Книга: Прежде чем ты уйдешь
Назад: Глава 18 25 декабря 2012 года
Дальше: Глава 20 10 сентября 2013 года

Глава 19
19 июня 2013 года

Тот самый день.
Едва открыв глаза и увидев, где нахожусь, я сразу все понимаю. Настал день, когда Эд должен умереть. Тот самый день, когда я могу потерять его во второй раз, если не попробую что-нибудь предпринять.
При мысли о стоящей передо мной тяжелейшей задаче замирает сердце, пожалуй, еще немножко – и меня вырвет. Хотя в чем-то мне невероятно повезло. Ведь я получила возможность видеть Эда, обнимать его, говорить с ним. Однако все это время надо мной, словно гигантская черная туча, неумолимо нависало осознание того, что Эд должен умереть. А что, если я сделала недостаточно, чтобы спасти его? Что, если я сегодня не смогу предотвратить неизбежное?
Что, если я не справилась со своей миссией?
Я лежу неподвижно, пытаясь нормализовать дыхание, вырывающееся из груди неровными толчками. Рядом со мной мирно спит Эд, я приподнимаюсь на локте, чтобы получше его разглядеть. Он лежит лицом ко мне, длинные ресницы опущены, кожа покрыта густым загаром, подбородок зарос щетиной. Рот полуоткрыт, и каждый выдох сопровождается едва слышным свистом. Эд не знает, что принесет ему сегодняшний день, да и откуда ему знать?!
Эд беспокойно ворочается, и я прижимаюсь губами к его губам. У Эда едва заметно пахнет изо рта, но что это меняет? Мне хочется прикоснуться к нему, прижаться к его телу. Тут Эд открывает глаза и смотрит на меня сонным взглядом.
– А? Что? Который час? – Его голос слегка охрип со сна.
Я смотрю на часы:
– Шесть тридцать.
– Брр. Зачем ты меня разбудила? – Эд перекатывается на спину и, закинув руку за голову, закрывает глаза.
Я придвигаюсь чуть поближе, свернувшись калачиком у него под мышкой, кладу голову ему на грудь, а руку – на живот. От его кожи пахнет гелем для душа, стиральным порошком, сонной негой. Меня, будто молнией, пронзает болезненное воспоминание. Я лежу после смерти Эда на этой самой кровати. Вместо Эда я обнимаю подушку, на которой прямо сейчас покоится его голова. Тогда я лежала так часами, немая, оцепеневшая; у меня даже не было слез, глаза пересохли от боли; я вжималась лицом в подушку, пытаясь вдохнуть въевшийся в нее запах Эда.
Я еще сильнее прижимаюсь щекой к груди мужа.
– Ой, Зои, отстань! Ты делаешь мне больно! – Эд отодвигается, недовольно потирая грудь.
– Извини. Просто хотелось немного поласкаться.
– Ради бога, но только когда я проснусь. Дай мне поспать. Я совсем без сил.
Тогда я неохотно отодвигаюсь и вылезаю из-под одеяла. Сегодня мне не хочется нарываться на ссору. Я намерена скинуть груз прошлых ошибок и сделать этот день идеальным. Чтобы Эд в любом случае понял, как сильно я люблю его.
Тем временем я прохожу на кухню и начинаю бесцельно открывать дверцы шкафов. Я думаю о предстоящем дне, и у меня кошки скребут на душе. Мне хочется насладиться этими часами, которые я могу провести рядом с Эдом, но сейчас я способна думать лишь о том, как он в прошлый раз уходил из дому. Как надел свой шлем и принялся крутить педали велосипеда, влившись в плотный поток транспорта. Именно этот поворотный момент мне и надо сегодня изменить. Эд не должен отправиться на работу на велосипеде. Я должна помешать этому во что бы то ни стало. И я не должна срывать на нем свою злость.
Приняв решение, я начинаю подготовку к завтраку. Тосты и чай в кровать – отличное начало дня. Я намазываю тост маслом и джемом, наливаю в кружки чай с молоком, ставлю все на поднос, хранившийся в глубине буфета. За окном виднеется любимый садик Эда, и это наводит меня на мысль. Я открываю заднюю дверь, прямо в пижаме шлепаю в сад, срезаю розу с куста в стоящем на патио горшке, ставлю розу в стакан с водой, а стакан – на поднос. Так-то лучше.
Я беру поднос и возвращаюсь в спальню. Сейчас семь утра. Так или иначе, Эду скоро пора вставать. Но у меня больше нет сил ждать. Я ставлю поднос на одеяло и целую Эда в шею. Он подпрыгивает от неожиданности и, перевернувшись на другой бок, удивленно таращится на меня.
