Около десяти часов вечера 20 июля 1969 года, в доме в Маунт-Верноне, Нью-Йорк, восьмилетний третьеклассник Питер Диамандис в пижаме с капюшоном сел перед большим телевизором, встроенным в тумбу, обшитую деревянными панелями. Рядом с ним сели мама, папа, младшая сестра, бабушка и дедушка. Питер направил на экран телевизора мамину видеокамеру Super 8, потом снял панораму комнаты, ненадолго задержал объектив на белой немецкой овчарке по кличке Принц и снова навел его на экран телевизора.

На ковре рядом с ним лежали карточки с записями и вырезки из газет, посвященные программам НАСА «Меркьюри», «Джемини» и «Аполлон» и ракетам «Редстоун», «Атлас», «Титан» и «Сатурн». Обычно Питер просто не в силах был усидеть на месте (мать иногда называла его ataktos, что в переводе с греческого означает «неуправляемый») и теперь ерзал, вскакивал и раскачивался. Это был момент, о котором Питер мечтал, момент, который обещал затмить покупку любой электроники в одном из магазинов сети Radio Shack, это было круче любой модели ракеты «Эстес», круче даже, чем фейерверки M-80 на день рождения.

Начался выпуск новостей CBS – с самим Уолтером Кронкайтом, который вел репортаж с мыса Кеннеди в штате Флорида. Питер, с включенной видеокамерой в руках, прочитал на экране слова «ЧЕЛОВЕК НА ЛУНЕ: ГЕРОИЧЕСКИЙ ПОЛЕТ “АПОЛЛОНА-11”». Он слушал отрывок из речи, произнесенной президентом Кеннеди в мае 1961 года: «Я верю, что наша страна должна посвятить себя достижению этой цели и что еще до конца нынешнего десятилетия наш астронавт высадится на Луне и благополучно вернется на Землю». С «общечеловеческой» точки зрения, на тот момент это был самый впечатляющий проект; еще важнее то, что это был самый крупный проект исследования внеатмосферного пространства; и уж безусловно на тот момент он был самым дорогим и трудоемким. На экране начался обратный отсчет для астронавтов «Аполлона» Нила Армстронга и Эдвина (Базза) Олдрина, которые должны были в посадочном модуле опуститься на поверхность Луны, реализовав вековую мечту человечества, а также одержав важнейшую победу в холодной войне и в гонке с высокими ставками, начавшейся после того, как 4 октября 1957 года Советский Союз вывел на орбиту первый в мире искусственный спутник Земли. И вот теперь, почти через 12 лет, Америка тоже творила историю. Астронавт Майкл Коллинз, пилотировавший орбитальный модуль «Колумбия», уже отделил его от посадочного модуля и теперь остался на окололунной орбите один, ожидая, пока его коллеги-астронавты погуляют по Луне.

Согласно плану, Коллинз, Олдрин и Армстронг должны были воссоединиться на орбите менее чем через сутки. В целом во время запуска на космодроме во Флориде присутствовало около 17 000 инженеров, техников и менеджеров. По имеющимся оценкам, общее число людей, так или иначе участвовавших в реализации программы «Аполлон», от женщин из Дувра, Делавэр, сшивавших и склеивавших защитную прорезиненную ткань скафандров, до инженеров из НАСА и компаний Northrop и North American Aviation, в течение многих лет разрабатывавших и готовивших кластеризованную трехкупольную парашютную систему для корабля «Колумбия», составляет около 400 000 человек. Затраты на эту программу оцениваются более чем в $25 000.

Питер постоянно грезил об исследованиях то блистающего, то темного пространства в собственном космическом корабле (подобно семье Робинсон в телесериале «Затерянные в космосе», с не по годам развитым девятилетним сыном Уиллом Робинсоном и вооруженным человекообразным роботом). Но в эту ночь его внимание было приковано к телевизионному экрану.

Кронкайт, как обычно, своим глубоким басом и с вялой интонацией произнес: «До касания десять минут. Вот так… Десять минут до посадки на Луну». На экране передаваемые с Луны изображения чередовались с имитацией посадки, снятой CBS с помощью НАСА. Сигнал от камеры для фотографирования лунной поверхности должен был передаваться на расстояние около 400 000 км в Радиоастрономическую обсерваторию Паркса, расположенную к востоку от Сиднея (Австралия), откуда отправлялся по спутнику через Тихий океан в центр управления в Хьюстон. Отсюда изображения передавались в телевизионные сети, а потом на экраны телевизоров в Соединенных Штатах и за рубежом.

