14
В России пандемия неизвестной болезни, убивающей всякого, кто ею заразился, в течение суток, началась с Ростова-на-Дону. В США – с Чикаго, штат Иллинойс. Во Франции – с Марселя. В Китае – с Шанхая. С учетом того, что все четыре города славились своим криминальным бандитским прошлым, чувствовался в этом совпадении некий зловещий сарказм судьбы. Теми тонкими натурами, кто был готов это почувствовать и верил в судьбу. Остальным было не до глупостей – выжить бы. Очень скоро выяснилось, что очаги заражения практически совпадают с координатами тех мест, где был замечен странный туман, в котором пропадали люди. Не везде, но совпадают. И тут же обозначилась прямая зависимость между болезнью и теми, кто вернулся после исчезновения – примерно десять-двенадцать процентов вернувшихся оказались заражены и умерли быстрой и мучительной смертью. Успев перед этим заразить десятки и сотни людей по всему миру. К тому времени, когда умные головы свели разноречивую информацию воедино и сделали выводы, было уже поздно – неизвестный ранее вирус, от которого фактически не было защиты, пожирал жизни на всех континентах Земли, исключая (по некой иронии судьбы, но то, что это ирония, выяснилось позже) только Антарктиду. И делал это с такой ужасающей скоростью, что эпидемиологи и военные отказывались верить статистическим данным.
Однако верить приходилось.
Такого количества жертв за столь короткое время не случалось за всю историю человечества. Ни во время самых кровавых войн, ни при самых разрушительных природных катастрофах, ни по вине пандемий, включая печально знаменитую пандемию испанки – гриппа, которым сто лет назад переболело почти пятьсот миллионов человек, чуть меньше трети населения Земли, из которых, по разным подсчетам, умерло от пятидесяти до девяноста миллионов.
Хуже всего, что из всех заразившихся пока не выжил никто.
Вирусологи, биологи и химики всего мира день и ночь бились в своих лабораториях, пытаясь разобраться в природе вируса и создать действенную вакцину.
Правительства призывали населения своих стран не паниковать и возводили беспрецедентные по жесткости санитарные кордоны с приказом стрелять на поражение по всякому, пытающемуся самовольно пересечь запретную черту.
Мировая глобальная экономика опасно зашаталась, и специалисты предсказывали полный ее крах в ближайшие месяцы.
Биржи охватила паника. Индексы Dow Jones Ind. Avg, NASDAQ, FTSE, Nikkei и другие покатились вниз, словно санки с крутой горки, обгоняя друг друга.
Выпрыгивание финансистов и брокеров из окон небоскребов снова вошло в моду.
Туризм умер.
Вместо него начался исход граждан из мегаполисов и крупных городов в сельскую местность. Которая, разумеется, была совершенно не подготовлена к тому, чтобы принять такую массу народа. К тому же в большинстве своем абсолютно не владеющего навыками выживания без Интернета, мобильной связи, водопровода, канализации, теплоснабжения, газа, а кое-где и электричества.
Вспыхнуло несколько региональных военных конфликтов, которые быстро приобретали все признаки полномасштабных войн. В особенности отличились Индия и Пакистан, обменявшиеся тактическими ядерными ударами.
Армии тех стран, которые пока не воевали, в особенности войска быстрого реагирования, были приведены к высшей степени боевой готовности.
С каждым днем увеличивалось количество стран, вводящих у себя режим чрезвычайного положения.
Спецслужбы и разведки всех мастей рыли землю и трясли ученых, пытаясь добыть информацию по Туманным Полянам (это название, брошенное кем-то из журналистов, быстро прижилось и пошло в народ) – местам перехода из одного мира в другой.
