Часть II

Они постоянно ссорились по дороге на вечеринки. Сюзанна и сама не знала почему, хотя всегда могла приписать это неудачному стечению обстоятельств: они жутко опаздывали, он в самую последнюю минуту шел проверять, закрыта ли задняя дверь, она вечно не могла найти ничего приличного, чтобы надеть на себя. Возможно, они просто устали напрягаться, изображая идеальную пару. А возможно, как ей иногда начинало казаться, это был ее способ раннего предупреждения, что по возвращении домой никакого секса между ними не будет. Хотя сегодня вечером они не поссорились. Правда, невелика победа – просто они прибыли к Бруксам поодиночке. Сюзанна приехала в деревню на машине, руководствуясь детальными указаниями хозяйки дома, а Нил, задержавшийся на работе, добирался сперва поездом, а затем на такси. Приветствуя его за обеденным столом, Сюзанна почувствовала, как улыбка буквально застыла на ее окаменевшем лице, в результате чего ей пришлось процедить сквозь стиснутые зубы шутливое «Мы уж думали, что ты не придешь».

– А вы знакомы с представителем сильной половины Пикоков? Нил, не так ли? – Хозяйка деликатно провела его на место.

Жемчуг, дорогая, но вышедшая из моды шелковая блузка, шерстяная трикотажная юбка; одежда хозяйки лучше любых слов говорила о том, какой вечер ожидает гостей. Сюзанна поняла, что ее городской стиль вряд ли вызовет особые восторги и отношение к ней будет скорее покровительственное. Тем более что пригласили их исключительно из-за ее родителей.

– Задержали на совещании, – извиняющимся тоном сказал Нил, а уже позже, когда она принялась отчитывать его в коридоре, прошептал: – Зачем делать из всего проблему? Остальным, похоже, вообще было наплевать.

– А вот мне не наплевать, – отрезала Сюзанна, поспешно приклеив на лицо улыбку, поскольку из гостиной вышла хозяйка и, тактично стараясь на них не глядеть, поинтересовалась, не желает ли кто-нибудь еще выпить.

Вечер тянулся бесконечно долго. Нил неуклюже маскировал неловкость не слишком уместными шутливыми замечаниями. Остальные гости, очевидно, давно знали друг друга и непринужденно беседовали, обсуждая незнакомых ей людей, деревенских «оригиналов», постоянно вспоминая какие-то события прошлых лет: отмененный из-за дождя сельский праздник двухгодичной давности, теннисный турнир, во время которого финалисты разругались в пух и прах, постыдное поведение учительницы из начальной школы, сбежавшей в Уорчестер вместе с мужем бедняжки Патрисии Энсли. Поговаривали, что учительница родила ребенка. А еще кто-то слышал, будто Патрисия Энсли стала мормонкой. В комнате было слишком натоплено, и к тому времени, как стали подавать основное блюдо, Сюзанна, сидевшая спиной к огромному камину, почувствовала, что у нее горит лицо, а по спине текут струйки пота, к счастью незаметные под ультрамодной блузкой.

Они знали, она была уверена. Несмотря на ее улыбки, заверения, что она счастлива вернуться в Дир-Хэмптон, что приятно иметь больше свободного времени, что это замечательно – переехать поближе к родственникам, они наверняка догадывались, что она лжет. И наверняка обратили внимание на несчастный вид ее мужа, отважно пытающегося поддержать беседу с сидевшими напротив самоуверенным ветеринаром и немногословной женой местного егеря. Да и вообще, Сюзанне казалось, будто у них с Нилом над головами ярко светится неоновая вывеска, на которой крупными буквами написано: «Мы Несчастливы! И Это Моя Вина».

За последний год она стала экспертом по несчастливым бракам, с ходу определяя это по вымученным улыбкам жен, отрывистым замечаниям, отстраненным лицам мужей. Иногда ей становилось легче, когда она встречала пары, еще более несчастливые, чем они, а иногда – тяжелее, словно это в очередной раз доказывало, что кипящие на медленном огне обида и разочарование – непременные атрибуты супружеской жизни.

