Питер стоял между «Френдшип-7» – одетой в титан капсулой, доставившей на орбиту первого американского астронавта, Джона Гленна-младшего, и образцом лунной породы, которому, по слухам, было 4 млрд лет. Неподалеку стоял «Райт Флайер», конструкция 1903 года, и «Вояджер» – аппарат с хлипкими на вид крыльями, сконструированный Бертом Рутаном и в 1986 году облетевший вокруг земного шара без остановки и дозаправки. Рядом с Питером красовался первый и единственный командный модуль «Аполлон-11 – Колумбия», а прямо над ним навис экспериментальный самолет «Белл X-1», впервые преодолевший звуковой барьер. Здесь же находился одномоторный и одноместный моноплан «Дух Сент-Луиса» Чарльза Линдберга с пятнистым носовым конусом из алюминия и корпусом, обтянутым специальной хлопковой тканью. Линдбергу исполнилось 25 лет, когда он установил в самолет сиденье с жесткой плетеной поверхностью и прочертил на огромном глобусе нужную траекторию, разделив полет на сегменты.

Уже в который раз Питер пришел в Смитсоновский национальный музей авиации и космонавтики. Он любил посидеть в галерее «Основные этапы развития авиации», поразмышлять, понаблюдать и послушать. Он черпал вдохновение и покой в этой экспозиции, ставшей воплощением гениальных идей, свободы мысли и упорного стремления к цели. Здесь сливались в единое целое его Фенуэй-Парк, река Ганг и гора Килиманджаро.

Но в этот вечер 25 мая 1994 года Питера интересовали не основные этапы, а хорошие связи. В смокинге и с бокалом вина в руке он стоял в галерее, собираясь совершить то, против чего обычно предостерегают клиентов бизнес-консультанты, а именно: он собирался испортить вечеринку, украдкой проложить себе путь сквозь толпу поближе к хозяину и рассказать ему о своей идее. Гостей в тот вечер принимала Рив Линдберг, вторая дочь и самая младшая из детей Чарльза и Энн Морроу-Линдберг, а сама вечеринка была устроена в честь присуждения приза Линдберга. Питер надеялся завладеть вниманием Линдбергов и представить им свою идею приза за первый частный космический полет.

Просматривая программу праздничного вечера, Питер прочитал, что Рив является директором Фонда Линдберга и что этот приз был учрежден в 1978 году для поощрения тех руководителей, которым в ходе технологического прогресса удается в максимальной мере сохранять окружающую среду. В этом году приз присуждался Сэмюэлу Джонсону-младшему, которого называли «лидером корпоративной Америки в области охраны окружающей среды».

Питер осмотрел зал и нашел Рив, светловолосую, в очках в проволочной оправе, с очаровательной улыбкой. Направляясь к ней, он мысленно репетировал рассказ о себе – в надежде, что его не выкинут вон сразу же за попытку ввести хозяйку вечера в заблуждение. Он говорил очень быстро, поясняя свою концепцию космического приза, задуманного по образцу приза Ортега, который в свое время вдохновил отца Рив на его исторический полет. По замыслу Питера, небольшие группы ракетчиков-любителей и профессиональных инженеров должны были строить космические корабли у себя на задворках, в гаражах, пустынях и механических мастерских, осмеливаясь делать то, что раньше делали лишь немногие государства. Он закончил рассказ, назвав имена астронавтов, которые уже заявили о своей поддержке его проекта, и сказал, что приз будет присужден первой команде, которая сможет достичь суборбитальной высоты 100 км. Команда-победитель изменит мир точно так же, как отец Рив изменил его в 1927-м.

Энтузиазм Питера произвел впечатление на Рив, но она совершенно не поняла, о чем он говорил. Она поняла только то, что он хотел создать что-то новое на основе чего-то очень старого, вдохновившего ее отца несколько десятилетий назад. Рив уже привыкла к тому, что люди обожествляют ее родителей. Сама она была детской писательницей. Ее мать была выпускницей Колледжа Смит.

