День выдался солнечным, горячим. По-городски шумным, в любую минуту готовым показать своим жителям: вот вам и суета, и жар одиннадцати утра. А может, уже не утра?

Под тенью деревьев можно было даже сидеть. Узорчатой такой, объемной, будто кто-то решил расчертить на земле причудливую схему. Справа шел дурманящий аромат от бордовых и красных роз. Слева – тихонько журчала вода в фонтане, находившемся в нескольких шагах.

Грабар задумчиво смотрел на памятник Потемкина, гордо стоявший на постаменте, отблескивавший бронзой на солнце. Ну, Григорий Александрович, светлейший князь, хорошего тебе денечка, чай, Городовой неплохо свою службу несет, раз беды обходят Херсон стороной. Так, только угрожающе скалятся, но сунуться сюда не смеют.

Памятник основателя города был неподвижен, однако в какую-то секунду Грабару показалось, что вспыхнула в глазах золотистая искорка. Так-то оно всегда. Кто давал свои жизненные силы городам, тот никогда из них не уходил навсегда.

Грабар откинулся на спинку скамьи и вдруг увидел, как к нему приближается Железный. Тот шел бодрой походкой и чуть щурился. В неизменной клетчатой рубашке. В коричневых легких брюках и бежевых сандалиях. С тканевой сумкой через плечо. Совсем небольшой, если книжка или планшет поместятся – будет хорошо. За ним, подпрыгивая на коротеньких лапках, бежал угольно-черный мопс с красным ошейником. Железный шел так, словно и не замечал Грабара. Но стоило ему только оказаться в нескольких шагах от Олега, провидец быстро свернул и уселся рядом на скамейке.

– Похолодание обещают с завтрашнего дня, – мягко сказал он, не глядя на Олега и лишь внимательно наблюдая за резвящимся мопсом.

Его, кстати, Грабар видел с Железным только на улице. В доме кроме вредного серого котяры Боси никогда и никого не наблюдалось. Мопс, точнее мопсиха, по кличке Пифия, отличалась хулиганским нравом и большущими агатовыми глазами, в которые нельзя было смотреть просто так. Желательно бы при этом еще что-то дать. Повкуснее.

– Я только за, – проворчал Грабар, задумчиво разглядывая сумку Железного и отмечая необычный значок в виде сегмента, на котором стояло четыре буквы «ПНУМ». – Эта жара доканает любого.

– Как знать, как знать, Олежек, – вздохнул Железный, по-прежнему не глядя на Грабара. – А значок – это от моего коллеги подарочек. Знаешь, есть в Полтаве университет. Говорят, что магический. Правда, я бы не сказал. Вот приглашали консультантом, а я и согласился.

Он все же бросил быстрый взгляд, Грабар успел отметить смешинки в ореховых глазах. Однако реагировать не стал. Полтава – город еще тот. Не зря там Гоголь творил отечественный хоррор. Магия – она везде. Просто не глянцево-сказочная, а… другая.

– Прохлада все равно лучше жары, – сказал он отстраненно, наблюдая, как Пифия подбежала к фонтану и, став на задние лапы, передними облокотилась на бортик, с любопытством посматривая на резвившихся с водой детей.

– Это на тебя так отъезд Эммануила Борисовича повлиял? – улыбнулся Железный.

Грабар тоже улыбнулся в ответ. Криво, давая понять, какую сомнительную шутку сейчас отпустил собеседник. И отчаянно не признаваясь себе, что после того, как Чех уехал, и впрямь стало пусто и холодно.

Проклятый Следящий сжег карты снов. И в то же время подпитывал своей силой – вкусной и хмельной. Заставляющей сердце биться быстрее, а голову кружиться от ощущения какой-то новой мощи.

– Привыкнешь еще, – хмыкнул тогда Чех, когда все же частично помог Олегу восстановиться после долгой истории про Зурет. – Осторожнее надо.

А потом ушел, почти на рассвете. Уже переступил через порог и лениво обернулся, посмотрел внимательно, словно хотел что-то разглядеть на лице Олега.

– Если что случится, то ты знаешь, где находится Одесса.

И растворился во тьме. Будто никогда и не было.

Грабар тогда только ошалело уставился на лестничную клетку, не веря своим глазам. Но Следящий и впрямь ушел. Даже не попрощался. И это никак не давало разобраться: скоро ли все закончится и при чем тут Одесса?

А теперь и этот еще!

– А вы что-то знаете? – невинным тоном поинтересовался Грабар.

Пифия тявкнула и подбежала к хозяину. Тот опустил руку, принявшись чесать ее за ухом.