Но ужаснее всего было видеть тех, кто был по-прежнему влюблен друг в друга. Нет, она имела в виду отнюдь не молодоженов – Сюзанна по своему опыту знала, что мишурный блеск со временем стирается, – а тех, кого совместная жизнь лишь сплотила, придав их чувствам еще больше глубины. Она узнавала их с первого взгляда: по слову «мы» в разговоре, по невольным ласковым прикосновениям, по мягким довольным улыбкам, с которыми они слушали любимого человека. Даже их перепалки сопровождались веселым смехом, как будто они до сих пор флиртовали друг с другом, и нежными пожатиями, намекающими на нечто большее. И Сюзанна ловила себя на том, что неприлично пялится на них, гадая про себя, чего же не хватает им с Нилом и как найти средство, способное склеить их брак.

– По-моему, все прошло очень даже неплохо, – храбро заметил Нил, включив двигатель.

Они ушли вторыми, что было вполне приемлемо. Он предложил сесть за руль, чтобы она могла выпить, – примирительный жест, она отлично понимала, но почему-то не находила в себе достаточно благородства принять его.

– Ну, они нормальные.

– Так это и хорошо… Я имею в виду, познакомиться поближе с соседями. И никто не стал резать свинью. Или кидать ключи от машины на середину комнаты. Меня предупреждали об этих деревенских праздничных обедах. – Он специально напускал на себя беззаботный вид, она знала.

Сюзанна попыталась подавить привычное раздражение:

– Их вряд ли можно назвать нашими соседями. Они живут в двадцати минутах езды.

– От нашего дома до любого места двадцать минут езды. – Он сделал паузу. – Приятно видеть, что ты потихоньку обзаводишься здесь друзьями.

– Звучит так, будто я первый день в новой школе.

Он пристально посмотрел на нее, явно прикидывая, насколько решительно она настроена на ссору.

– Я только хотел сказать, что очень рад… твоему желанию пустить корни.

– Нил, у меня есть корни. Насколько тебе известно, эти проклятые корни были у меня всегда. Просто в мои планы не входило пускать их здесь.

Он вздохнул, устало потер затылок:

– Сюзанна, только не начинай. По крайней мере, не сегодня. Ну пожалуйста!

Она была просто невыносима, Сюзанна это прекрасно понимала, отчего бесилась еще больше, будто обвиняя мужа в своем безобразном поведении. Она посмотрела на мелькавшие за окном машины темные живые изгороди. Изгородь, изгородь, дерево, изгородь. Бесконечная штрихпунктирная линия сельской местности. Консультант по задолженности посоветовал им обратиться к специалисту по семейным отношениям. Нил с энтузиазмом откликнулся на предложение. Можно подумать, что он бы пошел!

«Нет, нам это не нужно, – самонадеянно заявила она. – Мы вместе уже десять лет». Как будто это делало их брак более крепким.

– Очень славные детишки, да? – (Господи, до чего же он предсказуемый!) – А та девчушка, которая разносила чипсы, просто прелесть! Она рассказала мне об их школьной постановке. Бедняжке пообещали роль колокольчика, а дали роль овцы. Я ответил, что ей просто пудрили мозги…

– Ну вот, снова-здорово. А мне показалось, что ты сегодня не собирался заводить эту шарманку.

В разговоре возникла тягостная пауза. Нил еще крепче сжал руль.

– Я только сказал, что детишки очень славные. – Он покосился на жену. – Совершенно невинное замечание. Я просто хотел поддержать разговор.

– Нет, Нил. Когда дело касается детей, у тебя не бывает невинных замечаний.

– Ты ко мне несправедлива.

– Я тебя знаю как облупленного.

– Пусть так. Сюзанна, разве это такой уж большой грех? Мы ведь с тобой не вчера познакомились.

– Ну и что с того? И кто, интересно, установил временны́е рамки для рождения детей? Покажи мне такую должностную инструкцию, где написано: «Вы женаты энное количество лет, так что плодитесь и размножайтесь».

– Ты не хуже меня знаешь, что после тридцати пяти родить гораздо сложнее.

– Ой, я тебя умоляю! Мне еще нет тридцати пяти.