Ее мать, Энн Морроу-Линдберг, была писательницей и поэтессой и, кроме того, исполняла обязанности президента Колледжа Смит. Когда Энн и Чарльз впервые встретились в 1927 году во время благотворительного турне знаменитого авиатора, отец Энн был партнером Дж. П. Моргана, сенатора и посла США в Мексике. Когда Энн и Чарльз поженились, Энн, которая больше всего на свете любила читать, была вынуждена вписаться в физически весьма насыщенную жизнь Чарльза. Она научилась летать, использовать азбуку Морзе и вместе с мужем совершала невероятные полеты вокруг земного шара, побивая разные рекорды. Она стала первой американкой, получившей удостоверение пилота-планериста. Из всех детей Энн и Чарльза Рив быстрее других приспособилась к тому преклонению и к тем конфликтам, которые сопровождали семью Линдберг. Для Рив и ее братьев и сестер прошлое семьи было не просто историей: их старшего брата украли, а затем убили еще во младенчестве. Ее родители учили детей жить спокойно и скромно: покупать подержанные автомобили, никогда не давать и не указывать свой адрес или номер телефона, в общем, не привлекать к себе внимания. Но в этой семье отшельников Рив, родившаяся в 1945-м, выросла отважной авантюристкой. Бывшая преподавательница оставила воспоминания о ее воспитании в Коннектикуте сразу после войны, о ее любящем, но педантичном отце и о ее матери, которая жить не могла без писательской работы. Страсть к писательству передалась Рив. Ее мать была чудесной писательницей, а ее отец за свою книгу «Дух Сент-Луиса» даже получил Пулитцеровскую премию. Сейчас Рив переживала момент, когда ей нужно было записать уже свои воспоминания и самой разобраться с тем, что некоторые члены ее семьи называли «линдбергофобией».

Поначалу общественные мероприятия чересчур утомляли Рив, но потом она научилась слушать, кивать, улыбаться и давать возможность другим сказать то, что они настоятельно хотели сказать. Она научилась видеть блеск в глазах людей, когда они узнавали, кто ее родители. И вот теперь перед ней стоял энергичный человек (беджа на нем не было) и говорил об учреждении космического приза Ортега. Он заявил, что его «миссия и моральный долг» – открыть границу космоса.

Поняв, что время беседы с Рив истекло, Питер спросил: «Не хотели бы вы стать членом нашего консультационного комитета?» Рив секунду подумала и ответила: «Вам нужно поговорить с членом нашей семьи Эриком, он летчик. Он у нас летающий Линдберг».

Питер смог найти «летающего Линдберга» только через несколько месяцев, а встреча была назначена еще через несколько месяцев. Питер и Байрон Лихтенберг ждали его в ресторане недалеко от Сиэтла и увидели бледного человека с длинными седыми волосами, направлявшегося прямо к ним. При ходьбе он опирался на трость. Когда он представился, назвавшись Эриком Линдбергом, Питер едва смог скрыть свое удивление. Эрик был на четыре года моложе Питера, но выглядел гораздо старше. Эрик жил в юрте на территории небольшой органической фермы на островке недалеко от Сиэтла. Он как-то не очень соответствовал образу пилота и искателя приключений, каким представлял его себе Питер. Скорее он выглядел человеком богемным и артистичным, в общем, совсем не таким, который был бы готов помочь Питеру запустить проект космического приза.

Но так или иначе, Питер, Байрон и Эрик сели за стол в ресторанчике «Ярроу-Бэй гриль» в Киркленде на озере Вашингтон. Байрон захватил с собой свой обычный набор фотографий астронавтов с автографами и другие памятные вещи.

