Его арестовали за то, что он на благородного господина руку поднял? – переспросил Локк.

– И заковали в кандалы, – уточнила Дженора.

– О всевышние боги… И чем это ему грозит? Его повесят?

– Нет, сначала бросят в темницу на год и один день, – пояснил Алондо. – А потом руку отрубят, которая удар нанесла.

– Монкрейну еще повезло, – заметил Жан. – Ведь мог бы и ногой пнуть.

– Да он вообще везучий, – проворчал Сильван, отрываясь от бутылки. – Попал туда, где его за долги никто не достанет, иначе б давно с него шкуру содрали и крупной солью присыпали. Надо будет отрубленную руку у палача выкупить… Вываляем в смоле, будет подспорьем на сцене, особенно когда тавма…травма… тьфу, чудотру… нет, не то… в общем, когда чародеев придется играть.

– А как его оттуда вызволить? – спросила Сабета.

– Вызволить? – Из-за спин Алондо и Дженоры вышла статная пожилая женщина, с пепельно-седыми волосами и кожей цвета красного дерева. – Кому понадобилось вызволять Джасмера Монкрейна, если он сам от своего присутствия нас недавно избавил? И что делают посторонние у меня во дворе?

– Тетушка, между прочим, это гости, – вмешалась Дженора. – Здесь же постоялый двор, помните, наверное? Или запамятовали?

– Ах, как я обожаю историю древних времен, – вздохнула женщина. – Позвольте представиться, Алисана Глориано, великомученица и за грехи свои владелица сего заведения, к вашим услугам, господа. Вы Джасмера Монкрейна ищете?

– Он нам работу предложил, – пояснила Сабета. – Точнее, собирался.

– О всевышние боги! – ахнула госпожа Глориано, приобняв за плечи Дженору и Алондо. – Это те самые каморрцы! Он их не выдумал!

– Вот и мы удивились, тетушка, – кивнула Дженора.

– Нам, конечно, льстит, что нас считают чудом, – заметил Локк, – но нам бы с Монкрейном повидаться…

– Что ж, придется подождать. Послезавтра ему приговор вынесут, а потом, через год и один день, подходите к воротам Плакучей Башни, а как оттуда однорукого выпустят – он-то вам и нужен.

– А что стряпчий говорит?

– Так кто ж его наймет, стряпчего-то?

– И что же нам делать? – спросил Локк. – С ним вообще увидеться можно?

– Это легко устроить, мальчик мой, – заметил Сильван. – Подойдите к любой благородной особе, дайте в рыло – и вас тут же препроводят в темницу к Джасмеру.

– Тьфу ты! – фыркнул Локк. – Не сочтите за оскорбление, но все вы, похоже, не только особой любви к Монкрейну не питаете, но и сами готовы ему горло перерезать. У него вообще труппа есть? Он представления этим летом собирался ставить? Ради Переландро, объясните нам, пожалуйста, что происходит? Есть у нас работа или как?

– Мы и есть труппа Монкрейна, – вздохнула Дженора. – Точнее, то, что от нее осталось. Алондо, Сильван и Джасмер – актеры. Может, еще пара человек объявится, если Джасмер им заплатит.

– А вы тоже на сцене играете? – спросил Жан.

– Я костюмерша. В моем ведении находится весь сценический реквизит: костюмы и бутафория – в общем, все неодушевленные предметы, необходимые для театральной постановки.

– А вот если, допустим, случится еще одно чудо и милостью богов Монкрейна выпустят из тюрьмы… – не унимался Локк. – Нам в труппе место найдется? Вы этим летом представления давать будете?

– Времени для подготовки и репетиций будет маловато, но… – буркнул Сильван.

– Вот это уже больше похоже на утвердительный ответ, – улыбнулся Локк.

– Все дело в том, что денег нет, – вздохнула госпожа Глориано. – Два года назад ради племянницы я в труппу Монкрейна кругленькую сумму вложила, так он мне до сих пор двенадцать реалов должен. Но это пустяки. Хуже всего то, что он не мне одной задолжал…

– Ну, с этим мы как-нибудь разберемся.

– Нам в долг давно уже никто не дает, – сказал Алондо. – Даже лавочники. Мы случайными заработками перебиваемся. Хотели уличные представления давать, но и на это деньги нужны – на костюмы, на маски, на освещение…

– У нас даже подводы нет, чтобы к сценической площадке все это доставить, – добавила Дженора. – Две кладовые забиты старыми костюмами и бутафорией, но не тащить же их на себе – засмеют.

– Еще больше засмеют, – буркнул Алондо.

– Телега у нас есть, – сказал Локк. – Погодите-ка.

Он отвел Жана и Сабету в сторонку, подальше от жалких остатков труппы Монкрейна.

– За телегу и четверку лошадей хорошие деньги заплатят, – напомнил Жан.

– Знаю… – кивнул Локк. – А если продать только пару лошадей?

– А стоит ли вообще тратить время и деньги на Монкрейна? – спросила Сабета.

– Если мы им не поможем, то придется в Каморр возвращаться, – сказал Локк. – В таком случае сами будете объяснять Цеппи, что произошло, потому что у меня временно язык отсохнет.

– Мы же не виноваты, что Монкрейн вельможе в зубы дал, – вздохнул Жан.

– Да, Цеппи не обрадуется, если мы домой вернемся, – признала Сабета. – Он же велел нам Монкрейну помочь, для того сюда и отправил. Так что придется поднапрячься…

– А если ничего не выйдет? – спросил Жан.

– Попробовать все равно надо, – заявил Локк. – Сабета права: нельзя сразу признавать поражение, даже не пытаясь добиться победы.

– Деньги нужны, – вздохнула Сабета. – Но с этим легко разобраться – кошельков и карманов в Эспаре хватает, а там, глядишь, и выгодное дельце подвернется…

– Нет, мы же договаривались – никакого воровства! – напомнил Локк. – У нас и без того хлопот полон рот: кто ж знал, что актерами так сложно притворяться. – Недовольство, мелькнувшее на лице Сабеты, он ощутил не глядя, как жар от масляной лампы, и поспешно сложил руки в умоляющем жесте. – Сабета, я понимаю… прости, я помню, о чем мы с тобой говорили… Я сейчас не приказываю, а просто прошу тебя прислушаться к моим доводам.

– Что ж, может, ты и впрямь исправляться начинаешь, – хмыкнула Сабета. – Ну, выкладывай свои доводы.

– Об Эспаре мы ничего не знаем – ни как с констеблями обращаться, ни где укрыться в случае чего. И со здешними Путными людьми тоже не знакомы. Вот представь, что к нам в Каморр явился какой-то залетный фраер и решил дело развернуть… Его же в два счета загребут, а мы помогать ему не станем, только посмеемся, когда ему петлю на шею накинут и с моста столкнут. Так вот, для эспарских воров мы такие же фраера залетные. Вдобавок о Тайном уговоре здесь вряд ли слыхали. Так что сначала нужно осмотреться, во всем разобраться, а уж потом можно и по чужим карманам пошарить.

– Понятно. В общем-то, ты прав. Я как-то не учла, что мы не дома. – Сабета примирительно протянула ему руку.

Локк, помедлив, с улыбкой пожал предложенную ладонь.

– Так, я не понял, – притворно удивился Жан. – Вы кто такие? И как вам удалось так правдоподобно Локком и Сабетой прикинуться?

– А ты вообще заткнись, – улыбнулась Сабета. – Некогда языками молоть, дел по горло: надо двух лошадей продать, двух в конюшню отвести, Монкрейна освободить, деньги поменять и жилье найти. И все это – для начала.

– Госпожа Глориано! – Локк обернулся к хозяйке постоялого двора. – Будьте так любезны, сделайте одолжение… Возьмите нас на постой и покажите, куда телегу лучше завести, чтобы наши пожитки разгрузить.

– Вы остаетесь? – изумленно спросила она.

– Конечно, – ответил Локк. – Заведите нам отдельный счет, мы звонкой монетой расплачиваться будем.

«Ну, первые пару дней», – подумал он.

– Что ж, – медленно, будто зачарованная, произнесла она. – Комнат у меня хватает…

– Джакомо! Кастелано! – крикнула Сабета.

Кало и Галдо, выбежав из-за угла, замерли перед Сильваном.

– Братья Асино, – представила их Сабета и велела близнецам: – Ступайте с госпожой Глориано, разгрузите вещи и отнесите их в наши комнаты.