– Тридцать четыре. Тебе тридцать четыре.

– Я знаю, блин, сколько мне лет!

Количество выброшенного в кровь адреналина явно зашкаливало. Они с удовольствием дали волю эмоциям, перестав изображать счастливых супругов.

– Это потому, что ты боишься, да?

– Нет! И только не вздумай приплетать сюда мою мать!

– Если ты не хочешь детей, почему бы так прямо и не сказать? По крайней мере, тогда мы будем знать, на каком мы свете… Я буду знать, на каком я свете.

– Я не говорю, что не хочу детей.

– Тогда я отказываюсь понимать, что именно ты хочешь сказать. Стоит мне поднять данную тему, как ты набрасываешься на меня, словно я предлагаю нечто ужасное. А это всего лишь младенец.

– Тебе легко говорить. Но рожать-то его мне. И я вижу, как дети меняют жизнь людей.

– В хорошую сторону.

– Если ты мужчина. – Она сделала глубокий вдох. – Послушай, я еще не готова. Понятно? Хотя ни от чего и не зарекаюсь. Нил, я пока не разобралась со своей жизнью. Пойми, не могу я вот так с ходу обзавестись ребятишками, толком ничего не достигнув. Я ведь не какая-нибудь там домашняя клуша. – Она скрестила ноги. – И вообще, если честно, меня такая перспектива просто угнетает.

Нил покачал головой:

– Ладно, Сюзанна, я сдаюсь. Не знаю, что еще можно сделать, чтобы ты была счастлива. Прости, что пришлось переехать в деревню. О’кей? Прости, что нам пришлось покинуть Лондон, что тебя не устраивает наш здешний дом, что тебе скучно и что тебе не нравятся местные жители. Прости за сегодняшний вечер. Прости, что я стал для тебя таким чертовским разочарованием. Но я не знаю, что еще можно сказать. Что бы я ни говорил, тебя, черт возьми, ничего не устраивает!

В машине наступила напряженная тишина. Обычно он так легко не сдавался, и теперь Сюзанна чувствовала себя не в своей тарелке.

Нил включил фары на полную мощность и, распугивая кроликов, свернул с главной дороги на неосвещенный проселок.

– Позволь мне открыть магазин. – Она уставилась прямо перед собой, чтобы не видеть его реакции.

И услышала тяжелый вздох.

– У нас нет денег. И ты это прекрасно знаешь.

– Уверена, мы могли бы преуспеть, – сказала она, добавив с надеждой в голосе: – Я вот тут подумала… Мы могли бы продать мою картину, чтобы внести залог.

– Сью, мы только что разделались с долгами. И не можем позволить себе вновь попасть в долговую яму.

Тогда она повернулась к нему лицом:

– Нил, я понимаю, что ты, естественно, не одобряешь мою идею, но мне это нужно. Мне нужно хоть что-то, чем можно было бы заняться. Собственное дело. Что-то, не связанное с чертовыми утренними кофепитиями, и с деревенскими сплетнями, и с моей чертовой семьей. – (Нил молчал.) – Это мне и вправду поможет. – Ее голос сделался умоляющим, примирительным. Она сама от себя не ожидала такой страсти. – Наверняка поможет.

Было в тоне Сюзанны нечто такое, что Нил остановил машину и внимательно посмотрел на жену. За окном стоял густой туман, и фары слепо освещали лишь мельчайшие капельки влаги, взвешенные в воздухе.

– Дай мне год. Только один год, – взяв его за руку, проговорила она. – И если ничего не получится, я рожу тебе ребенка.

– Ну а если получится? – озадаченно спросил Нил.

– Я все равно рожу ребенка. Но тогда у меня будет, по крайней мере, что-то еще. И я не превращусь в одну из этих.

Сюзанна махнула рукой, словно желая указать на присутствовавших на ужине дам, которые обменивались отвратительными историями о родах и грудном вскармливании или рассказывали с плохо скрытым презрением о том, какие невоспитанные дети бывают у некоторых.

– Ага. Настоящий неонатальный нацизм.