В течение первых нескольких минут полета первая ступень ракеты «Сатурн-5», сконструированная на базе баллистической ракеты, которую использовали немцы во время Второй мировой войны, сожгла более 2000 тонн ракетного топлива, и скорость летательного аппарата относительно Земли, то есть скорость его подъема, увеличилась от нуля до 2,7 км/с. Кронкайт объявил: «Идет на посадку, 900 метров». «“Игл” выглядит превосходно», – сказал сотрудник Центра управления полетами в Хьюстоне, когда на телеэкранах появились зернистые черно-белые изображения бесплодного каменистого лунного ландшафта.

«Высота 500 метров, – сообщил Кронкайт. – Они собираются зависнуть и принять решение… По-видимому, решили спускаться. 200 метров, спуск». «19 секунд, 17, обратный отсчет», – говорил Кронкайт. Все происходило непосредственно перед лунным рассветом, и Солнце висело низко над восточным горизонтом позади лунного посадочного модуля.

Питер навел камеру на экран. Он и раньше использовал мамину камеру, чтобы снимать телепередачи НАСА. Он собрал множество вырезок из газет и журналов с сообщениями о космических полетах и письмами в НАСА. У него был «Краткий толковый словарь космических терминов», выпущенный НАСА, и он помнил, что такое «однокомпонентное топливо» и «искусственная гравитация». Он занял первое место на окружном конкурсе плакатов стоматологической тематики, представив рисунок, на котором был изображен запуск «Аполлона» к Луне с надписью «Собираешься лететь? Чисти зубы три раза в день!». Вместе со школьным другом Уэйном Рутом они сами делали фильмы с помощью покадровой съемки, используя в качестве реквизита модели аппаратов из «Звездного пути» на рыболовной леске. Питер знал, что при последующей обработке он может процарапать пленку, чтобы «изобразить» на ней лазерные лучи космического корабля. По выходным Питер любил усадить всю семью в гостиной наверху и читать лекции про звезды, Луну и Солнечную систему, объясняя такие термины, как, например, НОО – низкая околоземная орбита.

Запуск ракеты «Сатурн-5» 16 июля, за четыре дня до запланированной посадки на Луну, стал для Питера днем, когда все праздники 4 июля как бы слились в один. Трое мужчин в верхней части огнедышащей ракеты, нацеленной в космос! Пять двигателей F-1, сжигающих керосин с помощью жидкого кислорода и создающих тягу в 3,4 млн кгс! Это все равно что запустить в небеса монумент Вашингтона. Все школьные учебники Питера были разрисованы набросками и просто каракулями, изображающими планеты, инопланетян и космические корабли. Он снова и снова рисовал «Сатурн-5» с его первой ступенью, второй ступенью и третьей ступенью, с его лунным модулем, сервисным модулем и командным модулем.

Его высота составляла 110 м (это больше, чем футбольное поле, если поставить его стоймя), просто «Красавица и Чудовище» в одном флаконе, а масса в готовом к запуску состоянии – 2900 тонн. Питер наблюдал, как Нил Армстронг и Базз Олдрин прошли через стыковочный туннель из «Колумбии» в «Игл», чтобы проверить лунный модуль. Лунный модуль, первоначально называвшийся «лунный экспедиционный модуль», или просто ЛЭМ, никогда не проверялся в условиях, соответствующих лунной микрогравитации. Не одному Питеру было интересно, сможет ли этот космический корабль вернуться на Землю. «Колумбия» возвращалась со скоростью более 27 000 км/ч.