Эрику сразу же понравился Байрон, но Питер показался ему слишком нервным. И правда, Питер имел привычку кусать ногти, когда молчал, и все время смотрел по сторонам, как будто ждал кого-то еще. Он напомнил Эрику непоседливого ребенка. Но резюме Питера было превосходным. Эрик узнал, что Питер и Байрон познакомились в МТИ, где Питер получил два диплома еще до окончания медицинской школы. Питер организовал национальную студенческую космическую группу, основал Международный космический университет и создал компанию по запуску спутников. А теперь он хотел организовать Международный конкурс, чтобы побудить энтузиастов ракетостроения строить собственные летательные аппараты, способные отправлять в космос обычных граждан. Эрик улыбнулся. Неудивительно, что с первого взгляда Питер показался ему немного странным. Это был весьма необычный проект.

Байрон рассказал о том, как он попал в отряд астронавтов. Еще ребенком он стал членом клуба «Лучшая научно-фантастическая книга месяца» и буквально проглатывал книги Айзека Азимова, Роберта Хайнлайна и Aльфреда ван Вогта. В 13 лет он услышал, как Джон Кеннеди представил космическую миссию американской нации как «опаснейшее и вместе с тем величайшее предприятие в истории человечества». Отец Байрона во время Второй мировой войны служил в армии, а потом работал агентом по продаже молочного оборудования. Его мать держала магазин одежды в их городке Строудсбург в Пенсильвании. В свое время Байрон узнал, что первые американские астронавты, весь экипаж «Меркьюри-7», были военными летчиками-испытателями, и стал летчиком-истребителем. Чтобы увеличить свои шансы попасть в космос, он получил докторскую степень в области биомедицинской инженерии. Его стратегия принесла свои плоды: он стал одним из тех, кого НАСА назвало «новым поколением космических путешественников», – в большей степени ученых, чем профессиональных астронавтов. Он испытал на себе магию НАСА, едва избежал серьезных промахов и пережил несколько трагедий.

Байрон рассказал Эрику, где он находился 28 января 1986 года, в тот день, когда «Челленджер» взорвался через 73 секунды после старта. В то утро, еще до взрыва, он провел три встречи с 600 школьниками в восточной части Коннектикута. Впервые учитель отправлялся в космос, и Криста Маколифф планировала вести уроки с околоземной орбиты. На обратном пути в аэропорт Байрон включил автомобильное радио и услышал печальную новость. Слезы застили ему глаза, и он был вынужден выключить двигатель своего «Интерстейт-91» и съехать на обочину. Он остановился и плакал. Астронавты были его друзьями. Значит, он просто пускал пыль в глаза шести сотням школьников, очарованных рассказом о великой миссии? Он представил себе миллионы школьников по всей стране, которые наблюдали эту катастрофу в прямом эфире. И думал о том, что теперь будет с программой запуска «Шаттлов». Его следующий запланированный полет теперь отодвигался на семь месяцев. Но на самом деле, сказал он Эрику, следующего полета ему пришлось ждать почти шесть лет.

Когда разговор перешел на его космические полеты, Байрон развеселился. Он вспомнил, что в течение нескольких недель перед запуском он боялся кашлянуть, боялся любой судороги или головной боли. Прежде чем начать бег или выполнять какие-то другие упражнения, он напоминал себе, что не должен переутомляться и что должен следить за каждым своим шагом. «Перед полетом астронавты ведут себя как Говард Хьюз, – сказал он, – и стремятся к уединению. И когда ты наконец пристегнут к сиденью, то начинаешь думать: “Вау! Я тренировался и готовился к этому целых пять лет. И теперь время пришло. Ну так вперед!”»

К сожалению, возможности полета людей в космос весьма ограниченны. «Из тысяч претендентов, которые подают заявки в НАСА каждые несколько лет, в отряд астронавтов попадают очень немногие, – сказал Байрон. – И даже из этих немногих к полетам допустят только избранных». Байрон верил, что в будущем НАСА сможет покупать билеты на космические рейсы на околоземную орбиту у коммерческих поставщиков, а деньги, выделенные на научные исследования, тратить на освоение космического пространства.