– Ага, так мы и разбежались. Сначала телегу заставили охранять, теперь вот грузчиками назначили… – проворчал Кало. – Может, вам еще ноги умастить, госпожа, пока вы тут прохлаждаетесь и винцо попиваете?

– Всем дело найдется. И попробуй только к моим ногам прикоснуться, я тебе уши отрежу! – пригрозила Сабета. – Ну, ступайте, кому говорят!

Следующие четверть часа все сновали по двору как угорелые, хотя в полном угаре пребывал только хмельной Сильван, над которым Жан заботливо соорудил навес из просмоленной холстины и пары колышков. Благородные Канальи разместили свой нехитрый скарб в двух комнатах – великолепных примерах того, что обаяние старости, свойственное некоторым людям, не коснулось ни изъеденных жучком деревянных стен, ни ветхих шпалер и заплесневелых гобеленов. Близнецы заняли одну из комнат, Локк с Жаном – другую, а Дженора пригласила Сабету к себе, в спальню в конце коридора.

Разгрузив телегу, Жан отвел двух лошадей в указанные Дженорой стойла, а пару лошадей получше Алондо вызвался доставить на конюшенный двор близ Джаланских ворот, где служил какой-то родственник юного актера, – там часто останавливались караваны и недостатка в покупателях не было.

– Чтобы помочь Монкрейну, без хорошего стряпчего не обойтись, – пояснил Локк госпоже Глориано.

– Ох, даже не знаю, что и делать, – вздохнула она. – Я уже столько лет Монкрейновы выходки терплю, все надеюсь, что вложенные деньги когда-нибудь окупятся…

– Ну, мы для того и приехали, – обнадежил ее Локк. – Вдобавок нам деваться некуда: дома работы нет, а Монкрейн посулил на лето нас занять.

– Ах вот оно что! А я-то думаю, чего это вас на благотворительность потянуло. Джасмер родом из Сиринии, нрав у него вспыльчивый и переменчивый, как у всех сиринийцев. Вот, к примеру, мы с Дженорой – с Окантских островов, там народ покладистый, спокойный. Ох, знать бы раньше, я б денег на ветер бросать не стала…

– Да-да, конечно, – остановил ее Локк. – Так к какому стряпчему лучше обратиться?

– Есть тут один тип… – сказала госпожа Глориано. – Сальвард. Его Бессонником прозвали, потому что он денно и нощно в конторе сидит. Он и мне в свое время кое-какие бумаги помог выправить. Ну, не забесплатно, конечно. Дело свое он знает, только к нему часто какие-то сомнительные типы захаживают.

– Великолепно! – воскликнул Локк. – Он-то нам и нужен. Мы сами люди… гм, сомнительные.

– Этьен Деланкаре Доминго Сальвард, – вслух прочла Сабета освещенную фонарем табличку у входа. – Стряпчий и поверенный, судебный писарь, душеприказчик. Нотариальные услуги, составление завещаний, перевод с вадранского и на вадранский. Дела о наследстве, имущественный арбитраж, судебные разбирательства. Оплата услуг по договоренности. Гибкие ставки. Доступные цены.

Локк и Сабета, наскоро смыв дорожную пыль и переодевшись в приличествующие случаю наряды, отправились к стряпчему вдвоем. Контора Сальварда находилась на улице, ведущей к Упокоенному холму, на самом краю бедняцкого квартала, будто сторожевой пост на границе, отделявшей нищету от роскоши.

Грубо сколоченные табуреты и голые стены приемной свидетельствовали о желании обезопасить имущество от буйных посетителей. За конторкой у входа сидел щуплый человечек с гладко прилизанными волосами, по виду – писарь, а у лестницы в дальнем конце приемной переминалась великанша в черном стеганом дублете, под которым просматривались железные пластины.

– Добрый вечер! – сказал писарь. – Вам назначено?

– А без предварительной договоренности не принимают? – осведомилась Сабета. – У нас дело срочное.

– Прием без предварительной договоренности – два коппина, и еще коппин – за срочность.

– Мы только что приехали из Каморра, – объяснил Локк. – Деньги поменять не успели.

– Каморрские бароны меняем по курсу один к одному, и коппин за обмен.

Локк вытряхнул из кошелька четыре медные монетки.

Писарь обмакнул перо в чернильницу и поднес его к белому прямоугольнику пергамента.

– Имена?

– Верена Галанте и Лукацо де Барра, – сказала Сабета.

– Из Каморра?

– Да.

Писарь, отложив перо, сдвинул заслонку в стене, вложил в отверстие исписанную карточку и повернул рычаг. Подъемник с лязгом отъехал вверх, и через минуту послышалось приглушенное звяканье колокольчика.

– С оружием не позволено, – заявил писарь, пристукнув костяшками пальцев по конторке. – Вас сейчас обыщут. Что найдут – сдадите на хранение, вот ей.

Великанша ловко и проворно обыскала посетителей; от ее внимания, возможно, ускользнули бы лишь хорошо спрятанная удавка или фруктовый ножичек. Судя по всему, Этьен Деланкаре Доминго Сальвард весьма заботился о собственной безопасности.

– Чисто, – с кривой ухмылкой объявила великанша. – Ну, то есть оружия нет, а так…

– Проходите, – кивнул писарь. – Успешного вам собеседования.

Бессонник Сальвард сидел за широким столом, пересекавшим кабинет от стены к стене, – этот барьер служил надежной защитой на случай внезапного нападения, давая хозяину возможность сбежать или вооружиться. Локку стало интересно, чем объясняется такая предусмотрительность: характером посетителей или качеством предлагаемых услуг.

– Садитесь, – предложил Сальвард, худощавый мужчина лет сорока; всклокоченная грива темных волос с проседью встопорщилась, будто он только что вернулся с верховой прогулки; на крупном носу нелепо торчали крошечные очки в изящной оправе; по правую и левую руку от стряпчего на деревянных подставках лежали две зажженные трубки с длинными чубуками, обрамляя его двумя витыми колоннами ароматного дыма. – Не рановато ли вы в цепкие щупальца закона угодили? Или вас брачный договор интересует?

– Нет, что вы, – вздохнула Сабета. – Наш друг в беду попал.

– Подробнее, пожалуйста.

– Он ударил господина благородных кровей.

– Вашего друга задержали? Или ему удалось бежать?

– Его заключили в Плакучую Башню, – пояснил Локк.

– Гм, непростое дело. Закон требует сурового наказания. Боюсь, с рукой ему придется распрощаться, – заметил Сальвард. – Хотя в преступлениях подобного рода иногда можно обнаружить смягчающие обстоятельства. Что еще мне следует знать?

– Он… любит выпить, – сказал Локк.

– Не он первый, не он последний. Многие из моих клиентов ищут утешения в бутылке.

– Он родом из Сиринии, – добавил Локк. – С кожей цвета ночи.

– Сиринийцы – древний и благородный народ, при дворе ими многие восхищаются.

– Он… в общем, денег у него нет.

– Зато есть друзья и союзники, – с воодушевлением произнес Сальвард, – на которых можно положиться в беде. У меня весьма гибкие цены на услуги. Еще что?

– Он владелец актерской труппы.

Улыбка исчезла с лица Сальварда. Он поднес к губам чубук левой трубки, глубоко затянулся, выпустил струю дыма и повторил то же самое с правой трубкой. Так, чередуя затяжки и разглядывая Сабету и Локка, он просидел несколько минут, а потом спросил:

– Значит, речь идет о Джасмере Монкрейне?

– А вы знакомы?

– Я бы и раньше догадался, но меня сбило с толку ваше искреннее желание ему помочь. Позвольте узнать, чем оно вызвано?

– Мы актеры, он нас на лето в труппу пригласил, – объяснила Сабета. – Мы только что в Эспару приехали.

– Примите мои соболезнования. С вашего позволения, я дам вам совет.

– Да-да, конечно, – кивнула Сабета.

– Как правило, люди низших сословий, утратив руку, заменяют ее крюком, но Джасмер Монкрейн на это не согласится – из тщеславия. Если вы следующим летом будете в Эспаре, то подарите ему чашечку из мягкой кожи, заживший обрубок прикрыть.

– Нет, его нужно вызволить из-под стражи немедленно, – сказала Сабета.