Если спуск будет слишком крутым, корабль сгорит, а если слишком пологим, он не сможет пройти сквозь атмосферу назад к Земле. И даже при входе в атмосферу под идеальным углом (а это все равно что вдеть нитку в иголку на сверхзвуковых скоростях) корабль «Колумбия» будет выглядеть как огненный шар, потому что температура на его внешней поверхности превысит 1600 °C. Гарри Диамандис, отец Питера, по достоинству оценивал этот исторический момент и с энтузиазмом воспринимал любые новости, кроме новостей о войне во Вьетнаме и о весьма эмоциональной борьбе за гражданские права. Но он не понимал, как может его сын увлекаться космосом при наличии стольких проблем на Земле. Он приехал в США вместе с женой Тулой с небольшого греческого острова Лесбос, где он рос, присматривая за козами, осуществляя натуральный обмен продуктами (оливки на миндаль, капусту на молоко и так далее) и помогая отцу в его кафе. Мать Гарри, Афина, работала экономкой и иногда приносила домой в карманах фартука оставшиеся куски теста, чтобы испечь что-нибудь для своей семьи. Одним из его любимых подарков на Рождество был надувной красный шар. Этот деревенский мальчик первым в семье окончил среднюю школу и поступил в колледж. Гарри хотел быть врачом, и, перед тем как обратить взор на Америку, он сдал необходимые медицинские экзамены в Афинах. В Бронкс он приехал, не владея английским языком. Свой переезд с семьей с острова Лесбос в США и превращение уже здесь в успешного акушера сам Гарри временами ощущал почти как собственный полет на Луну, как невероятную удачу, но, конечно, в сочетании с непреходящими опасениями и ощущением себя чужаком в стране.

Между тем на экране телевизора в гостиной у Диамандисов пошли кадры имитации посадки на Луну. Потом командир «Аполлона» Армстронг передал по радио: «Хьюстон, это “База Спокойствия”. “Игл” сел». Тихо сел в Море Спокойствия в Северном полушарии Луны. Центр управления полетами откликнулся: «Понял вас, Спокойствие. Мы записываем, что вы сели. Слава богу, а то мы тут все уже посинели. Но теперь снова дышим».

– Лунный модуль сел на Луну! – с восхищением произнес Кронкайт. – Мы дома. Человек на Луне.

Более 500 миллионов человек, от толп, собравшихся перед экранами в Диснейленде, до американских солдат во Вьетнаме, наблюдали, как Армстронг в белом скафандре и с «кастрюлей» на голове, похожий на привидение, но при этом с весьма внушительной фигурой, вышел из модуля спиной вперед и спустился по ступенькам. Тула смотрела на Питера, тихо надеясь, что сын снова вспомнит, что нужно дышать. «Я у подножия лестницы, – сказал Армстронг. – На поверхности грунт очень мелкозернистый, если смотреть на него с близкого расстояния, почти как порошок. Я собираюсь отойти от лунного модуля».

Часы дома у Диамандисов показывали, что до одиннадцати вечера остается несколько минут. Если смотреть с Земли, Луна выглядела как серп и находилась в фазе роста. Армстронг, ставший первым человеком, коснувшимся поверхности другого небесного тела, медленно поставил ногу с глубоким протектором на поверхность, как бы посыпанную тальком. «Это один маленький шаг для человека, – сказал он, – но гигантский скачок для всего человечества». Пейзаж был безлюдным, но завораживающим, причем пустыня выглядела чистой. Звезд в поле зрения камеры не было, только небо, которое казалось плотным, как черный бархат.

Питер прекратил съемку. Это ощущалось как разница между верой в Бога и присутствием Бога. Сразу и вопрос, и ответ, новая граница старушки-Земли. НАСА сказало – НАСА сделало. А астронавты – это современные Магелланы.

Кронкайт снял очки в черной оправе, потер руки друг о друга и оставил свои отеческие манеры. «Вот след ноги на Луне, – сказал он, – и все сенсации меркнут по сравнению с этой. Армстронг на Луне. Нил Армстронг, 38-летний американец, стоит на поверхности Луны! Посмотрите на эти фотографии – до Луны 386 000 км. У меня нет слов. Вот это действительно событие! Способен ли кто-нибудь еще в мире на что-либо подобное?»

Только к полуночи Тула наконец смогла отправить детей спать. Шестилетняя Марселла уснула раньше, чем ее голова коснулась подушки. Пока Тула укладывала Питера, он в очередной раз сообщил ей, что, когда вырастет, станет астронавтом. Она тоже ответила как обычно: «Это прекрасно, милый. Прекрасно, что ты собираешься стать врачом». Медицина – занятие давнее, известное, а в космосе сплошь эксперименты. Кроме того, в греческой семье первенец всегда шел по стопам отца. Друзья дома уже называли Питера «будущий доктор Диамандис». Тула подарила Питеру детский набор врача, и он иногда просил ее сесть поудобнее, чтобы он мог проверить ей пульс и послушать ее сердце. Врач – весьма достойная профессия для ее сына.

