Книга: Стеклянный Джек
Назад: Поэма Луны (Лукиан, 1969)
Дальше: Псалом Мак-Оли

Кодекс Улановых

Есть люди, которым неизбывный Кодекс Улановых не по нутру.
Они говорят, мол, наши вожди нас тиранят и нам же врут,
Но я скажу: бедняка с богачом вместе свести – благородный труд,
Поскольку богач нуждается в лучшей защите!

Нас триллионы, мы здесь повсюду от Юпитера до Венеры;
Трений не избежать, потому нужно принять заранее меры;
Само собой, одни из нас в жизни не перейдут барьеры,
Ну а кто перейдет – вы не взыщите!

Я рос в пузыре в четыре тысячи метров в ширину
В компании всевозможной флоры в вечную квазивесну,
Я вырос с фермерской гордостью, суровой, как в старину
(Потом эта гордость смылась моей кровью).

С хрупкими костями, но длинноног и длиннорук,
Я знал все о садах до того, как издал осмысленный звук.
Светило бы солнце да стена не протекла бы вдруг,
И я бы трудился тяжко, но с любовью.

Наши безногие коровы умели парить и жевать траву,
Все было предельно четко и ясно – кто я и зачем я живу.
«Жить», «любить», «трудиться» одним глаголом я назову,
Он превращает в народ бестолковую свору.

Потом пришли Чужаки. Они хотели наш лед загрести,
Пили наши сливки и виски, ели фрукты до сытости.
Надравшись, отправили всех коров «попастись на Млечном Пути»
И стали насиловать и убивать нас без разбора.

Вскоре они пресытились, притомились и стали скучать —
Нажрались, напились, натрахались, но главное ведь начать,
И вот они режут наших детей, а дети уже не могут кричать,
И кровь возбуждает лучше любого вина.

Они кайфуют от бойни, глаза горят греховным огнем,
Капли крови в невесомости на лице оседают моем;
А Чужаки пытают нас: боль – и спорт, и награда в нем;
И чашу агонии пьет мой народ до дна.

Они ушли внезапно – и столь же неистово, как пришли;
Нас было пять тысяч, мы свой мир от чужих не уберегли;
Из сотен выживших каждого либо резали, либо жгли,
И, кроме меня, никто из семьи не спасся.

Одни говорили, нужно бежать, другие – что нужно возделать сад:
Да превратится в святой компост всякий мертвец, сестра или брат,—
Один я твердил: предайте Закону тех, кто в убийстве виноват,
Один я ушел в итоге на космотрассу.

Помимо прочих злодейств Чужаки разрушили порт и док,
Лишь полтора года спустя торговец залетел в наш мирок;
Я ждал, я пел общинные песни, я исправлял что только мог —
Но сердцем уже летел в далекие сферы.

Упросил довезти меня до Хаага; там нанялся на грузовик,
Работал полгода, пошел по новой – работать-то я привык;
Чего бы ни требовал владелец, мы находили общий язык,
Так я стал одним из племени Инженеров.

Откладывал сколько мог, хотя платили мне с гулькин нос,
Кого бы я ни встречал, всем задавал один лишь вопрос
И понял, куда нужно идти, чтобы желанье мое сбылось
И понесли преступники наказанье.

Я был на Луне в тот день, когда последний контракт истек,
Сел в капсулу, вздохнул и Солнцу помолился чуток,
Погнал туда, где по Сети СисАдмины гонят Закона ток,
Чтоб рассказать о Чужаков группировке,

Меня мурыжат десять дней, сдирают сбор – сплошной расход,
Но слушают как на исповеди, буквально заглядывают в рот,
А после вручают заверенный ЗИЗдроидом юридический код
«Для иска о компенсации страховки».

Я говорю, мы были бедны, чтобы страховкой себя покрыть,
А я надеюсь на правосудие – так к чему о деньгах говорить?
Это не дело, коль справедливость всякий богач может купить.
Преступность – это бич всей нашей Системы.