– Об этом не может быть и речи. Ни от меня, и ни от кого другого помощи он не дождется. Ох, голубчики, уныние на ваших лицах доставляет мне не меньшую боль, чем отказ от работы! Позвольте объясниться. Видите ли, так уж вышло, что удача мне улыбнулась и тем самым вас обделила. Вы наверняка слышали об Амилио Басанти…

– Вообще-то, нет, – признался Локк.

– Ах, так вы и впрямь ничего не знаете! Басанти – преуспевающий владелец актерской труппы, которая пользуется большим успехом. А через две недели его младшая сестра, госпожа Амилина Басанти, станет госпожой Амилиной Сальвард.

– Понятно… – произнесла Сабета.

– И если я соглашусь выступить в защиту человека, который является главным соперником моего будущего шурина, то это весьма прискорбно отразится на моей семейной жизни.

– А не подскажете ли вы, к кому еще нам можно обратиться? – спросил Локк.

– В Эспаре есть еще пять стряпчих, – сказал Сальвард, – но, увы, ни один из них этим делом не займется. Видите ли, если бы не моя будущая жена, я бы с радостью за него взялся, лишь бы судьям досадить, да и вообще я никаких клиентов не гнушаюсь, даже самых отъявленных злодеев. Главная трудность заключается в том, что это дело заведомо проигрышное, а потому мои коллеги от него откажутся.

– Но вы же сами только что привели убедительные доказательства, которые…

– Которые, возможно, несколько смягчат суровость наказания, только и всего. Вы же понимаете, что нет такого закона, который позволил бы простолюдину безнаказанно оскорбить особу благородных кровей. Нет-нет, на законы я ссылаться бы не стал, а воззвал бы к милосердию, поведал о страданиях малых детей, родных и близких… Но поскольку делать я этого не собираюсь, слушание дела Монкрейна и вынесение приговора займет гораздо меньше времени, чем наша с вами беседа.

– А что еще можно предпринять? – спросил Локк.

– Обратитесь к Басанти, – предложил Сальвард. – Его труппа обычно собирается в таверне «Лепесток лютика», на Сумеречной стороне. Если позволите, я за вас ему словечко замолвлю, он вас с удовольствием примет, вот хотя бы статистами, копейщиков изображать или там знаменосцев. А о Монкрейне забудьте.

– Ах, очень любезно с вашей стороны, – вежливо улыбнулась Сабета. – Но, видите ли, Монкрейн нас на главные роли пригласил. Статистами или фигурантами мы бы и в Каморре устроились. А у Басанти труппа слаженная, нам даже третьих ролей не достанется…

Сальвард снова попеременно подымил трубками, устало потер глаза.

– Что ж, ваше стремление к славе похвально, хотя, возможно, и закончится плачевно. Увы, дети мои, боюсь, на этот раз Монкрейну от наказания не уйти, разве только чудом…

– А, чудеса – это по нашей части, – сказал Локк. – Что вы имеете в виду?

– Вот, к примеру, такое чудо: графиня Антония решит Монкрейна помиловать. Однако же, хотя ей все позволено, она этого не сделает, потому что особой любви к Монкрейну не питает. И вообще, ее сейчас больше заботит состояние своего винного погреба.

– А еще что?

– Чудом будет и то, если слушание дела не состоится, потому что вельможа, которого Монкрейн ударил, отзовет свою жалобу из магистратского суда. Сами понимаете, на это надеяться смешно и нелепо – благородные особы оскорблений не прощают и себя на посмешище выставлять не намерены.

– Ага, – задумчиво произнес Локк. – Ну а поговорить-то с Монкрейном мы сможем?

– Да, это легко устроить. До суда задержанный имеет право на встречу с родственниками или с компаньонами. Так что вы можете назваться кем угодно. Главное – не передавайте ему никаких вещей, иначе вам грозит то же наказание, что и преступнику.

– А где проводят эту встречу? – спросил Локк.

– В самом сердце Эспары, на вершине Ступеней Легиона, стоит высокая башня из черного камня, окруженная рвом и сотней весьма суровых стражников. Ее даже в дождь видно.

В сумерках Локк и Сабета добрались до Ступеней Легиона. В густом тумане виднелись очертания тысячи мраморных воинов в доспехах эпохи теринского владычества, которые вот уже шесть веков несли свой нескончаемый караул. История и изображения легионеров были знакомы Локку по книгам, которые он читал в Каморре. Некий император – имя его Локк позабыл, – раздосадованный тем, что Эспара не может похвастаться удивительными творениями Древних, велел скульпторам создать в центре города грандиозный монумент. Статуям придали портретное сходство с легионерами тех времен, но больше всего поражало то, что изображены они были не в победном сражении, а на марше – усталыми, с опущенными головами и закинутыми за спину щитами, как если бы все еще брели по дорогам давно исчезнувшей империи, а не застыли в вечном строю вдоль лестницы длиной в две сотни ярдов.

– Надо отыскать этого вельможу и уговорить его отозвать жалобу, – сказал Локк.

– Ага, ничего другого не придумаешь, – кивнула Сабета.

– Ох, где бы денег раздобыть! – вздохнул Локк. – В обносках светские визиты наносить неловко.

– Ты уже жалеешь, что от воровства отказался?

– Жалею, конечно, – признался Локк. – Но воровать все равно не буду.

– Раз жалеешь – уже хорошо, – улыбнулась Сабета.

– Да, честная жизнь не про нас.

– Верно. Я вот не понимаю, как люди честно живут… Скучно же!

Ров вокруг башни из черного камня оказался широкой расщелиной с отвесными стенами глубиной футов в тридцать, куда стекали мутные потоки из водосточных канав. Через ров был перекинут крытый мост, у которого стояла ярко освещенная караульная будка. Едва Локк и Сабета приблизились к мосту, из будки вышли четверо стражников.

Локк сразу же отметил, что вооружены они не дубинками и пиками, позволявшими сравнительно нежные тычки, а тяжелыми мечами.

– Стоять! – велела суровая кряжистая стражница с лицом, исполосованным шрамами. – Зачем пришли?

По виду стражников Локк понял, что все они закаленные в боях воины и любая попытка подкупа или плутовства будет равносильна самоубийству. «Да, в Плакучей Башне шуток не понимают», – подумал он.

– Добрый вечер, – учтиво, но без излишнего смирения поздоровалась Сабета. – Мы хотим увидеться с Джасмером Монкрейном.

– Монкрейн званых ужинов не устраивает и еще долго устраивать не будет, – заявила стражница. – И что каморрцам от него понадобилось?

– Мы актеры труппы Монкрейна, нам необходимо обсудить с ним наши дальнейшие действия. Наш стряпчий заверил нас, что мы имеем право на одну встречу до суда.

Локку куда больше нравилось глядеть на Сабету за работой, чем на какую-нибудь прелестницу, снимающую платье. Сабета выбирала самые подходящие, весомые слова и выражения: уверенное «имеем право» звучало куда лучше смиренного «позволено», а фраза «одна встреча» ясно говорила о том, что посетители ознакомились с законами и установлениями и согласны их соблюдать. Иначе говоря, двумя предложениями Сабета всеобъемлюще объяснила цель своего прихода, дала понять, что действует в полном соответствии с законом и подчиняется его требованиям в той же мере, что и стражники.

Стражница с готовностью впустила Локка и Сабету в Плакучую Башню. Разумеется, их подвергли унизительному обыску, велели оставить подписи в книге посетителей и предъявить к досмотру содержимое карманов и кошельков, а вдобавок заставили ждать минут сорок. Впрочем, Локк решил, что это к лучшему: в тюрьму только преступников приводят быстро.

Дважды за вечер Локк с Сабетой оказались в помещении, разделенном на две половины, – на этот раз барьером служил не стол, а толстые прутья железной решетки. В комнате для свиданий не было ни окон, ни мебели, ни прочих украшений – только гладкие голые стены и грубо обтесанные каменные плиты пола. Стражники впустили посетителей в комнату, заперли дверь и встали у входа.

Локку и Сабете пришлось прождать еще несколько минут. Наконец дверь в противоположной стене открылась. Два стражника ввели узника, скованного кандалами по рукам и ногам, и, чтобы дать ему некоторую свободу движений, прикрепили к ножным кандалам короткую цепь, пристегнутую к кольцу в полу и не дотягивающуюся до решетки шага на два. Завершив свои действия, стражники отступили к двери и тоже замерли по стойке смирно.