Как только мать вышла из комнаты, Питер включил фонарик, нырнул под покрывало и стал делать записи в своем секретном дневнике. В тени Луна мерзлая, а на солнце горячая. Ему понадобится костюм и подходящая обувь (возможно, подойдут его лыжные ботинки). На Луне нет воздуха для дыхания, значит, ему понадобится кислород. Кроме того, нужны еда, вода и конечно же ракета. Он рисовал новые и новые изображения «Сатурна-5» и астронавтов. Заснул он глубокой ночью среди разбросанных вокруг рисунков и заметок, удивляясь, как же он сможет стать врачом, когда ему необходимо добраться до Луны.

Спустя годы после высадки американцев на Луну Питер наряду с другими машинами начал делать собственные луноходы. У него появилось прямо-таки хищническое отношение к двигателям. Например, как-то исчез двигатель газонокосилки, который позже обнаружился на его машинке для картинга. Потом без вести пропало постельное белье, в конце концов появившееся вновь уже в виде парашютов для карта. Семья Диамандис жила тогда на северной стороне Маунт-Вернона, Нью-Йорк, примерно в получасе езды от самого Нью-Йорка и границы Бронкса, в середине квартала, на улице для среднего класса, в белом двухэтажном доме в голландском колониальном стиле, с синими ставнями, с большим передним двором и узкой гравийной подъездной дорожкой, на которой Питер любил устраивать трамплины для велосипеда. При доме имелись боковой двор и задний двор с вишневыми деревьями и детским игровым комплексом, который с большим трудом удалось собрать отцу и дяде Питера.

Питер вел свой карт (с мотором от газонокосилки, помните?) вдоль по улице от родительского дома, свернул на Примроуз-авеню и направился к вершине огромного холма. Оттуда он, не надев шлем, рванул вниз по Ист-Линкольн, совсем как младший Джон Степп, полковник ВВС, который изучал гравитационные силы, катаясь на санях с ракетным двигателем на максимальной скорости 1028 км/ч. «Парашют» карта Питер раскрыл только тогда, когда оказался совсем недалеко от оживленного перекрестка.

Особое наслаждение Питеру доставляли игрушки младшей сестренки: он смотрел на них, наверное, как ворон смотрит на мясистую тушу животного. Когда Марселла получила в подарок новый «Дом мечты Барби», Питер обнаружил, что имеющийся в нем двигатель идеально подходит для одного из его проектов, а в конструкции оконных штор для Барби имеется цепь, которая тоже идеально подходит для автоматизации манипулятора одного из его роботов. Марселлу и родителей это уже не забавляло, а раздражало. Кроме того, Питер вынашивал планы, связанные с разнообразным оружием, например рассматривая устройство для чистки труб как основу для пневматического ружья. Как-то Питер заглянул в это устройство, чтобы выяснить, почему заряды не выстреливаются, и, как на грех, получил комок для прочистки труб прямо в рот. Его отвезли в больницу, и вернуться к своим экспериментам он смог лишь с наступлением ночи. Оценки у мальчугана были хорошие, но учителя писали ему в табелях успеваемости «Питер слишком много говорит» или «Он мог бы работать усерднее, если бы был поспокойнее».

Каждое воскресенье Питер со всей семьей ездил в греческую православную церковь Архангела Михаила около Рослина, где Питер служил алтарником, обязанности которого состоят в том, чтобы подносить ладан, свечи и большой золотой крест, а также помогать при евхаристии. Исповедь от него не требовалась, но он откровенно говорил с добродушным преподобным отцом Алексом Карлуцосом, в частности рассказывал ему, что он регулярно берет игрушки сестры и слишком часто причиняет беспокойство родителям. Рассказал ему Питер и о своей любви к космосу, о том, что это его «путеводная звезда».

Питер рассказал отцу Алексу о своей убежденности в том, что все люди живут в биосфере, представляющей собой некий террариум, жизнь в котором «посеяли» пришельцы. Пришельцы вернулись, по секрету сообщил Питер, чтобы отбирать людей в качестве образцов или рассады, но только в сельской местности, например где-нибудь в Небраске, где они сами будут не так заметны. Отец Алекс любил слушать Питера и понимал, что он не из тех мальчиков, которые довольствуются высказываниями типа «Бог есть любовь». Отец Алекс говорил Питеру, что величие Вселенной является отражением присутствия Всевышнего в нашей жизни.