– Нил…

– Ты что, это серьезно?

– Да. Ну пожалуйста! Мне просто кажется, что тогда я стану немного счастливее. Ты ведь хочешь, чтобы я стала счастливее, да?

– Ты отлично знаешь, что да. Это всегда было моим единственным желанием.

Когда он так смотрел на нее, у Сюзанны в душе пробуждались мимолетные воспоминания о том, что она некогда действительно чувствовала к нему, и отдаленные реминисценции на тему того, каково это – быть связанным с человеком, который вызывает у тебя не раздражение и глухую злобу, а исключительно предвкушение счастья и неутоленный сексуальный голод. Он был по-прежнему хорош собой, более того, он явно принадлежал к тому типу мужчин, которые, как правило, красиво стареют. Никакого брюшка или редеющих волос. Нет, он наверняка останется стройным и подтянутым, а свидетельством прожитых лет будет лишь благородная седина, особенно эффектная на фоне задубевшей кожи лица.

И в такие минуты ей даже удавалось вспомнить то время, когда они еще были близки.

– По-моему, тебе не стоит продавать картину. Это слишком личное. Да и вообще, ее стоит попридержать как ценную инвестицию.

– А я не могу допустить, чтобы ты работал еще больше. – Хотя, если честно, ее скорее пугало не постоянное отсутствие мужа, а то, что она отлично к этому приспособилась.

– Я совсем другое имел в виду. – Он склонил голову набок, обратив на нее внимательный мягкий взгляд голубых глаз. – Ты всегда можешь попросить денег у отца. На залог. Ведь он, кажется, говорил, что отложил для тебя некоторую сумму.

Нил нарушил чары. Сюзанна убрала руку с плеча мужа и беспокойно заерзала на сиденье, стараясь отодвинуться подальше.

– Я не собираюсь снова проходить через все эти унижения. Нам и так пришлось взять у него приличную сумму. Мне больше не нужны его деньги.

Поначалу они вообще не считали это долгом: просто жили, как все, немного не по средствам. Две зарплаты, отсутствие детей. Они вели стиль жизни, рекламируемый роскошными магазинами, стиль жизни, на который, по их мнению, имели право. Они покупали интерьерные диваны из светлой замши, проводили уик-энды с друзьями из своего круга в шумных ресторанах Вест-Энда и уютных отелях, считали святой обязанностью побаловать себя после любого, даже малейшего разочарования: плохого дня на работе, неудачной попытки купить билеты на концерт, дождливой погоды, наконец. Сюзанна, успевшая привыкнуть к высоким доходам Нила, которому в глубине души всегда хотелось, впрочем так же как и ей, чтобы она больше времени проводила дома, успела сменить несколько мест работы на неполный рабочий день: она подвизалась в магазине женской одежды, развозила товар для подруги, открывшей цветочный магазин, продавала деревянные игрушки. Но, честно говоря, ничего из перечисленного выше не увлекло Сюзанну настолько, чтобы у нее возникло желание остаться, лишив себя утренних посиделок с подругами за кофе в уличном кафе, блужданий по Интернету, жрущему кучу времени, или кулинарных экспериментов в области приготовления сложных блюд. А затем буквально за считаные секунды все изменилось. Нил потерял работу в банке, его место заняла особа, которую он называл Мужиком в Юбке и Садисткой из Ада. Правда, когда иссяк денежный поток, ему почему-то сразу расхотелось шутить.

А Сюзанна подсела на шопинг.

Причем поначалу она занималась этим, просто чтобы выбраться из дому, поскольку Нил впал в депрессию и озлобился. Теперь он практически во всем находил следы женского заговора: в том, что в местной школе, согласно статистике, успеваемость у девочек гораздо выше, чем у мальчиков; в газетных статьях о случаях сексуальных домогательств, которые он зачитывал вслух; более того, менеджер из отдела кадров, позвонивший сообщить, что Нилу полагается в качестве выходного пособия не шесть месячных зарплат, а только три, тоже оказался женщиной. Приступы беспричинного гнева сменялись самобичеванием; он стал отвратительной пародией на самого себя, с ним невозможно было иметь дело. И в результате Сюзанна, предоставив мужа самому себе, принялась поднимать настроение, покупая дорогое мыло, готовые обеды, время от времени цветы – лилии для аромата, амариллис и стерлитцию для большей утонченности интерьера. Она считала, что вполне заслужила это, а мерзкий характер Нила позволял ей укрепиться в собственной правоте.