– Знаю, что снился тебе сон, – как-то странно произнес Железный, и Грабар замер. – Был он, а вспомнить – не можешь. И съедает тебя это уже не первый день. Потому что в том сне – часть пазла, которую надо вложить в картину, чтобы все стало на свои места. Знаю, что сказал ты все Колесник, но она пока так и не ответила, а еще…

Пифия возмущенно тявкнула и посмотрела на Олега. Железный приложил к губам длинный желтоватый палец. Мопсиха вздохнула и села рядом с ногой хозяина.

– А еще? – осторожно спросил Грабар резко охрипшим голосом.

– А еще – ночь, Олежка. И шторм. И пусть море мелкое-мелкое, но шторм – злой, беспощадный. И пропадают там люди пропадом. И в утлых меотских лодчонках, и в современных кораблях…

Грабар вздрогнул. Или и вправду стало холоднее? А, точно, тучи зашли. И егоза Пифия как-то жалобно заскулила. Только Железный сидел как ни в чем не бывало.

– О чем вы, Рудольф Валерьевич?

Но тот снова приложил палец к губам. И только ветер зашумел в кронах деревьев – сильно, недовольно, будто сердился на кого-то или на что-то. Голова почему-то закружилась. Но в тот же момент Грабар едва не подпрыгнул от радости. Словно глоток ключевой воды проник в измученную жаждой глотку. Он вспомнил! Вспомнил свой сон!

Железный улыбнулся. Посмотрел на затянутое тучами солнце. Еле слышно шепнул:

– Пошли, Пифия, не будем мешать.

Но Грабар этого уже не слышал. И не видел, как провидец вдруг растворился в солнечном дне. Только прикрыл глаза и… рухнул в то время и место, разум и сердце… Услышал шепот, срывавшийся с собственных губ. Хрипловатый и – женский. Во сне можно быть кем угодно. Делать, что угодно, но только чтобы это не шло вразрез с правилами сновиев, которые не любят чужаков в своих владениях.

– Теме, Теме… Не было между нами дружбы никогда, – шептали губы, – и не будет. Но принял ты кровь моего возлюбленного, забрав навсегда. Так приди же на мой зов…

В босые ступни впивались мелкие камешки и битые ракушки. Но ступни воительницы – не нежные ножки дочки вождя – и не такое терпели. Шаг. Еще шаг – остановиться. Посмотреть в ночную даль и укутанные тьмой волны, мерно набегающие одна на другую. Протянуть руку – рвануть серебряную фибулу.

Грубый плащ рухнул к ногам. Губы растянулись в улыбке – злой и веселой, отчаянно открытой. А в глазах – боль. И пусть самих глаз не видно, но во сне можно учуять и не такое. Она отбросила ногой плащ, только едва слышно звякнул металлический браслет на щиколотке.

Ветер приласкал обнаженное тело, коснулся ночной прохладой. Только не мерзнет никогда закаленная воительница. Тиргатао всегда смеется в лицо ветру.

Ветер обиженно зашипел и исчез, полетел к морю.

Тиргатао закинула голову, вытянула гребень из волос. Черным водопадом хлынули тяжелые пряди, прикрывая спину и бедра.

Грабар чувствовал, как клокочет внутри нее ненависть, однако, позабыв обо всем и преступив гордость, она пришла сюда – просить управы на своего врага.

Тиргатао сделала шаг вперед, ближе к кромке набегавших волн, оставлявших пенный край.

– Тот, из кургана, тебе не друг. Заберет он твои силы, только вырвется на волю. Станет здесь хозяином, запустит когти в землю…

Еще шаг к морю. Упал лунный свет – на предплечьях и плечах высветил смуглую кожу, разрисованную знаками-символами: черточками, ромбами, кругами. В руке появился кинжал с рукоятью в виде грифона. Длинное лезвие вспыхнуло огнем в звездных лучах.

Тиргатао провела им по своей руке. Тут же выступила кровь, в ночи заизвивалась черной змеей и капнула вниз.

– Эта дочь каракурта, проклятая Зурет, уже сделала свое дело, Теме. Не избежать мне ее черной ворожбы. Так обрати мое тело в оружие против нее – подари мощь после смерти.

Кровь падала в море. Волны запили, словно клубок змей.

– Стал он моим, а я – его, – шепнула Тиргатао, и Грабару сделалось не по себе. – Смешалась наша кровь воедино. Но ушел он в плаванье и не вернулся. Ты познал кровь его, Теме. Ты забрал плоть его. Душа спрятана на дне. Так возьми и мою, но помоги – дай сил. Пусть будет управа на Того…

Морская волна вдруг резко взвилась и упала прямо на Тиргатао. Женщина вскрикнула, выронив кинжал.