– Неужели я проспал? – Он трет глаза, бросает тревожный взгляд на часы.
– Нет-нет. Все в порядке. Еще рано. Я просто принесла тебе чаю.
Эд подозрительно косится на поднос:
– А с чего это вдруг?
Я пожимаю плечами:
– Не знаю. Просто подумала, что было бы неплохо позавтракать вдвоем в постели.
– Ну ладно. Спасибо. – Он насмешливо смотрит на меня. Хотя кто ж его за это осудит? – Правда, особо разлеживаться некогда. Пора собираться на работу.
– Да, я в курсе. – Я забираюсь под одеяло и, когда Эд садится, ставлю поднос нам на колени.
Поднос качается, кружки скатываются в сторону Эда.
– Осторожнее! Смотри, у тебя все льется, – хмурится Эд, поправляя кружки.
Я прихлебываю чай, откусываю тост. Пару минут мы с Эдом молча жуем. Из окна мне виден кусок нашего сада и клочок неба над крышей соседнего дома. Небо пронзительно-голубое, редкие перистые облака едва ли способны уменьшить жар солнца. Посаженные Эдом пару недель назад подсолнухи, которые уже дотягиваются до подоконника, качаются на легком ветру. Я вздыхаю.
– Какой тяжелый вздох! Что-нибудь не так?
Боже, если бы он только знал!
– Да нет, все отлично. Просто задумалась.
– Много думать вредно.
– Ха-ха! – Я замолкаю, а потом говорю: – Вот было бы здорово прогулять работу и остаться сегодня дома.
– Да, здорово. Похоже, сегодня на улице будет адское пекло. – Эд, прищурившись, смотрит в окно.
– А что нам мешает остаться здесь?
– Ты чего?! Нам обоим пора на работу.
Я поворачиваюсь к Эду:
– Да, знаю. Но тебе никогда не хотелось устроить праздник непослушания? Сказать на работе, что ты заболел, и провести день здесь – в постели, в саду, – побыть немного вдвоем. В последнее время нам это не часто удавалось.
Я изо всех сил стараюсь, чтобы Эд не услышал в моем голосе отчаяния, но понимаю, что говорю, захлебываясь словами, которые звучат неестественно громко. Да, похоже, актриса я еще та. Эд награждает меня странным взглядом:
– Мы не можем вот так взять и прогулять работу. У меня в самом разгаре строительство настила. Я тебе уже говорил, что этот парень просто зациклен на своем настиле. Если мы сегодня не закончим, то будем потом стоять на ушах. Да и тебе, Зои, я не советую сачковать. Валять дурака не в твоем стиле. Я удивляюсь. Сперва завтрак в постель, теперь это! Что на тебя сегодня нашло?
Мне просто необходимо задержать тебя здесь, возле своей юбки, никуда тебя от себя не отпускать до конца сегодняшнего дня, ведь только так я буду знать, что ты жив и не покинул меня. Эти слова буквально рвутся у меня из груди. Однако я всего лишь говорю:
– Эд, мне хочется побыть с тобой. Вот и все. Мне необходимо отдохнуть, я безумно устала и хочу, чтобы ты остался со мной. Ну пожалуйста!
Он окидывает меня долгим взглядом, затем пальцем задирает мой подбородок:
– Ты ведь знаешь, что мы не можем этого сделать, да?
– Но почему нет? – В моем в голосе неожиданно появляются плаксивые нотки. – Что тут такого? Куча людей постоянно так делает.
– Да, но не мы. По крайней мере, не ты.
– А вот сегодня у меня все наоборот.
– Нет, Зои. Прости, но я должен собираться. А иначе опоздаю на работу.
Я в отчаянии смотрю, как Эд решительно ставит кружку на пол, отодвигает в сторону поднос, спускает ноги с кровати. Он небрежно чмокает меня в нос и направляется в ванную комнату. Похоже, разговор окончен. Жаль, что у меня не хватит сил, чтобы схватить его и привязать к кровати. Нужно срочно что-то придумать.
Убрав грязные кружки и тарелки, я вхожу в ванную, где Эд принимает душ. Стеклянная дверь запотела, и мне видны лишь смутные очертания его обнаженного тела. Я просовываю голову в щелочку и исподтишка наблюдаю за ним.
– Ой, убирайся! – Эд брызжет на меня водой.
