Кеннеди выиграл президентские выборы, и на Америку опустилось всеобщее ликование. Как будто бы сверху прилетели ангелы с белыми крыльями за спиной и раздали всем жителям леденцы: на лицах американцев поселилось выражение сладостного восторга. Джон был свойским парнем, и все воспринимали его именно таким. От него ждали перемен, и новоиспеченный президент был обязан оправдать ожидания нации. Американцы хотели новых веяний в политике, поворотов, свежего ветра…

Семья Кеннеди была олицетворением американской мечты в ее чистом, незамутненном варианте. Принадлежали к числу тех, кто прибыл на континент в поисках лучшей доли. Правда, это относилось к их предку – ирландскому иммигранту Патрику Кеннеди, прибывшему в Америку в 1840 году. Патрик женился и в конце концов осел в Бостоне – красивом городе на Восточном побережье США. Прожил в Америке он недолго – десять лет, эпидемия холеры забрала его жизнь. Особых богатств не накопил, так что его вдове пришлось весьма туго. Но сын ирландского иммигранта оказался предприимчивым юнцом. Уже к тридцати годам Патрик Джозеф Кеннеди организовал в своем городе торговлю спиртным, разбогател и стал уважаемым человеком. Патрик Джозеф Кеннеди разумно посчитал, что политическая деятельность позволит ему обрести еще больший социальный статус, и вступил в Бостонский клуб демократов, а впоследствии был избран в сенат штата Массачусетс.

Его женитьба также помогла ему упрочить положение в обществе. Он женился на дочери мэра Бостона.

Джозеф строил свою империю и преуспевал в этом. В рамках алкогольного бизнеса ему стало тесно, и он занялся банковской деятельностью.

В середине двадцатых годов семья Кеннеди перебралась в Нью-Йорк. Дети рождались один за другим, девять человек – это был настоящий боевой и сплоченный клан. А Джозеф обратил внимание на кинобизнес и стал вкладывать в него деньги. Вот отсюда и наследственная тяга к актрисам у Джона Кеннеди – его отец не пропускал ни одной хорошенькой девушки.

Новый виток в биографии нью-йоркского миллионера наступил, когда Джозеф подружился с Франклином Рузвельтом и спонсировал его президентскую кампанию. Дважды он поддерживал Рузвельта в надежде получить хороший пост в правительстве или среди дипломатов. Рузвельт отблагодарил своего друга и спонсора и дал ему вожделенный пост посла в Великобритании.

Четыре года Кеннеди-старший жил в Лондоне, стараясь проводить политику изоляционизма. Его упрекали даже в симпатиях к Гитлеру и в конце концов отозвали обратно в США…

Война нанесла клану Кеннеди сильный удар. Старший сын, на которого Джозеф возлагал большие надежды, погиб как герой при выполнении боевого задания: он служил в авиации, и ему надлежало уничтожить пусковые установки «ФАУ-1», обстреливавшие Лондон. Смерть первенца означало одно – что теперь все ожидания будут связаны со вторым сыном, Джоном Фицджеральдом Кеннеди. А учитывая амбиции «посла», как называли в кругу семьи Джозефа Кеннеди, речь могла идти только о большой политике. О посте президента США…

Джон Кеннеди должен был, нет, просто был обязан оправдать ожидания клана Кеннеди. Но у него в жизни складывалось все не так просто, как казалось на первый взгляд. У Джона были проблемы со здоровьем, и поначалу он совсем не интересовался политикой. Но он был Кеннеди, а Кеннеди во всем стремились становиться первыми. Джозеф требовал этого. Дети обязаны были побеждать в спортивных соревнованиях, быть первыми в учебе. Словом, победителями всегда и во всем.

После смерти старшего брата на плечи Джона легла обязанность штурмовать политический Олимп. Он тоже, как и брат, участвовал в военных действиях, но служил не в авиации, а в военно-морском флоте. Ничем особенным он не отличился, правда, один эпизод чуть не стоил Джону жизни. И его спасение было почти чудом. Но впоследствии это использовали во время выборов. Джон Кеннеди предстал перед своей аудиторией настоящим военным героем. Но в жизни Джона интересовала вовсе не политика, а женщины и вечеринки… И только воля отца подвигла его принять участие в борьбе за пост сенатора… Так начиналась политическая карьера Джона Кеннади.

Огромную роль для роста популярности ДФК сыграли два фактора: телевидение и его женитьба.

Телевидение высветило обаяние молодого Кеннеди, его харизму, лучезарную улыбку. Все кандидаты на его фоне были как бледные тени. Телевидение сделало Кеннеди принцем из сказки.

А женитьба на Жаклин Бувье только утвердила его в этом образе. Необычная красота Жаклин и ее утонченность делали ее принцессой. Пара получилась очень яркая, они приковывали к себе всеобщее внимание. На Джона работал весь клан, связи отца, фамилия…

И в 1960 году Кеннеди вырвал победу у ставленника республиканцев – Ричарда Никсона.

Джон Кеннеди был первый президент-католик и самый молодой президент в истории Америки.

Перемены начались и в Белом доме. Правда, Жаклин Кеннеди в отличие от Джона не собиралась быть «своей». Со всем миром она держала четкую дистанцию. Джеки, как называли Жаклин, сделалась новой иконой Америки: ей подражали, обсуждали, восхищались ее стилем, умением преподнести себя, аристократизмом.

Джон и Джеки Кеннеди были слишком разными, но о том, что отношения между супругами были натянутыми, заговорили гораздо позже.

А в тот период все казалось безоблачным. Джон ввязался в политику, и семья Кеннеди увеличила содержание Джеки, только чтобы она не разводилась с Джоном, а выглядела как образцовая американская жена. Хотя клан Кеннеди супругу Джона не принял и она была им чужой, об этом не распространялись. Семейные тайны не подлежали разглашению.

Джеки была индивидуалисткой до мозга костей, но ее нельзя было назвать бесчувственной или неэмоциональной, просто она прятала все глубоко внутри. Она нежно любила своего отца – Джона Бувье, близкие и друзья называли его Черный Джек, с матерью у нее отношения были натянутыми, и всю жизнь Джеки была привязана к сестре. Можно сказать, сестра Ли была ее единственной настоящей подругой.