Сюзанна убедила себя, что им просто жизненно необходимы некоторые вещи: новое постельное белье – дорогущий египетский хлопок – отличная инвестиция, – ну а еще занавески в тон, антикварные стаканы. Она осуществила проект по переделке квартиры, заменила полы в кухне, полностью изменила отделку гостевой комнаты. В конце концов, это безусловно увеличит стоимость квартиры. Как-никак все вложения в недвижимость возвращаются сторицей.

Ну а затем, сделав небольшую передышку, она занялась преображением своей внешности. Ведь она вряд ли сможет найти работу, не обновив гардероба; волосы следовало постричь и слегка осветлить; стресс из-за работы Ника ужасающе повлиял на кожу, и теперь она отчаянно нуждалась в услугах опытного косметолога. Ее подруги подшучивали над ее расточительностью, поэтому она стала покупать кое-что и для них тоже. Ей было приятно демонстрировать щедрость: она объясняла себе, что это одна из тех немногих радостей жизни, которые у нее еще остались.

Поначалу Сюзанне становилось легче, поскольку шопинг давал ей определенную цель. Заполнял пустоту. Но, даже соря деньгами направо и налево, она понимала, что заразилась некой болезнью сродни сумасшествию, что ярко освещенные интерьеры и забитые кашемировыми джемперами полки, услужливые продавцы и красиво упакованные коробки с каждым днем все меньше помогали отвлечься от жестокой реальности. Покупки приносили все меньше радости. Первоначальный угар от шопинга прошел, и теперь она сидела дома в окружении хрустящих бумажных пакетов, растерянно глядя на свои приобретения или громко рыдая, если ей хватало мужества подсчитать расходы. Она стала ранней пташкой и всегда первой встречала почтальона.

К чему лишний раз расстраивать Нила?

Ему потребовалось почти шесть месяцев, чтобы сделать неприятное открытие. Справедливости ради стоит признать – впрочем, они и не пытались ничего отрицать, – их брак тогда переживал не лучшие времена, особенно когда Нил, борясь с собственной депрессией, усомнился в душевном здоровье жены и заявил, будто именно из-за нее и стал импотентом, а потеря работы здесь вообще ни при чем. А она, позволив в конце концов дать волю гневу, который так долго лелеяла, – возможно, ее агрессивность была вызвана угрызениями совести, – выложила в ответ все, что о нем думает, и это было не только жестоко, но и неразумно и несправедливо. Почему его проблемы так катастрофически повлияли на ее жизнь? Разве она не выполнила хоть какой-то пункт соглашения? Все сделанные изменения пошли на благо семьи. Однако Сюзанне все же удалось удержать себя в рамках приличия, чем она очень гордилась, и не произнести слово «неудачник», которое так и вертелось на языке, когда она смотрела на мужа.

А когда ее отец, на которого она безумно злилась из-за завещания, упомянул о доме, Нил убедил жену, что у них нет выбора. Если, конечно, они не собираются объявить себя банкротами. Это ужасное словосочетание до сих пор имело способность привести Сюзанну в чувство.

И вот, почти девять месяцев назад, Сюзанна с Нилом продали свою лондонскую квартиру. Причем выгодно. Они закрыли все долги по кредитным и платежным картам Сюзанны, а также выплатили мелкие задолженности Нила, образовавшиеся у него до того, как он нашел себе работу, и купили маленькую неказистую машину, которую продавец несколько извиняющимся тоном описывал как автомобиль для определенной социальной прослойки. И вот, соблазнившись перспективой получить в свое распоряжение практически без арендной платы реставрированный сельский дом с тремя спальнями и отделанным кремнием фасадом, они переехали в Дир-Хэмптон, где выросла Сюзанна и где она не появлялась без малого пятнадцать лет.