Питер мотнул головой. «Правительство никогда на это не пойдет, – возразил он. – В этом бизнесе слишком большие риски». Все трое начали обсуждать полет деда Эрика и те опасности, которым он подвергался, совершая перелет Сент-Луис – Чикаго. Во второй половине 1926-го, за год до трансатлантического перелета, Чарльз дважды чудом избежал смерти, когда двигатель его самолета глох и он был вынужден выпрыгивать с парашютом. Из сорока его коллег – пилотов авиапочты – 31 погиб в авиакатастрофах.

Как отметил Питер, о параллелях между полетом «Духа Сент-Луиса» и серией полетов «Аполлонов» заговорил именно Вернер фон Браун. Обе миссии имели общую цель – разбудить воображение общества и показать, что самые дерзкие мечты могут осуществляться. Фон Браун говорил: «Не думаю, что кто-то верил в то, что единственной целью Линдберга было просто долететь до Парижа. В программе “Аполлон” нашим Парижем была Луна». Если продолжить эту аналогию, теперь для Питера «Парижем» стал запуск в космос летательного аппарата, построенного частной компанией. Он сказал Эрику то же самое, что он говорил Рив: он вдохновлен полетом «Духа Сент-Луиса» и восхищен идеей приза Ортега. Его новый проект будет называться XPRIZE. Буква «X» будет заменена именем возможного благотворителя; кроме того, «X» – это римская цифра десять, а также имеет значение «экспериментальный». Приз $10 000 000 будет присужден неправительственной команде, которая сумеет построить ракету с экипажем из трех человек и пересечь на ней нижнюю границу космического пространства дважды в течение двух недель.

Эрик слушал, как Питер и Байрон в подробностях обсуждают правила конкурса XPRIZE: претенденты должны будут уведомить о своем намерении лететь за 60 дней; на борту будет только один пилот и балласт в 180 кг, имитирующий двух пассажиров; космический корабль за две недели дважды поднимется на высоту 100 км по установленной траектории; при этом пилот должен оставаться в живых как минимум семь дней после второго полета на соискание XPRIZE.

Эрик ерзал на стуле, стараясь как-то уменьшить дискомфорт. Все, о чем он мог думать, звучало бы так: «У нас и так полно проблем здесь, на Земле. Почему нам так необходимо истратить десять миллионов на полеты в космос?» Ребенком он сам запускал ракеты «Эстес» и мечтал, что наступит день, когда он сам полетит в космос. Дома много говорили о космосе, и он знал, что его дед восхищался работой пионера ракетостроения Роберта Годдарда и был убежден, что эта работа может в итоге открыть путь к полетам на Луну. Его дед даже убедил филантропа Даниеля Гуггенхайма дать Годдарду $100 000, чтобы он мог продолжить работу. Когда «Аполлон-8» стал первым пилотируемым космическим кораблем, вышедшим в 1968 году на лунную орбиту, Чарльз Линдберг послал астронавтам письмо со словами: «Вы претворили в реальность мечту Роберта Годдарда».