Джон играл роль демократа, «своего парня», Джеки – аристократки, но вместе они хорошо смотрелись. Ее популярность росла. Когда Кеннеди посетили Париж, то Джон шутливо сказал: «Я – человек, который сопровождает Жаклин Кеннеди», – тем самым отдавая должное ее известности.

Рвение, с которым Джон Кеннеди взялся за реформы, были не по нраву слишком многим. Он слышал, как отец говорил матери: «Рьяно берет ирландец, слишком рьяно»… Мать что-то отвечала, но он не слышал, что….

С Кориным они встречались еще несколько раз, тот почему-то упорно называл его «пионЭром». «Ну что, как дела, пионэр?» – интересовался он, внимательно глядя в глаза. От этого взгляда хотелось ускользнуть, спрятаться. Но это было невозможно.

Как-то он спросил отца: чем же примечателен Валерий Корин? Отец вздохнул и долго молчал. Он не стал повторно задавать вопрос, что-то мешало сделать это. Он терпеливо ждал ответа.

– Хороший журналист. – И снова пауза. – Вырастешь, познакомишься более детально.

– Понятно, пап. – Хотя вопросы остались, но он лишний раз научился держать их при себе.

Один раз Корин зашел к ним домой, расположился вместе с отцом в гостиной. От сквозняка неплотно прикрытая дверь открылась. Он подошел ближе, очень хотелось узнать, о чем они говорят.

Отец и Корин сидели вполоборота к двери и видеть его не могли. Он невольно приник к щели, чтобы лучше слышать…

– Есть один парень… – донесся голос Корина. – Живет сейчас у нас в СССР. Ли Освальд…

Домой Маруся вернулась поздно. На пути ей попалась фирма по аренде автомобилей, и она присмотрела себе симпатичный «BMW» светло-серебристого цвета. Маруся подумала, что так будет солидней… Менеджер фирмы пытался сосватать ей другую машину – темно-синий «Форд». Но Маруся настаивала на своем. Они договорились, что завтра она придет в офис, чтобы подписать договор.

Потом Маруся зашла в универмаг купить сосиски для кота. Магазин показался ей маленьким после московских мегацентров. В хлебном отделе вкусно пахло булочками. Маруся взяла три пирожка с вишней, подумала и добавила к ним еще два. Домой пошла пешком.

Капитолина Михайловна встретила ее словами:

– Разбойник так орал, что всю округу переполошил.

– Деметрий?

– Он самый. И чего кот такой шебутной? – проворчала она. – Негоже так.

– Молодой, наверное. Это от избытка сил. А где он сейчас?

– Без понятия. Наверное, на улице где-то бродит. Есть будешь?

– Ага! – Маруся потянула носом. – Вкусно пахнет! Жареная картошечка?

– С солеными огурцами, укропом, петрушкой и телячьей отбивной.

– Ой, теть Кап, балуете вы меня.

– Уж больно тощая ты, – поджала губы Капитолина Михайловна. – Пополнеть бы не мешало. Пару килограммчиков прибавить.

– Не-а, толстых мужчины не любят, – усмехнулась Маруся, балансируя в коридоре на одной ноге и снимая туфли. Она переобулась в удобные разношенные тапки и шагнула в кухню.

– Замечательно-то как все, – пробормотала она. – Лучше, чем в самых дорогих ресторациях.

Стол был уже накрыт по всем правилам. Веселая скатерть с оборкой внизу, сковородка с картошкой и отбивными. Помидоры и огурцы нарезаны дольками.

– Садись, а то остынет.

– Я – мигом, только переоденусь.

В комнате Маруся скинула с себя костюм и надела легкий халатик. Пискнула эсэмэска. Она посмотрела на экран дисплея – Костя!

«Звонил на работу, сказали, что ты уехала. Надо поговорить».

С пылающими щеками Маруся стерла эсэмэску. Раздался звонок. Владлен Сергеевич! Маруся невольно подтянулась.

– Ну! Рассказывай, как прошел первый день?

– Нормально. Познакомилась с Корольковым.

– И как он тебе?

– Приятный человек, обаятельный, хорошо держится, хорошие коммуникационные навыки, – перечислила она.

– По-твоему, у него хорошие шансы?

– Если действующий административный ресурс не задавит – шансы высоки. Корольков за новые перемены: собирается ввести ряд преобразований, рассчитанных на разные слои населения. Завтра меня введут в курс дела подробнее.

– Ясно. – Шеф помедлил. – Ты там все внимательно наблюдай, примечай… Понадобится.

– Я все поняла, – быстро ответила Маруся. – Сделаю как надо.

– Вот и отличненько, – пропел Владлен Сергеевич. – Вот и ладушки. Девочка ты смышленая.

Со стороны могло показаться, что шеф дурачится, но на самом деле он никогда не расслаблялся. Просто это была очередная маска добродушного босса, который общается с сотрудниками в неформальной манере.

Разговор закончился. Маруся подошла к окну, и тут же к ней на руки откуда-то сверху упало нечто толстое и рыжее. Она уткнулась коту в шерсть.

– Деметрий! – прошептала она. – Ах ты рыжий разбойник. Тебя кормили? Нет? Тогда пошли ужинать…

На кухне Капитолина Михайловна гремела тарелками. Маруся села за стол, Деметрий – около нее на полу.

– Я сосиски для кота купила.

– Накормим, – буркнула хозяйка.

– Вы чем-то расстроены?

– Не нравится мне все это, – выпалила Капитолина Михайловна. – Выборы-швыборы. Не приведут они к добру.

– Дело обычное. – Маруся нагнулась и погладила кота.

– Хм, эти будут необычные. Корольков хочет стать мэром, а Горенко не даст. Вцепится в свое намертво.

– Посмотрим.

– Глупые вы, московские, – в сердцах сказала Капитолина. – Глупые! Жизни не знаете. Думаете, это игрушки. Надо знать, что все эти люди наши, выросли здесь, они… – Капитолина выставила вперед свою руку с растопыренными пальцами, – вросли сюда. У них все переплетено и куплено. Тех, кто встанет у них на пути, просто растопчут. Вот так, – она сплюнула на стол и вытерла слюну тряпкой. – Это я для виду, чтобы дошло.

– Корольков приятное впечатление производит.