Как-то в начале весны, объезжая свой золотой Schwinn Stingray, велосипед с бананообразным сиденьем, недалеко от дома Питер наткнулся на мальчика, продававшего пиротехнические устройства. Вскоре после этого Тула и Питер прорабатывали план вечеринки по случаю приближавшегося дня рождения Питера. Естественно, Питер хотел запустить свои новые «фейерверки». Тула, беспокоившаяся по поводу шума, решила, что она может приглушить звук, установив M-80 (Питер продолжал настаивать на ежедневных фейерверках) в куче гравия на узкой подъездной дорожке. Она сказала, что сама зажжет все, что нужно. При этом присутствовал приятель Питера Уэйн Рут с камерой в руках. Тула сказала детям, чтобы они отошли назад, с трепетом привела в действие красные запалы и сама тоже отбежала подальше. Наступила долгая пауза. Их пригородный район числился спокойным. И вдруг раздались звуки выстрелов: боп! боп! Тула крикнула: «Пригнитесь! Все пригнитесь!» Полетел гравий, посыпались стекла, и женщина с детьми нырнули в укрытие.

Когда Тула наконец подняла голову, она увидела клубы дыма и детей с широко раскрытыми глазами. Уэйн так и держал в руках камеру. Каким-то чудом никто не пострадал, и разбито было только небольшое боковое окно их дома. Тула, сердце которой бешено колотилось, ощущала себя так, как будто по всем по ним действительно только что стреляли, и смотрела на Питера взглядом, не обещавшим ему ничего хорошего. Питер постарался по максимуму изобразить печаль и раскаяние, но сам между тем взволнованно думал о силе и возможностях ракеты, приводимой в действие с помощью динамитного патрона.

Летом 1974 года, когда Питер перешел в восьмой класс, семья Диамандис переехала из Маунт-Вернона на Лонг-Айленд. Медицинская практика Гарри Диамандиса в Бронксе процветала. Они перебрались на Лонг-Айленд из-за школы, а также потому, что Тула влюбилась в один столетний дом, рекламировавшийся в New York Times и предлагавшийся уже в течение трех лет. Этот дом площадью 740 м² располагался у подножия холма и имел выход к местному теннисному корту, бассейну и причалу для яхт. Там, где другие видели невыгодную сделку с последующими крупномасштабными работами по реконструкции, Тула увидела широкие возможности и быстро, комнату за комнатой, привела дом в порядок.

Грейт-Нек – полчаса езды до Манхэттена. Именно здесь Фрэнсис Скотт Фицджеральд поселил своего Великого Гэтсби. Тут и там зеленые газоны, длинные подъездные дорожки, ведущие к собственным домам, и километров пятнадцать береговой линии вдоль пролива Лонг-Айленд и залива Манхассет. Дом Диамандисов находился в Кингс-Пойнте, поселке на северной оконечности полуострова Лонг-Айленд, в округе Нассау.

Питер объявил, что третий этаж дома занимает он, и поместил на самом верху лестницы бело-зеленый знак «Взрослым вход воспрещен!», напечатанный на его новом матричном принтере. Его владения включали в себя три комнаты: одна для сна и учебы, другая для научных разработок (роботы, ракеты, железная дорога, химия плюс эксперименты общего характера), третья для игры в пинг-понг, здесь же пульт изменения маршрутов электрической железной дороги, телевизор, музыка и опять же учеба.

Спальня Питера по-прежнему была увешана плакатами НАСА, но теперь на плакатах были астронавты «Аполлона-17» Юджин Сернан, Рональд Эванс и Харрисон Шмитт, первый ученый-астронавт НАСА. Этот полет состоялся двумя годами раньше, в 1972-м, и продолжался 12 суток, включая три дня исследований поверхности Луны. Сернан, проехавший на луноходе более 30 км с целью сбора геологических образцов, перед отлетом с Луны сказал: «Мы покидаем Луну с тем же, с чем прибыли сюда и с чем, если будет на то воля Господа, вернемся на Землю, – с миром и надеждой для всего человечества». Программа запуска «Аполлонов» была завершена, но началась реализация объявленной президентом Никсоном в 1972 году новой программы запусков «Шаттлов», или космических челноков, ракет, которые должны были приземляться как самолеты и стать «многоразовыми орбитальными летательными аппаратами, которые революционным образом изменят процессы транспортировки в околоземном пространстве, упростив их до уровня обыденности». По мнению Питера, НАСА в принципе не могло сделать ничего плохого, хотя он полагал, что название «космический челнок» выглядит недостаточно одухотворенным по сравнению с «Аполлоном».

