16. Ограничение скорости

– Вы мчитесь слишком быстро!

Мы были в пути уже три часа.

Сто километров дорога шла по берегу океана: Ньюпорт-бич, Лагуна-бич, Сан-Клементе, но шоссе было настолько забито машинами, что после Оушенсайда мы свернули на трассу семьдесят восемь, чтобы срезать через Эскондидо.

– Вы мчитесь слишком быстро! – повторил я, так как Билли на мои слова не отреагировала.

– Шутите! – запротестовала она. – Скорость всего лишь около ста двадцати.

– Но здесь ограничение до девяноста!

– И что? Эта штука ведь работает, так? – Билли указала на антирадар, который установил Мило.

Я открыл было рот, чтобы возразить, но тут на приборной доске зажегся красный сигнал. В моторе что-то неприятно застучало, потом щелкнуло, и через несколько метров болид остановился. У меня появился повод излить бурливший во мне гнев:

– Решительно, идея вернуть Аврору была глупостью, я знал это заранее! Мы никогда не попадем в Мексику: у нас нет денег, нет стратегии, а теперь у нас больше нет машины!

– Ладно, не нервничайте, возможно, нам удастся ее починить, – успокоила меня Билли, открывая дверцу.

– Починить? Но это же «Бугатти», а не велосипед…

Ничуть не смутившись, Билли открыла капот и начала копошиться во внутренностях автомобиля. Я вышел следом за ней на шоссе, продолжая упрекать ее:

– …Эти машины напичканы электроникой. Нужно двенадцать инженеров, чтобы разобраться с минимальной поломкой. С меня хватит: я возвращаюсь автостопом в Малибу.

– В любом случае, если вы хотели воспользоваться поломкой машины как предлогом – у вас ничего не вышло, – бросила она, закрывая капот.

– Это еще почему?

– Потому что я все починила.

– Вы издеваетесь надо мной?

Она повернула ключ зажигания, и мотор заурчал, готовый к работе.

– Пустяки: отключился один из радиаторов системы охлаждения, поэтому автоматически отключился четвертый турбопроцессор, включив аварийное реле центральной гидравлической системы.

– В самом деле, – ошеломленно произнес я, – совершеннейший пустяк.

Когда мы снова тронулись в путь, я не утерпел и спросил:

– Где вы этому научились?

– Вам следовало бы об этом знать.

У меня ушло несколько минут, чтобы прокрутить в голове родословные моих персонажей и найти ответ:

– У вас ведь два брата!

– Ну да, – ответила Билли, нажимая на газ. – Вы сделали их автомеханиками, и они передали мне частичку своей страсти!

– Вы едете слишком быстро!

– Опять вы за свое!

– А указатель поворота? Прежде чем срываться с места словно фурия, включают указатель поворота!

Билли насмешливо показала мне язык.

Мы только что проехали Ранчо Санта-Фе и собирались выехать на Национальную автостраду пятнадцать. Воздух был горячим, красивый свет приближающегося вечера окрашивал деревья и усиливал охру холмов. До мексиканской границы было уже недалеко.

– И раз уж мы об этом заговорили, – я указал на магнитолу, – не хотели бы вы выключить мерзкую музыку, которую вы заставляете меня слушать уже несколько часов?

– Какой у вас отточенный стиль! В вас чувствуется писатель…

– Серьезно, почему вы слушаете все это: ремиксы ремиксов, дебильный рэп, клонированных певиц R’n’B…

– Сжальтесь, у меня такое ощущение, что я слышу моего отца.

– А это что за ужас?

Билли подняла глаза к небу:

– Это «Блэк Айд Пиз» ужас?

– Вы хоть иногда слушаете настоящую музыку?

– Какая музыка для вас «настоящая»?

– Иоганн-Себастьян Бах, «Роллинг Стоунз», Майлз Дэвис, Боб Дилан…

– Вспомните еще видеокассеты, дедуля! – отрезала она, выключая радио.

Три минуты она молчала – для нее это был подвиг, достойный Книги рекордов Гиннесса, – а потом осведомилась:

– Вам сколько лет?

– Тридцать шесть. – Я нахмурился.

– На десять лет больше, чем мне, – констатировала Билли.

– Да, ну и что?

– Ну и ничего, – насвистывая, ответила она.

– Если вы намерены озвучить банальности о пропасти между поколениями, не стоит этого делать, малышка!

