Глава
11

После завтрака они обнаружили, что горничная мотеля действительно занялась уборкой, но не рядом с номером Кивера. В другом крыле подковы она приводила в порядок 203-й номер, из которого уехал постоялец, для нового гостя. На дорожке стояла большая тележка, заполненная всем необходимым, дверь в номер была открыта, и Ричер видел, что внутри горничная снимает постельное белье.

Ключ доступа наверняка висел у нее на поясе, или лежал в кармане, или был прикреплен на цепочку к ручке тележки.

– Пойду-ка поздороваюсь, – сказал Ричер.

Он свернул налево у 211-го номера, и еще раз налево возле 206-го, остановился около тележки и заглянул в 203-й.

Горничная плакала.

– Вы в порядке, мэм? – спросил Ричер с улицы.

Женщина замерла, выпустила из рук белье и выпрямилась. Тряхнув головой, она сделала вдох, беспомощно посмотрела на Ричера, потом повернулась и так же беспомощно взглянула в зеркало, как будто беспокоиться о том, как она выглядит, уже не имело никакого смысла.

Она улыбнулась и сказала:

– Я счастлива.

– Ладно.

– Нет, правда. Мне очень жаль. Но джентльмен, который только что выехал, оставил мне чаевые.

– Первые в вашей жизни?

– Лучшие в жизни, – ответила она.

Она аккуратно засунула обе руки в огромный карман возле подола платья и достала конверт. Меньше стандартного, скорее похожий на те, в которых отправляют благодарность за приглашение на какой-нибудь праздник. На нем перьевой ручкой было написано от руки: «Спасибо».

Горничная раскрыла конверт большим пальцем и достала оттуда банкноту в пятьдесят долларов. С портретом Улисса С. Гранта.

– Потрясающе, – сказал Ричер.

– Вы даже представить не можете, как много это для меня значит.

– Я рад за вас, – сказал Джек.

– Спасибо. Наверное, чудеса иногда случаются.

– А вы знаете, почему город называется Материнский Приют?

Женщина замерла на мгновение.

– Вы меня спрашиваете – или хотите рассказать, почему?

– Спрашиваю.

– Я не знаю.

– И вы не слышали никаких историй?

– О чем?

– О матерях, – пояснил Ричер. – Отдыхавших тут в буквальном или фигуральном смысле.

– Нет, – проговорила она. – Никогда ничего такого не слышала.

– А вы не могли бы открыть мне двести пятнадцатый номер?

– Вы живете в сто тринадцатом? А вчера снимали двести шестой?

– Да.

– Я могу открыть номер только тому, кто в нем зарегистрирован. Извините.

– Это было корпоративное бронирование. Мы работаем вместе, и нам нужно встречаться друг с другом, бывать в номерах коллег. Мы команда.

– Я могу спросить у менеджера.

– Не беспокойтесь, – сказал Ричер. – Я сам у него спрошу.

Однако Одноглазого в офисе не оказалось. Очевидно, он куда-то отлучился, потому что его стол выглядел так, будто хозяин совсем недавно и ненадолго прервал работу. Папки и журналы были открыты, ручки лежали на тетрадях, рядом стояла чашка с еще теплым кофе.

Но самого его на месте не было.

За столом Ричер увидел дверь в стене. Видимо, за ней находилась маленькая комнатка с диваном, крошечной кухонькой и, естественно, тесным туалетом. Возможно, Одноглазый находился именно там. Некоторые вещи не терпят отлагательства.

Ричер старательно прислушался, но ничего не услышал.

Тогда он обошел стол и посмотрел на журналы и папки. И на тетради. Обычные документы, какие есть в каждом мотеле.

Джек снова прислушался и снова ничего не услышал.

Тогда он открыл ящик стола, в котором Одноглазый хранил ключи. Положил туда свой и взял от номера 215.

Закрыл ящик.

Вернулся на место для посетителей.

И с облегчением выдохнул.