Я поспешно убираю голову и вытираю мыльную воду, попавшую мне в глаза.
– А мне можно к тебе?
Эд выключает воду и говорит:
– Я закончил. Душ целиком и полностью в твоем распоряжении. Я серьезно, что сегодня с тобой такое? – Он выходит из душевой кабины и, обернув вокруг талии полотенце, качает головой.
При виде его обнаженного тела у меня учащается сердцебиение.
– Спасибо.
Я встаю под душ, холодная вода льется мне на голову, течет по шее, по спине, охлаждая разгоряченную кожу. Эд категорически отвергает все мои попытки задержать его дома, а теперь еще и считает меня чудно́й. Так что же мне делать?!
Я выхожу из-под душа, вода капает на коврик, меня немного трясет от внутреннего холода. Завернувшись в полотенце, я возвращаюсь в спальню и вижу, что Эд уже надел футболку и шорты, хотя и не успел причесаться – мокрые волосы слегка взъерошены. Я подхожу совсем близко, нежно пропускаю между пальцев пряди влажных волос, скидываю полотенце на пол и всем телом прижимаюсь к Эду. Эд сразу напрягается, с шумом втягивает в себя воздух, а я тем временем с силой приникаю губами к его рту. Я чувствую явное сопротивление, похоже, Эд хочет, пока не поздно, отстраниться, но я, не желая сдаваться, обвиваю его ногой и еще сильнее впиваюсь ему в губы. Эд отвечает на мой поцелуй, его пальцы гладят мою спину, я выгибаюсь от наслаждения. Опустив руку, я начинаю потихоньку расстегивать его ремень, и тут Эд резко отодвигается.
– Зои, прекрати! У меня нет на это времени.
Но я, не обращая внимания на протесты, снова целую его. Эд отталкивает меня, с силой удерживая за плечи:
– Зои, прекрати, пожалуйста! Мне надо идти. Я не могу, не сейчас. Господи, умеешь ты выбрать момент!
– Да ладно тебе, Эд! Мы уже несколько месяцев не были близки. Уверена, ты хочешь меня. Умоляю, пойдем в постель!
– Нет, Зои. Это исключено. Уж не знаю, что на тебя сегодня нашло, но мне надо быть на работе, да и тебе тоже.
– Эд, но я люблю тебя.
Он смотрит на меня странным взглядом:
– Я знаю, но… Послушай, я бы с удовольствием провел с тобой день, если бы это пошло на пользу нашим отношениям, ведь они в последнее время были далеко не ах, и переломило бы ситуацию. Но мечтать не вредно, и вообще, мне пора на работу, да и тебе тоже. Зо, мы решим наши проблемы, обязательно решим, только не сейчас.
– Но у нас нет выбора. – Эти слова вырываются у меня сами собой.
– Что? – хмурится Эд.
– Ну почему не сегодня, почему не прямо сейчас? Почему сегодня не может стать тем самым днем, который навсегда изменит наши отношения к лучшему? Почему бы тебе просто не принять на веру, что игра стоит свеч, и не согласиться со мной, что сегодняшний день будет поворотным и сделает нас счастливыми до конца жизни? – Судя по озадаченному лицу Эда, он явно не понимает, о чем речь, а значит, я уже успела наговорить лишнего. – Я действительно не понимаю, почему этого нельзя сделать сегодня. Вот, собственно, и все. – Я обреченно пожимаю плечами и сажусь на кровать.
Эд остается стоять, не сводя с меня глаз.
– Но почему именно сегодня? – Он садится рядом и поворачивается ко мне. – Зои, что происходит? Есть что-то такое, чего я не знаю?
Мне безумно хочется все рассказать. Я представляю, как говорю Эду, что проживаю свою жизнь по второму разу и пытаюсь изменить ход событий, тем самым сохранив ему жизнь, а еще, что ему суждено погибнуть в этот самый день, а теперь мне позарез нужно задержать его дома. Чтобы спасти. Предотвратить неизбежное.
Нет, я решительно не могу позволить себе подобные откровения.
Эд ждет моего ответа, а у меня перед глазами стоит его разгневанное лицо, когда он вихрем вылетел из дому в тот злополучный день. В последний раз, когда я видела его, он был жутко зол на меня и мы ненавидели друг друга. Нет, я категорически не могу допустить повторения прошлого.
– Ну что ты! Мне нечего от тебя скрывать. Я просто… не хочу больше ссориться. Я хочу, чтобы мы снова любили друг друга, совсем как раньше.
