Включив мобильник в гнездо прикуривателя, Джорджи решила еще раз попытаться позвонить Нилу. Потом передумала. Он весь день не отвечал на ее звонки.

Когда в последний раз она говорила с ним… в последний раз…

Джорджи до сих пор не могла очухаться после того звонка. И признать, что он действительно был.

Она подумала о большом доме, где ее никто не ждал, где было темно и неуютно. Дом, в котором того и гляди появятся привидения.

Эта мысль заставила ее свернуть в Резеду, где стоял дом ее матери. Ее бывший родной дом.

Ключа у Джорджи не было. Пришлось стучаться. Ей открыла Хизер. Удивительно, но младшая сестра даже причесалась, подкрасила губы и наложила тени для век.

– Привет! – торопливо поздоровалась Хизер. – Идем в дом. Быстрее. И не подходи к окнам.

– А в чем дело? Вас решили ограбить?

– Входи. Потом объясню.

Джорджи вошла. В гостиной мать с Кендриком смотрели телевизор. Между ними втиснулась беременная мопсиха, которую они гладили в четыре руки.

– Джорджи! – воскликнула мать. – А мы и не знали, что ты приедешь.

– Я, в общем-то, собиралась ехать в Калабасас. Но до вас ближе.

– Конечно.

У матери опять было озабоченное лицо. Возможно, из-за Джорджи. А может, из-за мопсихи, находящейся на сносях.

– Тебе сегодня получше?

– Да. Я…

В дверь позвонили. Джорджи хотела пойти открыть, но мать выразительно покачала головой. Мопсиха тявкнула. Хизер оттолкнула старшую сестру, жестами показывая, чтобы держалась подальше от двери.

– Доставщик пиццы, – шепнула ей мать.

– Это не объяснение.

Хизер взглянула в окно, расправила облегающую футболку и пошла открывать, плотно закрыв дверь гостиной.

– Влюбилась девочка. – Мать почесала внушительное брюхо мопсихи. – Ты ведь помнишь, как это бывает, – продолжила она, обращаясь уже к мопсихе детским голоском. – Помнишь? Или успела забыть, моя маленькая мамочка?

– Вряд ли она помнит, – сказала Джорджи. – Ты свезла ее к какому-то мопсу в Тарзану, которого она раньше не видела.

– А что делать? – Мать прикрыла мопсихе глаза. – Если ее муженек ни на что не годен, пришлось осеменяться на стороне. – (Джорджи пожала плечами.) – Ты у нас сегодня выглядишь получше, – все тем же детским голоском сообщила мать, продолжая улыбаться своей драгоценной псине.

– Угу, – коротко ответила Джорджи.

До некоторой степени лучше. Во всяком случае, она трезвая, и похмелье больше ее не терзает. И за последние сутки она ни разу не разговаривала по телефону с покойниками. Тоже плюс.

– Есть хочешь? – спросила мать. – В холодильнике остался швейцарский стейк.

– И пицца, – добавила вошедшая Хизер.

Она вся светилась, а коробку с пиццей прижимала к себе так, словно там лежали драгоценности.

Джорджи покосилась на коробку:

– Спасибо, я поела на работе. Боюсь, я не сумею прочувствовать вкус этой особой пиццы. Лучше пойду и прилягу. – Джорджи сделала несколько шагов к двери и остановилась. – Мам, можно мне позвонить с твоего мобильника?

– Конечно. Сейчас достану из сумки. – Она передала мопсиху Кендрику и встала с дивана. – Кстати, я выстирала твои джинсы, – сообщила мать, роясь в сумке. – Но эти штанишки тебе очень идут. На твоем месте я бы носила кардиганы.

Она подала дочери смартфон, обвешанный побрякушками. На экране, естественно, красовалась морда мопса.

Джорджи набрала мобильный Нила и тут же отключилась. Опять голосовая почта. Тогда она попробовала домашний номер Маргарет. Короткие гудки.

– Спасибо, мама. – Она вернула матери телефон. – Кендрик, а можно еще и с твоего позвонить?

Джорджи не слишком понимала смысл своих экспериментов. Что она хотела проверить?

У Кендрика был простой черный мобильник. Вдобавок заляпанный раствором. Снова голосовая почта. Снова короткие гудки на проводной линии.

– Дорогая, ты думаешь, что Нил блокирует звонки? – спросила мать.

– Сама не знаю, – честно ответила Джорджи. – Спасибо, что дали позвонить. И спасибо, что я могу сегодня остаться.

– О чем ты говоришь?

Мать обняла ее. Джорджи выдержала минуту материнских объятий и поцелуев в макушку, затем пошла наверх.

Ощущение было таким, словно она вернулась из школы после скверного дня. Предельно скверного. На подушке лежали аккуратно сложенные джинсы и футболка Нила. Казалось, мать знала, что Джорджи и сегодня приедет ночевать. Или, хуже того, что Нил не только ее бросил, но еще и выгнал из дому. Мать даже сменила постельное белье.