– Корольков пришлый. Приехал непонятно откуда и думает город взять. А это не так легко, как он считает… Да еще, говорят, сам он непонятно кто…

– Да… – Маруся взяла с тарелки яблоко и стала грызть. – А что конкретно говорят?

– Это я так сболтнула, – нахмурилась Капитолина. – Говорю, старая, непонятно что. Совсем за собой не слежу. – Она явно жалела, что начала этот разговор.

Хозяйка протянула тарелку, наполненную едой. Сама села напротив и подперла рукой подбородок. Ямочки на щеках стали видны еще отчетливей.

Где-то вдалеке раздался звук грома, резкий, сильный.

– Свят-свят, – перекрестилась Капитолина и с шумом закрыла окно.

Перед сном Маруся решила почитать. За окном уже лился дождь.

Струи стекали по стеклу, размывая пейзаж в одно мутно-серое пятно. Она встала с постели и задернула занавеску. Легла обратно. Деметрий пристроился в ногах.

– Боишься грозы?

Кот отвернулся. Прямой вопрос ему не понравился.

– Ладно, не отвечай, не буду испытывать твое мужское достоинство.

Маруся взяла листы в руки.

У Маруси уже слипались глаза. Она отложила листы, выключила свет и уснула. Кот ворочался в ногах, очевидно, страдая бессонницей.

На другой день Маруся пришла в офис ранним утром. Королькова не было, сидели Маргарита, Дэн, секретарь Ольга и еще двое незнакомых Марусе мужчин. Одному из них было лет семьдесят. Высокий, тонкогубый, с резкими чертами и седой шевелюрой. Он был одет в дорогой костюм и белоснежную рубашку. Другой – полная его противоположность: толстенький, круглый, с проплешинами. Глаза навыкате и оттопыренные уши. Рукава светлого костюма были ему коротки, и виднелись волосатые руки.

– Проходите! – махнула рукой Маргарита и представила ее: – Это Мария Громова, наш новый сотрудник. Из Москвы. Теперь она в нашей команде.

Марусю все смерили внимательным взглядом. Она подняла подбородок и расправила плечи. Затем села на свободный стул и достала из сумки планшет.

– Простите, – Маргарита обошла стол и остановилась рядом с ней. – Нужно проверить.

– Что? – не поняла Маруся.

– Планшет. На наличие подслушивающих устройств. Я должна убедиться…

– А что?.. Сомневаетесь во мне? – не удержалась Маруся.

«Язва ты, Громова, – обычно говорил Марк. – Колючка ядовитая. А где женская томность и нежность? Эх, эх…»

Вспомнив Марка, она улыбнулась. Неужели скучает по своему офису, как он и предсказывал?

– Стандартная проверка. Это относится ко всем. Мы просто принимаем меры повышенной безопасности. Сами понимаете…

Ссориться было не с руки, и Маруся молча протянула гаджет.

Маргарита вышла, цокая каблуками.

Все сделали вид, что ничего не заметили.

Маруся достала блокнот и стала в нем рисовать завитушки, пытаясь скрыть раздражение.

Через несколько минут Маргарита вернулась и положила планшет на стол.

– Все в порядке? – не удержалась Маруся.

– Да.

– Тогда продолжим, – сказал высокий худощавый человек в хорошем костюме.

Маргарита села рядом с Марусей.

– Это Мятлев Игорь Викторович. Один из тех, кто работает в нашем штабе, доктор исторических наук, профессор. Специалист по американской истории.

– Как я уже говорил, нам нужно активно работать с разными группами населения. За Королькова, как показывают предварительные опросы, значительная часть работающего населения, а также молодежи в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти. Что касается старшего поколения – здесь есть определенные пробелы. Этот контингент пока за действующего мэра. А доля данной категории электората весьма значительна. Приблизительно сорок процентов. К тому же есть и не определившиеся. У кого какие предложения по этому пункту?

Почему все сразу посмотрели на Марусю?

– Может быть, Мария…

– Александровна, – подсказала она.

– Мария Александровна нам что-то скажет? – спросил Игорь Викторович. Он склонил голову набок и, прищурившись, смотрел на новую сотрудницу, словно оценивая.

– Нужно активизировать работу со старшими возрастными группами.

– Мы это и так знаем. Но как? – развел руками Мятлев. – Мэрия делает подарки ветеранам к праздникам, иногда дает небольшие денежные выплаты. Все довольны. Почему они должны голосовать за другого кандидата, если их все устраивает?

Маруся поняла, что от нее ждут конкретных решений и предложений.

– Все всех устраивать не может. Обычно при ближайшем рассмотрении эта позиция наиболее уязвима. В таком случае нужно применить нестандартные методы работы. Те, которые не вводились раньше.

– И какие? – Теперь в голосе Мятлева звучала ирония. Он забарабанил пальцами по столу и подался вперед.

– Нужно подумать. – Маруся взяла в руки карандаш и поставила в блокноте цифру 1. – Мне нужны исходные данные по населению. Статистика. По возрастным категориям, социальному составу, занятости. Нужен список мероприятий, проводимых мэрией. Нужен список СМИ. Местных, а также список журналистов, работающих на нынешнюю администрацию. Пока все.

– Ольга! – обратился Мятлев к брюнетке. – Подготовь все для Марии Александровны. И как можно скорее. То же относится к Маргарите. Объедините усилия и сделайте справку. Ваш вопрос я понял. Сделаем. В какое время можно ожидать от вас конкретных предложений?

– Вопрос будет прорабатываться несколько дней, но пока нет на руках материалов, ничего определенного сказать не могу. Все зависит от объема предоставленных материалов. Хотя я, конечно, приложу все усилия, чтобы подготовиться как можно оперативней.

Еще какое-то время они обсуждали текущие дела, а потом Мятлев объявил, что все свободны.

– Мария Александровна, можно вас попросить задержаться? – окликнула Маргарита.

– Да, конечно.

– Мы можем пройти на кухню.

Кухня оказалась маленькой, тесной и неуютной. Маруся с тоской вспомнила офисную кухню, так заботливо отделанную шефом.

– Кофе?

– Да. Можно покрепче. Две ложки.

Маргарита заварила кофе и поставила чашку перед Марусей.