– Зои, я действительно люблю тебя. Всегда любил и всегда буду любить. Но сейчас не самое подходящее время для выяснения отношений. Я очень хочу это сделать, конечно хочу, клянусь, и мы с тобой непременно во всем разберемся. Прямо сейчас у нас обоих по горло работы, но ведь скоро уик-энд, мы сможем провести его вместе, и над нами ничего не будет висеть. – Эд переводит дух. – Если честно, не понимаю, почему вдруг такая срочность. Давай лучше посмотрим правде в глаза. Это тянется уже так долго, что день-другой уж точно ничего не изменит.
– Еще как изменит! Конечно, я ничего точно не знаю, но внутренний голос подсказывает мне, что откладывать на завтра больше нельзя.
Я вовсе не ожидаю, что он станет меня слушать. Чего ради? Лично я точно не стала бы. Но попытка не пытка.
Эд качает головой:
– Прости, Зо. Мне надо на работу. Но, послушай, почему бы нам обоим не прийти пораньше и не устроить себе особый вечер – ужин при свечах и все такое? Я даже могу приготовить…
– Ладно, – нехотя соглашаюсь я.
– Вот и отлично.
Эд поворачивается ко мне спиной, и у меня обрывается сердце. Ничего не сработало. Он выходит из комнаты, а я изо всех сил напрягаю мозги, пытаясь придумать способ помешать ему сесть на этот чертов велосипед и навеки покинуть меня.
И тут меня осеняет.
Прислушиваясь к тому, как Эд ходит по кухне и готовит себе кофе, я поднимаю с пола свою сумку и роюсь в ней, пока не нахожу именно то, что нужно. Затем осторожно крадусь по коридору к входной двери. Тихо-тихо открываю ее, молясь про себя, чтобы она не скрипнула. Дверь открывается бесшумно, и я облегченно вздыхаю. Я поворачиваю налево, туда, где Эд держит свой велосипед на цепи, прикрепленной к забору между нашим и соседским домом. На улице непривычно тихо, я стараюсь действовать как можно быстрее, пока не появились первые прохожие: низко пригнувшись, я протыкаю шину пилкой для ногтей и слышу, как с тихим шипением из нее выходит воздух. Затем повторяю ту же самую манипуляцию со второй шиной. Сердце бьется, как пойманная птица, мне кажется, что еще немножко – и меня застукают. И тем не менее шины должны быть спущены настолько, чтобы этого нельзя было не заметить. Закончив, я выпрямляюсь и пробираюсь обратно в дом, бесшумно закрыв за собой входную дверь.
Что ж, не захотел по-хорошему, будет по-плохому. Это его наверняка остановит.
Эд высовывает голову из ванной комнаты:
– Зои? Что там за шум у входной двери?
Кровь бросается мне в лицо, но я, собравшись с духом, спокойно качаю головой:
– Да нет, все спокойно. Я ничего такого не слышала.
– Ну ладно, – пожимает плечами Эд.
Он подходит ко мне с зубной щеткой в руках. Червячок зубной пасты, сползая по его подбородку, падает на деревянный пол.
Мы смотрим на полоску белой пасты на полу. И я сразу вспоминаю, как сильно это разозлило меня в прошлый раз, хотя сейчас решительно не понимаю почему; правда, с тех пор я стала совершенно другим человеком.
– Упс! – Эд ухмыляется, разбрызгивая во все стороны зубную пасту.
Несколько капель оказывается у меня на лице, я спокойно их вытираю:
– Ну ты даешь!
– Извини. – Эд проходит на кухню, берет бумажное полотенце, начинает вытирать пятно, и у него изо рта падает очередная капелька пасты прямо на шорты.
– Иди прополощи рот, пока ты не загадил всю квартиру, свинтус несчастный! – Я со смехом заталкиваю Эда в ванную.
Эд с пристыженным видом удаляется.
А я между тем усиленно тяну время. Неторопливо собираю сумку, причесываюсь, накладываю косметику. Моя задача – удостовериться, что Эд не поедет на велосипеде.
– Ладно, я пошел. – Эд небрежно клюет меня в щеку.
От него приятно пахнет мятой, в уголке рта засохшая зубная паста. Я осторожно вытираю ее пальцем.
– Хорошо, дорогой. До вечера.
Эд надевает шлем, закидывает на спину рюкзак и с шумом захлопывает за собой входную дверь. Я стою и, затаив дыхание, жду. Несколько секунд спустя я слышу, как в замке поворачивается ключ, и передо мной появляется Эд – страшно недовольный, он что-то бурчит себе под нос.