До недавнего времени Эрик тоже был мечтателем и не боялся рисковать. Даже после своего восхождения на гору Рейнир и несмотря на то, что загадочные и тревожные симптомы двусторонних болей и отечности продолжали мучить его и стихали только для того, чтобы вскоре вернуться снова, он надеялся, что все будет хорошо. Но шли месяцы, и его энтузиазм сменился беспокойством. Периоды плохого самочувствия становились все длиннее. Он неохотно обратился снова к своему семейному доктору, и тот поставил диагноз: ревматоидный артрит. Эта болезнь заставляла иммунную систему работать против собственного организма и наносила удар за ударом, причиняя боль, вызывая отеки и разрушение суставов. Если ткани атрофируются, структура костей начинает меняться, что ведет к серьезным деформациям в пальцах рук и запястьях, так что суставы становятся шишковатыми, как деревья зимой. Эрик чувствовал, что его предает лучший друг – его тело, то самое, которое раньше безотказно карабкалось в горы, прокладывало следы на свежевыпавшем снегу, делало сальто на гимнастических матах. Ни один врач не скажет ему, насколько плохо это может закончиться. По мере ухудшения своего состояния Эрик перепробовал все, от предписанного преднизона и метотрексана до гомеопатических препаратов. Ничто не помогало. От метотрексана его рот становился болезненно сухим, и в нем появлялся металлический привкус. Он пробовал настойку белого изюма на водке и множество других необычных продуктов питания и диет. Когда он узнал, что у пчеловодов редко бывает ревматоидный артрит, он долго истязал себя пчелиными укусами. В конце концов он нашел врача, который дал ему шприцы с пчелиным ядом, и Эрик вводил его себе под кожу. Он сильно распух – и от ревматоидного артрита, и от пчелиного яда. Он тренировал свои руки и ноги и всячески старался предотвратить скрючивание пальцев. Единственное, чего он еще не попробовал (это считалось последней линией обороны), – это инъекции солей золота. Этот метод лечения был известен уже много десятилетий, но было также известно, что цвет кожи при этом местами меняется на лилово-розовый с серым оттенком. Эрик, который никогда не страдал депрессией дольше одного-двух дней, теперь непрерывно боролся с глубокой тоской. Иногда ему было трудно выстоять на ногах даже пять минут. Сидеть было тоже больно. Разговоры не давали даже временного облегчения. Но иногда, без всяких предварительных сигналов, вдруг выпадало несколько благословенных дней, когда болевые симптомы стихали.

По настоянию друга Эрик все же получил лицензию пилота. Этого вроде бы очевидного для него выбора он всегда избегал, но и никогда не терял интереса к нему. Он сразу же полюбил физические аспекты полетов: взлеты, посадки и борьбу с поперечными ветрами; но запоминание правил и инструкций, а также выполнение всех математических расчетов – это казалось ему слишком сложным. Тем не менее мальчик, которому было скучно учиться в средней школе, где у него была устойчивая репутация «троечника-с-минусом», в летной школе заработал твердые 4 балла. Он совершил свой первый самостоятельный полет 31 октября 1989 года, следующей весной получил лицензию частного пилота, потом, в июле 1991-го, получил свою частную лицензию пилота коммерческой авиации, а в сентябре того же года получил сертификат летчика-инструктора. Его первая работа была в аэропорту Бремертона, Вашингтон, после чего он переехал в Порт-Таунсенд и работал в компании Ludlow Aviation. Эрик делал все, чтобы скрыть свою фамилию от окружающих. Когда одна местная газета опубликовала небольшую статью о некоем инструкторе полетов со знаменитой фамилией, Эрик занервничал, но его босс был просто счастлив. В качестве инструктора он зарабатывал 12 долларов в час, однако рабочие часы насчитывались только при работе тахометра.

В первые годы после начала этого этапа жизни он читал книги Эрнеста Гэнна: от «Сумерек богов» и «Судьбы-охотника» до «Солдата удачи». Гэнн писал: «Полеты имеют гипнотическую силу, и все пилоты готовы стать жертвами этой силы». Эти слова Гэнна были созвучны тому, о чем думал Эрик: «Когда дела идут как надо, лучше проявлять недоверчивость. Вы ведь как сыр в масле катаетесь. Весь мир принадлежит вам, и вы являете собой ответ на молитвы братьев Райт. Вы говорите себе, ничто не может пойти не так… все мои прегрешения прощены. Но лучше в это не верить». Это напоминало предупреждение, которое Чарльз Линдберг сделал своим детям: «Это невозможно предвидеть. Это никогда невозможно предвидеть».

Когда мог, Эрик зарабатывал деньги столярным ремеслом, но это было вредно для его рук. В 1988 году он женился; его жена Марта была массажисткой. Ежемесячная аренда юрты, расположенной на ферме его друга, составляла 50 долларов.

Наконец Эрик посмотрел на Питера и Байрона и сообщил им, что он обо всем этом думает: «Я могу придумать тысячи способов, как использовать десять миллионов долларов здесь, на Земле».