– Я закурю, – ни к кому не обращаясь, сказала Маргарита. – Не возражаешь. Сама как?

– Никотин не употребляю.

– Правильно. Я вот никак бросить не могу. Обстановка все время такая… нервная.

Маруся промолчала.

– Ты, я смотрю, понемногу въехала в нашу работу. Правда, прошло еще мало времени, чтобы во всем разобраться как надо. Если что потребуется, обращайся ко мне, помогу, проинформирую.

Она внимательно посмотрела на Марусю.

– Мы здесь никого не съедим, люди все добрые, душевные… Так что велкам в нашу команду. Павел ко всем настроен доброжелательно, с виду бывает строгий, но это так, одна видимость. Я лично считаю, что ему даже потверже нужно быть… Харизмы у Павла не отнять. Молодой, привлекательный. Старых никто не любит, – прибавила она, коротко усмехнувшись. – Сейчас время не то. Замшелые пиджаки ушли в прошлое.

– Ну, политика – дело вообще-то консервативное, – заметила Маруся.

– Как сказать. У Павла хорошие шансы, и их надо использовать. В случае его победы город ждут перемены. Строительство дорог, нового стадиона.

– Наверное, это кому-то придется не по вкусу.

– Не по вкусу… – медленно повторила Маргарита, – не по вкусу… В основном против Павла старый административный ресурс. Никому не хочется терять насиженные места. Вот они и будут сопротивляться до последнего.

Маргарита курила, красиво выпуская колечки дыма. Себе она заварила зеленый чай.

– На диете. А то поплыву. Сама понимаешь, уже не двадцать лет, да и комплекция, – она скользнула взглядом по Марусиной фигуре, – не то что у некоторых… В общем, работай. Ты где остановилась? В гостинице или квартиру снимаешь?

– В частном секторе.

– Говори адрес. Я сейчас запишу. Мало ли что понадобится… Кстати, нам сейчас с тобой нужно поехать к одному человеку. Допивай кофе, и выезжаем. Тебе необходимо ему понравиться. Это важная фигура в нашем раскладе. Может быть, даже самая важная… – Маргарита поджала губы. Ее большие темные глаза смотрели пронизывающе. Маруся выдержала взгляд.

– А что за человек?

– Отец Королькова. Он основной спонсор избирательной кампании… То есть – спонсирует своего сына.

– А чем он занимается?

– Бизнесмен. Все, чем владеет Павел – и строительная компания, и банк, – на самом деле его. Просто он удалился от дел, а Пашу поставил вместо себя. Он непременно хочет, чтобы его сын победил на выборах. И готов бросить в дело все ресурсы. Корольков-старший лично отбирает и проверяет людей для команды. Тебя тоже захотел увидеть и побеседовать. Колоритный старик. Ты осторожней, если что…

– В смысле? – не поняла Маруся.

– Сама увидишь.

Маргарита предупредила охранника, что они ненадолго уезжают. Тот с важным видом кивнул.

Она села в серую «Тойоту» и сказала:

– Едем за город. Но тут недалеко, – и усмехнулась, – это не Москва с ее расстояниями и пробками… У нас все близко и удобно.

По дороге Маргарита часто кому-то названивала, без конца звонили и ей. Маруся сидела, погруженная в свои мысли, и смотрела в окно. Она здесь всего третий день, а уже закружило-завертело. По крайней мере, о Константине думает редко. Но вспоминает. Иногда поворот головы незнакомого мужчины или улыбка, запах, парочки, воркующие друг с другом, счастливые семьи с колясками, веселый смех – сразу возвращают ее к прошлому: внутри все сжимается, и наступает понимание – чего у нее нет. Чего она лишена… И никогда, никогда она уже не будет так весело и самозабвенно смеяться, как когда-то с Костей…

– Ни-ког-да! – сказала она вслух.

– Чего? – повернулась к ней Маргарита. Одна рука с ярко-красными ногтями лежала на руле, другой она прижимала сотовый телефон к уху.

– Это я так. Сама с собой.

Маргарита покосилась на нее, но ничего не сказала.

Виды за окном были такие, что захватывало дух! Ярко-синяя река Волга. С одной стороны реки набережная утопала в зелени, старинные домики шли один за другим, над ними возвышалась красивая белая церковь с зелеными куполами. И ветер, врываясь в открытое окно, яростно теребил волосы, которые вдруг взметнулись вверх и, упав, закрыли лицо. Маруся отвела их рукой.

– Красиво! – тихо произнесла она.

– Волга, да! Кто приезжает к нам, охает-ахает. И иностранцы любят в нашем городе бывать. Отремонтировали все, отреставрировали за последние годы.

Въехали на мост, вода теперь бликовала, весело шумела, журчала с двух сторон. Над водой низко летали чайки.

– Это не душная Москва! – прокричала Маргарита. – Сейчас я прибавлю жару. Держись!

Она нажала на педаль, и машина рванула вперед.

Маруся откинулась на кресле. Действительно, красота… Она вздохнула, и вздох застрял в груди. Если бы не Костя… Если бы не эта боль… Как бы она была счастлива!

С моста они въехали на шоссе.

– Скоро уже приедем.

Дома сменились коттеджами, которые высились за глухими заборами.

– Здесь у нас большие люди живут, – пояснила Маргарита. – Ну что-то вроде вашей Рублевки московской.

Она повернула направо, на дорогу, обсаженную подстриженными туями.

– Почти на месте. Ты лучше больше молчи, он болтунов не любит. Не перечь. Если будут спрашивать твое мнение – хорошенько подумай, прежде чем сказать. Хозяин – чертяка знатный. Его у нас все боятся, включая самого Королькова. Папаша у него еще тот перец!

– А Дэн?

– Что Дэн? – Маргарита повернула к ней в голову.

– Дэн тоже боится? Он же вроде такой… Оторва!

– Не знаю… – голос Маргариты прозвучал как-то тускло. – Дэн мало чего или кого боится. Приехали!

Они вышли из машины, камера наблюдения на воротах повернулась в их сторону. Калитку открыли. Перед домом расстилалась зеленая лужайка, будто бы из английских фильмов. Мягкая, бархатистая, до нее хотелось дотронуться и погладить. Как породистую кошку. Лужайку окаймляли все те же подстриженные туи, справа красовался прудик с мостом. А по центру возвышался кирпичный трехэтажный особняк.