– Какой-то гаденыш проткнул мне шины.
– Ох нет! Это ужасно! И что теперь делать?
– Не знаю. Наверное, поеду на метро. Но это жуткий геморрой добираться на метро до Южного Норвуда. Маленькие засранцы!
Эд жутко зол, но я не обращаю внимания. Впрочем, у меня нет другого выхода.
– Если хочешь, могу тебя подбросить.
– Подбросить? А разве тебе не нужно на работу?
– Угу, но… Ну, пожалуй, так будет проще, разве нет?
– Да, но не для тебя.
– Нет. Но… Ой, да ладно! Разреши мне тебя подвезти. Я с удовольствием сяду за руль. Я уже сто лет не водила машину.
Эд с сомнением смотрит на меня. И наконец кивает:
– О’кей, если ты действительно хочешь. Было бы здорово. Спасибо.
– Погоди, я только возьму ключи.
Мы садимся в мой видавший виды «фольксваген-жук», который я приобрела много месяцев назад, но толком еще не водила. От волнения у меня колотится сердце. Я сделала это! Помешала Эду сесть на велосипед! Мне с трудом верится, что у меня получилось.
Я опускаю стекла и включаю вентиляторы, что, впрочем, не спасает от удушающей жары. Некоторое время мы едем молча. Я нахожусь в состоянии крайнего возбуждения. Я сумела удержать Эда от рокового путешествия, в свое время закончившегося для него столь трагически, и мне сейчас не до разговоров.
Мы ползем в потоке транспорта по северной части Лондона, жара в машине стократно усиливается во время любой остановки на красный свет светофора или стояния в пробках из-за дорожных работ. Но мне глубоко наплевать. Я здесь, с Эдом, и он жив. Мне кажется, будто я парю на крыльях любви.
– Чего это ты сияешь, как блин масленый?
– Да так, ничего. Просто… Ну, сегодня чудесный день. Разве нет?
– Да уж. Чудесный. – Эд награждает меня насмешливым взглядом и снова отворачивается к окну.
Дорога – каких-то пятнадцать миль – занимает у нас больше часа, тем более что штурман из Эда никудышный, но вот мы и на месте.
– Нам направо. – Эд показывает на белый грузовик, припаркованный чуть ли не на тротуаре.
Я протискиваюсь в дыру рядом с ним и выключаю двигатель.
– Спасибо, что подвезла. Надеюсь, ты не опоздаешь из-за меня на работу.
– Но ты вернешься сегодня пораньше, а? – Мой голос дрожит, мне страшно оставлять Эда здесь одного.
– Да, постараюсь освободиться. Обратно, пожалуй, поеду на поезде, договорились?
Я киваю. У меня на глаза наворачиваются слезы, но я не хочу, чтобы Эд их заметил.
– Договорились.
– Тогда увидимся позже. – Эд вылезает из машины и идет по садовой дорожке.
И все. Он уходит.
По моим щекам градом катятся слезы, но мне пора убираться отсюда, и я сворачиваю на проезжую часть. Пронзительный гудок, скрип тормозов – мимо проезжает автомобиль, водитель что-то кричит в открытое окно.
– Простите, – едва слышно говорю я, поднимая руку.
Я еду домой, практически не обращая внимания на другие машины, прохожих и дикую жару. Оставив автомобиль возле дома, я беру лежащую на пассажирском сиденье сумку и направляюсь к станции метро.
Потом я стою в вагоне, покачиваясь в такт движения поезда, что везет меня этим душным июньским утром на работу, и пустыми глазами смотрю на рекламу над головами пассажиров.
Мне остается только надеяться, что я сделала достаточно, чтобы предотвратить смерть Эда.
Когда я подхожу к своему рабочему столу – два часа спустя, – меня уже поджидает Олив, моя начальница. Она демонстративно стучит пальцем по циферблату часов и показывает на комнату для переговоров в другом конце нашего просторного офиса:
– Зои, ты нам срочно нужна.
– Извини, – вымученно улыбаюсь я.
Взяв блокнот с ручкой, я чуть ли не бегом пересекаю помещение.

 

И вот встреча завершена. Я не слышала ни слова, все мои мысли были заняты тем, что случилось в прошлый раз после окончания переговоров. Полицейские, оглушительная тишина, больница…
Я рысью бегу на кухню, включаю чайник и, пока он закипает, смотрю из окна на улицу внизу. Мимо, спасаясь от жары, спешат люди, а я думаю об Эде, который сейчас на другом конце города работает в поте лица на самом солнцепеке, планируя уйти пораньше ради встречи со мной.