Байрон кивнул. Он видел, что Эрик страдает от боли, и ответил ему, что «там наверху, в космосе, ты начнешь меняться». Он пояснил: «За полтора часа ты облетаешь вокруг Земли. Ты видишь все, что мы называем цивилизацией. Ты смотришь вниз, и видишь эту прекрасную Землю, и смотришь в пространство космоса с его чернотой и белыми точками, и ты восхищаешься тем, что мы имеем. Ты понимаешь, что все мы вместе живем на одной Земле. Атмосфера Земли выглядит как линия толщиной сантиметра в два, и ты думаешь: “Вот эта тоненькая полоска позволяет нам оставаться в живых”». Он не знал ни одного астронавта, который не изменился бы, не захотел бы заботиться о Земле больше, посмотрев на нее с такого расстояния. «Когда ты видишь ее своими глазами, это совсем не то, что смотреть на картинку. Мне посчастливилось подниматься туда дважды».

Они говорили о «Восходе Земли» – фотографии нашей планеты, переданной с орбиты в канун Рождества 1968 года астронавтами «Аполлона-8» Уильямом Андерсом, Фрэнком Борманом и Джимом Ловеллом. Тогда люди впервые увидели, как выглядит их общий дом из космоса. На этой фотографии, получившей название «Картинка, которая изменила мир», видны идеально синие и белые мраморные горы, окруженные водой черного цвета. Астронавты цитировали Книгу Бытия, а Ловелл сказал об этом изображении: «Бесконечное одиночество внушает благоговейный страх, и это заставляет нас осознать истинную ценность того, что мы имеем здесь, на Земле». Эта картина обыгрывается в апокалиптических книгах, подобных книгам Пола Эрлиха, и в мрачных сценариях, составленных исследователями в известном докладе «Пределы роста». Она также вдохновила современное экологическое движение.

То, что говорил Байрон, звучало в унисон с тем, что думал Эрик. Он понимал, что при достижении некоторого критического уровня XPRIZE сможет дать людям больше, чем вид Земли из космоса. Он понимал, как цели XPRIZE соотносятся с миссией Фонда Линдберга: использовать технологии для улучшения жизни и сохранения окружающей среды. Эрик просветлел, на время забыв о боли, возникавшей, когда он слишком долго сидел. Во время беседы с Питером и Байроном он отошел от шока, вызванного новостями о плохом состоянии его здоровья, и почувствовал себя лучше. У него появилась надежда. Байрона он воспринимал отчасти как ученого, отчасти как философа. Питер же казался механизмом, способным заставить эту безумную идею работать. Ближе к концу обеда Байрон поделился одной из своих любимых цитат Калвина Кулиджа: «Ничто в мире не может заменить настойчивость… Мир полон образованных изгоев. Лозунг “продолжай бороться” решал и всегда будет решать проблемы человечества». «И это соответствует идее XPRIZE», – сказал Байрон. А Эрик подумал, что эти слова прямо относятся к его жизни. Чтобы найти способ улучшить свою жизнь, ему необходимо продолжать бороться.

Все трое встали из-за стола, чтобы попрощаться. Эрик изо всех сил старался идти нормально. Он все еще мог водить автомобиль, хотя переключение передач вручную причиняло боль, а новый автомобиль был ему не по карману. У него был знак «автомобиль с ручным управлением» для парковки, но он не любил им пользоваться. Выйдя из ресторана, Питер и Байрон спросили у Эрика, будет ли он присутствовать на запланированном мероприятии в Сент-Луисе, на котором они официально объявят об XPRIZE. Питер сказал, что оно состоится в том самом «Клубе ракеток», в котором когда-то дед Эрика и его спонсоры официально подтвердили своими подписями намерение совершить трансатлантический перелет. На нем должны присутствовать представители городских властей, астронавты, авиаконструкторы и производители ракет. И было бы здорово заручиться поддержкой семьи знаменитого авиатора.