Дома их встретил ледяной холод: Сюзанна в очередной раз забыла включить таймер отопления. Она все еще не могла привыкнуть к тому, насколько в деревне холоднее, чем в городе.

– Прости, – пробормотала она, когда Нил, присвистнув, подул себе на руки.

Слава богу, на сей раз он обошелся без комментариев!

Нил по-прежнему относился с энтузиазмом к прелестям английской глубинки, упорно убеждая себя, что их переезд – это не скатывание вниз по социальной лестнице, а улучшение качества жизни, и предпочитая видеть исключительно конфетные коттеджи и акры сплошной зелени, но не то, с чем приходилось сталкиваться его жене: с людьми, которые знают или, по крайней мере, считают, будто знают о тебе все, с клаустрофобией от тесных рамок совместных воспоминаний, с властными женщинами, у которых слишком много денег и слишком мало времени.

Автоответчик упорно моргал, и Сюзанна с тайным чувством вины подавила в себе лучик надежды, что это одна из ее лондонских подруг. Теперь они звонили гораздо реже. Тот факт, что она больше не имела возможности выпить с ними утренний кофе или пропустить вечером по стаканчику в баре, ослабил и без того не слишком прочные, как она только сейчас поняла, дружеские узы. Однако это не мешало ей скучать по своим подругам, по их свободным от обязательств отношениям, которые формировались годами. Она устала от необходимости взвешивать каждую фразу; нередко ей было гораздо легче, как, например, сегодня вечером, вообще по возможности молчать.

«Здравствуйте, мои дорогие! Надеюсь, вы сейчас хорошо проводите время. Я просто хотела узнать, помните ли вы о ланче в честь дня рождения Люси шестнадцатого числа. Мы с папочкой будем счастливы видеть вас у себя, хотя поймем, если этот день у вас уже занят. Сообщите мне о ваших планах».

Ни слова о том, будто мы что-то должны или обязаны. Этот жизнерадостный, слегка извиняющийся тон. И как всегда, тонкий намек: «Мы знаем о ваших проблемах, но держим за вас скрещенные пальцы». Сюзанна тяжело вздохнула. Они пропустили несколько празднований Рождества и множество других семейных сборищ, а значит, теперь, раз уж они живут так близко, им не отвертеться от встречи с семьей.

– Нам надо пойти. – Нил снял пальто и налил себе выпить.

– Да, надо.

– Твой папа в любом случае наверняка найдет предлог, чтобы слинять. Что-что, а избегать друг друга вы умеете.

– Знаю.

Ему нравилось быть частью ее семьи. Своей у него не было, разве что мать, которую он практически не навещал и по которой не слишком скучал, да и жила она довольно далеко. Именно поэтому Нил так сильно проникся к матери Сюзанны.

Нил поставил стакан и подошел к Сюзанне. Обнял ее и осторожно прижал к себе. Она почувствовала, что сдается, хотя ей так и не удалось избавиться от привычной скованности.

– Это очень важно для твоей мамы, – прошептал он.

– Да, знаю. – Она положила руки ему на талию, то ли удерживая, то ли отталкивая. – И знаю, что это ребячество. Просто меня пугает мысль, что все будут говорить, какая Люси фантастическая, какая у нее сказочная работа, какая она красавица, одним словом, бла-бла-бла, а потом все станут изображать из себя суперсчастливую семью.

– Пойми, мне тоже не слишком легко все это выслушивать. Я сразу начинаю ощущать себя не самым звездным зятем.

– Прости. Возможно, нам вообще не стоит туда идти.

Сюзанна слыла в семье первой красавицей. Родители считали, что Сюзанна красивая, но непрактичная, ее младший брат Бен не по годам умен и обладает настоящей крестьянской смекалкой, а Люси – очень смышленая, поскольку уже в возрасте трех лет она декламировала большие отрывки поэм и на полном серьезе спрашивала, почему первая книга какого-то писателя хуже его последнего произведения. А затем незаметно произошла некая метаморфоза: из Бена, как и надеялись, получилась точная копия, ну разве что помоложе и пожизнерадостнее, их прямолинейного, мужественного, временами напыщенного отца, Люси, вопреки ожиданиям, не превратилась в синий чулок, а, наоборот расцвела, стала пугающе амбициозной и теперь, в свои двадцать с хвостиком, возглавляла секцию Интернета какой-то иностранной медиакорпорации.