Мне остается только надеяться.
Чайник закипает, я кладу в чашку растворимый кофе, наливаю кипяток, небрежно размешиваю. С чашкой в руках возвращаюсь в офис. У моего стола с серьезным лицом стоит Олив, и у меня тотчас же обрывается сердце.
Боже мой, все повторяется!
– Не-е-ет! – Из моей груди вырывается стон, ноги подкашиваются, горячий кофе льется на потертый ковер.
Я ничего не слышу. Ничего не вижу. В голове ни одной мысли. Да, я знала, что этот день непременно настанет, но где-то в глубине души до последней минуты теплился огонек надежды.
И сейчас этот огонек погас.
Сквозь белый шум, стоящий в ушах, до меня, словно издалека, доносится голос Олив:
– Зои, Зои, в чем дело?
Она с силой трясет меня за плечо, и я поднимаю на нее глаза. Олив хмурится, на ее лице написано беспокойство, но я не в состоянии говорить. Я не хочу слышать то, что она сейчас произнесет.
– Не надо, – шепчу я, зажимая руками уши.
– Зои, – уже более настойчиво повторяет она, – ты, случайно, не заболела? Что с тобой такое?
Я молчу, скорчившись на полу. Но мало-помалу слова Олив проникают в мое сознание, и я снова поднимаю на нее глаза. Она спрашивает, не заболела ли я, причем снова и снова. Но если — я не смею об этом подумать, – но если, вопреки моим опасениям, у нее нет для меня плохих вестей, то со стороны мое поведение выглядит так, будто я действительно заболела.
Я перестаю всхлипывать, убираю от ушей руки и впервые за все это время прислушиваюсь к тому, что она говорит.
– Зои, пойдем со мной. – Олив помогает мне встать на ноги, ведет за собой в переговорную, которую я недавно покинула, плотно закрывает за собой дверь.
– Садись. – Олив садится и показывает на соседний стул. – Пожалуйста.
Я выдвигаю стул и нервно устраиваюсь на самом краешке. У меня внезапно начинают трястись руки, и я кладу их на колени, чтобы унять дрожь.
– Зои, – строгим голосом начинает Олив. Я задерживаю дыхание и жду продолжения. Но она говорит вовсе не то, что я боялась услышать, – я беспокоюсь за тебя. Что, ради всего святого, на тебя нашло? У тебя был такой вид, точно ты увидела привидение, а потом ты вообще рухнула как подкошенная.
Я сижу, уставившись на свои руки. Что я могу ей сказать? Что мне показалось, будто она сейчас сообщит о смерти Эда, совсем как в прошлый раз, а я не могу больше слышать эти слова? Ну конечно же нет. Поэтому я лишь пожимаю плечами.
Осторожный стук в дверь нарушает тишину, кто-то заглядывает в комнату. Я не вижу, кто именно, но Олив едва заметно качает головой, дверь закрывается, снова становится тихо. Похоже, моя очередь говорить.
– Я… – Слова застревают у меня в горле. – Я в порядке, честное слово. Извини, что так получилось. Просто показалось… Ну, я не знаю. Ты стояла с таким видом, будто у тебя для меня плохие новости. – Звучит не слишком убедительно, но на большее я сейчас не способна.
Олив хмурится.
– Все с точностью до наоборот, – говорит она, и я удивленно таращусь на нее. – На самом деле у меня для тебя потрясающие новости.
Только сейчас я замечаю у нее в руках розовую папку, ту самую, с моими предложениями, что я вручила ей несколько дней назад для одобрения. Олив аккуратно кладет папку на стол и открывает.
– Я, собственно, хотела поговорить насчет этого. Клиенту понравились твои идеи, поэтому ты будешь руководить его рекламной кампанией.
Она пристально смотрит на меня, явно ожидая моей реакции. Мне, наверное, надо быть на седьмом небе от счастья, что мой проект понравился, ведь я работала как вол, чтобы все получилось. По идее, я должна скакать на одной ножке от радости. Но меня сейчас волнует лишь то, что Эд жив и здоров, что я все-таки его спасла. И на этом фоне все остальное кажется мелким и несущественным.
– Надо же, как здорово! – Я приклеиваю к лицу улыбку.
Олив смотрит на меня с подозрением:
– Что-то не вижу с твоей стороны особого энтузиазма. С тобой точно все в порядке?