Эрик посмотрел на них и пообещал подумать. Он никогда раньше не был в Сент-Луисе. Это был город его деда – с бульваром Линдберга, музеем Линдберга, школьным округом Линдберга и небольшой копией летательного аппарата «Дух Сент-Луиса», висевшей в аэропорту. По дороге домой Эрик думал об этом вечере. Питер и Байрон пришли к нему в надежде установить связь с «летающим Линдбергом». Но он едва мог ходить и лишь изредка – летать. Но после встречи с ними ему снова пришел на ум вопрос, который постоянно задавали поклонники его деда: «Что еще вы собираетесь сделать в жизни?»

Питер стоял в медленно продвигающейся очереди желающих потрогать обломок лунной породы в галерее «Основные этапы развития авиации» Смитсоновского музея. Он вернулся сюда через год после встречи с Рив Линдберг и еще раз – через несколько месяцев после встречи с Эриком в Сиэтле. Он обменялся печальными улыбками со своими друзьями Бобом Ричардсом, Грегом Мариньяком и другими. Медленно, друг за другом, они продвигались вперед и останавливались, чтобы прикоснуться к кусочку Луны и подумать о значении этого дня. Все это должно было восприниматься как праздник жизни, но воспринималось как вспышка и гибель одной из самых ярких звезд на небе. Их друг, лидер и «соучастник заговора» Тодд Хоули только что умер от СПИДа. Ему было 34 года.

Многие мужчины были в костюмах и галстуках, некоторые в футболках с эмблемой первой летней сессии МКУ, которая состоялась восемь лет назад. Лацканы были украшены ламинированными значками с фотографией улыбающегося лица Тодда крупным планом. Здесь были члены его семьи, преподаватели и приверженцы МКУ. Питер, одетый в костюм и галстук, коснулся лунного камня и прикрыл глаза. Он видел Тодда дважды в течение нескольких месяцев до его кончины: на встрече учредителей МКУ в апреле, когда он, Боб и Тодд в последний раз сфотографировались вместе здесь, в этой галерее, а потом в Сан-Франциско, где Тодд жил вместе со своим партнером. Новая встреча учредителей МКУ проводилась, в частности, для того, чтобы изложить на бумаге «Кредо МКУ», уже сформулированное и подписанное Бобом, Тоддом и Питером 12 апреля – за день до 34-летия Тодда и в очередную годовщину полета Юрия Гагарина вокруг Земли, который продолжался 108 минут. Что еще более важно, встреча учредителей позволила восстановить «банду трех» под названием «Питербобтодд».

Почти два года Тодд не общался ни с Питером, ни с Бобом. Он отгородился от космического сообщества. Лишь в начале 1995 года он прервал молчание и сообщил, что хотел бы увидеть друзей и снова работать вместе. Составление кредо в Вашингтоне, округ Колумбия, напомнило им о первых днях МКУ, наполнявших их кровь адреналином. Они любили шутить, что их команда из трех человек «устойчива по всем трем осям». В этом кредо, которое произносилось сотни раз, но до сих пор ни разу не было записано на бумаге, излагались основополагающие принципы и цели космического университета. Оно состояло из шести абзацев, помещавшихся на одной странице, и в начале было написано: «Международный космический университет (МКУ) является учреждением, основанным на идее мирного, процветающего и безграничного будущего, формируемого в результате изучения, разведки и освоения космического пространства на благо всего человечества». А в конце были такие слова: «Таково кредо МКУ. Всех, кто присоединится к МКУ, мы рады приветствовать в нашей новой и быстро растущей семье. Хотелось бы надеяться, что каждый из вас, лидеров индустрии, ученых и членов правительств, будет работать вместе с нами во имя достижения целей, представленных в настоящем документе. Вместе мы будем стремиться к Звездам, проявляя мудрость, прозорливость и настойчивость».

Примерно в то же самое время Тодд узнал, что его наградили медалью Циолковского, которой награждали лиц и организации, популяризирующие идеи Константина Циолковского. Тодда несколько смутила эта награда.

