25. Опасность тебя потерять

– Вы ее муж? – спросил доктор Филипсон, закрывая дверь палаты, в которой только что уснула Билли.

– Э… Нет, этого сказать нельзя, – ответил я.

– Мы ее кузены, единственные родственники, – пришел мне на помощь Мило.

– Гм… И часто вы принимаете ванну вместе с вашей «кузиной»? – сыронизировал врач, глядя на меня.

Полутора часами раньше, когда он готовился загнать мяч в сложную лунку, ему пришлось наспех натянуть белый халат поверх брюк для гольфа и примчаться к изголовью Билли. Он сразу оценил ситуацию как серьезную и сделал все, чтобы привести в чувство молодую женщину, госпитализировать ее и оказать первую помощь.

Вопрос Филипсона не требовал ответа, и мы прошли за ним в его кабинет, вытянутую комнату, выходившую на хорошо освещенную лужайку, гладкую, словно площадка для игры в гольф, в центре которой развевался маленький флаг. Подойдя к окну, можно было разглядеть мячик для гольфа, лежащий в семи-восьми метрах от лунки.

– Я не стану вас обманывать, – начал Филипсон, приглашая нас садиться. – Я понятия не имею, что за проблемы у вашей подруги и что спровоцировало этот кризис.

Он снял халат, повесил его на вешалку и сел лицом к нам.

– У нее сильный жар, тело сильно напряжено, ее вырвало всем содержимым желудка. У молодой женщины головная боль, она дышит с трудом и не может стоять, – перечислил он.

– Ну и? – бросил я, торопясь услышать диагноз.

Филипсон открыл верхний ящик стола и достал сигару, которая была еще в футляре.

– Налицо явные признаки анемии, – уточнил он, – но меня больше беспокоит та черная субстанция, которую она извергла из себя в значительном количестве.

– Она похожа на чернила, верно?

– Возможно…

Он задумчиво вытащил сигару «Коиба» из алюминиевого футляра и погладил ее, словно ожидая, что его осенит от прикосновения к табачным листьям.

– У нее взяли на анализ кровь, а также эту черную субстанцию и несколько волос, которые, судя по вашим словам, внезапно поседели.

– Но ведь такое случается, да? Я не раз слышал, что от эмоционального шока волосы могут поседеть за одну ночь. Так случилось с Марией-Антуанеттой в ночь перед казнью.

– Чушь, – отрезал врач. – Только химическое обесцвечивание может так быстро лишить волосы пигмента.

– У вас действительно есть средства для подобных исследований? – встревожился Мило.

Филипсон отрезал кончик гаванской сигары.

– Как вы могли заметить, наше оборудование новейшее. Пять лет назад старший сын шейха одной из нефтяных монархий отдыхал в нашем отеле. Молодой человек пострадал во время катания на водных лыжах: он на скорости врезался в скутер и от удара на несколько дней впал в кому. Его отец пообещал перевести внушительную сумму на счет клиники, если мы сумеем вытащить парня. Скорее в результате везения, чем моих усилий, он вышел из комы без последствий, и шейх сдержал обещание. Отсюда и наши условия для работы.

Мортимер Филипсон встал, чтобы проводить нас до дверей, и я попросил разрешения провести ночь рядом с Билли.

– Это глупо, – отрезал он. – У нас есть дежурная медсестра и два интерна, которые будут работать всю ночь. Ваша «кузина» – наша единственная пациентка. Мы ни на мгновение не оставим ее без внимания.

– Но я настаиваю, доктор.

Он пожал плечами и вернулся в свой кабинет, пробормотав:

– Если вам так хочется поспать в узком кресле и напрячь спину, воля ваша, но с вашим сломанным ребром и вывихнутой щиколоткой не жалуйтесь мне завтра утром, что вы не можете встать.

Мы с Мило расстались перед дверью в палату Билли. Я чувствовал, что он взволнован.

– Я волнуюсь за Кароль. Я оставил ей с десяток сообщений на автоответчике, но ни на одно не получил ответа. Я должен ее найти.

– Хорошо. Удачи тебе, старик.

– Спокойной ночи, Том.

Я смотрел ему вслед. Пройдя несколько метров по коридору, он резко остановился, развернулся и подошел ко мне.