– Нас ждут, – шепнула Маргарита. – Не подведи. Я за тебя отвечаю.

На крыльце их встретила молодая девушка.

– Эдуард Николаевич вас ждет. Проходите. – У девушки был певучий выговор, и смотрела она не прямо в глаза, а куда-то вбок.

Холл особняка был огромный, на стенах – картины, в основном пейзажи. Девушка провела гостей в комнату, больше похожую на зал.

У камина, спиной к двери, сидел человек. Около него стоял молодой парень с волосами, гладко зачесанными назад, и с планшетом под мышкой. При их появлении он склонился к сидевшему и что-то шепнул.

Кресло резко развернулось, и Маруся увидела, что это – инвалидная коляска.

– Подойдите ближе, – скомандовал мужчина.

У него были седые волосы и глубоко посаженные голубые глаза. А лицо волевое, резкое. Впалые щеки и морщины на широком лбу. Одет он был в теплый пестрый халат с восточным узором.

– Вы та самая Маруся Громова? – спросил он. Голос тоже был резкий, скрипучий.

– Да. Но не знаю, что вы вкладываете в слово «та самая».

Мужчина издал странный булькающий звук, похожий на смешок или карканье, и тут же зашелся в кашле.

– Петя! Чай! – скомандовал он молодому человеку.

Петя – прислужник? Помощник? Секретарь? Мальчик на побегушках? Он мгновенно бросился куда-то мимо Маруси и Маргариты.

– Привет, Марго! – Корольков-старший приветственно поднял руку.

– Добрый день!

– Давай посмотрю, кого ты привела. – И он устремил на Марусю цепкий взгляд, от которого мурашки побежали по коже и словно камень в горле встал, который Маруся постаралась поспешно сглотнуть.

– Хороший специалист. Все сделает как надо. Новые силы в нашей команде нужны, – торопливо говорила Маргарита. В ее голосе слышались заискивающие нотки. Маруся удивилась, Марго ей казалась надменной, знающей себе цену, и такой тон с ней не вязался. И вправду старик – крутой перец, раз с ним так носятся.

– Силы да, нужны. А что ты умеешь? – обратился он к Марусе.

– Разрабатывать стратегию. Исполнять ее, предлагать конкретные решения и способы реализации. Все зависит от конкретных задач.

– Исполнять… стратегию… – он задумался. – Марго! Оставь нас одних. Слышишь?

Позади Маруси зацокали каблуки Маргариты.

– Теперь лучше. Садись поближе. Сейчас Петя чай принесет. Или ты хочешь кофе?

Маруся опустилась в кресло и едва не утонула в нем – такое глубокое.

– Мне все равно.

– Уже неплохо, – пробормотал старик. – Покладистая…

Перед ними вырос Петя с подносом, на котором стояли чашки чая и маленькое блюдце с сухими печеньями. Бутылка коньяка и две рюмки.

Петя поставил поднос на столик на колесиках и подкатил к хозяину. Теперь столик был между ними.

– Все, Петя, свободен. Сейчас мы с девушкой почаевничаем. – Корольков-старший подмигнул Марусе. – Наедине. Я тебя позову, когда понадобишься. Будь рядом.

Петя немедленно исчез. Маруся уже поняла, что этот старый перец Повелитель бурь или кто-то в этом роде – все появляются и исчезают по одному его знаку. Он имеет влияние на людей, даже если сам и не замечает этого. Или все-таки замечает? Власть – она сродни наркотику. Эту мысль ее начальник всегда любил повторять: власть – самая сильная эмоция и зависимость. Это еще хуже, чем самая сильная наркота…

Корольков наполнил рюмки коньяком и протянул одну Марусе.

– За успех! Мой сын должен стать мэром этого гребаного городишки. И точка.

Маруся удивилась: почему городок «гребаный»? Ведь это очень красивый город, удивительно красивый, он нравится с первого взгляда. Но промолчала, вдруг сообразив, что люди в политике отрешены от эмоций и оценок, они мыслят отвлеченными категориями. Полезность – бесполезность. А красота – слишком эфемерна и не нужна. И городишко – гребаный, потому что трамплин для других широт и просторов. Она чуть не рассмеялась. Потому что работать с предсказуемыми людьми очень просто, как говорил ее шеф. Все как на ладони: алчность, жадность, торопливость. Они как дети: праздник сию минуту, здесь и сейчас, вынь да положь им на блюдечке. «Найдите ключ к человеческим эмоциям, – неоднократно повторял шеф, – и вы сможете управлять людьми».

– Этот город – первый этап. – Старик словно озвучивал Марусины мысли. – Потом пойдем дальше. Мой сын достоин большего… В России сейчас нет молодых политиков, способных придать стране динамизм, скорость… Мы, старики, уже мало на что годимся. – Он помрачнел. – Я бы сам поучаствовал в выборах, но ноги… И возраст… А ты толковая и умная… Далеко пойдешь!

– Я еще и слова не сказала, – с иронией проговорила Маруся.

– А я по глазам вижу. И читаю по ним. Как старая и умная собака. Старые люди обычно очень умные и хитрые, только многие об этом не догадываются. Думают, если старые, то дураки, выжившие из ума. Но это не так. Даже, я бы сказал, совсем наоборот. Как коньяк?

– Уверена, что хороший. Я мало пью.

– Молодец! А вот Марго хлещет бутылками, – и снова смешок-карканье. – Хорошая она баба, но отъявленная дрянь, – произнес он с некоторым, как показалось Марусе, удовлетворением. – Уже освоилась в городе? Город хорош. Купцы его обустраивали. – Корольков-старший, видимо, забыл, что несколько минут назад отзывался о городе по-другому. – Главное – начать. Дальше – больше… – Он задумался.

Молчал Эдуард Николаевич долго, Маруся хотела уже кашлянуть, чтобы привлечь к себе внимание, но наконец старик отвлекся от своих мыслей и посмотрел на нее. Но таким взглядом – как сквозь стены.

«Он меня не видит, – констатировала Маруся. – Он весь в себе, в своих раздумьях».

– Приведи моего сына к победе, и я… – он снова замолчал. – Сделаю для тебя все. Квартира? Вилла в Испании? Карьера в Лондоне… Выбирай!