Одноглазый так и не вернулся. Может, страдал от расстройства желудка. Ричер вышел из офиса, пересек подкову и поднялся по лестнице к Чан. Когда он показал ей ключ, она спросила:

– Сколько у нас времени?

– Столько, за сколько заплатил Кивер, – ответил Ричер. – Вероятно, до конца недели. Я решил занять его комнату. Хозяину не на что жаловаться. Деньги за номер он получил, а Кивера нет, чтобы высказать свое неудовольствие.

– Это сработает?

– Может быть. Если они не попытаются меня выдворить.

– Тогда мы позвоним в «девять-один-один». Как должен был сделать Кивер.

– Тип в костюме оставил горничной пятьдесят долларов чаевых.

– Серьезные деньги. На них можно купить недельный круиз.

– Она была счастлива.

– И неудивительно. Как будто получила жалованье за неделю, только делать ничего не пришлось.

– Я чувствую себя отвратительно. Никогда не оставлял больше пяти баксов чаевых.

– Ты сам сказал, что он богатый.

Ричер ничего не ответил, подошел к двери номера Кивера и вставил ключ в замок. Открыв его, сделал шаг назад.

– После вас.

Чан вошла внутрь, Ричер – за ней. Следы присутствия Кивера были по всей комнате: рубашка на ручке двери, косметичка в ванной комнате, льняной пиджак в шкафу, у стены потрепанный чемодан, полный одежды. Все аккуратно и ровно расставлено горничной, в номере чисто и прибрано.

И нигде не видно портфеля, сумки с компьютером, толстых записных книжек или исписанных от руки листков.

По крайней мере, на первый взгляд.

Ричер повернулся и закрыл дверь. За свою длинную и непростую карьеру военного полицейского он обыскал, наверное, сотню номеров в мотелях и хорошо умел это делать. Ему удавалось находить самые разные вещи в самых разных местах.

– Кем был Кивер до службы в Бюро? – спросил он.

– Детективом полиции с дипломом вечерней юридической школы, – ответила Чан.

Значит, ему тоже приходилось обыскивать номера в мотелях, и он не станет использовать в качестве тайника очевидное место. Он знал все хитрости. Впрочем, в этом номере вариантов было не слишком много, поскольку с архитектурной точки зрения он не являлся сложным комплексом.

– Я уверена, что мы ошиблись, – сказала Чан. – Менеджер мог побывать здесь примерно полдюжины раз или впустил кого-то. Нам следует исходить из того, что тут давно все обыскали.

Ричер не стал с ней спорить.

– Да, но вопрос в том, насколько хорошо они искали. Одно нам известно наверняка: Кивер был в этом номере, а потом в какой-то момент ушел. Существует три возможных варианта его ухода. Первый: он отправился по какому-то совершенно невинному делу, которое позже стало не таким невинным. Второй: неизвестные люди под возмущенные крики выволокли его отсюда. И, наконец, он сидел себе на кровати и обдумывал то, что сумел узнать, и вдруг неожиданно все куски головоломки встали на свои места, он вскричал: «Вот дерьмо!» – вскочил и помчался к телефону-автомату в универмаге, чтобы, не теряя больше времени, позвонить в «девять-один-один». Только он туда не добрался.

– Не добрался? В каком смысле?

– В том смысле, что пропал. Скажи мне, где и почему, и я откажусь от других теорий.

– Ни один из перечисленных тобой вариантов того, как он мог покинуть номер, не означает, что мы можем найти здесь что-то полезное. Нечто, пропущенное другими.

– Не согласен. Я думаю, третий вариант дает нам некоторую надежду. Представь ситуацию под знаком «Вот дерьмо!». Ты потрясена, потому что вдруг поняла, что тебе угрожает опасность, причем такая серьезная, что нужно как можно быстрее бежать к телефону. Но там ты будешь на виду. Телефон-автомат совсем не то же самое, что мобильный за закрытой дверью номера. Ты себя выдашь. А теперь это рискованно. И у тебя появляется мысль оставить какую-то подсказку или знак. Ты пишешь записку и прячешь ее. Затем идешь звонить.