– Знаешь, я хотел сказать тебе, что… что мне очень жаль, – признался Мило, глядя мне в глаза.

Глаза у него покраснели и блестели, лицо было помято, но вид был решительный.

– Я все профукал, вкладывая средства в рискованные предприятия, – продолжал он. – Считал себя хитрее других, предал твое доверие, тебя разорил. Прости меня…

Его голос прервался. Мило моргнул, и неожиданная слеза потекла по его щеке. Впервые в жизни увидев друга плачущим, я был и обезоружен, и смущен.

– Это слишком глупо, – добавил он, вытирая глаза. – Я считал, что самое трудное уже позади, но я ошибался. Самое трудное – не получить то, чего ты хочешь, а уметь это сохранить.

– Мило, мне наплевать на эти деньги. Они не заполнили пустоту, не решили ни одной проблемы, тебе это отлично известно.

– Ты увидишь, мы выберемся, как всегда, – пообещал он, пытаясь снова взять ситуацию под контроль. – Наша счастливая звезда не оставит нас и сейчас!

Прежде чем отправиться на поиски Кароль, Мило по-братски обнял меня, заверив:

– Клянусь тебе, я вытащу нас из этой передряги. Возможно, это займет какое-то время, но у меня все получится.

Я бесшумно открыл дверь и сунул голову в палату. В ней царил голубоватый сумрак. Я молча подошел к постели Билли.

Она спала беспокойным лихорадочным сном. Плотное одеяло скрывало ее тело, оставляя на виду только прозрачное лицо. Еще этим утром энергичная и жизнерадостная – белокурый вихрь, который разрушал мою жизнь, – эта молодая женщина за несколько часов состарилась на десять лет. Взволнованный, я долго стоял рядом, прежде чем осмелился положить руку ей на лоб.

– Ты странная девушка, Билли Донелли, – прошептал я, наклоняясь к ней.

Она заметалась по кровати и, не открывая глаз, пробормотала:

– Я думала, ты скажешь «странная доставала»…

– И странная доставала тоже, – сказал я, чтобы скрыть эмоции.

Я погладил ее по лицу и признался:

– Ты вытащила меня из черной ямы, в которую я соскользнул. Ты шаг за шагом заставила отступить печаль, которая пожирала меня. Твой смех и твоя настойчивость победили замуровавшее меня молчание…

Билли попыталась что-то сказать, но прерывистое дыхание и одышка заставили ее отказаться от этого.

– Я не оставлю тебя. Даю слово, – пообещал я, беря ее за руку.

Мортимер Филипсон чиркнул спичкой, чтобы зажечь кончик гаванской сигары, потом взял клюшку для гольфа, вышел на лужайку и прошел по ней несколько шагов. Мячик для гольфа находился метрах в семи от лунки на небольшом склоне. Мортимер с наслаждением затянулся, потом присел на корточки, чтобы определить, какой удар лучше нанести. Положение было непростым, но он уложил в цель уже сотню мячей с этой точки. Врач встал в позицию и сконцентрировался. «Удача – это лишь сочетание воли и благоприятных обстоятельств», – говорил Сенека. Мортимер выполнил удар так, словно от этого зависела его жизнь. Мяч прокатился по лужайке, как будто заколебался на своей траектории, пофлиртовал с лункой, но не упал туда.

Этим вечер обстоятельства были не совсем благоприятными.

Мило торопливо вышел на крыльцо и попросил служащего подогнать «Бугатти», стоявший на подземной парковке отеля. Он поехал по направлению к Ла-Пасу – Джи Пи Эс помогал ему в этом, – чтобы вернуться на то место, где он оставил Кароль.

Днем на пляже Мило вдруг понял, что у его подруги все еще есть кровоточащие раны. А он об этих ранах даже не догадывался.

«Решительно, мы часто не подозреваем о мучениях, терзающих людей, которых мы любим сильнее всего», – грустно подумал он.