– Честное слово, – киваю я. – Все отлично. Мне действительно было нехорошо, пять минут, не больше. Чертовы гормоны! – Я пытаюсь изобразить очередную улыбку, но получается не слишком достоверно.
– Ну что ж… – Олив явно не купилась на мои сказки, но, к моему величайшему облегчению, решила не допытываться. Вместо этого она снова возвращается к делам. – Нам, естественно, придется обговорить детали, но в принципе им нравится твоя идея, и они хотят как можно быстрее получить отдачу от проекта. Ну как, справишься? Ты понимаешь, о чем я.
Я так часто брала отгулы для посещения клиники, что мне пришлось посвятить Олив в курс дела. И я очень благодарна ей за участие.
– Да, нет проблем, – говорю я.
– Отлично. Ладно, тогда завтра прямо с утра соберемся и все детально обсудим. Что скажешь?
– Превосходно.
Олив встает, убирает бумаги в папку и уже в дверях поворачивается ко мне:
– Зои, береги себя. Хорошо?
Я снова киваю, меня душат слезы.
– Непременно. – Мой голос прерывается, и я кашляю, чтобы это скрыть.
Олив уходит, а я продолжаю сидеть в переговорной. С одной стороны, меня тянет позвонить Эду, узнать, все ли у него хорошо, но с другой – я боюсь сглазить, и пока, насколько мне известно, Эд в порядке, хочется просто растянуть минуты покоя.
Я набираюсь мужества и иду через офис на свое рабочее место, стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды. Проверяю мобильный, сообщений нет. Впрочем, не знаю, хорошо это или плохо. Составляю сообщение для Эда, но не отправляю. Все лучше, чем мучительное ожидание.
Возле моего стола возникает Олив, и у меня снова екает сердце. Слишком много потрясений для одного дня. Олив склоняется надо мной со словами:
– Думаю, тебе сегодня стоит взять выходной. В последнее время ты очень много работала, ну а дальше вообще будет запарка. По-моему, тебе надо отдохнуть. Иди-ка ты домой.
Повторного приглашения мне, естественно, не требуется. Я встаю, кладу телефон в сумку, снимаю со спинки стула кардиган.
– Олив, спасибо большое. – Я целую ее в щеку, и Олив заливается краской.
– Постарайся хорошо отдохнуть, чтобы утром прийти вовремя и с новыми силами взяться за дело, – улыбается она.
– Непременно. Обещаю.
Я галопом выбегаю из офиса и еду домой. Уже в метро вспоминаю о том ужасе, что я испытала, когда утром ко мне подошла Олив, и, несмотря на жару, у меня по спине ползут мурашки. Нет, я не могу допустить повторения этого кошмара. Не могу.
Выйдя из метро, я быстрым шагом иду по улице в сторону дома. Асфальт буквально плавится от жары, солнце немилосердно печет, и я покрываюсь липким потом. Собрав волосы на затылке, я безжалостно затягиваю их в конский хвост, мне становится чуть легче. Сегодня среда, середина рабочей недели, и в эти утренние часы, когда народ еще не потянулся на ланч, на улице царит полный покой – я слышу только шуршание шин да мерное хлоп-хлоп-хлоп своих босоножек.
Внезапно тишину прорезает трель звонка, и я не сразу понимаю, что это мой мобильник. Я лезу в сумку за телефоном и щурюсь на экран:
– Эд!
– Привет, – говорит он.
У меня от счастья кружится голова, и я присаживаюсь на низкую стенку, чтобы не упасть.
– Ты где?
– Еще на работе. Хочу тебе сообщить, что смогу вырваться пораньше. Я уйду примерно через час, так что мы спокойно проведем день вместе.
– Чудесно!
– А как насчет тебя? Тебе удалось отпроситься?
– Я уже почти дома. У меня отличные новости насчет работы, и Олив дала мне на сегодня выходной.
– Здорово. Расскажешь, когда приду. Тогда до скорого, хорошо?
– Хорошо. Эд?
– Да?
– А как ты будешь добираться домой?
– Думаю, на поезде. Автобусы здесь ходят кое-как.
– Я за тобой заеду, – прежде чем я успеваю подумать, вырывается у меня.
Хотя решение совершенно правильное. Если для безопасности Эда придется ехать через весь Лондон по такой дикой жаре, значит я так и сделаю.
– Что?! Не глупи. На поезде получится гораздо быстрее.
– Может быть. Но я тебя очень прошу. Мне самой этого хочется. Пожалуйста!