Черная кожа узника блестела, как начищенный сапог, пепельно-седые волосы были коротко острижены. Он был мужчиной крупным, но не тучным; казалось, на его костях равномерным слоем осел вес прожитых лет, а в движениях сквозила неуемная, грозная мощь. На темном лице сверкали большие ясные глаза. Он напряженно, не моргая, уставился на Сабету и Локка и язвительно изрек:

– Сначала два лестничных пролета пройти заставили, а потом снова заковали. Вот оно, счастье. Вы кто такие?

– Ваши новые актеры, – сказал Локк. – Весьма растерянные и сконфуженные новые актеры.

– Вот оно что… – Монкрейн двинул челюстью, будто пережевывая какую-то гадость. – Так обещались же пятерых прислать…

– А вы обещались быть на свободе, – напомнила Сабета. – Еще трое у Глориано остались, следят, чтобы ваша труппа не разбежалась.

– Раньше надо было приезжать, – проворчал Монкрейн. – А теперь собирайте вещички и уматывайте. А наставнику своему передайте, что я его заботу оценил.

– Нет уж, увольте, – возразил Локк. – Нас сюда послали актерскому мастерству обучаться. У вас.

– Ах, тебе учиться захотелось?! Вот сейчас я тебе урок преподам. Как только из мамкиной утробы выберешься, тут же полезай обратно, потому что жизнь – бездонная бочка дерьма!

– Мы можем вас отсюда вызволить, – негромко произнесла Сабета.

– Если вы не будете упираться, – добавил Локк.

– Вы мне побег устроите? – Монкрейн опустился на корточки и потрогал каменные плиты пола. – Что, войско к городским стенам привели? Ну, как они в башню ворвутся, дайте знать. Вдруг я штаны надеть не успею…

– Вы с нашим наставником знакомы, – негромко сказал Локк. – Надеюсь, понимаете, какие у него ученики.

– Да, с вашим наставником мы были знакомы, – ответил Монкрейн. – Много лет назад. Я попросил его актеров прислать. Это вы и есть? Боги своей милостью коснулись ваших жалких каморрских душонок и даровали вам красноречие?

– Играть мы умеем, – заявила Сабета.

– Да неужели? Играть умеете и бесстрашны, как львы? Я иного общества не признаю. Я сам лев и среди львов обитаю! – Он обернулся к стражникам у двери. – Правда, ребята? Среди львов! Р-р-р-р-ра-р-р!

– Эй, потише там! – одернул его стражник.

– Вот видите – настоящие львы. А вы рычать умеете, деточки?

– При необходимости, – невозмутимо ответила Сабета.

– Гм. Удивительное дело. Вам лет-то сколько – шестнадцать, семнадцать? Совсем еще сопливые… Вот тебя, голубушка, на сцену, пожалуй, можно выпустить. Если волосы распустишь и титьки наружу выставишь, то, глядишь, зрители от скуки и не сомлеют. А ты… – Он уставился на Локка. – Тьфу, задохлик. Воробышек! Между ног фиговые зернышки, а не полновесные плоды, а туда же – актер! Вон, пух на щеках еще бритвы не знает… Чего ради вы сюда приперлись, а? Подбодрить меня решили? Да пошли вы в жопу!

Локк, кипя от негодования, с невероятным усилием воздержался от ответных (и бесполезных) оскорблений и заметил:

– Кроме нас, вам никто не поможет на свободу выбраться.

– А зачем мне сдалась эта ваша хваленая свобода? Мне и здесь неплохо: кормят, поят и кредиторы не докучают. Ну, отдам славному городу Эспаре руку… Так ведь невелика потеря – за долги с меня много больше стрясут.

– Как зовут вельможу, которого вы ударили? – спросила Сабета.

– Какая тебе разница? – завопил Монкрейн. – Вам что, от этого легче станет? УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА ВОСВОЯСИ!

– Эй, потише! – пригрозил стражник. – А то завтра в суд не на своих двоих пойдешь, а волоком потащат.

– Может, мне того и надобно, – заявил Монкрейн. – Давайте попробуем, а?

– Джасмер, – резко одернула его Сабета. – На меня посмотри, осел упрямый!

Монкрейн удивленно уставился на нее.

– Мне плевать, что ты о нас думаешь, – прошептала она. – Надеюсь, ты не забыл, кто такой наш наставник и какие люди за нами стоят. И если ты сейчас же не заткнешься, то мы… уйдем.

– Превосходно! – воскликнул Монкрейн. – Меня это вполне устраивает.

– Так вот, просидишь ты в этой башне свой год и один день, потом тебе руку отрубят и за ворота вышвырнут. И знаешь, кто тебя там встретит? Целая толпа разъяренных каморрцев, вот кто! Не мы вдвоем и даже не те трое, что сейчас ради тебя, межеумка, в этой поганой дыре торчат. Нет, встретят тебя злобные громилы, с которыми добром не договоришься, намнут бока, сунут в тесный ящик и повезут в Каморр. Так что тебе предстоит увлекательная десятидневная поездка. А потом…

– Погоди-ка… – начал Монкрейн.

– Ты, ссыкун, пораскинь своим скукоженным умишком, авось поймешь, что, кроме нас, других кредиторов у тебя нет. Ты кого об одолжении попросил? Нашего гарристу. Ты хоть представляешь, что это значит?

– Да…

– А по-моему, нет! Наш наставник пятерых человек тебе на помощь послал, чтобы тебя, дурака, из беды выручить. Все, что от тебя требуется, – обучить нас актерскому мастерству. Но ты, оглоед, по дурости решил, что обещание, данное гарристе, выполнять необязательно. Что ж, посидишь год в покое, фигляр безмозглый, а потом мы с тобой снова увидимся. Там и посчитаемся. Все, больше разговаривать нам не о чем. Пойдем, Лукацо.

Она отвернулась, и Локк, наградив Монкрейна кислой ухмылкой, последовал ее примеру.

– Стойте… – прошипел Монкрейн.

Сабета, не давая ему времени опомниться, с нажимом спросила:

– Как зовут вельможу, которого ты ударил?

– Булидаци, – ответил Монкрейн. – Барон Булидаци из палаццо Корсала.

– Почему ты его ударил?

– В подпитии был, – признался Монкрейн. – А он… Он на постоялый двор пришел, предложил мои долги выкупить и стать покровителем моей труппы.

– И за это ты ему в зубы дал? – ошеломленно переспросил Локк. – А нам, значит, сердце из груди вырвешь, если мы тебя отсюда вытащим?

– Булидаци – придурок! Надутый и чванный индюк! Щенок сопливый, не старше вас, а туда же – решил, что меня купить можно, как мебель в гостиную! Ему, видите ли, захотелось собственной труппой обзавестись! Да я актеров в труппу двадцать лет подбирал и в услужение ни к кому не пойду. Уж лучше в Плакучей Башне сгнию!

– Значит, чтобы труппу спасти, ты решил ему в морду дать? – изумилась Сабета.

– Да плевать ему на труппу! – сказал Монкрейн. – Труппа ему нужна, чтобы самолюбие пощекотать, чтобы перед расфуфыренными дурочками похваляться: мол, поглядите, какая у меня тонкая артистическая натура! Тоже мне, благодетель выискался! Щедрый он, видите ли… к девкам под юбки лазить. Нет, мне мое доброе имя дороже!

– Доброе имя… – с издевкой повторил Локк. – Между прочим, твои актеры тебя рады отдать диким зверям на растерзание!

– И я бы им помогла с превеликим удовольствием, – добавила Сабета. – Увы, к сожалению, нам тебя все равно придется отсюда вызволить. Ладно, посиди пока в темном каземате, держи язык за зубами.

– А завтра барон Булидаци отзовет свою жалобу из суда, – пообещал Локк.

– Что? Да ты, сопляк, хоть с ног до головы его оближи, он…

– Он тебя простит, – процедила Сабета, скрипнув зубами. – Потому что спасти тебя можно только так, и никак иначе. Ясно тебе? Значит, так оно и будет. А когда тебя выпустят, мы с тобой обсудим, что требуется для постановки «Республики воров».

– Ишь, как девчонка-то размечталась! – вздохнул Монкрейн. – Ладно, допустим, вы оба не в своем уме, но я-то пока еще не спятил!