Высказав ему в лицо все, что она о нем думает, Кароль тоже причинила ему боль. Портрет без нюансов. Как и другие, она всегда принимала его за неотесанную шваль, городского грубияна, мужлана и фаллократа. Надо признать, что Мило никогда ничего не делал, чтобы ее переубедить. Потому что этот образ его защищал, маскировал его чувствительную душу, которую он не мог показать. Чтобы завоевать любовь Кароль, он был готов на все, но не мог показать свою истинную натуру, потому что не настолько доверял Кароль.

Мило ехал уже около получаса, рассекая лунную ночь. Тени гор вырисовывались на фоне прозрачной голубизны ночи, давно исчезнувшей из современных загазованных городов. Добравшись до места, он свернул на лесную дорогу, чтобы припарковать автомобиль, потом сунул в сумку одеяло и бутылку воды и направился по каменистой тропе, которая вела к берегу.

– Кароль! Кароль! – во все горло закричал он.

Его крики затерялись, унесенные теплым и капризным бризом, дувшим над морем, издавая жалобные стоны.

Мило нашел бухту, в которой они поссорились днем. Было тепло. Самовлюбленная белая полная луна искала свое отражение в воде. Никогда еще Мило не видел столько звезд в небе, но он не нашел ни единого следа Кароль. Вооружившись фонарем, он продолжил путь, карабкаясь по скалам, стоявшим вдоль берега. Примерно метров через пятьсот он свернул на узкую тропинку, которая спускалась к маленькой бухте.

– Кароль! – снова крикнул он, выходя на пляж.

На этот раз его голос разнесся дальше. Бухточку защищал от ветра гранитный утес, смягчавший песню прибоя на песке.

– Кароль!

Все его органы чувств работали на пределе, Мило прошел всю бухту, когда заметил движение на ее дальнем краю. Он подошел к отвесной стене. Скалу почти на всю высоту рассекала трещина, ведущая в естественный грот, образовавшийся в толще камня.

Кароль была там. Она сидела на песке, ссутулившись и подтянув к животу колени и опустив на них голову, в состоянии полнейшей прострации. Ее била крупная дрожь, а в руке она все еще крепко сжимала свой пистолет.

Мило опустился рядом с ней на колени, и обида, даже досада на Кароль мгновенно сменилась искренней тревогой за нее. Он закутал ее в одеяло, которое захватил с собой, и поднял на руки, чтобы отнести к машине.

– Прости меня за то, что я тебе наговорила, – прошептала Кароль. – Я так не думала.

– Уже забыл, – заверил ее Мило. – Теперь все будет хорошо.

Холодный ветер подул сильнее.

Кароль запустила пальцы в волосы Мило и подняла на него глаза, полные слез.

– Я никогда не причиню тебе боль, – пообещал он ей на ухо.

– Я знаю, – ответила она, обнимая его за шею.

В тот же день несколькими часами раньше в бедном квартале Лос-Анджелеса молодая женщина Анна Боровски бежала по улице. Увидев, как она бежит в своем плотном пуловере с капюшоном, можно было подумать, что она просто поддерживает форму утренней пробежкой.

Но Анна не бегала трусцой. Она рылась в помойках.

Всего лишь год назад у нее была замечательная жизнь, она регулярно ужинала в ресторане и без труда выкладывала тысячу долларов во время шопинга с подружками. Но экономический кризис положил этому конец. Фирма, на которой работала Анна, провела резкое сокращение штатов и аннулировала ее должность специалиста по управленческому учету.

Несколько месяцев Анна уговаривала себя, что это всего лишь временные трудности, и не отчаивалась. Готовая согласиться на любую работу, соответствующую ее профилю, она проводила дни напролет на интернет-сайтах вакансий, рассылала резюме, участвовала в форумах, посвященных занятости, и даже потратила деньги на консультацию специалиста по трудоустройству. Увы, все ее попытки закончились ничем. За шесть месяцев ей не удалось побывать ни на одном более или менее серьезном собеседовании.

Чтобы выжить, Анна согласилась на подработку в доме престарелых в Монтебелло, но не эти несколько заработанных долларов помогали ей оплачивать квартиру.