То, что Туманные Поляны являются своего рода порталами между реальностями, умным людям стало понятно довольно быстро. Другое дело, что на осознание данного факта достаточно большим количеством тех, кто ответственен за принятие серьезных решений, времени ушло непозволительно много. Что поделаешь, бюрократия во всем мире одинакова, и чиновники, в том числе и высокопоставленные, обличенные реальной властью, всегда до последнего сопротивляются вещам, которые ломают привычный образ жизни. И очень не любят действовать быстро и неординарно. Даже не потому, что ума и смелости не хватает, хотя и это тоже. А просто сама система государственной власти и управления выстроена таким образом, чтобы исключить импровизацию и творческую инициативу. Их контролировать трудно.
Вот и получилось, что к тому времени, когда власти наконец прочухали, что имеют дело с феноменом невиданного доселе порядка и масштаба, количество людей, беспрепятственно шаставшего сквозь Туманные Поляны туда и назад, возросло немерено. Их не останавливал даже смертельный риск заражения.
Авантюристы и мародеры.
Доморощенные исследователи аномальных явлений.
Сектанты.
Преступники всех мастей и калибров.
Беглецы от жизненных проблем и социопаты, считающие, что нашли землю обетованную, где нет прогнившего человечества и на которой можно начать все сначала.
Психически больные люди.
Подростки, считающие, что этот мир их не понимает и не поймет никогда.
Просто любопытные.
Все они ныряли в странный, похожий на шапку пены над пивной кружкой туман и попадали в другой мир, на другую Землю. Пусть смертельно опасную, но так не похожую на ту, которая осталась по другую сторону Туманной Поляны. Без людей. Без политиков и сильных мира сего. Без серых и скучных будней. Без несправедливости. Без власти. Без денег. И очень многие из тех, кто переступал эту туманную грозовую черту, не стремился быстро вернуться обратно. А то и вовсе не возвращался. В конце концов места, где с относительно стабильной периодичностью появлялись Туманные Поляны, были взяты под контроль спецслужб и армии. Но беда заключалась в том, что Туманных Полян становилось все больше с каждым днем, и достоверно предсказать, где именно они возникнут или исчезнут завтра, не представлялось возможным. И это еще не все. Некоторые из Туманных Полян, исчезнув и появившись вновь на прежнем месте, занимали уже гораздо большую площадь, чем раньше, достигая десятков и даже сотен гектаров. Кое-где они накрыли жилые поселки и окраины городов, и там, где это произошло, люди пропали безвозвратно. Их не смогли обнаружить ни в одной Реальности, ни в другой. Очевидцы, побывавшие в таких Туманных Полянах, утверждали, что за сплошной огненной стеной молний вроде бы различимы силуэты разрушенных зданий, но преодолеть эту стену нет ни малейшей возможности (те, кто случайно или намеренно пытался это сделать, погибали на месте, испепеленные в мгновение ока). По сути, сама природа Туманных Полян оставалась совершенно неизвестной. Да, там можно было дышать, и температурный режим был вполне нормальный. Но ни один научный прибор не хотел там адекватно работать – или сразу выходил из строя, или выдавал показания, сравнимые с бредом сумасшедшего. Точнее, ни один научный прибор, основанный на сложной электронике. Аналоговые устройства вполне себе работали, иначе сквозь Туманную Поляну невозможно было бы проехать на том же автомобиле, оснащенном двигателем внутреннего сгорания. Но вернуться к аналоговым приборам в век повальной электроники и компьютеризации было большой проблемой. Для начала их следовало найти или воссоздать. Затем вспомнить, как ими пользоваться, и разработать методику исследований. Подготовить и мотивировать самих исследователей. На все это требовались не только организационные усилия и финансы, но и время. Которого, как всегда бывает в критических ситуациях, не хватало катастрофически.
Сигнал срочного вызова прозвучал на внутреннем телефоне полковника Белова ровно в двенадцать часов и десять минут дня. Егор поморщился (он не любил громких и пронзительных звуков) и взял трубку.
– Белов слушает.
– Зайди ко мне. Прямо сейчас.
На другом конце провода повесили трубку. Звонивший не представился, но этого и не требовалось – голос директора ФСБ не узнать было трудно.
Егор две секунды подумал, прихватил с собой папку с бумагами, которые анализировал перед звонком, и поспешно вышел из кабинета.