– Слыш-ш-шу, – раздался шелест-голос, от которого кожа покрылась мурашками, а внутри все онемело от ужаса. – Приш-ш-шла. При-иму.

Стоя, не в силах пошевелиться, Тиргатао лишь мысленно попросила хозяина вод не дать ей умереть до того, как истлеет последний лоскуток кожи Зурет.

– Ее же заклятье обернется против нее, – выдохнуло море.

В шелесте волн сквозило что-то странное. Тиргатао это понимала. Тот, из кургана, хоть и стремится вырваться наружу, но все еще заперт. А море – здесь. Всегда было и будет. Знает этот край, чужаков не любит. Тот ему только помеха.

– Станешь ты женщиной из соли, – шепот-шелест, от которого укачивало и немного мутило – не давало сосредоточиться. Хотелось лечь на берег, прикрыть глаза, укрыться с головой волнами, вслушаться в бесконечные морские слова. Говори, Теме, пришел твой час. Я твоя. Теперь не уйду. Буду твоей: отдам жизнь и стану после смерти тоже.

– Иди к озерам, Тиргатао, – тихий смешок. – Встретит тебя твой ашаук. Станешь ты его повелительницей – такой же, как он. А потом иди домой и спи. Спи до заката, на глаза никому не показывайся. Станет оборачиваться солью тело твое, все, как задумала Зурет. Но только ни разум, ни волю ей не получить. Придешь к ней за час до полуночи, ранишь. Но так, чтобы она прожила до восхода солнца.

Тиргатао сглотнула. Мысли в голове путались, а ноги мерзко подрагивали – лишь бы не упасть, лишь бы не потерять сознание.

– Заберешь у нее все веретена. Все три. Принесешь мне…

Повисла тишина. Тиргатао вдруг поняла, что не осмеливается поднять голову.

– А… дальше? – все же хрипло спросила она, не зная, слышен ли вообще ее вопрос.

– Дальше – узнаеш-ш-шь. Узнаеш-ш-шь…

Шепот волн вдруг стал безумным хохотом – диким, неистовым. Таким, что сердце сжало рукой ужаса.

Тиргатао шумно выдохнула, развернулась и понеслась не разбирая дороги прочь от сошедшей с ума стихии. И только внутри билось одно и то же: «Ашаук, ашаук. Мой ашаук».

Грабар вздрогнул и непонимающе уставился перед собой. Потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Потом сделать глубокий вдох и понять, что Железного рядом нет. А еще то, что так и не понял: сумела ли добежать Тиргатао до озера?

– Сумела? – спросила я севшим голосом, во все глаза глядя на Азова.

Рассказанная им история была невероятной, однако после того, что было с Зурет, и общения с душами умерших не особо в новинку. Просто в голове не совсем укладывалось, что человек, который что-то ненавидит, может пойти к нему и просить помощи. Правда…

Я вздохнула. Легко судить, когда сама не оказывалась в такой ситуации, что готова и продаться ненавистному существу или стихии, лишь бы избавиться от врага.

– Сумела, – ровным голосом произнес Азов. И тут же указал на гладь озера, сегодня почему-то тут даже не было туристов. Последние уходили, как только мы пришли. – Ашаук ее принял сразу.

– Как он… – я сглотнула, – выглядит?

Азов покосился на меня. В бездонных серо-зеленых, будто море в дневной зной, глазах отразилась заинтересованность.

– Тебе действительно хочется знать?

Я поколебалась всего секунду, вспомнив того преследователя, что провожал меня от берега до гостиничного дома. И запах сероводорода.

– Нет, – качнула головой.

Азов засмеялся. Как-то мягко, добродушно. Отчего вмиг стало как-то тепло и странно уютно. Я нахмурилась, пытаясь прогнать странное ощущение. Этого еще не хватало.

– Это ты его за мной послал тогда?

Азов кивнул.

– Зачем?

Откровенно начинало раздражать его молчание и нежелание продолжать разговор. Словно мне сказали все, что нужно было знать. Но ведь это не так!

– А… – уперто начала я, но Азов вдруг приложил указательный палец к моим губам.

Захотелось укусить, но серо-зеленые глаза смеялись. А еще светились каким-то странным светом. И захотелось даже не укусить, а врезать со всей силы. И в то же время было понимание, что не надо делать ни того, ни другого.

– Ты не ладишь с морем, потому что принадлежишь земле. Но это не значит, что меня нужно ненавидеть.