– Тогда заткнись и делай, что велено, – сказала Сабета. – Кстати, меня зовут не девчонка, а Верена Галанте. А на сцене – Амадина.

– Эй, ты губу прежде времени не раскатывай! – рассмеялся Монкрейн. – Вот если вы чудом отыщете в Булидаци толику милосердия, тогда о ролях и поговорим.

– Все, на сегодня разговор окончен, – заявила Сабета. – Завтра продолжим.

– Слушай, если мы Монкрейна из тюрьмы вызволим, то придется его как-то приструнить, – озабоченно произнес Локк.

– Он сам себе первый враг, – сказала Сабета. – Но нам от этого не легче. Ладно, вот освободим его и ясно дадим понять, что без нашего позволения ему шагу не ступить.

– Кстати, а кто такая Амадина?

– Лучшая роль в «Республике воров», – усмехнулась Сабета.

– Ой, а я еще не читал…

– Так читай скорее, а то все хорошие роли разберут.

– Ты же всю дорогу пиесу эту из рук не выпускала!

– В труппе Монкрейна должны быть копии, ты у Дженоры попроси. Но сначала нам надо чудо подстроить.

– То-то и оно, что чудо, – вздохнул Локк, спускаясь по широким ступеням мимо безмолвных рядов мраморных воинов; дождь превратился в мелкую морось, но в небе глухо рокотал гром. – Надо как можно быстрее встретиться с этим самым Булидаци и как-то убедить его, что несправедливое оскорбление, нанесенное с пьяных глаз величайшим мудаком всех времен и народов, заслуживает того, чтобы о нем забыли.

– И как это сделать?

– Ну, одна задумка у меня имеется…

– Тогда рассказывай. Я свою задачу сегодня уже выполнила – рот Джасмеру заткнула и объяснила ему, что к чему.

– Ага, у тебя здорово получилось! Я бы так не смог. У тебя вообще всегда…

– Так, свою похвалу оставь на потом! – Сабета шутливо ткнула его в плечо. – Время поджимает!

– А, ну да. Как бы нам к Булидаци подобраться? Он же нас на порог не пу… А, знаю: притворимся, что мы – каморрские вельможи, путешествуем инкогнито.

– Скрываемся в Эспаре, – подхватила Сабета. – А почему? В Каморре неприятности?

– Мм, нет. Если у нас в Каморре неприятности, то водить с нами знакомство опасно. И предложить мы ничего не сможем…

– Да, ты прав. В таком случае… В общем, мы с тобой – брат и сестра. Двоюродные, – сказала Сабета.

– Да-да, близкие родственники. Как бы нам в них не запутаться. Значит, ты моя кузина, я твой кузен. А Жан и братья Санца – наши верные слуги. Мы с тобой – внуки какого-нибудь дряхлого графа…

– О, граф Черного Копья подойдет! Энрико Боталлио, граф Черного Копья. Помнишь, Цеппи тебя в деревню отправил? А меня он тогда в один из особняков Боталлио пристроил, судомойкой.

– Кстати, Боталлио – из первых каморрских родов, – припомнил Локк. – Они же в Пяти башнях живут!

– Только старшие Боталлио. Старый граф уже лет двадцать на людях не показывался. Они с герцогом Никованте ровесники. А вот сыновья его… Давай так: я буду дочерью старшего сына, а ты – сыном младшего. Других наследников у графа нет. Между прочим, твой отец умер – пару лет назад с лошади упал.

– Спасибо за подсказку. В общем, что касается всяких там подробностей их личной жизни, я на тебя полагаюсь. – Локк прищелкнул пальцами. – Придумал! Мы приехали в Эспару, потому что ты мечтаешь стать актрисой, а в Каморре тебе этого ни за что не позволят…

– Особенно под своим именем! – добавила Сабета.

Локка словно горячей волной окатило – Сабета никогда прежде не подхватывала начатые им предложения, это получалось только у Жана.

– Великолепно! – продолжила она, не замечая волнения Локка. – Итак, мы путешествуем инкогнито, но с позволения родных.

– А значит, тому, кто нам поможет, обеспечено дружеское расположение одного из богатейших и влиятельнейших семейств Каморра, – заключил Локк, улыбаясь при мысли о том, что они ухитрились найти выход из безвыходного положения. – Сабета, отлично придумано! Надо же, мы с тобой прямо из воздуха все наплели…

– А еще и дня не прошло.

– Ой, имена забыли придумать!

– Ну, с этим можно не напрягаться. Я буду Вереной Боталлио, а ты – Лукацо Боталлио.

– Здорово! – Оглядевшись, Локк удостоверился, что они не сбились с пути (он успел запомнить весьма ограниченную часть Эспары). – Ну что, пора и на постоялый двор возвращаться. Интересно, удалось ли лошадей продать. А потом заявимся в гости к Булидаци, – главное, чтобы он не особо задумывался, откуда мы взялись.

– А родственник Алондо свое дело знает. – Жан кивнул в дальний конец таверны Глориано, где за столом, уставленным початыми бутылками, сидели незнакомый коренастый бородач (тот самый родственник), Алондо, Сильван и братья Санца. – За пару лошадей хорошую цену дали, больше двух реалов, – и обошлось нам это в пару бутылок вина. А еще я ему пообещал роль.

– Что?

– Ну, такую – без слов. Статистом. Ему просто хочется, чтобы его нарядили, загримировали и кинжалом закололи.

– Ты его предупреди, что за это ему не заплатят.

– Ничего, он и похмельем удовольствуется, – отмахнулся Жан. – Кстати, где обещанный толстяк-сириниец?

– Дело на мази, – ответил Локк. – Деньги нужны. Кошельки вытряхивать пора. Эй, братья Асино, идите-ка сюда, о делах наших скорбных потолкуем!

– Оставь их в покое! – крикнул Сильван. – У нас тут веселье в самом разгаре. А юный конюх, наш новый лучший друг, как раз вызвался еще вина принести.

– У вас там уже три бутылки стоят, – напомнил Локк.

– Они вот-вот отправят прощальные послания родным и близким, – заявил Сильван. – Их ждут разверстые могилы. Да ну вас… ссать хочу, сил нет… все равно вставать придется. – Он с трудом выбрался из-за стола и, пошатываясь, побрел к двери на задний двор. – Конюх, помоги-ка… вот я сейчас на четвереньки встану, тебе так привычнее…

– Восхитительно… – Локк ухватил Кало и Галдо за плечи. – Чудесно. Вы что, вслед за Сильваном весь двор заблевать решили?

– Не-а, мы тут в легком подпитии… за компанию, – пробормотал Кало.

– С туманным взором, – добавил Галдо.

– Ну, может, оно и к лучшему. Давайте ваши кошельки.

– А это еще зачем?

– Для форсу, – сказала Сабета.

– А что такое форс? – полюбопытствовала Дженора, подходя к Благородным Канальям.

– А это когда кошелек нарочно золотом и серебром набивают, чтобы показать, что при себе денег много.

– Здорово, наверное, – мечтательно протянула Дженора.

Пятеро каморрцев вытряхнули деньги из кошельков на столешницу; Жан добавил туда же выручку от продажи лошадей, а Локк – содержимое кошелька, полученного от Цеппи. Каморрские бароны, солоны и тирины смешались с эспарскими пятериками и коппинами.

– Медяки нам ни к чему, – вздохнул Локк. – Толку от них – как от братьев Асино.

– Поцелуй меня в жопу, – заявил Кало.

Впрочем, даже уменьшившись в размерах, горка монет выглядела внушительно.

– Медяки разделим поровну на пятерых, а серебро и золото давайте сюда, – велел Локк, подставляя кошелек.

– А каморрские монеты вам тетушка может поменять, – предложила Дженора, выглядывая из-за плеча Жана.

– Нет, спасибо, нам сейчас так лучше, – ответил Локк. – Ну и сколько там набралось?

– Пять крон и два тирина, – подсчитала Сабета. – А еще два реала и пятерик.

– Ого! – удивилась Дженора. – У своих постояльцев тетушка таких денег давненько не видала.

– Маловато, конечно… – Локк сокрушенно покачал головой. – Но, в общем, убедительно – начинающие актеры вряд ли с собой полуторагодовое жалованье таскают.

– А некоторым вообще не платят, – добавила Дженора.

– Ну, с этим мы завтра разберемся, – пообещал Локк, затягивая тесемки кошелька. – И, надеюсь, в присутствии Монкрейна.