Его уже ждали. Секретарша, как только он вошел в приемную и поздоровался, молча показала головой на двери высокого начальства.
– Входи, Егор, – сказал директор, когда полковник появился в дверях и остановился на пороге. – Входи, присаживайся.
Он так и сделал. Директор не сел. Обычно носящий гражданский костюм, сейчас он был в форме генерала армии. Большие маршальские звезды на погонах, орденские планки на груди. Стоял возле окна, заложив руки за спину, глядел на божий свет. Молчал. Егор сразу как-то остро ощутил, что одет в вылинявшие джинсы, рубашку без галстука и пижонский пиджак с налокотниками, больше подходящий какому-нибудь, прости господи, продюсеру, нежели полковнику Федеральной службы безопасности России. Пусть даже молодому, талантливому и свободному от предрассудков.
– Хреново дело, а, полковник? – Директор отошел от окна, сел за стол.
Егор хотел сказать, что бывало и хуже, но промолчал. Хуже не бывало. Особенно если экстраполировать сегодняшнее состояние дел в ближайшее будущее. А почему не экстраполировать? Как раз для прогнозирования ближайшего будущего метод прямой экстраполяции весьма хорош. Это с увеличением временного периода он дает сбои (чем длиннее период, тем серьезнее сбои – вплоть до полного несоответствия прогноза с реальностью), поскольку появляются факторы, которые невозможно учесть. «Многое бы я сейчас отдал за такой неучтенный фактор, – подумал Егор. – А другими словами, за чудо».
– Мне сейчас позвонил президент, – продолжил директор. – Можно сказать, что он просил о помощи. Любой.
Егор молча смотрел на директора. Директор – на Егора.
– Ученые облажались? – спросил Егор. Просто чтобы хоть что-то сказать. Он знал, что облажались. Причем все, по всему просвещенному миру, не только российские. Перспективы создания в ближайшее время вакцины от вируса, количество жертв которого росло в геометрической прогрессии, были настолько туманны, что рассчитывать на это не приходилось. Мало того, на это, по сути, нельзя было даже надеяться. Хотя надежда такая штука, что живет в человеке, вне зависимости от его рассудка. Поэтому они, конечно же, надеялись. Но толку было мало. Что там вакцина! Даже надежно и стабильно действующие ингибиторы создать пока не удалось. Самые лучшие из них замедляли действие вируса настолько, что инфицированный человек умирал не в течение суток, а трех. Редко – четырех. Но умирал все равно. Называть это хоть какой-то победой не поворачивался язык.
То же касалось и физиков с математиками. Под давлением неопровержимых фактов большинство из них склонялось к мысли о том, что наша реальность каким-то фантастическим способом пересеклась с одной из параллельных реальностей, существование которых ранее допускалось лишь в теории. Туманные Поляны были порталами, точками перехода из одной реальности в другую. На другой Земле человечество вымерло, уничтоженное вирусом, вырвавшимся из-под толщи льдов Антарктиды. И этот же вирус теперь принялся за ту же работу здесь. Все эти выводы не стоили и ломаного гроша, поскольку не отвечали ни на один серьезный вопрос.
1. Из-за чего возникло пересечение реальностей?
2. Чем в дальнейшем грозит нашей Земле данное пересечение?
3. Как всю эту байду прекратить?
– Если не сказать хуже, – подтвердил генерал армии. – И продолжают лажать. Ни единого действенного предложения, сплошные теории. Не пойму, за что мы им платим деньги?
– Мы?
– Полковник, иди в ж…у.
– А можно лучше в соседнее место женского рода? Мне там как-то привычнее.
– Хорошо быть молодым, – вздохнул директор. – Так что мне сказать президенту? Он ждет меня с докладом через… – быстрый взгляд на часы, – сорок минут.
– Вы меня спрашиваете? – удивился Егор.
– А кого мне еще спросить? Ты у нас ведешь эту тему. С самого начала.
– Что ж, ладно… По моему мнению, надо отправлять серьезную экспедицию. И как можно скорее.
