Книга: Дневник убийцы
Назад: Глава 29
Дальше: Глава 31

Глава 30

Он разложил на полу газеты. Семь месяцев напряженных стараний выследить его привели к тому, что они наконец выяснили, каким способом он совершал убийства, но так и не поняли, зачем он расправлялся со всеми этими девушками.
Газеты покрывали почти весь пол в неописуемо мерзкой комнатушке гостиницы в Бауэри. Ему пришлось сменить уже пять гостиниц за столько же месяцев. Управляющий сообщил, что он может поселиться, если обещает не шуметь и не поливать рвотой прихожую. По тому, как это было сказано, новый постоялец догадался, что подобные неприятности здесь – обычное явление.
Он просмотрел несколько последних заголовков. Предположение, что Потрошитель вернулся, показалось ему самым абсурдным. Захотелось, чтобы эти люди испытали такую же утрату, как и он, но не кровавым способом.
Его утрата была вовсе не кровавой, а всего лишь невыносимо болезненной. Кроме того, если б ему нужны были кровь и сенсация, признание было бы гораздо грандиозней. Но перед тем как остановиться, важно было закончить свой список. Поэтому он выбрал способ убийства, определить который было совершенно невозможно, и первые убийства осуществил превосходно.
Следователи Ардженти и Джеймсон перебрали все возможные варианты – естественная смерть, отравление мышьяком или стрихнином, несвежая пища – пока наконец не выяснили, что он убивает с помощью воздушной эмболии. Такой быстрый и чистый метод, не оставляющий никаких следов… Полная противоположность Потрошителю.
Сравнение с ним и предположение, что они – один и тот же человек, сильно возмутило его. У него даже появилось желание написать собственное письмо, чтобы исправить ситуацию, но он вовремя понял, что это не его modus operandi. Зачем раскрываться? После стольких стараний лучше оставаться в тени.
Кроме того, если следователи думали, что они с Давом – одно и то же лицо, то расследование пойдет в ложном направлении, и его разоблачение станет невозможно. В этом смысле у него были огромные преимущества, хотя сравнение и раздражало его. Но чем спокойнее и объективнее он глядел на это, тем забавнее казалась ему ситуация. В прессе ему даже придумали прозвище: «Наглый убийца дебютанток».
Но переполох в курятнике создал Юджин Дав, оскорбленный сравнением и предположением, что новый маньяк – гораздо более виртуозный и чистый убийца, чем Потрошитель. Теперь Дав охотится за ним. Как же, сразу после столкновения с последней девушкой, Селией Пейдж он видел Потрошителя собственными глазами! В доли секунды он узнал его, хотя тот и осветлил свои волосы.
Как Дав узнал, что он будет именно в том месте, преследуя девушку? Неужели он нашел взаимосвязь между его жертвами? Или та встреча была чистой случайностью?
На эти вопросы ответов у него не было, но последствия уже не имели значения. Осталась всего одна жертва, и ему казалось, что добраться до нее будет несложно. Забавно, что результат зачтется именно Даву.
* * *
– Ну что, Нико, как дела? – Садясь на скамейку в парке Баттери, Энцио ласково взъерошил волосы на голове мальчика и сунул ему в руку монетку в пять центов. – Какие у тебя для меня новости?
– Тот человек, на которого вы мне показали. Я следил за ним, как вы просили, – ответил Нико.
– И куда же он ходил?
Маччиони терпеливо слушал, пока его юный осведомитель рассказывал обо всех местах, которые за последние несколько дней посетил Дуги Килкенни: дом Джорджа Шиана, кафетерии и гостиницы, два клуба Шиана… Ничего особенного, пока мальчик не упомянул о визите на яхту, пришвартованную в нижних восточных доках.
– Вспомни, у какого пирса, – уточнил Энцио. В том месте могли находиться две яхты.
– У того, что ближе с этой стороны. Красивая лодка, пришвартованная в самом конце; у нее только половина гребного колеса.
Сицилиец медленно кивнул. Никаких сомнений, это лодка Тирни. Другая яхта курсировала между Нью-Йорком и Мартас-Винъярд, заходя туда только на несколько дней. И лишь у Тирни была лодка с половиной гребного колеса.
В последние несколько месяцев Маччиони организовал небольшую команду «гонцов», подобных Нико, для рассылки посланий Брунере, Фаджиани и многим другим предпринимателям, которым он делал поставки. Энцио старательно отбирал и холил этих гонцов. Завидев на улице настоящего итальянского оборванца, он останавливал его и расспрашивал, откуда парень родом и где его семья. Если это оказывался сирота, не пристроенный в какую-нибудь банду, и если он действительно был итальянцем, Маччиони нанимал мальчугана на службу, одаривая его пятицентовой монеткой и назначая ему встречу.
Нико было всего девять лет, но он успел стать его любимчиком. Приехав в Америку с родителями из Палермо, он осиротел всего через два года. Мать его умерла от туберкулеза, а отец погиб от несчастного случая при разгрузке в доках.
От традиционного приветствия Маччиони: «Привет, никель для Нико», мальчишка улыбался во весь рот и принимал его, как родного отца. Встречались они обычно в парках или городских кафе, где Энцио угощал ребенка шоколадным молоком и пирогом.
– А как долго он пробыл на той лодке? – продолжил расспросы сицилиец.
– Минут сорок, может, больше.
Достаточно для встречи, но недостаточно для вечерней игры или развлечения. Маччиони задумался. Даже если Килкенни был в нужной степени отважен или глуп, чтобы зайти в заведение Тирни, в его распоряжении для времяпрепровождения было довольно клубов Шиана.
Энцио устроил импровизированную встречу с Шианом и Килкенни сразу после возвращения из Атлантик-Сити – в основном для того, чтобы пустить Нико по следу ирландца. Интуиция его не подвела. Дуги Килкенни доверять было нельзя.
Маччиони ласково похлопал мальчика по плечу и сунул ему еще три монеты.
– Нико, ты хорошо поработал.
* * *
Путешествие на поезде из Нью-Йорка в Вашингтон заняло более пяти часов с остановкой в Филадельфии и Балтиморе.
Чтобы скоротать время, Лоуренс Биделл прихватил с собой «Тесс из рода Д’Эрбервиллей» Томаса Харди, однако главными его компаньонами стали записная книжка и мысли.
Сперва им удалось получить только три списка – от Джосайи Берентона, Сайласа Пейджа и Генри Арбатнота. Остальных пришлось ждать – они не торопились составлять свои списки. Последним это сделал Кристофер Харлек, прибывший в Нью-Йорк только два дня тому назад. Взаимосвязей между главами всех этих семейств было очень мало. Разве что трое из них были масонами, причем двое – из одной ложи на Шестой авеню, а кроме того, половина из них посещали такие общественные мероприятия, как Хэмпден и балы Астор, но не столь активно, как ожидалось от видных представителей нью-йоркского общества.
В деловом отношении связи между этими людьми тоже были не особенно крепкими. Лоуренсу удалось лишь обнаружить, что Генри Арбатнот, как и Сайлас Пейдж, тоже владеет акциями фармацевтической компании «Оттмейр и Гленнинг». Но, учитывая число акционеров, это было обычным явлением среди состоятельных нью-йоркских жителей. Оттмейр и Арбатнот держали свои вклады в банке Джосайи Берентона «Ферст нейшнл сити бэнк оф Нью-Йорк», но и это было обычным явлением, учитывая, что это был один из четырех главных нью-йоркских банков. Услугами бухгалтерской компании Бартоломео Корбетта пользовалась только фирма Филиппа Стандена. И всё. Деловые отношения семейств были совсем скудными, чтобы установить какую-либо связь, хотя, как недавно сказал Джеймсон: «Боюсь, что о своих самых щекотливых деловых связях говорить открыто они не желают и могут даже не знать о претензиях к ним или смотреть на свои действия как на обычные деловые манипуляции».
Лоуренс просмотрел свои записи еще раз, опасаясь, что мог что-либо пропустить, но его ничего не насторожило. Наконец, он взялся за книгу и успел дойти до эпизода, где Тесс предает неосвященной земле свою Печаль, когда поезд прибыл на центральный вокзал Вашингтона.
Время в главной библиотеке Вашингтона ассистент Джеймсона тоже потратил зря: никаких объявлений о пропаже людей за последний год, никаких девушек по имени Бекки или похожих на нее фотографий. То же самое было и в трех городских полицейских участках, куда ему пришлось зайти.
Усталый, Биделл вернулся в гостиницу на Дюпон-серкл, но настроение его испортилось еще больше, когда он прочел телеграмму, переданную ему в холле гостиницы.
– Пришло для вас всего час тому назад, сэр, – сказал служащий.