Грубоватые пальцы скользнули по моей щеке, замерли на скуле.

Внутри вдруг стало горячо-горячо, как если бы солнце вдруг скатилось с неба и оказалось у меня в груди. Все выжигая на своем пути, не давая дышать.

– Прекрати, – шепнула я. – Люди…

– Нет тут никаких людей, – шепнул Азов одними губами.

И он был прав. Только вот это странное отношение одновременно злило и вводило в недоумение. Я не понимала, зачем он это все делал. Неужто так не хочет говорить про ашаука?

Пришлось сделать шаг назад. Азов не протестовал, только смотрел на меня с едва заметной улыбкой на губах.

– Ашаук не выйдет из озера больше, у него приказ, – спокойно произнес он. – Но и службу свою выполнит – не даст тому, кто хочет твоей крови, подобраться близко.

Я нахмурилась, посмотрела на воды соленого озера. На мгновение показалось, что в нескольких метрах от меня появилось темное пятно. Будто какое чудище поднялось из глубин и теперь хотело понежиться в лучах дневного солнышка.

– Маньяк так и не достал тебя, – спокойно произнес Азов и вдруг снова оказался рядом. Правда, на этот раз даже не пытался прикоснуться. – Мой слуга знает свое дело.

– Не достал до летального исхода? – ехидно уточнила я.

– Ага, – невозмутимо согласился он.

Да уж. Крыть было совершенно нечем. А хотелось. И однозначно – матом. Ибо маньяк все же неплохо меня понадкусывал, затаскивая в самые невероятные места.

Постаравшись отвлечься, я вздохнула:

– Слушай, а дальше что было? Тиргатао сумела убить Зурет? И зачем тебе были веретенца?

Он кивнул:

– Конечно, сумела. Точнее, выполнила мое приказание. А уж загнуть пряху в колесо…

Я вздрогнула, вспомнив свое видение и ту жуткую фигуру, в которую превратилась Зурет в могиле на берегу. С трудом загнала подступившую было панику. Нельзя об этом думать, нельзя. Надо спокойнее на все реагировать. У Азова были причины так сделать. Пусть свои, странно нечеловеческие, жестокие, но были. Зурет не принесла никому добра, иначе б не было против нее столько людей.

Тут же захотелось засмеяться. Да откуда я знаю, что происходило века назад? Только разве что могу судить по трупам жертв, а так…

– Скажи, – хрипло произнесла я и краем глаза заметила, что Азов почему-то нахмурился – видимо, не понравился мой тон. – Существо, которое сидело в могиле Зурет, и было ее ашауком, дарованным Тем, из кургана?

Азов покачал головой. И вдруг мягко положил мне руки на плечи, потом провел по волосам.

– Нет, Яна. Это мой слуга. Он был оставлен на ее могиле, чтобы не упустить… Не дать высвободиться. Однако кто-то лихо обошел мои замки.

Я невольно вздрогнула. Ну и видок был у защитничка Тиргатао! Воистину дивно, что кто-то осмелился туда сунуться. Но действия налицо.

– Да уж. Работает он и впрямь неплохо, – признала я.

– Угу.

Слишком коротко. Он почему-то не склонен говорить. Может, не хочет, чтобы это слышало существо из озера? Так вроде бы оно служит ему и не должно стать преградой. Хотя… тут можно сейчас надумать бог знает что.

– Ты, кажется, так и не поняла, кто к тебе приходил, – неожиданно произнес Азов, и я озадаченно посмотрела на него снизу вверх. Хм, что-то совсем не замечала, что он такой высокий.

– О ком ты… – начала и тут же оборвала себя на полуслове.

Господи, какая же я дура! Ира! Я искала ее среди современных знакомых, а это… Одна же из форм имени Тиргатао – именно Ира! Пусть это не доказано, но такого совпадения быть не может! Значит, она пришла сама!

– Когда Тиргатао принесла мне веретенца, удалось усыпить силу Того, из кургана, и поставить защиту. Но при пробуждении Зурет мои чары могут рассеяться. Поэтому веретена жизней не должны попасть ей в руки.

Я слушала, потеряв дар речи. Ничего себе подарочек. Но почему она не стала показываться мне на глаза? Впрочем, спрашивать можно было очень долго. Только вряд ли я услышу какие-то ответы.

– А почему я?

Вопрос получился неуклюжим, почти неслышным. Но Азов понял. И внезапно обнял меня со спины и шепнул на ухо:

– Ты слишком упертая.

Я вздрогнула, попыталась высвободиться, но не вышло. Несмотря на то что меня не слишком сильно-то и держали. Странно.