Добежав до Перпл-стрит, Анна замедлила бег. Еще не было и семи утра. Улица, еще относительно пустая, постепенно оживлялась. Несмотря ни на что, Анна дождалась, чтобы с улицы уехал школьный автобус, и только после этого сунула голову в мусорный бак. Когда появилась привычка, она научилась забывать на время о гордости и самолюбии, отправляясь в подобные экспедиции. В любом случае, у нее не было выбора. Все дело было в ее характере – скорее стрекозы, чем муравья, – и в долгах, казавшихся пустяком, когда она зарабатывала тридцать пять тысяч долларов в год, но теперь душивших ее и угрожавших потерей крыши над головой.

Первое время Анна рылась только в мусорных баках возле супермаркета в конце той улицы, на которой она жила, добывая продукты с закончившимся сроком годности. Но эта идея пришла в голову не ей одной. Каждый вечер толпа фриганов, безработных, студентов и бедных пенсионеров собиралась вокруг металлических ящиков до той поры, пока администрация магазина не начала поливать продукты отбеливателем, чтобы их невозможно было есть. Тогда Анна решилась обследовать помойки за пределами своего квартала. Поначалу этот опыт травмировал ее, но человек привыкает к любым унижениям.

Первый бак оказался заполненным доверху, и его исследование было не напрасным: половина упаковки куриных наггетсов, стакан из «Старбакса» с достаточным количеством черного кофе и еще один – с капучино. Во втором баке Анна нашла разорванную рубашку «Аберкромби», которую можно было постирать и зашить, а в третьем – почти новый роман в шикарном переплете из искусственной кожи. Она сложила свои скромные сокровища в рюкзак и продолжила обход.

Анна Боровски вернулась домой через полчаса, в маленькую квартиру в недавно построенном и ухоженном здании, в которой из мебели осталось только самое необходимое. Она вымыла руки, перелила черный кофе и капучино в кружку, которую поставила греться в микроволновку одновременно с наггетсами. Дожидаясь, пока завтрак будет готов, она разложила свою утреннюю добычу на кухонном столе. Элегантная готическая обложка романа особенно привлекла ее внимание. Стикер, приклеенный в левом углу, предупреждал читателя:

От автора «Трилогии ангелов».

Том Бойд? Она слышала о нем от девушек в офисе, которые обожали его книги, но сама она его никогда не читала. Анна вытерла с обложки каплю молочного коктейля, размышляя о том, что могла бы продать книгу за хорошую цену. Потом она подключилась к интернету, воспользовавшись вай-фаем соседки. Новое издание стоило на Амазоне 17 долларов. Она перешла на www.ebay.com и разместила объявление: продаю за 14 долларов при условии немедленной покупки.

Потом Анна выстирала рубашку, приняла душ, чтобы «очиститься», и оделась, задержавшись перед зеркалом.

Недавно ей исполнилось тридцать семь лет. Долгие годы выглядевшая моложе своих лет, она мгновенно постарела, как будто вампир высосал из нее всю свежесть. Потеряв работу, вынужденная питаться отбросами, она прибавила пятнадцать килограммов, которые осели на лице и на бедрах, придав ей сходство с гигантским хомяком. Анна попробовала улыбнуться, но результат показался ей плачевным.

Она переживала не лучшие дни, и это читалось на ее уродливом лице.

Анна надела светлые джинсы, свитшот с капюшоном и кроссовки.

Она сразу рассердилась на себя за цинизм. Анна чувствовала себя такой растерянной. За что уцепиться в самые мрачные моменты? У нее не было никого, кто бы мог помочь, не к кому было пойти со своей печалью. Ни настоящих друзей, ни мужчины – последний был много месяцев назад. Родители? Из страха «потерять лицо» Анна не говорила о своих трудностях ни с отцом, ни с матерью. Впрочем, нельзя сказать, что они сами спешили узнать, как у нее дела. Порой Анна почти жалела о том, что не осталась в Детройте, как ее сестра, которая до сих пор жила в пяти минутах ходьбы от родительского дома. У Люси никогда не было никаких амбиций. Она вышла за толстого мужлана, работавшего в страховании, и родила невыносимого ребенка, но ей хотя бы не приходилось спрашивать себя, что она будет есть.