 

С Финли произошел несчастный случай. Возвращайтесь незамедлительно.
Джозеф Ардженти.

 

Лоуренс дрожащими руками сложил телеграмму и теми же дрожащими руками начал укладывать чемодан, чтобы покинуть гостиницу.
Усевшись в вагон, он впал в легкое оцепенение и всю дорогу до Нью-Йорка тупо глядел в окно, неспособный заглянуть в свои записи и книгу.
Но на полпути оцепенение его прервалось. Человек напротив читал газету, и на последней странице, где освещались новости спорта, он заметил имя Мистик.
– Сэр, не позволите ли? – Биделл протянул руку к соседу.
Тот отвел газету в сторону и злобно уставился на него.
– Я скоро закончу читать, и вы сможете просмотреть ее, если вам будет угодно.
– Это очень срочно, – настойчиво попросил помощник Финли, с поклоном протягивая руку еще дальше.
Попутчик испепелил его взглядом. Застенчивый в жизни, Лоуренс с трудом понимал раздражительность этого человека. Почему он не понимает, что в данный момент ему эта газета гораздо нужнее?
– Очень хорошо, – произнес мужчина, потеряв терпение. – В любом случае мне надо выпить крепкого кофе в вагоне-ресторане. Но извольте оставить газету точно на моем месте, здесь.
– Да, конечно. Благодарю.
Прежде всего Лоуренс рассмотрел фотографию на последней странице, изображавшую молодого человека в цилиндре с гирляндой на шее, высоко держащего серебряную награду лошади, и стоявшего рядом жокея. Под фотографией он прочел: «Томас Вайнрайт со своей лошадью Мистик, в этом году победившей на скачках в Кентукки».
Потом Биделл просмотрел статью, уткнувшись пальцем в параграф в середине статьи:
«Мой отец выставил Мистик на скачках перед тем, как уйти в мир иной, он был бы доволен ее победой».
Джефферсон Вайнрайт, владелец табачных плантаций из Ричмонда, штат Вирджиния, в течение многих лет выставлял своих лошадей на скачках, и теперь его интересы на бегах и в деловом мире будет представлять его сын и наследник Томас. Мистик стала их первой победительницей на скачках в Кентукки».
Лоуренс сложил газету, аккуратно положил ее на место своего соседа напротив, как ему было сказано, и подумал, не та ли это Мистик, арабская лошадь, о которой говорила Бекки, и не является ли табачный плантатор из Ричмонда владельцем большого белого особняка со слугами.
Назад: Глава 29
Дальше: Глава 31