Сюзанна тем временем постепенно пришла к осознанию, что, когда тебе за тридцать, уже недостаточно быть первой красавицей и что ее стиль жизни, а также финансовая безграмотность не только не умиляют родственников, но и считаются в своем роде распущенностью. И эгоизмом. Она явно не думала о семье.

– Мы могли бы завтра сходить посмотреть помещение под магазин, – сказала Сюзанна. – Я нашла в городе подходящее место. Бывший книжный магазин, который сдается в аренду.

– Вижу, ты не теряла времени даром.

– А какой смысл откладывать в долгий ящик? Тем более что в моем распоряжении только год.

Нил неприкрыто наслаждался этой близостью, от которой успел отвыкнуть, возможностью снова обнять жену. Она предпочла бы вести этот разговор сидя, но ему не хотелось ее отпускать.

– Магазин на одной из тех узеньких мощеных улочек, что отходят от площади. А на фасаде георгианские окна. Совсем как в диккенсовской «Лавке древностей».

– Тебе это не нужно. Если уж собралась делать, то делай как следует. В магазине должна быть большая стеклянная витрина. Чтобы люди видели товар внутри.

– Но я собираюсь открыть совсем не такой магазин. Я ведь тебе уже рассказывала. И прежде чем говорить, сходи и посмотри сам. У меня в сумочке есть телефон риелтора.

– Вот это сюрприз.

– Я могла бы позвонить ему прямо сейчас. Оставить сообщение. Проявить заинтересованность. – Она вдруг перестала узнавать свой голос, в котором уловила непривычные возбужденные нотки.

– Позвонишь утром. Сейчас половина двенадцатого, и за ночь магазин никуда не убежит.

– Я просто боюсь его упустить.

– И не стоит ничего решать в спешке. Сью, мы должны быть крайне осмотрительны. Они могут запросить слишком много денег. Могут сдавать помещение лишь на длительный срок. И налагать огромные штрафы в случае досрочного расторжения договора. Сбавь обороты и сперва задай им несколько вопросов.

– Я просто хочу, чтобы у меня все получилось.

Он снова прижал ее к себе. От его рубашки, пахнущей стиральным порошком, исходил едва заметный несвежий запах человека после длинного трудового дня.

– Знаешь, Сью, мы непременно должны пойти на этот ланч. У нас все отлично. Мы снова зарабатываем. Ты можешь рассказать им о своем магазине.

– Но только даже и не заикайся о детях.

– Не буду.

– Я не хочу им ничего говорить раньше времени. Они начнут обмусоливать эту тему, мама благородно возбудится, но станет делать вид, будто ничего не происходит, а потом, если у нас не получится, они примутся ходить вокруг да около, мучительно выбирая выражения. Поэтому о детях ни слова.

Нил прошептал, уткнувшись ей в волосы:

– Спорим, у твоей сестры вопрос о детях вообще не стоит.

– Нил, нет.

– Да шучу я, шучу. Ладно, позвони им завтра утром. Мы придем и будем очень веселыми и отлично проведем время, черт побери!

– Ты хотел сказать, сделаем вид, будто отлично проводим время.

– Возможно, ты еще сама себя удивишь.

– Непременно, – фыркнула она.

Как ни странно, но в ту ночь они занимались любовью, чего не делали вот уже восемь месяцев. А потом Нил едва не заплакал и сказал ей, что действительно ее любит и теперь все будет хорошо.

Сюзанна лежала в темноте, уставившись в потолок с балками, который ненавидела. В отличие от мужа она не ощутила особой эмоциональной разрядки. Просто некоторое чувство облегчения, что они наконец сделали это. Ну а еще проблеск надежды, в чем ей не хотелось признаваться даже себе самой, что теперь она заслужила пару месяцев отсрочки от исполнения супружеских обязанностей.