– А куда это вы собрались? – спросил Жан.

– К обиженному вельможе, – ответила Сабета. – Душещипательное представление разыгрывать. А если Монкрейн, сволочь сиринийская, сумеет научить нас большему, то, может, не зря стараемся.

– Вас проводить? – предложил Жан.

– Нет, от тебя здесь больше толку будет, – проворчал Локк. – Сам видишь, что близнецы вытворяют.

– И то верно. – Жан озабоченно протер стекла очков о рукав, нацепил очки на нос. – Ну я за ними присмотрю. Может, уговорю Сильвана под крышей переночевать.

– А где находится палаццо Корсала? – спросила Сабета у Дженоры.

– Богачи на северной стороне города живут – там кварталы ухоженные, на улицах чисто, особняки роскошные, люди приличные, – объяснила Дженора. – А таких, как Сильван и Джасмер, взашей гонят.

– Придется нанять экипаж, – вздохнул Локк. – Как приличные люди.

– Что ж, нанесем визит барону Булидаци, – сказала Сабета.

– Ага, – ухмыльнулся Локк. – Ой, погоди-ка! Мы кое о чем забыли. Надо снова к Бессоннику Сальварду сгонять, может, он разжалобится.

– Прислуге – с черного хода, – пробасил внушительных размеров привратник у дверей особняка Булидаци. – Утром с…

– У вас прислуга в экипажах разъезжает? – надменно осведомился Локк, ткнув большим пальцем за плечо; наемная карета, запряженная четверкой рысаков, ждала у ворот, за живой изгородью из алхимически обработанных оливковых деревьев, отделявшей особняк Булидаци от улицы, – поначалу кучер с подозрением косился на скромное платье Локка и Сабеты, но пара серебряных монет быстро развеяла его сомнения.

– Вот, извольте передать вашему господину. – Сабета протянула привратнику белый квадратик пергамента – бумагу и чернила купили за коппин у Бессонника Сальварда.

Привратник, взглянув на карточку, удивленно посмотрел на незваных гостей и буркнул:

– Подождите.

Дверь захлопнулась.

Редкие капли, стекающие с навеса над дверью, сменились монотонным шумом усилившегося дождя. Спустя несколько минут дверь, скрипнув, открылась; прямоугольник золотистого света озарил темноту.

– Входите, – сказал привратник, за спиной которого переминались два лакея.

Локк поначалу заподозрил неладное, но оказалось, что они всего-навсего принесли полотенца, чтобы насухо протереть Локковы башмаки и туфли Сабеты.

Особняк барона Булидаци ничем не отличался от знакомых Локку жилищ богачей. Роскошная обстановка свидетельствовала о довольстве, но в доме не было никаких особых украшений, которые могли бы вызвать восхищение гостей.

Из прихожей лакей провел Локка и Сабету через гостиную в ярко освещенную комнату, стены которой были обиты толстым сукном. У бильярдного стола стоял молодой человек лет двадцати, приятной наружности, с черными волосами до плеч и близко посаженными темными глазами. В руках у него был кий. На зеленом сукне стола белела карточка Сабеты.

– Досточтимая Верена Боталлио и спутник, – равнодушно объявил лакей и вышел.

– Вы из Зантары? – учтиво осведомился Булидаци. – Я только что заметил. Это же один из островов Альсегранте?

– Да. – Сабета, чуть склонив голову, непринужденно полуприсела в реверансе, как и подобает девушке знатного каморрского рода при дружеской встрече. – Самый восточный из четырех. Вы там бывали?

– В Каморре? Нет, не довелось. Я собирался, но…

– Барон Булидаци, позвольте представить вам моего кузена, досточтимого Лукацо Боталлио, – церемонно произнесла Сабета.

– Ах, так вы родственники! – Булидаци небрежно кивнул Локку.

Локк решил ограничиться коротким кивком, но тут эспарский вельможа протянул руку. Рукопожатие оказалось неожиданно болезненным – Булидаци, мускулистый и крепко сбитый, почти как конюх, родственник Алондо, не упускал возможности похвалиться своей силой.

– Спасибо, что согласились нас принять, – промолвил Локк. – Прошу прощения за невольную оплошность, я без визитных карточек остался, вот Верене и пришлось только свою вручить…

– О боги, вас ограбили?! – вскричал Булидаци. – И как я сразу не догадался! Простите мою прямоту, но ваш наряд…

– Ах, что вы! – улыбнулась Сабета. – Ваша прямота нас ничуть не задевает. Видите ли, мы путешествуем инкогнито, в сопровождении охранника и двоих доверенных слуг… Они сейчас нам апартаменты готовят.

– Инкогнито… – ошеломленно повторил Булидаци. – Вам грозит опасность?

– Ни малейшей, – рассмеялась Сабета и с напускным изумлением (впрочем, о том, что оно напускное, догадался только Локк) широко распахнула глаза, уставившись на саблю в ножнах, которая покоилась на изящной подставке ведьмина дерева. – Ах, неужели это…

– Что? – с неожиданной резкостью спросил Булидаци.

– Клинок работы Дивория? Настоящий? – с восторженным придыханием спросила Сабета. – Клеймо на эфесе…

– Он и есть, – воодушевленно кивнул Булидаци. – Не самый лучший, правда, но…

– Искусство фехтования я постигала с рапирой Дивория… – мечтательно произнесла Сабета, протягивая руку к сабле, но не касаясь эфеса. – Ах, Вуалантебона… увы, принадлежала она не мне, а моему фехтмейстеру, но все равно я до сих пор помню и ее тяжесть, и замысловатый рисунок на стали… Судя по всему, ваша сабля не просто для украшения тут лежит… Вы с ней часто упражняетесь?

– Да, – ответил Булидаци. – Драковела мне по наследству досталась, три поколения ею владели. Мне она больше всего подходит – я беру не скоростью, а силой.

– В сабельном бою сила – большое подспорье, – понимающе заметила Сабета.

– Ох, боюсь, мы утомили вашего кузена своими разговорами! – внезапно опомнился Булидаци. – Лукацо, извините, я не хотел вас…

– Ничего страшного. Я, разумеется, тоже владею холодным оружием, но мое мастерство не идет ни в какое сравнение с искусством Верены.

В бильярдную вошел лакей, что-то прошептал на ухо своему господину и удалился. Локк мысленно начал считать до десяти.

Булидаци, ошеломленно поглядев на Локка, произнес:

– Простите, я только что сообразил… Боталлио – это же одно из Пяти Великих семейств Каморра.

– Разумеется, – подтвердила Сабета.

– Но… на вашей визитной карточке значится остров Зантара, а не Пять башен, – недоуменно сказал Булидаци.

– Ах, я обожаю деда, – улыбнулась Сабета. – Но девушке моего возраста приятнее жить в отдельном особняке…

– А дед ваш… – начал Булидаци.

– Дон Энрико Боталлио.

– Граф Черного Копья? – неуверенно уточнил Булидаци.

– Отец Верены – старший сын графа, – пояснил Локк. – А я – отпрыск младшего сына.

– О вашем отце я наслышан, Лукацо. Надеюсь, он в добром здравии? – осведомился барон, очевидно заранее приказавший лакею отыскать сведения о каморрских титулованных особах.

Локк, мысленно поблагодарив Сабету за предусмотрительность, горестно вздохнул и с натянутой улыбкой произнес:

– Увы, он скончался несколько лет тому назад.

– Примите мои соболезнования, – сочувственно заявил Булидаци. – Возможно, я его с кем-то спутал. Но почему вы сразу не назвали…

– Ах, благородный друг, – произнесла Сабета на превосходном старотеринском, – безусловно, в Каморре имя графа Черного Копья открывает все двери, но правила приличия не позволяют нам пользоваться им здесь, в Эспаре, при первом же знакомстве… Неужели вы считаете, что наши манеры так вульгарны…

– Нет, что вы! – воскликнул Булидаци, с явным усилием переходя на старотеринский, – ему, как и любому отпрыску благородного семейства, с юных лет пришлось постигать нелегкую науку склонений и спряжений. – Ваше поведение безупречно! Умоляю, простите меня! Я ни в коем случае не…

– Увы, это мы должны извиняться за свое появление в таком виде, – возразил Локк, переходя на теринский. – Ваши подозрения вполне объяснимы, но, к сожалению, обстоятельства вынуждают нас…

– Ах, как я счастлив, что вы меня поняли! – Булидаци кликнул слугу: – Тимон!