– Мой дедушка зовет меня «малышкой»…

Я снова включил радио и начал искать джазовую станцию.

– Все-таки странно слушать только музыку, созданную еще до вашего рождения, не согласны?

– Напомните-ка мне, сколько лет вашему любовнику Джеку.

– Ему сорок два, – признала она, – но он куда моднее вас.

– Ну да, как же! Каждое утро в ванной он принимает себя за Синатру и напевает «Мой путь» перед зеркалом, держа фен вместо микрофона.

Билли посмотрела на меня круглыми глазами.

– Да-да, – подтвердил я, – это привилегия писателя: я знаю все ваши секреты, даже самые постыдные. Кроме шуток, что вы находите в этом парне?

Она пожала плечами:

– Он засел в моем сердце. Это нельзя объяснить…

– Все-таки попробуйте!

Билли искренне ответила:

– С первого взгляда между нами что-то произошло: очевидность, какое-то животное влечение, мы узнали друг друга. Как будто мы уже были вместе до того, как стали вместе.

– Но этот тип обманул вас: при первой встрече он специально снял обручальное кольцо, а потом ждал полгода, чтобы признаться вам, что он женат!

Ее лицо побледнело при напоминании об этом неприятном событии.

– И потом, между нами, Джек никогда не собирался расставаться с женой…

– Вот именно! Я рассчитываю на то, что вы это измените.

– Он все время унижает вас, а вы вместо того, чтобы его послать, почитаете его как бога!

Билли не стала отвечать мне и сосредоточилась на дороге, что привело к очередному увеличению скорости.

– Вы помните прошлую зиму? Джек вам пообещал, поклялся: на этот раз вы будете встречать Новый год вместе. Я знал, что вам важно было начать год с ним. Вы любили этот символ. Чтобы доставить Джеку удовольствие, вы сами занялись подготовкой. Вы зарезервировали очаровательное маленькое бунгало на Гавайях и оплатили перелет. Вот только накануне отъезда он вам объявил, что не смог освободиться. Все те же предлоги: жена, дети…А вы помните, что произошло потом?

Ожидая ответа, которого не последовало, я смотрел на спидометр. Он показывал 170 км/час.

– Вы все-таки слишком быстро едете…

Она сняла одну руку с руля и ткнула в мою сторону средним пальцем в знак враждебности в тот самый момент, когда вспышка радара сделала ее самое красноречивое фото за день.

Билли нажала на педаль тормоза, но дело было уже сделано.

Сирена и вращающийся фонарь.

Спрятавшийся за рощицей «форд» местного шерифа только что выехал из своего укрытия. Я оглянулся и увидел через заднее стекло яркие сверкающие огни, синий и красный, на автомобиле, который пустился за нами в погоню.

– Я не меньше ДЕСЯТИ РАЗ повторил вам, что вы едете слишком быстро.

– Если бы вы перестали злиться…

– Переложить ответственность за свои ошибки на другого – это слишком легко.

– Хотите, чтобы мы от него оторвались?

– Прекратите нести чушь и прижмитесь к обочине.

Билли включила сигнал поворота и неохотно послушалась, тогда как я продолжал ее отчитывать:

– Мы в полном дерьме: у вас нет прав, вы за рулем краденой машины и только что настолько превысили скорость, что в истории округа Сан-Диего о таком даже не слыхали.

– Да, согласна! Мне надоели ваши нравоучения! Ничего удивительного в том, что ваша подружка от вас сбежала!

Я агрессивно посмотрел на нее:

– Но… я не могу подобрать слова для вас! Вы одна… это десять казней египетских!

Я не стал слушать ее ответ, слишком занятый тем, что обдумывал последствия нашей встречи с полицией. Офицер из офиса шерифа потребует оставить «Бугатти», вызовет подкрепление, отвезет нас в участок и предупредит Мило, что автомобиль найден. Потом ситуация ухудшится, когда он выяснит, что у Билли нет ни удостоверения личности, ни водительских прав. Что уж тут говорить о моем статусе знаменитости, отпущенной под залог, который только усугубит ситуацию.

Патрульная машина остановилась в нескольких метрах позади нас. Билли выключила двигатель и ерзала на сиденье, как ребенок.

– Не выпендривайтесь. Сидите спокойно и положите руки на руль.