Они не глумятся и не ржут, лишь грустно качают головой,
Мол, мы не враги идеализма, какими нас выставляют порой.
Но только закон практичен, а мертвец не вернется домой —
И я ухожу, так и не решив проблемы.

Тучи мрачнее, капсулу я в купол Кеплера снова гоню,
Смотрю на слепые звезды и вспоминаю дом и родню,
Думаю, то ли сомой, то ли вином себя вконец опьяню,
Но, благодаренье Ра, трезвею мгновенно.

Как уследишь за триллионами, если ресурсов нет как нет?
Но должен быть выход получше, чем «раскаянья» пустоцвет;
Кто-то обязан знать – и вряд ли это большой секрет —
Как иголку найти в стогу звездного сена.

Смотри: те, кто разорил твой мир, оставили образцы ДНК
(Причем немало), и информация о налете не так уж жалка,
И ты бы призвал их к ответу, если б не… пустота кошелька.
Тут-то мое прозрение и приключилось:

Конечно, были злодеями те, кто сжигал наши дома,
Но они ведь нас наказали! Эта истина пала, как тьма:
Мы заслужили кару, ведь наша вина – пустая сума,
А беднякам не светит справедливость.

Правда в том, что человечество живо только войной.
Кодекс Улановых гласит, и в мире истины нет иной,
Что бедность – худшее злодеянье, то, которое стороной
Обойти нельзя: тут надобно запрещенье.

Улановы бдят за здоровьем Системы множеством зорких глаз,
В семидесяти процентах случаев суд вершится не напоказ,
А лучший способ воздать врагу – отнять его денежный запас.
Так я придумал план великого мщенья.

Десять лет я работал усердней конкурентов и деньги копил,
Создал картель – пусть скромный, но прибыль он приносил;
Тот, кто вставал на моем пути, либо шел в ад, либо мне служил,
И мало кто доводил до открытой схватки.

Я помогал финансово копам, и те на меня не бывали сердиты,
Не возражали, когда я сказал, как хочу наказать бандитов;
Праведность-то от Бога, а вот правосудие – от кредитов,
И их у меня как раз было в достатке.

Одни жаждут богатства, чтоб позабыть про бережливость,
Другие спешат удовлетворить бескрайнюю похотливость,
Я же хотел восстановить попранную справедливость —
И деньги мне помогли исполнить желанье.

Десять лет я работал и ждал, и, наконец, звезды в небе сошлись.
Из Чужаков только восемь десятков от смерти убереглись,
Полсотни из них подсели на сому, съехали с глузду и перепились;
Я мало чем мог усугубить их страданья.

Но тех, кто остался в своем уме, я всех до единого изловил;
Каждому лично напомнил, что он с миром моим сотворил
(Злодейств они учинили столько, что каждый второй забыл,
Что за бойню устроил во время оно).

Они скулили, вопили, рыдали, пытаясь сердце мое смягчить,
Они молили о милосердии, зная, что вправе я их казнить.
Я им сказал: за милосердие надо, конечно же, заплатить —
Деньги лежат в основе основ Закона.

Цена такова: миллион кредитов с носа за каждый прошедший год
В рассрочку, но до последней выплаты – или пока Чужак не умрет;
Если он вздумает уклониться – гибель быстрее света придет.
Это ярмо судьбы, и его не скинуть.

Они в слезах просили прощенья, но приняли сделку, само собой.
Жизнь научила их самому главному: с сильным всякий напрасен бой.
Так я обрел рабочую силу, которой мог бы гордиться любой:
Кто не работает – может копыта двинуть.

Улановы с помпой сошли с небес и даже воздали мне похвалу:
Мол, я открыл способ внушить принцип Закона отпетому злу
И превратить злодеев в трудяг, привычных к мирному ремеслу.
Я же доволен солидной прибавкой в бюджете.

Мне дали Серебряную Звезду – есть чем гордиться в расцвете лет:
С элитой я на короткой ноге, меня как равного принял свет.
Из всех советов я дам лишь один, но это самый мудрый совет:
Не будьте бедными, бедные сукины дети.

Назад: Поэма Луны (Лукиан, 1969)
Дальше: Псалом Мак-Оли