Глава
52
С металлического мостика на крыше старого бетонного гиганта рассвет казался огромным, далеким и невероятно медленным. Восточный горизонт оставался черным, как ночь, пока часовой с широко раскрытыми глазами не увидел первые оттенки серого, словно самый темный уголь, который начал очень медленно светлеть. Тянулись долгие минуты; рассвет распространялся во все стороны – тонкая полоса, подобная осторожным пальцам, лежащим на верхних слоях атмосферы, невозможно далеких; быть может, в стратосфере, словно там свет двигался быстрее или добирался туда раньше.
Появился край мира – во всяком случае, для того, кто смотрел на него широко раскрытыми глазами: серое на сером, бесконечно тонкий, частично – плод воображения, частично – надежды. Потом бледные золотые пальцы осторожно, словно испытывали сомнения, коснулись серого. И, наконец, свет стал распространяться тончайшим слоем, молекула за раз, и все вокруг становилось мерцающим и прозрачным, стеклом чаши, но не белой и холодной, а окрашенной теплом.
Небо еще не стало золотым, свет продолжал осторожно продвигаться вперед, но был бледным, недостаточным, чтобы отбрасывать даже самые слабые тени. В следующее мгновение расцвели теплые полосы, озарившие горизонт, и наконец появилось солнце, неудержимое, столь же красное и гневное, как при закате, без раздумий обрушившее на землю жаркое желтое сияние, наполовину очистившее горизонт. И тут же появились тени, сначала параллельно земле, потом длиной в мили. Небо сбросило все покровы, изменило цвет с бледно-золотого на бледно-голубой, и мир обрел бесконечную глубину, широту и высоту. Ночная роса поглотила пыль, и до тех пор, пока все не подсохнет, воздух будет оставаться кристально чистым. Видимость стала идеальной.
На мостике несли вахту водитель «Кадиллака» и Мойнахан, получивший по голове и лишившийся пистолета. Он все еще чувствовал себя паршиво, но расписание не следовало нарушать. На нем был старомодный кожаный футбольный шлем вместо шины. Для скулы. Водитель «Кадиллака» устремил взгляд на запад, а встающее солнце касалось его затылка своими пока еще слабыми лучами. Мойнахан, прищурившись, смотрел на восток, контролируя дорогу. Ночью он не заметил никакого движения. Никаких зажженных фар. Вокруг, до самого горизонта, колыхалось бесконечное море пшеницы.
Такая же картина была на западе. Дорога, пшеница, далекий горизонт. Никакого ночного движения. Никаких фар. Все тихо. Третье утро. Прямо под ними, на площади, любители рано вставать спешили на завтрак. Как муравьи. Грузовички, похожие на игрушки, стояли у тротуаров. Хлопали двери. Люди желали друг другу доброго утра. Знакомые звуки, но далекие и невнятные – площадь находились далеко внизу.
Через двадцать минут солнце полностью поднялось над горизонтом и начало свое утреннее путешествие. Рассвет превращался в день. Небо становилось более ярким и синим, но оставалось одноцветным. Ни единого облачка. Новое тепло привело в движение воздух, пшеница заволновалась, послышался тихий шелест, словно она просыпалась. От вершины элеватора № 3 до горизонта было пятнадцать миль. Все определялось высотой, геометрией и кривизной земли. Из чего следовало, что часовые на мостике находились в самом центре круга радиусом в тридцать миль, они парили высоко над землей, и весь мир раскинулся у них под ногами. Золотой диск под высоким голубым небом разреза́ли на две равные части железнодорожные рельсы – сверху донизу и горизонтально – и дорога. С мостика они казались узкими, со всех сторон окруженными пшеницей. Линии пересекались прямо под ними. В центре диска. В центре мира.
Водитель «Кадиллака» сидел, высоко подняв колени, чтобы не дрожал бинокль. Он наблюдал за дальним концом дороги, на западе. Если что-то появится, мужчина хотел иметь максимальную фору по времени. Мойнахан поднял правую руку, чтобы защититься от солнца; левой он держал бинокль у глаз. Она немного дрожала. И ему было не очень удобно в шлеме. Его метод состоял в том, чтобы сканировать дорогу от самой дальней части до ближней. Мойнахан не хотел ничего пропустить.
Зашипела портативная рация. Мойнахан опустил бинокль и взял рацию.
– На связи, – сказал он.
– Я хочу, чтобы вы оба оставались на посту до прихода утреннего поезда, – сказал мужчина в выглаженных джинсах и с уложенными волосами. – Ваши сменщики опаздывают.
Мойнахан посмотрел на водителя «Кадиллака». Тот пожал плечами. Третье утро. Паника превратилась в рутину.
– Хорошо, – сказал Мойнахан и опустил рацию. – Двадцать минут, – сказал он, посмотрев на часы. Снова поднял бинокль и прикрыл правой ладонью лицо. – Я что-то вижу.
Водитель «Кадиллака» бросил быстрый взгляд на пустой запад, развернулся и поднял правую руку, чтобы защитить глаза от солнца. Бинокль слегка дрожал. Восточный горизонт заливало яркое сияние. Солнце находилось еще достаточно низко, чтобы оказывать воздействие на воздух. Тем более когда ты пользуешься такой мощной оптикой. На дороге появился крошечный квадрат, который раскачивался из стороны в сторону, но оставался на месте. Никакого заметного движения вперед. Оптическая иллюзия, возникшая из-за бинокля. Это был грузовик, который двигался со скоростью около сорока пяти миль в час. Практически белый. И он направлялся в их сторону.