Лакей, должно быть ожидавший за дверью, вошел в бильярдную.

– Тимон, принесите кресла для гостей, – распорядился барон.

– Будет исполнено, милорд, – с поклоном ответил лакей; холодность слетела с его лица, как шляпа с головы.

– Надеюсь, вы не возражаете, если мы останемся в бильярдной? – осведомился Булидаци. – Мои родители… Увы, еще и года не прошло, как… Я до сих пор с трудом называю дом своим…

– Ах, барон Булидаци, я вас очень хорошо понимаю, – вздохнул Локк. – В наследство достаются не только стены, но и воспоминания. В отцовской библиотеке я много месяцев ни к чему притронуться не мог…

– Наверное, к вам принято обращаться дон и донья Боталлио?

– Только если вы хотите к нам подольститься, – усмехнулся Локк.

– Видите ли, пока жив дед, доном следует именовать моего отца, прямого наследника, – пояснила Сабета. – Мы с кузеном пока довольствуемся скромным титулом досточтимых.

Тимон и еще два лакея внесли три кресла с высокими спинками и расставили их у бильярдного стола.

Судя по всему, Булидаци вполне поверил в то, что принимает у себя титулованных особ, но у Локка все еще замирало сердце от ужаса и восхищения. Подумать только, они с Сабетой обвели вокруг пальца не лавочника, не стражника и не чиновника, а настоящего вельможу, который с легкостью мог отправить их в тюрьму, а то и на виселицу! Цеппи был прав – Благородные Канальи действительно не осознавали, какую свободу действий обрели за годы своего ученичества.

Однако же для пущей достоверности не мешало подкрепить созданное впечатление.

– О всевышние боги! – воскликнул Локк. – Проклятая рассеянность меня когда-нибудь погубит! Барон Булидаци, я совсем забыл об эспарском обычае вознаграждать прислугу за… – Он вытащил из кармана кошелек, шагнул вслед за уходящими лакеями и, споткнувшись, повалился на бильярдный стол.

Золотые и серебряные монеты со звоном раскатились по зеленому сукну.

– Вы не ушиблись? – обеспокоенно спросил Булидаци, бросившись на помощь Локку.

Цель была достигнута: груда денег произвела на барона должное впечатление.

– Нет-нет, все в порядке. – Локк сгреб монеты со стола. – Я не только рассеян, но и неуклюж… В нашем роду вся грация и ум достались Верене. Простите, я вам партию сбил…

– Да я со скуки в одиночестве шары гонял… – признался Булидаци, усаживая Сабету в кресло. – А вознаграждение прислуга получает только в праздники, на особой церемонии в храме.

– Ах вот как! – Локк с облегчением перевел дух: даже с самой мелкой монеткой расставаться не хотелось, но у барона должно было создаться впечатление, что его новые знакомцы – люди состоятельные и нисколько не стеснены в средствах.

– Наверное, вам не терпится узнать причину нашего визита, – заметила Сабета.

– О да, – кивнул барон. – Однако же, ежели обращение «донья Боталлио» грешит против этикета, молю вас, скажите, как мне следует вас называть?

– Очень просто… – Сабета обворожительно улыбнулась. – Зовите меня Вереной.

От ее улыбки у Локка перехватило дыхание, будто от удара в грудь тяжелым сапогом.

– В таком случае, Верена… – начал барон, – прошу вас, зовите меня Дженнаро. Барон Булидаци звучит так напыщенно.

– С превеликим удовольствием, – ответила Сабета.

– Дженнаро, нам хотелось бы поговорить о человеке по имени Джасмер Монкрейн, – заявил Локк.

– Что?!

– Если уж говорить начистоту, то мы просим вас отозвать жалобу из суда, – пояснила Сабета.

– Вы хотите, чтобы я его простил?!

– Только для виду, – вкрадчиво заметила она.

– Этот ничтожный тип осмелился поднять на меня руку! – возмущенно воскликнул Булидаци. – При свидетелях! Он дал мне пощечину тыльной стороной ладони! Согласитесь, подобный дерзкий поступок повсеместно, а тем более в Каморре, сочтут тяжким оскорблением чести и достоинства.

– Если б не было чрезвычайно веских причин проявить малую толику милосердия, – добавил Локк, – я бы от этого наглеца мокрого места не оставил. И пошел бы с вами в суд исключительно ради удовольствия выслушать приговор. Увы, обстоятельства вынуждают нас…

– Видите ли, мы с Монкрейном знакомы, – сказала Сабета. – Мы навестили его в Плакучей Башне…

– Зачем?!

– Прошу вас, не перебивайте… – Сабета вздохнула. – Очевидно, что он совершеннейший глупец, но обсуждать примечательные черты его характера не имеет смысла – у Монкрейна их попросту нет. Мы взываем к вашему милосердию, но не из возвышенных, а из весьма приземленных побуждений. Позвольте предложить вам взаимовыгодную сделку.

– О какой выгоде может идти речь, если вы предлагаете мне покрыть себя неизгладимым позором на глазах всего города?

– Позвольте полюбопытствовать, вы действительно хотели стать покровителем труппы Монкрейна и выплатить его долги? – спросил Локк.

– Да, хотел, – ответил барон. – Еще как хотел… пока он на меня не набросился.

– А зачем вам труппа?

– Матушка театр обожала, особенно труппу Монкрейна. И я в детстве ни одного представления не пропускал. У Монкрейна всегда самые интересные постановки… были когда-то.

– И вы мечтали стать покровителем труппы?

– Понимаете, фамильное состояние в сокровищнице пылится, на капитал немалые проценты нарастают, хотелось бы деньги с пользой применить. К примеру, я помог бы Монкрейну с долгами расплатиться, все бы наладил… В общем, связал бы имя своего славного рода с прославленной труппой… – вздохнул Булидаци. – А вам-то зачем Монкрейн понадобился?

– Видите ли, я заручилась его приглашением, – пояснила Сабета. – Дело в том, что у меня есть некоторая склонность к… Ох, говорить о себе так неловко! Лукацо, будь так любезен…

– Да-да, конечно, – кивнул Локк. – Понимаете, Дженнаро, моя милая кузина, как и вы, обожает театр и в Каморре ни одного представления не пропускает. Дед для нее часто труппы приглашал. Но самая заветная мечта Верены – стать актрисой. Выступать на сцене. Разумеется, правила приличия этого не допускают.

– В Каморре наследники знатных родов вольны заниматься чем угодно – алхимией, садоводством, живописью, банковской деятельностью, – вздохнула Сабета. – Никто бы и глазом не моргнул, если бы я воевать отправилась. Но стать театральной актрисой мне никто не позволит…

– Мало того, объявят изгоем и наследства лишат, – добавил Локк. – Дед наш стар, после него мой дядюшка наследует, отец Верены, а уж затем и она…

– Графиня Черного Копья… – задумчиво сказал Булидаци.

– Ну, сохранится ли за нами право владения башней, зависит от герцога, ведь, строго говоря, Пять башен принадлежат ему, – пояснила Сабета. – А вот земельными угодьями целиком и полностью владеет наша семья, так что, даже если почетный титул отзовут, я останусь графиней, но жить буду в родовом поместье.

– Значит, вы приехали в Эспару, желая избежать скандала в Каморре? Чтобы стать актрисой?

– Совершенно верно, – улыбнулась Сабета. – Верена Галанте год-другой будет блистать на эспарских театральных подмостках, а в Каморр вернется Верена Боталлио. Во всяком случае, я так с родителями уговорилась. Разумеется, все приличия будут соблюдены: Лукацо отправили за мной присматривать, да и на верных слуг всегда можно положиться.

– А Монкрейн пообещал нас в труппу принять, – добавил Локк. – Вот мы сегодня и приехали. Вообразите, с каким изумлением мы узнали, что произошло!

– А вы можете представить себе мое изумление, когда Монкрейн руку на меня поднял? – вздохнул Булидаци. – Друзья мои, я оказался меж двух огней: по законам и обычаям Эспары я обязан защитить свою честь и достоинство, однако и вашу просьбу мне очень хотелось бы удовлетворить… Увы, исполнить и то и другое одновременно я не в состоянии.