У Маруси пересохло во рту. Она поняла, что старик говорит абсолютно серьезно, и эта серьезность… пугает. Как неизбежность, с которой до поры до времени не хочется сталкиваться. Эта неизбежность может раздавить катком, если не отойти вовремя в сторону. И какой тон! Какая уверенность! А если она не справится? То что? Что с ней будет?

– Ты справишься! – заверил Корольков, вновь угадывая ее мысли.

Она даже поежилась от такой проницательности. Было здорово не по себе.

– И я не шучу, – добавил Эдуард Николаевич. – Еще по стопочке?

– Спасибо. Не буду.

– Я хочу видеть в моем сыне новую политическую силу. В Москве сейчас все выдохлись. Свежие люди придут из провинции. Хотя не люблю я это слово «провинция». – Повелитель бурь, как назвала его про себя Маруся, поморщился. – Глупое слово какое-то. Для меня Москва – провинция. Суматошный город с хамскими жителями.

– Вы жили в Москве? – брякнула Маруся наобум и тут же покраснела.

– Учился, – поправил ее Эдуард Николаевич. – В высшей партийной школе. Была в свое время такая. Вы не застали.

– Зато слышала.

– И то хорошо. Сейчас для многих коммунизм – как замшелый пиджак. А в то время это была отличная кузница кадров. Выходили оттуда люди, готовые к работе и прежде всего к управлению. – Возникла пауза. – Мысли разные одолевают. – Он вздохнул и посмотрел на Марусю. – Вот поживешь с мое, тогда поймешь, как это тяжело, погружаться в воспоминания. Говорят, есть даже молитва, которая избавляет от них. В воспоминаниях нет ничего хорошего, поверь, – чуть ли не сердито сказал Эдуард Николаевич, взял кусочек черного хлеба с тарелки и понюхал его. – Люди, которые, например, жили в Америке, говорят, что так одолевает иногда тоска по черному хлебу, сил нет. Там наш хлебушек черный буквально на вес золота ценится. Тех, кто приезжает в Америку, просят с собой в качестве сувенира захватить черный хлеб. Как особо ценный подарок.

– Вы жили в Америке?

– Нет, – отрубил он.

– А в партийной школе учились давно?

– Давно. А почему тебя это интересует?

– Просто спросила, а что, нельзя? – И уже, в свою очередь, уставилась на Эдуарда Николаевича.

«Ответный удар» – так называлось «зеркальное действие» на сленге их фирмы. «Хочешь, чтобы тебя уважали, – учил ее босс, – умей держать ответку. Причем симметрично зеркальную. Не умеешь – учись, а то заклюют».

– Почему нельзя? Можно. Со мной все можно. – Он усмехнулся. – Можно, но лучше – осторожно.

– Буду иметь в виду.

– А ты мне нравишься, – с расстановкой произнес Эдуард Николаевич. – Давненько я с такими умными не беседовал. А то все: глазки, губки и хлопанье ресницами… Пустота, – сказал, как отчеканил, он. – А ты другая.

И снова глазами зырк. Марусю даже в жар бросило. Еще немного, и она такого рентгена не выдержит. Архисложный мужичок, как они называли между собой трудных клиентов, с которыми приходилось работать.

– Спасибо.

– Взаимно говорить не буду. Спасибо я тебе скажу, когда Пашка победит, а он должен победить. Иначе…

«Иначе, – продолжила Маруся, – ты меня сотрешь с лица земли, уничтожишь на счет раз. Тебе нужна победа сына любой ценой. И нужна я, потому что тебе кажется, что столичная штучка может многое. Ты внимательно посмотрел все рекомендации, может быть, даже навел справки по своим каналам. И выяснил, что я тебе подхожу».

Старый перец, он же Повелитель бурь, посмотрел на часы.

– Кажется, нам пора. У нас, стариков, свои дела и причуды. И прием лекарств по расписанию.

Но Маруся видела: Корольков-старший чем-то раздосадован и хочет ее поскорее выпроводить. Но и она порядком притомилась от беседы, так как собеседник непростой и приходится все время держать ухо востро и быть начеку.

Маруся поднялась.

– Петя проводит! – крикнул Эдуард Николаевич.

Петя материализовался как из воздуха. Вырос у столика и вопросительно посмотрел на своего хозяина.

– Проводи гостью! – Старик устало махнул рукой. – Приятно было познакомиться. Думаю, что еще встретимся. – И он оскалился в улыбке, показав неровные зубы.

Маргарита ждала Марусю у выхода.

– Ну как? – поинтересовалась она уже в машине. – Как прошла аудиенция? Все в порядке?

– Да, – пробормотала Маруся. – У Эдуарда Николаевича один сын? Павел?

– Бли-и-ин! – протянула Маргарита. – Что за нездоровый интерес? Ты интересуешься не по штату! – Она фыркнула. – Ладно, не сердись. Но есть темы, которые лучше не обсуждать, понимаешь? Для твоего же блага.

– О моем благе я позабочусь сама. Не беспокойся.

– Я не беспокоюсь, я предупреждаю. – В голосе Маргариты послышались жесткие нотки.

«А они все не так просты, как выглядят на первый взгляд, – подумала Маруся. – Похоже, я попала в змеиное гнездо, где мне следует быть крайне осторожной».

– Два дня выходных впереди. Чем думаешь заняться? – поинтересовалась Маргарита другим, добродушным тоном.

– Пока не знаю. Подумаю.

– Можешь город изучить. Здесь есть на что посмотреть, чем полюбоваться…

– Это точно. Город красивый. Я уже заметила, так что побродить, поглядеть – отличное занятие.

– Хотя иногда мои глаза бы его не видели, – с неожиданной тоской произнесла Маргарита. – Уехать бы в Москву, и все. И не вспоминать.

– Москва – город тяжелый.

– Все так говорят. А сами как мухи на мед – в Москву, в Москву!

– Есть такие, кто и не выдерживает.

– Слушай, не учи, а? – с раздражением сказала Маргарита. – Вот закончится эта канитель с выборами – продам теткину квартиру и рвану. И никто и ничто меня здесь не удержит. Баста! Отрубилась, отмучалась я здесь. Отдала лучшие годы этому городишке и этим людям. Пора и о себе подумать.