Питер и его новый друг из Грейт-Нека Билли Гринберг довольно быстро поняли, что для реализации проектов и экспериментов им нужны деньги, потому что того, что они добывали, раскурочивая бытовую технику и игрушки младших братишек и сестренок, было уже недостаточно. Они собрали друзей-единомышленников Гарри Гумовица, Дэнни Пелза и Клиффорда Стобера, объединили наличные деньги, что у кого было, и отправились на велосипедах в банк.

Там ребята объяснили кассиру, что хотят открыть счет, чтобы оплачивать разные крутые штуки для своего клуба.

– У вашего клуба есть название? – спросил кассир.

Ребята посмотрели друг на друга с недоумением.

– Ну ладно, что вы в своем клубе делаете?

– Не знаю, – ответил Питер, – разные вещи.

– А именно?

– Ну, ракеты, поезда, роботы, самолеты и автомобили с дистанционным управлением, лодки…

– Похоже, что вы делаете все на свете, – покачал головой кассир. – Может быть, так и назвать – клуб «Все на свете»?

Так стихийно организованный клуб «Все на свете» начал существовать официально. Собирались ребята в домике Питера, сооруженном на дереве, причем ведущая в него лесенка специально была сделана слишком хлипкой, чтобы по ней не могли подниматься взрослые. Встречались они, конечно, и в «экспериментальной» комнате у Питера. Они заказывали ракетные комплекты «Эстес», дифференцированные по уровню сложности сборки, начиная с классической Der Red Max с хвостовым оперением из красного дерева, с черным носом, с черепом и скрещенными костями. Эта 40-сантиметровая ракета взлетала примерно на 150 м и опускалась на землю с помощью парашюта. Сначала ребята работали в соответствии с графиком, поднимаясь с одного уровня сложности на другой (от 1 до 5), а затем начали делать собственные ракеты и даже собственное ракетное топливо.

Питер, Билли и другие ребята создали также компьютерный клуб Северной школы Грейт-Нека, математический клуб и клуб будущих врачей. Они учились программировать на калькуляторах Hewlett-Packard и Texas Instruments, а затем и на компьютерах, тем более что старшеклассникам это предлагалось в качестве профессионального обучения. Они осваивали электронику, собирая комплекты Heathkits, делая небольшие транзисторные приемники, состоявшие из сопротивлений, конденсаторов, диодов, транзисторов, реостатов и небольших динамиков. Их одноклассник Йон Линн первым из всей группы собрал работоспособный компьютер Sol-20 Processor Technology, похожий на ранние модели «Альтаира». В их первых «компьютерах» для программирования использовались перфокарты, основанные на том же механическом принципе, что и жаккардовые ткацкие станки, с устройством считывания, преобразующим последовательности перфорационных отверстий в электрические сигналы включения/выключения, которые компьютер интерпретировал как числа и команды для выполнения расчетов. Часть ритуала вступления в тайное братство состояла в том, чтобы обойти с перфокартами вокруг школы.

После школы они зависали в зале игровых автоматов «Золотой берег» и играли в Pong (спортивный симулятор), Tank (военный симулятор) и Speed Race (автогонки). Одной из любимых у них была игра Lunar Lander, в которой игрок использует клавиши со стрелками для изменения тяги двигателя и направления полета космического корабля с целью обеспечения благополучной посадки в точку X на Луне. Питер входил в сборную школы по дайвингу, и, хотя он никогда особо не увлекался спортом, он был мускулистым, как борец, и мог сделать сальто назад из положения стоя. У него были густые и темные непослушные волосы, он носил золотую цепь с крестом, и его дразнили за невысокий рост – всего 165 см.

Представления Питера и его друга Билли относительно создания и запуска мощных ракет значительно расширились, когда они оказались в химическом классе весьма популярного преподавателя мистера Тори. Мистер Тори преподавал химию в Северной школе Грейт-Нека уже не первое десятилетие и любил проводить эксперименты, которые будили у детей воображение и производили на них впечатление. Питер и Билли помогали ему в лаборатории и внимательно наблюдали за всем. В конце концов это принесло свои плоды.