– Куда?
– На ту сторону.
– Понятно, что не на эту. Только не говори, что на Луну или Марс. Другую Луну и другой Марс.
– Нет, конечно, мы оба знаем, что это невозможно технически. Даже если бы очень захотелось. Я имею в виду город Эйнштейн.
– Эйнштейн? – генерал армии наморщил лоб, вспоминая.
«А ведь я дважды отсылал тебе подробные докладные записки, – подумал Егор. – Дважды! Эх, власть расейская высокая, пока петух жареный ж…у в кровь не исклюет…»
– Наукоград, – подсказал он. – На той стороне.
– Так. И что?
Егор понял, что директор его записок не читал. В лучшем случае бегло просматривал. Очень бегло. И то сказать, занятой человек. Какие докладные записки? Сплошной цейтнот, Родину спасать надо.
– Шадрин и Максимчук, – попытался он еще раз. – Якобы наши коллеги из этой самой параллельной реальности. Майор и капитан. Шадрину сейчас шестьдесят два года, Максимчуку – пятьдесят восемь. Они утверждают, что наблюдаемый нами феномен – дело рук одного гениального физика из их реальности. Исаака Френкеля. То есть не рук, конечно. Но по утверждению Шадрина и Максимчука, именно Френкель все придумал и рассчитал.
– Что – все?
«Чтоб тебя», – подумал Егор. А вслух вежливо произнес:
– Все. Путешествие в прошлое группы Шадрина и Максимчука, благодаря которому и возникла другая реальность, наша. В которой человечество выжило и пошло по несколько другому пути развития. Он же, якобы, предсказал возможность пересечения реальностей в будущем. Тогда, мол, и наступит всеобщий трындец. Зачатки которого мы, собственно, уже и наблюдаем.
– И этот Френкель сейчас на той стороне?
– Никто не знает. Есть крохотный шанс, что он выжил.
– В этом наукограде, как его?..
– Эйнштейне. Там, по словам Шадрина и Максимчука, была смонтирована Большая тахионная пушка. – Полковник поймал выразительный взгляд директора и быстро добавил: – Машина времени, по сути. Она представляет собой вертикальную шахту глубиной в три километра, вокруг которой наверчена куча всякого научного и технического оборудования. В том числе так называемый ПЛКОН – Подземный лабораторный комплекс особого назначения. Шадрин и Максимчук предполагают, что теоретически в этом комплексе кто-то мог дожить до сегодняшнего дня. Например, Френкель.
– Значит, если этого гениального еврея найти и привезти сюда… – на лице генерала армии просто-таки светился глубинный мыслительный процесс.
«А ведь он еще не из худших», – грустно подумал Егор.
– Так точно, товарищ генерал армии, – ответил он по-военному и протянул папку. – Здесь краткое изложение рассказа Шадрина и Максимчука, а также мои предложения по организации экспедиции. Можете изучить по дороге к президенту.
– Нет уж, – сказал генерал армии. – Вместе поедем, и сам все президенту доложишь. А я тебя поддержу.
Не ожидая ответа Егора, он снял трубку и коротко приказал:
– Машину к подъезду через две минуты.
После чего поднялся, подошел к окну и поманил к себе Егора. Тот встал, подошел.
– Видишь этот город? – спросил директор.
– А то, – подтвердил Егор. – Отступать некуда и все такое. Понимаю.
– И чего ваше поколение такое циничное? – вздохнул директор, повернулся и направился к выходу. Егор молча последовал за ним.
Когда несколько дней назад Иван Гордеевич сказал жене, что она уезжает, Лида вначале не поняла, что имеет в виду муж. А когда поняла, заняла несокрушимую позицию – или едем вместе, или вместе же остаемся. По-другому никак.
– Ты не понимаешь, – попытался вразумить супругу Иван Гордеевич. – Наступает самый натуральный апокалипсис, и в городе, особенно в таком, как Москва, точно не выжить.