– А чего раньше не рванула в столицу?

– Что ты вообще о моей жизни знаешь? – Маргарита нажала на газ, и машина понеслась на сумасшедшей скорости. – Значит, не могла. И вообще слишком много вопросов.

– Ну извини, вырвалось. Что, уже и спросить ни о чем нельзя?

– Нельзя! Сиди и помалкивай, – крикнула она, еще прибавив газу.

– Маргарита! Останови машину! Я с тобой не поеду. Ты в таком состоянии…

– В каком?

Маруся ничего не ответила.

– Ну и вываливайся, – разозлилась Маргарита. Ее глаза сузились, мимо в окне стремительно мелькали деревья, дома… Маргарита неожиданно свернула на обочину и резко затормозила.

Маруся откинулась назад.

– Выходи, – сжала губы Маргарита. – Немедленно.

Она смотрела прямо перед собой, злая, сосредоточенная.

– Выхожу… Только ты остынь, в таком состоянии ехать нельзя.

– Не учи-и-и-и-и-! – чуть ли не завизжала Маргарита. – Нашлась тут на мою голову шибко умная!

Она рванула с места и помчалась, обгоняя другие машины.

– Вот дура, – покачала головой Маруся. – Еще, не дай бог, врежется в кого.

Солнце припекало сильнее. Хотелось содрать с себя чулки и пройтись босиком по зеленой траве. Туфли жали.

– И чего мне теперь делать? – пробормотала Маруся. – Ловить попутку? Создала мне тут проблемы на пустом месте…

Она опустилась на траву, туфли валялись рядом, сумка тоже.

– Загорать, загорать и загорать, – вынесла вердикт Маруся. – Рвануть бы на Волгу и забыть о делах.

Рядом затормозила машина, и Марусю окликнули:

– Чего развалилась? – За рулем сидел Дэн. – Перекур с отрывом от производства?

– Типа того, – сказала Маруся, подбирая с травы сумку и туфли. – А ты не вовремя. Весь кайф обломал. Я только расслабилась…

– Еще успеешь! Времени много… Что случилось? Ты у папы была?

– Не поняла.

– У нашего великого и ужасного Эдуарда Первого?

– Вы его так зовете? Папой?

– Именно! Залезай!

– Да. Была. У вас местная служба новостей хорошо поставлена. Все мои телодвижения сканируются.

– И что? Чего ты здесь развалилась? Постой! Тебя же Маргарита должна была везти. Поцапались девочки? – ухмыльнулся Дэн.

– Догадайся сам.

– Ну залезай, чего стоишь?

Маруся нырнула в джип. Глубокое темно-серое пространство пахло приятным парфюмом. Сам Дэн – холеный, с тонкими пальцами, как у музыканта, был невозмутим, как китайский божок.

– Поехали?

– Угу! – буркнула Маруся.

С заднего сиденья ей был хорошо виден затылок Дэна и то, как он время от времени бросал на нее взгляды в верхнее зеркальце.

– Ну, рассказывай!

– О чем?

– О том, как вы с Маргаритой поругались.

– А что – интересно? Не думала, что кого-то всерьез интересуют женские разборки.

– Это не разборки, – строго сказал Дэн. – Это наше общее дело и работа.

У Дэна были узкие губы, холодные глаза. И ледяной тон. И вообще он был не похож на Павла Королькова. Ничуточки. Тот искрящийся, обаятельный, казалось, не снимает с лица улыбку даже во сне, или так мышцы натренировал за последнее время. Маруся считала, что обаяние в основном штука врожденная и его никакими спецприемчиками не выработаешь. Оно либо есть, либо нет. И ничего тут не попишешь.

– Ну, если общее дело… Денис, тогда докладываю по всем правилам. Ничего не было. Просто немножко поругались… на женской почве.

– Это что еще за почва такая – женская?

– Пустяки. Было и прошло. А ты всполошился.

– Смотри, а то мы поставим Маргарите Семеновне на вид, что она ценные кадры третирует.

– Не поставите, к ней я никаких претензий не имею. А куда мы едем?

– Я тебя до дома подброшу.

Они стояли в пробке, и Маруся смотрела в окно.

– Как тебе Эдуард Николаевич?

– Нормально.

– Он у нас титан. Столп общества. – По тону Маруся не очень понимала, говорит он взаправду или шутит. Тон Дениса Лиховцева был издевательски-утонченным и непроницаемым. И что он думал на самом деле, наверняка узнать практически невозможно.

– Это хорошо, – проговорила Маруся.

– Что – хорошо?

– Что есть титаны и столпы.

Дэн захохотал.

– Слушай, давай с тобой в какое-нибудь кафе заглянем, посидим просто так. По-свойски. В неформальной обстановке. Время есть. Сегодня никто и никуда не торопится. А?

– Можно, – согласилась она.

– Ну вот и отлично. Все о’кей.

Дэн прибавил скорость.

Они въехали в город, который словно расступился, разъехался в стороны, как на разъездной декорации. Невысокие старинные домики – глазурные, пряничные…

– Куда мы едем?

– А вот увидишь! – бросил Дэн, не оборачиваясь.

Миновали набережную, потом вильнули за низкий белый дом и, проехав несколько метров, остановились во дворике, тесно усаженном клумбами.

– Приехали? – спросила Маруся.

– Не совсем. Выходи!

Маруся вышла и посмотрела на небо.

– Кажется, собирается дождь.

– До этого еще далеко. И вообще промокнуть нам не грозит.

Дэн поставил машину на сигнализацию и бросил:

– Иди за мной! И не отставай!

Он шел впереди широким размашистым шагом, Маруся с трудом поспевала за ним.

Они снова вышли к набережной, и прямо перед ними стоял, покачиваясь, корабль. На борту было написано: «Купеческий».

– Это ресторан, – пояснил Дэн. – Один из лучших в городе. Вход только для своих.

Ресторан был хорош. Именно так и должны, по мнению Маруси, выглядеть хорошие дорогие рестораны. Красные ковры под ногами, столики с белыми накрахмаленными скатертями. Было видно, что они накрахмалены по всем правилам сервисного искусства. От белизны скатертей и салфеток резало в глазах. За окнами плескалась Волга. Светло-зеленый свет заливал все пространство, блики играли на потолке и столовых приборах.