Джорджи хотела принять душ, но передумала. Она залезла на кровать, поставив рядом желтый телефон. Бесполезно снова пытаться позвонить Нилу. Она уже пыталась. Он не отвечал на ее звонки.

Может, он действительно не хочет с ней говорить?

Похоже, что так. Его мобильник отзывался лишь в тех случаях, когда Нила не было дома… Якобы не было. Может, Маргарет оберегает сына от ее звонков? Вдруг свекровь знает то, что неизвестно Джорджи?

Нет, Маргарет не из таких. Джорджи ей нравилась, и она не хотела, чтобы ее внучки жили по сценарию «разведенные родители». По самому отвратительному из всех сценариев.

Маргарет не могла желать разрушения их семьи.

Но Нил – ее сын. И она знает, что сын несчастлив.

Это был непреложный факт.

Джорджи не драматизировала ситуацию, не заблуждалась и не поддавалась параноидальным мыслям. Это была самая настоящая правда.

Нил был несчастлив. Причем уже давно.

Он не жаловался. Не говорил: «Я несчастлив». Такое признание облегчило бы участь Джорджи. Он просто нес свой крест. Он с этим жил, держа все в себе. Наверное, только сон давал ему краткую передышку.

Нил не был счастлив, и Джорджи знала почему.

Не из-за ее поступков и слов. Из-за ее личности.

Джорджи была якорем Нила. Не в хорошем смысле этого слова. Не тем якорем, что позволяет человеку удержаться среди житейских бурь. Не спасительным якорем. Джорджи была даже не якорем, а… балластом.

Ну вот, теперь она драматизирует ситуацию.

Потому Джорджи никогда не позволяла себе думать об этом. Иначе ее мозг нырнул бы в пучину и сгинул бы, не достигнув дна. Она гнала от себя подобные мысли. Но правду не прогонишь. Она знала, кем является для Нила. И все вокруг знали. Маргарет не могла не знать. Нил несчастлив. Он ненавидит Калифорнию. Жизнь здесь унижает его, губит его потенциал. Для Нила Калифорния – западня.

И все знали: Джорджи нуждается в Ниле гораздо сильнее, чем он в ней. И девочки больше нуждались в отце, чем в матери.

Разумеется, Нил получит опеку. Морально эта опека у него уже есть. Он, Элис и Нуми – настоящая семья. Независимый организм.

Нил водил их в школу. Нил гулял с ними в парке. Нил их купал.

Джорджи приезжала домой к позднему обеду, а то и к ужину.

Почти всегда.

Однажды Джорджи повезла Элис на плавание. Дочь беспокоилась, что они заблудятся. «Если ты потеряешь дорогу, надо будет позвонить папе».

По субботам, когда Нил отправлялся за покупками, девочки не требовали у нее завтрака. Они ждали его возвращения. Все ушибленные коленки и порезанные пальцы сопровождались криками: «Папа!»

Джорджи была дополнением. Четвертым колесом в житейской повозке, которая устойчиво двигалась на трех колесах. Пожалуй, она даже не очень годилась в качестве запасного колеса.

Без них она превратилась бы в пустое место. В ничто. А они без нее? Они бы остались семьей из трех человек. И Нил… возможно, Нилу без нее было бы лучше.

На Джорджи снова навалилась тошнота.

Она сняла трубку желтого телефона, но тут же прижала пальцем рычаг. Она не была готова услышать гудок. Ей сейчас незачем звонить Нилу. Сегодня она весь день только и делала, что пыталась услышать его голос.

Завтра, по пути на работу, она купит зарядное устройство для мобильника, которое включается в сеть.

Она отпустила рычаг и теперь слушала непрерывный гудок.

Вчерашнее не повторится. Эту фразу она твердила как заклинание. Сегодня за день не произошло ничего странного. Нил ее избегал. В этом не было ничего странного. Это было всего-навсего ужасно.

Вчерашняя чертовщина не повторится. Сегодня у нее трезвая и довольно ясная голова. Она обеими ногами твердо стоит в реальности. Даже слишком твердо. Джорджи трубкой постучала себе по лбу и убедилась, что лоб чувствует удар. Лбу было больно. Потом она поднесла указательный палец к пластмассовому диску и стала набирать домашний номер матери Нила.

Потому что…

Потому что она этого хотела.

Потому что ей дважды удавалось дозвониться с одного стационарного телефона на другой. То, что было потом, не в счет.

Она набрала единицу, потом четверку, двойку…

Дисковые телефоны были чем-то вроде медитации. Они заставляли сосредоточиться на процессе и следовать определенному ритму. Если крутить диск слишком быстро, набор собьется и его надо начинать заново.

В третий раз у нее ничего не получится. Вся эта странность. Весь этот бред. Нил и трубку не возьмет.