– Тем более, – сказала Лида. – Подумай сам, что ты предлагаешь. Мне уехать и спастись, еще и за дочерью заскочить по дороге, а тебе остаться в Москве и умереть. За кого ты меня принимаешь?
– Я не могу уехать, – сказал Шадрин.
– Почему?
– Мое присутствие здесь может потребоваться.
– Кому?
«Партии и правительству», – чуть было не сорвалось с языка Шадрина. Однако не сорвалось.
– Нам всем. Человечеству.
– Ого! – воскликнула Лида. – А ну-ка дыхни.
Он дыхнул.
– Трезвый, – удивилась жена.
После чего достала из бара бутылку коньяка, два бокала, налила сама и решительно потребовала правды.
Это было нелегко. За годы жизни в измененной реальности Иван Гордеевич настолько свыкся с придуманной им же самим легендой, что язык буквально отказывался поворачиваться.
«Но ты же с Перепелицей смог все рассказать этому полковнику? – спросил он себя. – Так почему же родная и любимая жена должна быть в неведении?» «Потому что жена, – ответил он сам себе. – Жены не должны знать. Нас так учили». «Ну да, учили. И где теперь все эти учителя?»
Покончив с этим коротким внутренним диалогом, Шадрин выпил залпом и выложил жене все. Про Реальность-1, Леню Максимчука, про то, кто они такие на самом деле, про вирус и о том, что происходит теперь.
– Понимаю, звучит мой рассказ так, что хоть санитаров из психиатрической вызывай, но все это правда, – закончил он и снова налил себе и жене. – Можешь теперь со мной развестись.
– Дурак, – сказала она, выпила, встала, обогнула стол и уселась к нему на колени. – Неужели ты думаешь, что за годы жизни с тобой я не научилась различать, когда ты говоришь правду, а когда врешь?
И, не дожидаясь ответа, поцеловала. Так, как не целовала давно.
Потом они лежали в постели и молчали. Шадрин вспоминал, когда последний раз занимался сексом с женой. Выходило, около двух месяцев назад.
– Вместе поедем, – сказала Лида. – Прямо сегодня. В дедов дом. И Ольку по дороге заберем.
– А как же…
– Вы у них были? Были. Все рассказали? Все. Они вам поверили? Нет.
– Еще неизвестно. Мне показалось, что этот полковник, Егор Белов, поверил.
– Но ничего не сделал. А если и попытался, то уперся в начальство. Какая разница, если результата нет?
Шадрин молчал. Он понимал, что жена права, но идиотское чувство долга, которое так долго и упорно вбивала в него советская власть, коммунистическая партия и Контора, до сих пор сидело где-то в глубинах его существа и полностью уходить никак не желало.
И тут жена в очередной раз доказала, что она воистину мудрая женщина.
– Ты ему позвони, – сказала она. – Белову этому. И сообщи адрес, по которому вас с Максимчуком можно будет найти. Мы же, как я понимаю, Леню твоего с собой возьмем?
Он так и сделал. Потом они уехали, и им даже удалось не только закупить все необходимое, но и пробиться сквозь густеющий поток беженцев и целыми и невредимыми добраться до заброшенной деревни, где уже много лет пустовал дом Лиды, доставшийся ей в наследство от деда. Правда, уговорить дочь Ольгу немедленно к ним присоединиться не вышло. Она категорически не верила в надвигающийся конец света. Но, сжалившись над родителями, пообещала приехать, если увидит, что другого выхода нет. И на том спасибо. Что делать с молодежью, если она отказывается повиноваться взрослым даже в случае безусловной правоты последних? Ответ: ничего, если у вас нет силы, способной принудить оную молодежь к повиновению. Такой силы у Ивана с Лидой не оказалось. Правда, Леня Максимчук предлагал девушку усыпить с помощью медицинских препаратов и таки увезти, но Шадрин на этот шаг не согласился, и Лида его поддержала.
– Она потом не простит нас в любом случае, – сказал Иван. – Характер.
– Как знаешь, – пожал плечами Перепелица. – Мое дело предложить.