Открывая дверь, Анна вдруг ощутила упадок сил. Она, как и все, принимала лекарства: обезболивающие, чтобы не болела спина; шипучий ибупрофен, который она поглощала, как конфеты, чтобы избавиться от хронической мигрени. Но сегодня ей требовался мощный транквилизатор. Недели шли, и у нее все чаще возникали приступы тревоги, потому что она постоянно жила в страхе и с ощущением, въевшимся в ее плоть и кровь, что, несмотря на все усилия и добрую волю, она больше ничего не контролировала в своей жизни. Иногда ненадежность ударяла ей в голову, и Анна чувствовала себя способной на безумство, как бывший бухгалтер, который девятью месяцами раньше в нескольких улицах от ее дома убил пятерых членов своей семьи, а потом покончил с собой. Он оставил письмо для полиции, в котором объяснил свой поступок отчаянным экономическим положением. Потеряв работу много месяцев назад, он лишился всех сбережений после краха на бирже.

Она постаралась взять себя в руки. Главное, не позволить себе пасть духом. Если она опустит руки, она пойдет на дно, Анна это знала. Ей нужно было биться изо всех сил, чтобы сохранить квартиру. Иногда у нее возникало ощущение, что она превратилась в животное в норе, но здесь она хотя бы могла принять душ и спать в безопасности.

Анна надела наушники от своего айпода, спустилась по лестнице и села в автобус, чтобы доехать до дома престарелых. Она убирала там в течение трех часов, а потом, воспользовавшись перерывом на завтрак, заглянула в свой личный кабинет на сайте магазина, благо в комнате отдыха хосписа стоял компьютер со свободным доступом.

Отличная новость! На книгу, которую она выставила на продажу, нашелся покупатель, готовый приобрести ее за указанную цену. Анна проработала до трех часов дня, потом зашла на почту, чтобы отправить книгу адресату:

«Бонни Дель Амико, кампус университета Беркли, Калифорния».

Она положила книгу в конверт, даже не заметив, что половина ее страниц была пустой…

– Эй, парни, пошевеливайтесь!

Динамик выплюнул этот призыв к порядку, обращенный ко всем водителям восьми полуприцепов, пересекавших промышленную зону Бруклина. Как и при транспортировке денег, время в пути и маршрут между складом в Нью-Джерси и предприятием переработки около Кони-Айленда были строго регламентированы, чтобы избежать воровства продукции. Каждый грузовик с тридцатью паллетами перевозил тринадцать тысяч книг, упакованных в картонные коробки.

Было около десяти часов вечера, когда гигантский груз под дождем въехал в ворота мусороперерабатывающего завода, занимавшего огромную территорию, окруженную забором, напоминавшую военный лагерь.

Грузовики по очереди выгрузили свой груз на залитый гудроном пол большого склада. Это были тонны книг, все еще завернутые в целлофан.

За процедурой наблюдали представитель издательства и пристав. Не каждый день сто тысяч экземпляров отправляют на уничтожение из-за типографского брака. Чтобы не допустить воровства, двое мужчин тщательно следили за грузом. При разгрузке представитель правосудия вынимал одну книгу из каждой коробки, чтобы констатировать типографский брак. У каждого экземпляра был один и тот же дефект: из пятисот страниц романа была напечатана лишь половина. История резко обрывалась на середине страницы 266 на незаконченной фразе…

Вокруг этого моря книг начался балет трех бульдозеров, как будто речь шла об обычном строительном мусоре. Бульдозеры подталкивали книги на ленту транспортера, а тот на большой скорости уносил их в зияющие пасти железных монстров, которые могли начать грандиозный обед.

Две дробилки жадно проглотили десятки тысяч книг. Механический людоед рвал и пережевывал издания. Вокруг поднималось облако пыли от разрываемых страниц.

Потом куча книг, разорванных, перемолотых, изрезанных, вышла из внутренностей зверя и попала под пресс, который в конце пути выдал огромные спрессованные кубы, перевязанные металлической проволокой.

Кубы сложили в глубине ангара. На другой день их погрузят на другие грузовики, увезут и переработают в бумажную массу, которая потом превратится в газеты, журналы, одноразовые носовые платки или в картонные обувные коробки.

Через несколько часов все было кончено.

Когда весь груз был уничтожен, ответственный от предприятия, представитель издательства и пристав подписали документ, в котором было методически перечислено количество книг, уничтоженных во время каждой операции.

Общая цифра составила 99 999 экземпляров…