– Но не успеваю.

– Так говорит математика. Иногда.

– Записка спрятана так надежно, что ее никто не сумел найти. Но не настолько, чтобы мы не смогли ее отыскать. Если она вообще есть. Если работает третий вариант и не произошло нечто совсем другое.

– Мы имеем дело с последовательностью из двух моментов под знаком «Вот дерьмо!», – возразил Ричер. – Иначе просто не может быть. Сначала совсем небольшое открытие, накануне, после чего он попросил тебя о помощи. Потом уже более серьезное, и он отправился звонить копам.

– Оставив сначала записку.

– Я думаю, такой вариант вполне жизнеспособен.

Когда Ричер обыскивал комнату, он всегда начинал с самой комнаты, а не с ее содержимого. Те, кто прячет, и те, кто ищет, склонны не брать во внимание физическую структуру помещения, которая нередко дает множество возможностей. Особенно если речь идет о листке бумаги. Стоящую под окном систему отопления всегда можно вскрыть, и в девяти случаях из десяти там оказывается пластиковый кармашек, предназначенный для хранения бумаг; часто это инструкция по эксплуатации или гарантийный формуляр, внутри которых находчивый человек может спрятать дюжину листков бумаги.

Если в комнате имеется кондиционер, там непременно есть решетка, которую легко снять. Еще очень удобно прятать документы в раздвижных дверях, а на потолках обязательно найдется съемная панель, на случай если потребуется какой-то ремонт. В шкафах иногда делают двери гармошкой, и никто никогда не смотрит на их внутреннюю часть. Иными словами, вариантов великое множество.

Затем идет мебель: кровать, две прикроватные тумбочки, мягкое кресло, стул из столового гарнитура, стоящий около письменного стола, сам стол и маленький комод.

Они посмотрели везде, но ничего не нашли.

– Наверное, попробовать все-таки стоило, – сказала Чан. – В каком-то смысле я рада, что мы ничего не нашли. Это оставляет надежду на лучшее. Я хочу, чтобы с ним все было хорошо.

– А я бы хотел, чтобы сейчас он был в Вегасе с девятнадцатилетней красоткой. Но до тех пор пока мы не получим от него открытку, мы вынуждены считать, что его там нет. Поэтому будем сохранять бдительность, – сказал Ричер.

– Он был копом и специальным агентом. Как далеко отсюда до универмага? Что могло с ним случиться по дороге?

– Примерно двести футов. Мимо кафе. Многое могло произойти по дороге.

Чан промолчала.

Ричер испачкал руки, двигая мебель и прикасаясь к поверхностям, которые протирали не слишком регулярно, поэтому отправился в ванную комнату и открыл воду, чтобы их вымыть. На раковине лежал новый кусок мыла, все еще в упаковке. Светло-голубой, с полосками и золотой этикеткой. Не самое худшее место из тех, в которых Ричеру довелось побывать. Он снял и скомкал обертку. Мусорная корзина стояла слева под туалетным столиком, довольно глубоким, и чтобы в нее попасть, требовалось определенное мастерство. Ричер отправил туда обертку, потом вымыл руки, отметив, что поначалу новое мыло было жестким, но почти сразу стало лучше. Он вытер руки чистым полотенцем, и тут заговорила его совесть. Он наклонился проверить, попала ли брошенная им обертка в корзину.

Не попала.

Корзина была круглой, похожей на короткий цилиндр, и засунута в левый угол, а это означало, что за ней имелось небольшое пространство. Обычно на такое никто не обращает внимания, особенно горничные со шваброй в руках. Уж, во всяком случае, не за чаевые в два доллара. В общем, такое место становится памятником неудачных бросков.

Их оказалось три.

Одним из снарядов, не достигших цели, была скомканная упаковка от мыла, брошенная Ричером, еще влажная. Другим – более старая версия ее же, только совершенно сухая. Видимо, от предыдущего куска.

И потрепанный листок бумаги вроде тех, что носят в карманах.