– Если бы вы отозвали жалобу из страха или если бы вопросы чести вас попросту не задевали, то да, ваше поведение было бы недостойным, – заметила Сабета. – А вот если бы вы проявили милосердие из высших побуждений…

– Милосердие, – задумчиво протянул Локк, молитвенным жестом складывая ладони. – Милосердие, высокие устремления, любовь к искусству, здравый смысл, проницательность и элементарная выгода… Все это вместе…

– Монкрейн не желает со мной иметь дела, и я питаю к нему не меньшее презрение, – поморщился Булидаци. – Пусть себе гниет в темнице год и один день! Может, расставшись с рукой, он обретет хоть малую толику благоразумия.

– Увы, Дженнаро, год и один день я ждать не могу, – вздохнула Сабета.

– А почему бы вам не обратиться к Басанти? Его труппа пользуется огромным успехом, он даже собственный театр построил. Вас, Верена, он примет с удовольствием. Вы такая… гм…

– Прошу вас, продолжайте.

– Умоляю, простите мою прямоту… По-моему, зрительское восхищение вам обеспечено.

– Ах, ваша прямота не требует извинений! Но позвольте, почему вы сами предложили свое покровительство не Басанти, а Монкрейну?

– Видите ли, Басанти в деньгах не нуждается, да и труппа у него слаженная. Покровители ему не нужны, да и потом, мне претит присваивать чужую славу, хочется самому чего-то добиться.

– В том-то и дело, – кивнула Сабета. – Поэтому мы с Монкрейном и связались. Умоляю вас, простите его. Обещаю вам, он с благодарностью примет ваше покровительство.

– А если мне расхотелось становиться его покровителем?

– Ах, Дженнаро, в том, что Монкрейн глуп и упрям как осел, вашей вины нет, – проникновенно, но не без лукавства, сказала Сабета. – Ваш первоначальный замысел превосходен и заслуживает всяческих похвал.

– А если вы нас выручите, то Монкрейн будет вам обязан и окажется в вашей власти, – добавил Локк. – Так сказать, в неоплатном долгу – во всех смыслах, и буквально, и фигурально выражаясь. А мы вам поможем его приструнить.

– Труппа Монкрейна и Булидаци… – восхищенно промолвила Сабета.

– Или: труппа Булидаци и Монкрейна! – воскликнул Локк.

– Но меня ославят… объявят безвольным слабаком… – неуверенно возразил барон, но в голосе его уже сквозила готовность броситься в пропасть, куда его так умело подталкивали Благородные Канальи.

– Не ославят, а прославят, – поправил его Локк. – Все будут восхвалять вашу проницательность и деловую сметку. Решат, что вы все нарочно подстроили, чтобы к труппе Монкрейна интерес возбудить.

– Какой великолепный замысел! – восхитилась Сабета. – А к концу лета, когда в труппе дела наладятся, об этом можно будет во всеуслышание объявить! Представляете, какой фурор это произведет?! Ваше поведение в суде никто не назовет предосудительным, наоборот, все будут им восхищаться. А о Басанти и вовсе забудут…

– А вас признают истинным гением! – заявил Локк, весьма довольный собой.

– Труппа Булидаци и Монкрейна… – задумчиво повторил барон. – Какое звучное имя… Благородное.

– А после того как вы поможете мне осуществить заветную мечту, – добавила Сабета, – ваша труппа приедет в Каморр. Разумеется, вас, Дженнаро, с восторгом примут в светском обществе. Мы вас представим и деду, и всем своим друзьям, и даже герцогу…

– О да, ангажемент вам обеспечен! – сказал Локк. – Устроим представления в Небесном саду, на крыше Воронова Гнезда – ну, вы знаете, в резиденции герцога Никованте. Мы с Вереной, конечно же, в спектаклях участвовать не сможем, но с удовольствием посмотрим выступления.

– Право же, ради этого можно стерпеть минутную неловкость… – заметила Сабета с улыбкой, способной растопить льды.

– С вашего позволения… я подумаю, – сказал Булидаци.

– Да-да, разумеется. Нам пора. – Сабета привстала с кресла.

– О, прошу вас, не уходите пока. Подождите в гостиной – Тимон о вас позаботится…

Локк поднялся вслед за Сабетой.

– Лукацо, погодите, – остановил его барон. – У меня к вам разговор есть.

Локк снова сел в кресло, украдкой поглядев на Сабету, которая еле заметно кивнула и вышла из бильярдной.

– Лукацо… – Булидаци, подавшись вперед, понизил голос. – Простите за откровенность… Мне известно, что каморрцы весьма щепетильны в вопросах фамильной чести и достоинства. Умоляю, не сочтите мои слова за дерзость.

– Дженнаро, мы только что попросили вас об одолжении, отплатить за которое сможем лишь через несколько месяцев, а то и лет. Так что вряд ли ваши слова меня сейчас заденут или тем более оскорбят.

– Вы оба так красноречивы и держитесь так уверенно, что я вполне понимаю ваше желание попробовать свои силы на сцене, – продолжил Булидаци. – А позвольте осведомиться… строго между нами… Видите ли, ваша кузина обладает невероятным… очарованием. И при близком знакомстве оно только усиливается. На первый взгляд она кажется миловидной, но в беседе… Ах, от ее красоты у меня сердце замирает.

Тут замерло сердце и у Локка.

– Скажите, – с робостью начал Булидаци, заметив, как изменилось выражение Локкова лица, – а ей правда нравится театр? И фехтование?

– Она обожает и сцену, и клинки, – ответил Локк.

– Вы с ней обручены? – спросил Булидаци.

Локка охватило неистовое желание вскочить, отхлестать барона по щекам, схватить за волосы и ткнуть лицом в бильярдный стол, чтобы бароновы зубы избороздили зеленое сукно уродливыми рваными полосами… Впрочем, рассудок и осмотрительность, будто окатив Локка ведром ледяной воды, вовремя остудили пылкие чувства и услужливо подсказали, что Булидаци его, скорее всего, убьет, причем не без помощи Сабеты, и что в данном случае ревность – не подспорье, а весьма нежелательная помеха в дальнейших проделках Благородных Каналий.

– Нет, что вы! – с напускным спокойствием сказал он. – Я… гм, я с детства помолвлен с другой… И женюсь, как только она достигнет совершеннолетия.

– А Верена? – не унимался Булидаци.

В неуемном воображении Локка, которое по-прежнему отказывалось подчиняться доводам рассудка, Жан Таннен ворвался в особняк, сгреб Булидаци в охапку, швырнул его на бильярдный стол и… О многострадальный бильярдный стол, он-то чем заслужил такое жестокое обращение?! И вообще, ясно же, что ничего подобного не произойдет!

– Верена… ни с кем не помолвлена, – процедил Локк ненавистные слова. – Видите ли, дед и ее отец полагают, что… смею заметить, весьма справедливо… что скоропалительных решений в данном случае принимать не стоит. Сами понимаете, выгодный брачный союз требует зрелого размышления…

– О, благодарю вас! – воскликнул барон. – Ваши слова меня осчастливили! Какие превосходные известия… Ах, Лукацо! Вы не подумайте, я не выскочка… деньги и титулы меня не волнуют. Я отпрыск древнего и благородного семейства, мои имения приносят доход… В Эспаре меня считают… завидным женихом.

– Безусловно, – медленно ответил Локк. – Хотя, разумеется, все целиком и полностью зависит от желания Верены и согласия графа Черного Копья.

– Ну да, конечно… Согласие родных и желание Верены… – Булидаци взъерошил шевелюру и взволнованно дернул концы белоснежного шейного платка. – Лукацо, я… я готов удовлетворить вашу просьбу. Завтра я отзову свою жалобу, объявлю, что прощаю Монкрейну его дерзость и оплачу все его долги. Надеюсь, вам удастся его приструнить. А взамен я прошу вас только об одном…

– Все, что угодно, – вздохнул Локк.

– Помогите мне, – взмолился Булидаци. – Помогите мне убедить Верену в моих благородных намерениях. Подскажите, как себя вести, чтобы ей понравиться. Замолвите за меня доброе слово…

– Если Монкрейна освободят…

– Завтра же! – с горячностью воскликнул Булидаци. – Из Плакучей Башни он выйдет завтра же.

– Тогда конечно, – негромко произнес Локк, мысленно представляя, как Булидаци проламывает головой бильярдный стол. – Я вам помогу, друг мой.