– Приглядывай за ним, – сказал водитель «Кадиллака». – Убедись, что за ним никого нет. – Он снова повернулся на запад, подтянул колени и установил бинокль поудобнее. – Дерьмо… У меня тоже что-то появилось.
– Что? – спросил Мойнахан.
Красный автомобиль – такой была лучшая догадка. Пока всего лишь далекая точка, лучи солнца светили прямо в ветровое стекло. Примерно в пятнадцати милях от них. И что-то похожее на востоке, раскачивающееся на месте и не движущееся вперед. Иллюзия.
– Как там у тебя? – спросил он.
– Он приближается.
– А за ним ничего нет?
– Трудно сказать. Пока не вижу. Там может быть целая колонна.
– И у меня.
Они продолжали наблюдать. Далекие машины на абсолютно прямой дороге, изображение увеличивается и сплющивается линзами бинокля. Струящийся воздух, покачивание из стороны в сторону, отсутствие движения, клубы пыли.
Мойнахан взял рацию, включил ее, дождался ответа и заговорил:
– Мы видим приближающиеся машины с запада и востока. На средней скорости. Возможное время прибытия совпадает с утренним поездом.
– Это они, – сказал мужчина в джинсах. – Совершенно очевидно. Они хотят, чтобы мы тревожились сразу о трех вещах.
Водитель «Кадиллака» повернулся, чтобы проверить восток, потому что Мойнахан разговаривал по рации. Грузовик находился на прежнем месте. Все еще квадратный, продолжавший раскачиваться. Никакого заметного движения вперед. Почти белый. Но только почти. Там были вкрапления и других цветов.
Знакомые пурпурные и оранжевые полосы.
– Подожди, – сказал он.
– Подождите, босс, – повторил за ним Мойнахан.
– Это «ФедЭкс», – сказал водитель «Кадиллака». – Для меня.
– С востока всё в порядке, босс, – сказал Мойнахан. – Это всего лишь «ФедЭкс». Что на западе, пока непонятно.
– Не спускайте с него глаз, – приказал мужчина в выглаженных джинсах и с уложенными волосами.
– Мы так и сделаем.
Мойнахан положил рацию, бросил быстрый взгляд в сторону грузовичка «ФедЭкс» и повернулся на запад. Возможно, две головы лучше, чем одна. Автомобиль продолжал приближаться, но до него все еще было далеко. Отраженное солнце, сверкающий хром, проблески красного. Слабые воздушные потоки, поднимающиеся от асфальта, низкое гудение пыли за ним. Машина могла быть чем угодно.
Водитель «Кадиллака» оторвался от созерцания красной машины и посмотрел на железнодорожное полотно. Никаких пешеходов. Или дрезин. Но на южном горизонте появилось серебристое сияние. Утренний поезд, находившийся в пятнадцати милях. Из Оклахома-Сити. Слабые колебания воздуха.
Он посмотрел на восток. Грузовик «ФедЭкс» продолжал раскачиваться на месте.
– Я только сейчас понял, – сказал он. – Теперь, когда я застрял здесь, мне не получить посылку.
– Им придется проделать длинный путь, чтобы вернуться завтра, – сказал Мойнахан и кивнул на запад. – Это самая медленная машина на свете.
– Она не медленная. Они стараются прибыть сюда одновременно с поездом, чтобы наше внимание было разделено. Вот почему они едут с запада. Им не потребуется переезд.
– Как далеко поезд?
– Автомобиль ближе.
– Но поезд едет быстрее.
Водитель «Кадиллака» не ответил. В старших классах любили задавать такие дерьмовые вопросы. Если машина находится в двенадцати милях и едет со скоростью сорок восемь миль в час, а поезд – в пятнадцати милях и приближается со скоростью шестьдесят миль в час, кто прибудет в пункт назначения раньше?
Одновременно. Все рассчитано заранее. Тут и думать нечего.
Машина приближалась. Поезд приближался. Встречные курсы. А внизу, на площади, люди, словно муравьи, спешили на работу. Многие выходили из кафе и садились в машины. Умный ход. Они отправляют сковывающую группу. Блокпост примерно в миле от городка. Всегда лучше решать проблемы где-нибудь подальше. Если только машина не является приманкой. Может быть, они едут на поезде. Как в старом вестерне. Борта вагонов откидываются, и оттуда выскакивают конные шерифы. Четверо парней на платформе их встретят. И еще один с противоположной стороны – на всякий случай. Этого должно хватить. Вам всем известен план. И все знают, что он сработает.
Теперь поезд стал таким большим, что его можно было разглядеть. С одной стороны его освещало солнце, другая оставалась в тени. Как грузовик и автомобиль, поезд раскачивался из стороны в сторону, и казалось, будто он стоит на месте. Воздух вокруг него кипел, точно светящийся поток.
Машина приближалась. Два пикапа уже готовились ее встретить. Примерно в миле от городка, на шоссе, загораживая обе полосы. Они стояли идеально ровно. Гордо. Словно это какой-то церемониал. Точно каменные львы у особняка.
И тут они услышали шум лопастей.