Вертолет прилетел на четвертый день. Это была какая-то современная модификация старого надежного «Ми-8», хорошо знакомого и Шадрину, и Максимчуку. Распугивая гусей, машина села на лугу – прямо напротив дома. Шадрин сразу узнал полковника Белова, выпрыгнувшего из дверей и, не дожидаясь остановки винта, пригибаясь, направившегося к дому. По выражению лица мужа Лида сразу догадалась, кто это.
– Это он? – спросила она.
– Он. Думаю, надо собираться. Просто так бы не прилетел.
Иван оказался прав. Едва войдя в дом и поздоровавшись, полковник Белов предложил собираться и улетать.
– Кваску хоть попейте с дороги, – предложила Лида, выставляя на стол кружку и домашний квас в трехлитровой банке.
– Спасибо, не откажусь.
Пока Белов пил, Иван Гордеевич успел его рассмотреть. За то короткое время, что они не виделись, Егор словно постарел на несколько лет. Под глазами залегли синеватые тени, от крыльев носа вниз протянулись резкие глубокие складки. Тридцатипятилетний полковник, ранее выглядевший молодым, полным сил и задора человеком едва за тридцать, сейчас казался сорокалетним уставшим мужиком, которого весьма потрепала жизнь.
– Удалось убедить начальство? – усмехнулся Иван, когда полковник допил квас и поставил на стол кружку.
– Приказ президента, – сказал Егор. – То есть это для меня приказ. Для вас просьба.
Вошел Максимчук, прислонился к дверному косяку.
– Здравия желаю, товарищ полковник, – сказал он.
– Здравствуйте, Леонид Святославович. Готовы послужить Родине?
– А есть варианты?
– Варианты есть всегда, – сказал Егор.
– Имеются сдвиги по созданию вакцины? – спросил Иван. – Сколько уже умерших? Как вы понимаете, СМИ мы не доверяем.
Полковник назвал цифру. Шадрин тихо и коротко выматерился.
– Паника нарастает, – добавил полковник. – Лучшие микробиологи не спят ночами, но пока… В общем, могу сказать, что поиски вашего Френкеля – своего рода акт отчаяния. Если в ближайшие несколько месяцев не удастся создать вакцину или лекарства, убивающего этот чертов вирус, нам всем уже будет глубоко наплевать на все остальное.
– Неизвестно, что нас убьет раньше, – резонно заметил Шадрин. – Представьте вариант. Создается вакцина, а затем миллиарды спасенных от вируса людей гибнут в гигантском катаклизме, вызванном столкновениями реальностей.
– Хрен редьки не слаще, – согласился Белов. – Поэтому Френкеля надо бы найти в любом случае. Извините за пессимизм.
– Бог извинит, – сказал Максимчук.
– На него и надеемся, – не стал спорить полковник. – Ну и на вас, конечно.
– Главное, не надейтесь, что я останусь здесь, – сказала Лида, входя. Она уже переоделась в дорогу и выглядела очень решительно. – Погибать, так вместе. И выживать тоже. Дайте мне еще пятнадцать минут на сборы.
– Но только пятнадцать, – сказал Белов, посмотрев на часы.
Лида кивнула и снова исчезла.
– А вы, – спросил полковник, оглядывая Шадрина и Максимчука. – Прямо так полетите?
Шадрин был облачен в тренировочные штаны, старые кроксы и вылезшую драную безрукавку на голое тело мехом внутрь, сшитую из отжившей свой век дубленки. Максимчук, в грязноватых джинсах, клетчатой фланелевой рубашке и коричневом пиджаке, который дед Лиды первый раз надел на собственную свадьбу, выглядел немногим презентабельнее.
– Нет, конечно, – сказал Иван Гордеевич, провел ладонью по щетинистому подбородку и поднялся. – Побреюсь, пожалуй. Негоже на серьезное дело небритым идти. Удачи не будет.
И вышел из горницы. Максимчук последовал за ним. Полковник вздохнул, посмотрел в окно на ожидающий их вертолет и налил себе еще квасу.