицер отложил в сторону одну коробочку, взял другую и отлично поставленным голосом произнес:

– Награждается орденом Мужества… – офицер внимательно всмотрелся в листок, который держал в руках. – Сержант Одинцов Сергей Михайлович, Внутренние войска, части специального назначения.

Шест не сразу сообразил, о ком идет речь. Его уставшее от обилия впечатлений сознание слишком медленно обрабатывало услышанную информацию. Он лишь машинально среагировал на слово «сержант».

«Какой сержант, откуда сержант? – удивился он. – А ведь сержантов сейчас быть не должно. Еще с полковниками не закончили». Секундой позже он стремительно обернулся и широко открыл глаза. По проходу между стульев шел Кубинец.

Похудевший, со впалыми щеками, с наголо обритой головой, он мало походил на того бравого мускулистого спецназовца, которого запомнил Шест. Но все-таки это был Кубинец. Причем живой.

– Давайте отпустим парня пораньше, – президент наклонился к микрофону. – Мне доложили, что он только что из госпиталя. Не будем его утомлять, пусть здоровье поправляет.

Сидевшие на стульях офицеры начали оборачиваться, чтобы посмотреть на человека, о здоровье которого беспокоится сам президент России.

Шест вскочил и молча бросился навстречу Кубинцу. Кажется, он даже отдавил ноги своим соседям. Позади него негромко ругнулся полковник, но Шесту было на это наплевать.

Сергей увидел внезапно возникшую перед ним огромную фигуру. Он прищурился и остановился.

Шест замер перед Кубинцем, рассматривая его, затем бросился к нему, обнял за плечи и крепко прижал к себе. У Сергея перехватило дыхание.

– Потише, Шест, – сдавленно просипел он прапорщику в ухо. – Мне только вчера разрешили ходить.

– Кубинец! – заорал Шест, не слыша его. Эхо от крика отразилось от высоченного потолка и пошло гулять по залу. Шест отступил на шаг от Сергея. – Живой! Ты живой, зараза! Заговоренный! Я уже думал, что все, кранты тебе! Или крокодилы сожрали, или боевики убили! А ты живой. Блин! Кубинец!

Шест тряс Сергея за плечи и кричал от переизбытка чувств.

Президент недоуменно повернул голову, но затем, быстро поняв, что происходит, добродушно улыбнулся. Генерал-полковник, нахмурившись, пожал плечами. Он тоже все понял, но, по его мнению, нельзя же было так громко кричать. В этом зале еще никто не издавал таких звуков.

Шест еще долго бы кричал и тискал Сергея, но его быстро привели в чувство фоторепортеры. Обладая отменной реакцией и осознавая, что на их глазах сейчас рождается сенсация, они бросились по ковровой дорожке к двум бойцам, успевая фотографировать их на ходу. Серия слепящих вспышек отрезвила прапорщика. Он вспомнил, где находится, и испуганно оглянулся. Верховный Главнокомандующий покачал головой. У Шеста замерло сердце. Человек на трибуне улыбнулся и негромко сказал:

– Я вижу, что здесь встретились два товарища. Очевидно, что встретились после выполнения боевого задания. Я понимаю их радость. Давайте дадим им время прийти в себя, а потом вызовем.

Непредвиденная заминка была быстро устранена, Шеста с Сергеем усадили на стулья, и награждение пошло своим чередом.