В классе, в лабораторных халатах и очках, Питер и Билли следили, как мистер Тори взял из баночки похожие на металл серые кристаллы йода и поместил их в химический стакан. Затем мистер Тори поставил стакан в вытяжной шкаф, добавив к этим кристаллам небольшое количество концентрированного раствора аммиака. Он осторожно встряхнул получившуюся смесь и объяснил, что теперь в стакане новое соединение – трийодид азота, с тремя атомами йода, связанными с одним атомом азота, и что во влажном состоянии оно практически безопасно. Однако в сухом виде трийодид азота взрывается от малейшего прикосновения, например снежинки или перышка. Дав химикатам время прореагировать, Тори профильтровал получившуюся грязную на вид смесь, чтобы избавиться от избытка аммиака. Крайне важно, еще раз предупредил он ребят, чтобы это вещество успело осесть, прежде чем оно высохнет. Когда пришло время тестирования, Питер и Билли оказались впереди и в середине. Длинной палкой учитель потянулся к этому веществу, казавшемуся обугленным. Питер заметил над трийодидом азота жужжащую муху. Он осторожно ткнул Билли локтем, указав ему на шестиногую свидетельницу происходящего. Палка мистера Тори коснулась получившегося порошка одновременно с приземлением на него мухи, и тут же раздался громкий и резкий хлопок! Взметнулось облачко фиолетового дыма. Несчастную муху разметало на кусочки.

Вскоре к двери Питера стали доставлять взрывчатые вещества в ящиках, помеченных черепом со скрещенными костями и предупреждающей надписью «Опасно! Взрывчатые вещества» на верхней панели. Ребята обнаружили, что они могут получать то, что им нужно, от химических компаний, рекламные объявления которых печатались в конце выпусков журнала Popular Science. Курьерская служба UPS обеспечивала доставку необходимых им химических веществ прямо до дверей. Одну из кладовок у себя на третьем этаже Питер потихоньку превратил в химический склад и перехватывал коробки, прежде чем это успевали сделать отец или мать. Кроме того, Питер и Билли разделили свои запасы пополам, чтобы, если кто-то из них будет уличен, они потеряли бы не все, а только половину.

Они заказывали лабораторное химическое оборудование: мензурки, горелки, колбы, пробки, капельницы, воронки и термометры. Питер интересовался щелочно-земельными металлами, особенно магнием, который при горении светится ярким белым светом. Он заказывал коробки с магниевой лентой и порошком и добавлял барий, чтобы при сжигании получить зеленое пламя, и стронций, чтобы получить красное пламя. Он ставил опыты с кальцием и, конечно, с любимым нитратом калия, серой и древесным углем – основными компонентами пороха.

Единственное, чем не нравились Питеру нитрат калия и сера, так это тем, что для их сжигания был необходим кислород. Он хотел найти что-то такое, что могло бы гореть и без кислорода. Химия открывала Питеру путь в неизвестное, которое было драматичным и опасным и ощущалось как нечто совершенно отличное от обычных школьных занятий. В ней была своя тайна, порядок и логика. Он как бы снова становился маленьким мальчиком и мог после дождя прыгать по лужам. Только теперь он мог сам делать лужи и вызывать рябь на них.

Питер начал изучать ракетостроение, взялся за книги русского учителя и физика Константина Циолковского – глухого самоучки, родившегося в 1857 году, но знавшего о космических путешествиях и ракетной технике столько, что его работы используются и через сто с лишним лет. Еще в конце XIX века Циолковский описал влияние невесомости на организм, предсказал необходимость использования скафандров для космических путешествий, разработал первую в России аэродинамическую трубу, описал ракеты, приводимые в движение за счет окисления жидкого водорода жидким кислородом, вывел математическую формулу изменений импульса и скорости ракеты. Питер прочитал и про Роберта Годдарда, американского физика, изготовившего и в 1926 году запустившего первую в мире ракету на жидком топливе (по своей значимости это событие можно поставить в один ряд с полетом братьев Райт в Китти-Хоке). Когда Годдард сказал, что достаточно большая ракета может в один прекрасный день достичь Луны, его осмеяли, но не все: его поддержал, в частности, летчик Чарльз Линдберг. При этом Питер отметил для себя, что ракетные эксперименты Годдарда в период его обучения в Вустерском политехническом институте иногда заканчивались взрывами и появлением дыма, так что профессорам приходилось бежать за огнетушителями.