Вскоре после этой новой встречи учредителей у Тодда отказало одно легкое, и его госпитализировали. В последний раз Питер посетил человека, которого называл своим братом, в районе Саут-оф-Маркет в Сан-Франциско. Даже несмотря на теплые спортивные брюки, Тодд казался худым. Они отправились на прогулку, и Тодд, у которого была установлена носовая трубка, вынул из кармана небольшую кислородную капсулу. Экспериментальное лечение в России не помогло. Питер и Тодд, разница в возрасте у которых составляла всего один месяц, проводили бессчетные часы, гуляя вместе и разговаривая обо всем, от структур управления в космосе до разработки новых экономических систем. В этот туманный день они медленно шли по аллее в Сан-Франциско. Тодду, который был франкофилом и изучал историю, понравилась сама идея и вдохновение Питера, когда он говорил об XPRIZE. Они говорили о французе Раймонде Ортеге и о великих исследователях, от Мериуэзера Льюиса и Уильяма Кларка до Фернана Магеллана. Применительно к своей деятельности, имевшей целью реализацию дерзких космических проектов, они использовали забавный термин: «безвредный заговор». Их целью было изменить мир в лучшую сторону. Но когда-то энергичная, «танцующая» походка Тодда теперь превратилась в убогое шарканье. Человеку, который, как всем казалось, всегда смотрел на небо с улыбкой, теперь приходилось фокусировать внимание на том, чтобы сделать очередной шаг. Пройдя несколько сотен метров, Тодд устал, и они повернули назад. Время от времени Питеру приходилось отворачиваться, чтобы Тодд не смог заметить слезы у него на глазах. Они шли, и Питер внезапно вспомнил, как Тодд несколько ночей подряд спал в антигравитационном спальном мешке, сияя сквозь оболочку своей неотразимой улыбкой. Он никогда не жаловался и спал так, как будто они уже были в космосе.

В очереди желающих потрогать лунный камень в космическом музее стоял партнер Тодда Рик Господар, который в последние месяцы жизни Тодда изменил свое имя на Юрий Господар – из-за любви Тодда к космосу, которая началась с полета Юрия Гагарина, состоявшегося за день до появления Тодда на свет. Юрий прикоснулся своим «обручальным кольцом» к гладкому камню. Боб Ричардс потрогал лунный камень и подумал о вечном оптимизме Тодда. В тот день, перед смертью, утром Тодд разговаривал со своими друзьями. Он позвонил им, чтобы сообщить свои последние пожелания. Он хотел, чтобы церемония прощания с ним проходила в Смитсоновском национальном музее авиации и космонавтики. Он хотел, чтобы урна с его прахом была установлена в постоянном кампусе МКУ. Боб пообещал, что выполнит его пожелания. Слушая, как Тодд пытается набрать в легкие воздух, он сам испытывал боль. Через несколько часов Юрий позвонил Бобу, чтобы сообщить, что Тодда больше нет.

После того как все прошли мимо лунного камня, группа передвинулась в зарезервированный зал, чтобы обменяться воспоминаниями. Показывали фотографии Тодда, белокурого голубоглазого мальчика в роговых очках, рядом с собакой, с братьями и сестрами. Вот Тодд играет в ковбоев и индейцев. А вот взрослый Тодд, в костюме и галстуке, в очках в золотой оправе, выступает в МКУ. Вот Тодд с Питером, Бобом и «дядей Артуром» в Вене. С детства и до конца улыбка Тодда оставалась неизменной. В одном из видеоинтервью Тодд говорил о своей «жизненной миссии». Его мечта, сказал он, «ни больше ни меньше, чем создание мира за пределами Земли, мира, населенного людьми, включая вас и меня». Последней на возвышение поднялась сестра Тодда, чтобы тоже поделиться своими воспоминаниями. Она сказала как бы шутя, что ее брат мечтал умереть в Музее авиации и космонавтики.

Затем все переместились на ступеньки перед музеем. Когда их фотографировали, они махали руками и скандировали: «Привет, Тодд!»

Тодд родился 13 апреля 1961 года, а умер 11 июля 1995 года. В соответствии с его собственным отсчетом времени он провел на Земле 12 507 дней.