– Это как наказание? – вместе с вопросом вырвался истерический смешок.

– Частично, – не стал отрицать Азов. – И возможность показать Городовому, что с тобой надо считаться.

Я нахмурилась. Вот сволочь. И знает же, в какое место бить. Утереть нос Городовому – одна из важнейших задач. Внезапно я даже почувствовала какую-то извращенную симпатию к этому странному существу.

– Ты же этого хочешь, не так ли? – шепнул он мне на ухо.

Я прикрыла глаза, вслушиваясь в шум ветра.

– Да, хочу.

– Вот и славно, – хмыкнул он.

И неожиданно отступил на шаг и рванул мою футболку. Ткань с треском разошлась. Я оторопела, даже не в состоянии вскрикнуть. И резко обернулась, прикрыв грудь руками.

– Да что ты творишь?

Но Азов даже и не подумал что-то объяснять, вновь повернув лицом к озеру. В следующий миг дошло, что на мне вообще не осталось одежды. На шею быстро что-то надели, и местечка между лопаток коснулось что-то холодное.

Сознание окутал туман, губы онемели. Все возмущение кипело где-то внутри, но стало до того маленьким, что не обжигало, а так – еле-еле тлело.

– Не бойся, – сказал Азов, – тебя никто не увидит, я позаботился. А теперь иди вперед. Ашаук должен признать тебя.

– Но я не…

– Иди!

Меня с силой толкнули в озеро. Потеряв равновесие, я едва не упала, но чудом удержалась на ногах. Вода оказалась теплой, даже горячеватой. По телу вдруг пробежала дрожь. Я шумно выдохнула. Кожа покрылась мурашками. Вдруг рядом появился житель озера – мелькнул толстый серый бок у самой поверхности воды. Сердце застучало, как бешеное. Во рту все пересохло. Захотелось сбежать, но ноги не слушались.

«Не бойс-с-я, – прошептал в голове шипящий голос. – Я не враг, я – защ-щ-щитник. Я не дам в обиду».

Все тело будто пронзило стрелой, кровь заиграла в венах. Появилось странное ощущение, что я давно этого ждала. Странный приток силы, переполнявший от пяток до макушки. Хотелось расхохотаться и подпрыгнуть на месте.

«Дай мне руки».

Не задавая лишних вопросов, молча протянула их вперед. Тут же почувствовала прикосновение чего-то мягкого и гладкого, словно существо пыталось просочиться сквозь открытые ладони.

Жар снова прилил волной. Казалось, все тело пылает неведомым огнем. И особенно – место между лопатками. Азов же так и стоял за спиной, не произнося ни слова.

«Стану я твоей защитой, а ты моей волей. Будет земля твоей опорой, а вода – жизнь. Вечную клятву даю – не покидать».

Мои запястья под вводом окутал тревожный красный свет, похожий клубы крови.

«Ничего не бойся, ничего».

Почему-то чуть не сказала, что не боюсь, но губы не дрогнули. Слишком все невероятно. Слишком странно. Организм Слышащей Землю принимал энергетику воды и… не сопротивлялся. Что же это такое?

«Отныне ни вода, ни соль не причинят тебе вреда».

Клубы крови рассеялись, образовав окружность. Внутри этой окружности вдруг появилась зеркальная поверхность, по которой скакали солнечные зайчики. Прошло мгновение – отразилось мое бледное худое лицо с ненормально блестевшими яркой зеленью глазами.

И тут же исчезло. А потом вдруг зарябило, как под ветром, и начало тут же что-то рисовать. Сначала по точечке, по черточке, по палочке и… Вот она улица. Ночь. С правой стороны доносится соседский хохот, слева – дом. Знакомый, кстати. Стоп! Это точно не Стрелковое. Это же…

Я сглотнула. Счастливцево, дом Капраря. Скрипнувшая калитка, и заскулившая собака. Но ни та, ни другая – не помеха. Потому что нет преград для нее. Нее?

В какой-то момент в зеркале отразилась фигура, в профиль. Невысокая женщина, светловолосая. Она двигалась плавно и хищно, будто и не была человеком. В одной руке держала нож, а в другой – рыболовецкую сеть, металлически поблескивавшую при свете луны и звезд. Потом остановилась. Обернулась. Посмотрела мне прямо в глаза.

Внутри все похолодело. Словно и не было знойного июльского дня и соленого озера. А вдруг весь мир оказался туннелем в пещере извечных льдов.

Женщина отвернулась, озерное зеркало растаяло. Я вздохнула и сжала пальцами виски, понимая, что узнала убийцу.

Да. Узнала.

Ею была Екатерина Далева.