Питер узнал о немецком физике Германе Оберте, также убежденном стороннике ракет на жидком топливе (в отличие от твердотопливных ракет), и еще об одном немце – Вернере фон Брауне, «отце “Сатурна-5”», который еще в нацистской Германии, во время Второй мировой войны, разработал баллистическую ракету «Фау-2». Питер знал, что, если бы не фон Браун и его группа немецких инженеров, американцы вряд ли смогли бы слетать на Луну в конце 1960-х.

По выходным Питер и его друзья-соратники по ракетостроению упаковывали свои творения, включая различные радиоуправляемые самолеты, в рюкзаки и прыгали на велосипеды. Они ехали в направлении Торгово-морской академии в Кингс-Пойнте. Иногда они оккупировали футбольное поле у самых ворот академии, чтобы запускать на нем свои ракеты «Эстес». Однако обычно их довольно быстро прогоняла охрана академии.

Иногда мальчикам удавалось убедить кого-нибудь из родителей довезти их до Рузвельт-Филда, откуда Линдберг поднял в воздух свой «Дух Сент-Луиса», чтобы лететь в аэропорт Ле-Бурже в Париже. Здесь была автомобильная стоянка и большое открытое пространство. Ребята заряжали ракеты самодельным порохом, иногда получая просто хлопок, иногда фейерверк, а иногда и неожиданный взлет баллистической ракеты (одна как-то понеслась на них как огнедышащий дракон и чуть не обожгла ничего не подозревавшего Гарри Диамандиса).

Одним из лучших созданий Питера и Билли стало семейство ракет «Монго» – «Монго-1», «Монго-2» и «Монго-3», каждая из которых была выше и мощнее предшественницы. Они создали автономную систему запуска на базе микросхемы-таймера 555 Timer IC, которая должна была последовательно запускать все три ракеты. Таким образом, один из друзей мог следить за запуском, а другой – фотографировать. Это позволило им занять первое место на конкурсе разработок ракет «Эстес» и в качестве приза получить сертификаты на покупку новых ракет. Расширяя свой арсенал и путешествуя по таблице Менделеева, Питер и Билли сделали важное открытие: оказалось, что хлорат калия обладает большей взрывчатой силой, чем нитрат калия.

Кроме того, Питер обнаружил некоторые важные свойства у перхлората калия, а именно что он не только очень взрывоопасен, но и при разложении сам выделяет кислород. Он покупал это бесцветное кристаллическое вещество, обычно используемое в фейерверках, боеприпасах, бенгальских огнях и двигателях больших ракет, коробками по 2,5 кг. В ходе экспериментов он сверлил отверстия в кассетах для фотопленки и закрывал их автомобильной кузовной шпатлевкой. Однако, чтобы устроить настоящий взрыв, перхлорат или хлорат калия нужно было соединить с каким-то горючим веществом, например с серой или алюминиевым порошком. При правильной концентрации смеси она «выстреливала» из залепленного отверстия; в противном случае получалось лишь шипение или вообще ничего не происходило.

Однажды зимой, ближе к вечеру, ребята собрались дома у Йона Линна. Они наполнили кассеты различными смесями, обмотали их скотчем и подожгли на обледенелой дороге. Одна из них полетела прямо в голову одному из парней, некоторые сработали так, как было задумано, а некоторые просто пшикнули и не двинулись с места. После проведения дополнительных экспериментов был разработан новый план: предлагалось взять одно из взрывных устройств в виде кассеты с перхлоратом калия и поместить его в воду, чтобы посмотреть, что произойдет (напомним, что для горения перхлората калия кислород не нужен).

Экспериментаторы побежали за дом, где у Линнов был плавательный бассейн, который на тот момент частично замерз. Одну из кассет они поместили в воду под лед, отошли немного в сторону и стали ждать и наблюдать. Секунды шли одна за другой, но ничего не происходило. Потом они услышали приглушенный звук, что-то вроде «бу-у-ушш!». Лед приподнялся на пару сантиметров (ребята при этом отступили еще назад), а потом вроде бы осел снова. Питер почувствовал облегчение. Потом раздался отчетливый и ужасающий треск. Сьюзен, мать Йона Линна, готовившая обед, вдруг почувствовала, что их дом сдвигается с места.

В общем, жизнь все яснее показывала, что этот пригородный участок слишком мал для воплощения ракетных грез Питера.