Дэн взял ее под локоть и провел к столику у окна.

– Музыку не желаете?

– А что, ее специально заведут для нас?

– Могут и станцевать специально. Если хочешь.

– Танцев не надо. А музыку можно.

– Минуту.

Дэн отошел в сторону, к нему тут же подлетел невысокий человек в бордовом бархатном пиджаке с лоснящимися локтями. Белая рубашка, черный галстук-бабочка. Дэн что-то сказал, мужчина крутанул головой с такой силой, словно она была на шарнирах.

Маруся посмотрела в окно. Вода плескалась с каким-то странным певучим звуком, казалось, если вслушаться, то можно понять, о чем напевают-шелестят волны. И еще на их кончиках вихрились маленькие белые барашки, отчего волны имели нарядный вид – как на строгом платье ажурный воротничок. И вообще ей все здесь ужасно нравилось. Позади остались отчаяние, слезы, отупение, имя «Костя», здесь была только Волга: зеленая вода, светящаяся изнутри, чувство широты и радость, от которой неожиданно резко и больно сдавило грудь. Но это была сладкая боль – предвестник освобождения…

Вернулся Дэн, его черные глаза буквально прожгли ее.

– Сейчас все будет готово. По правилам старинной русской кухни. Поросенок с хреном, расстегаи, огурцы малосольные.

– Поросенок? – почему-то ужаснулась Маруся. – Не надо. Его же… жалко.

– Ну не надо так не надо, какие столичные девушки… чувствительные, – насмешливо сказал Дэн.

Вскоре стол был уставлен тарелками.

– Я столько не съем.

– Оставим персоналу. Можешь не беспокоиться.

Заиграла негромкая музыка.

– Теперь самое время познакомиться поближе. Ты не находишь?

Маруся откровенно струхнула. К чему все сводится? Ее просто хотят в очередной раз элементарно просветить, как рентгеном? Для этого и завели сюда? А она-то думала просто приятно расслабиться и посидеть.

Расстегаи таяли во рту.

– Собственно, особо говорить не о чем, – бодро начала она. – Родилась в Москве двадцать семь лет назад. С половиной.

– Половину опустим. Я люблю круглые числа. Значит, вам двадцать семь лет?

– Да. Ужас, правда?

– Почему – ужас?

– Потому… Сейчас в Москве все активно молодятся. Считается, что и в восемнадцать лет – уже старуха. Все более-менее именитые звезды разводятся со своими старыми супругами-ровесницами и женятся на молоденьких. Такой вот трэнд.

– Тебе это не идет, – спокойно сказал Дэн. – Ни паясничанье, ни попытки выглядеть по-другому.

– А что мне идет?

– Откровенность. – Дэн перегнулся через стол. – Искренность и откровенность – это лучшее, что есть в девушках.

– Мы уже твердо на «ты»?

– У тебя есть другие варианты?

– Хорошо. – Она отложила салфетку. – Начну сначала. Маруся Громова. Двадцать семь лет, не замужем, сотрудник фирмы «Спектр-консультант». Цвет глаз – голубой. Рост метр шестьдесят семь. Вес, – она запнулась, – пятьдесят три. Люблю пассивный отдых: валяться на диване с книжкой или смотреть хороший фильм. Любимые писатели…

– Достаточно…

– Удовлетворила твое любопытство?

Дэн рассмеялся:

– Почти. Хотя многое осталось за кадром.

Дальше был дождь, внезапно обрушившийся с неба, от которого воздух сразу задымился озоном; серый поток лился с неба, а они безучастно смотрели в окно. Несколько раз Маруся перехватывала взгляд Дэна: острый, испытующий. Он как будто бы прощупывал ее, пытался ответить на какие-то свои вопросы. Маруся чувствовала пустоту и легкость, она была свободна… От всех: от Москвы, от Кости, от старых воспоминаний. Правда, может быть, ей это только казалось. Но в данный момент все было именно так, а не иначе.

Дэн довез ее до дома, но всю дорогу молчал, а перед тем как машина тронулась с места, спросил, понизив голос:

– Не хочешь поехать ко мне?

Маруся молчала, она молчала долго. Дэн тоже ничего не говорил. Тишина обволакивала, было томительно сладко, хотелось сказать «да», и гори все синим пламенем, но она медленно покачала головой, слова застревали в горле. Она не знала, сделала ли она ошибку или все-таки поступила благоразумно, правильно… Ответа на этот вопрос не было, и когда Маруся, приехав домой к Капитолине Михайловне, разделась и легла в постель, то лежала какое-то время без сна, ворочаясь и вспоминая лицо Дэна: тонкие черты и вопросительный взгляд.

Но последнее, что она вспомнила перед тем, как провалиться в спасительный сон, было лицо Кости… И она поспешила уснуть, не желая больше ни о чем думать или размышлять.

Маруся понимала, что от нее ждут интересной концепции выборов, изюминки. Требовалось что-то придумать, но на ум ничего не шло. Очевидно, ее вконец измотали события последнего времени, и мыслительный процесс опустился ниже плинтуса. Она злилась на себя, но ничего не могла поделать. Мелькнула мысль – обратиться за помощью к Марку, но эта мысль так же быстро растаяла, как и появилась. Марк поднимет ее на смех… Или отпустит пару шуточек об ее профпригодности. Точнее – непригодности. Нужно думать самой, соображать. Выдать буйный креатив, как любил говорить ее начальник Владлен Сергеевич….

Маруся злилась на себя, хотя понимала, что это – путь в никуда.

Она посмотрела на листы биографии Ли Освальда.

И вдруг ее осенило. А что, если сделать предвыборную концепцию, основанную на отсылках к Кеннеди? Джон Кеннеди был один из самых популярных политиков в истории человечества. Его имя стало своего рода брендом. Она порылась в Интернете и удивилась тому факту, что в последнее время имя Кеннеди часто встречается в новостях, информационных ресурсах, художественной литературе. Как будто бы все вернулось на круги своя. Бывают такие имена, которые то пропадают из информационного поля, то всплывают вновь.

Однако Маруся подумала, что сначала нужно посоветоваться с Игорем Мятлевым, которого представили как специалиста по американской истории.