Она простодушно расстегнула еще одну пуговицу на топе, чтобы больше обнажить грудь, что совершенно вывело меня из себя:

– Вы что, думаете этим его умаслить? Вы не отдаете отчета в своих действиях! Вы только что феноменально превысили скорость: сто семьдесят километров в час при ограничении в девяносто километров в час. Вы немедленно предстанете перед судом и отправитесь в тюрьму на несколько недель!

Билли мгновенно побледнела и повернулась назад, с тревогой ожидая продолжения.

Как будто ему было мало вращающегося фонаря и яркого дневного света, офицер полиции направил на нас мощный фонарь.

– Во что он играет? – спросила встревоженная Билли.

– Он ввел наш номерной знак в свою базу данных и ждет результат.

– В Мексику мы попадем не скоро, так?

– Это наверняка.

Я выждал несколько секунд и вогнал гвоздь:

– И вы как никогда далеки от новой встречи с вашим Джеком.

Ответом мне была мертвая тишина, которая длилась добрую минуту, пока коп не соизволил выйти из своей машины.

В зеркале заднего вида я видел, как он приближается к нам словно спокойный хищник, наметивший верную жертву, и я почувствовал, как по телу разлилась желчь.

В животе у меня образовалась пустота. Пустота внезапная и пожирающая, как будто чего-то не хватало. В общем-то, нормальная реакция: разве я не прожил самый странный и самый безумный день в моей жизни? Меньше чем за двадцать четыре часа я потерял все мое состояние. Самая вредная из моих героинь появилась абсолютно голая в моей гостиной. Я выбросился в окно, чтобы не оказаться в психиатрической больнице, пролетел три этажа и приземлился на крыше «Доджа». Продал, гордый собой, за тысячу долларов часы, стоившие сорок тысяч, и подписал странный контракт на бумажной скатерти в ресторане, получив перед этим оплеуху, едва не свернувшую мне шею.

Но мне стало лучше. Я снова чувствовал себя живым и приободрившимся.

Я смотрел на Билли так, словно нам предстояло расстаться и никогда больше не иметь возможности поговорить с глазу на глаз. Как будто очарование должно было исчезнуть. И я впервые увидел сожаление и отчаяние в ее глазах.

– Простите меня за пощечину, – извинилась Билли. – Я перегнула палку.

– Гм…

– Да и с часами я была не права. Вы не могли знать их цену.

– ОК, извинения приняты.

– И про Аврору мне не следовало говорить…

– Все, хватит! Не переусердствуйте!

Полицейский медленно обошел вокруг нашего автомобиля, потом внимательно проверил номерной знак, явно растягивая удовольствие.

– Во всяком случае, мы сделали все это не напрасно! – сказал я, думая вслух.

Я начинал предчувствовать, что персонажи романа не созданы для реальной жизни. Я знал Билли, ее недостатки и тревоги, ее простодушие и уязвимость. В каком-то смысле я чувствовал себя в ответе за то, что с ней происходило, и не хотел, чтобы тюрьма сделала ее еще хуже. Она встретилась со мной взглядом, и я увидел, что она обрела надежду. Мы снова были в одной лодке. Мы снова были вместе.

Офицер постучал в стекло, требуя его опустить.

Билли послушно выполнила приказ.

Это был тип из разряда «ковбоев»: мужественный парень а-ля Джеф Бриджес, лицо загорелое, очки-«авиаторы», торс с пряжечками, среди которых терялась тяжелая позолоченная цепь.

Довольный тем, что он поймал в свои сети молодую и красивую женщину, офицер высокомерно проигнорировал меня:

– Мисс!

– Господин офицер!

– Вы знаете, с какой скоростью вы ехали?

– Кое-какие догадки на этот счет у меня есть: добрые сто семьдесят, я угадала?

– У вас была особая причина, чтобы ехать с такой скоростью?

– Я очень торопилась.

– Отличная у вас зверюга.

– Да, не то что ваша куча дерьма, – сказала Билли, указывая на полицейскую машину. – Едва ли она разгонится больше чем до ста двадцати или ста тридцати.

Лицо копа напряглось. Он понял, что ему есть смысл не отступать от законной процедуры.

– Ваши права и документы на машину.

– Я желаю тебе получить удовольствие… – спокойно начала Билли, заводя мотор.

Офицер положил руку на кобуру:

– Извольте немедленно заглушить двигатель…

– …потому что в твоей таратайке тебе нас никогда не догнать.