– Ну тогда ладно. – В голосе Эда звучит сомнение; он наверняка думает, что я рехнулась. Ну и пусть.
– Я постараюсь приехать как можно скорее. И… Эд?
– Да?
– Я люблю тебя больше жизни.
– Я тебя тоже люблю. До встречи.
Телефон отключается, я прибавляю шагу, чтобы поскорей забрать машину. Когда я наконец сажусь в нее, то уже мокрая как мышь и едва дышу, но мне все равно. Сейчас самое главное – доехать до места и забрать Эда домой. Судя по его голосу, он явно теряется в догадках, что на меня сегодня нашло и почему я горю желанием за ним заехать. Но это все ерунда. Единственное, что имеет значение, – его безопасность. И кто знает, может, когда-нибудь, если мне удастся помочь Эду пережить сегодняшний день, я смогу ему все объяснить. Но сейчас он должен просто мне довериться.
Движение транспорта затруднено, и у меня уходит почти полтора часа, чтобы добраться до того места, где я высадила Эда этим утром. Я рассчитываю, что Эд уже стоит и ждет меня, но его нигде не видно. У меня сдавливает грудь, я начинаю задыхаться.
«Не глупи, он наверняка еще в саду», – уговариваю я себя. Но мне не заглушить сосущее чувство внутри. Я бросаю машину на желтой линии и бегу по дорожке, озираясь по сторонам. Сердце стучит как сумасшедшее, я задыхаюсь от адской жары, мне становится страшно, у меня кружится голова, и я останавливаюсь, бессильно свесив руки.
– Зои?
Одно-единственное слово, но оно приводит меня в чувство. Жадно глотая ртом воздух, я выпрямляюсь и оглядываюсь. И вот он, мой Эд, совсем рядом. Он стоит на дорожке, все в тех же обрезанных шортах и футболке. Он очень загорелый и выглядит вполне здоровым, точь-в-точь как сегодня утром. В это трудно поверить, но именно так он выглядел в тот первый раз, когда его сбил автобус. Он кажется таким живым.
Впрочем, на сей раз так оно и есть.
С замиранием сердца я смотрю, как Эд приближается ко мне. Он улыбается, и я бросаюсь ему на шею, практически сбивая с ног. Я приникаю к нему всем телом, мои слезы смешиваются с его по́том, а я мысленно клянусь, что он теперь навсегда останется со мной.
– Эй, что с тобой? Что случилось? – Ему трудно говорить, ведь он стоит, уткнувшись мне в волосы, но я не разжимаю объятий.
Я держу Эда мертвой хваткой, вдыхаю его запах, ощущаю тепло его кожи, биение его сердца. Да, после всего, что произошло за последние несколько дней, недель, лет, которые мне пришлось прожить заново, я наконец сделала это, хотя мне и не верится.
Я спасла его.
И вот наконец я отпускаю Эда. Он явно смущен и растерян. Я вытираю лицо ребром ладони и шмыгаю носом. Вид у меня, наверное, такой, что краше в гроб кладут.
– Прости.
Эд бросает на меня удивленный взгляд:
– Зо, что происходит? Утром ты не хотела меня отпускать. Я был на работе всего несколько часов, а ты ведешь себя так, будто мы не виделись целую вечность. Если честно, я в замешательстве.
– Я просто очень соскучилась по тебе. – Жалкое оправдание, но ничего лучшего мне не придумать.
– Ты уверена?
Я молча киваю, в очередной раз шмыгая носом.
Эд испытующе смотрит на меня, мое лицо пылает под его пристальным взглядом. В конце концов он отводит глаза.
– Я насквозь пропотел. Поехали домой. – Эд направляется к машине, но, словно передумав, останавливается и осторожно берет меня двумя пальцами за подбородок. – Скажи, с тобой действительно все в порядке?
– У меня все отлично. Правда. – Мой голос сейчас больше похож на писк, но надеюсь, Эд ничего не заметил. – Ладно, поехали.
На обратном пути мы почти не разговариваем, тишину заполняет тихое бормотание радио. Мне так много нужно сказать, что я не знаю, с чего начать. И я вспоминаю те дни, что мне довелось прожить заново, вещи, которые пыталась изменить. До настоящего момента мне казалось, будто мои усилия напрасны, но сейчас я начинаю понимать, что все это шаг за шагом вело нас к сегодняшнему дню. Дню, когда я должна была изменить ход событий.
Я бросаю взгляд на часы. Три часа дня. В прошлый раз Эд был уже давно мертв.
Судьба предоставила мне шанс спасти Эда, и я сделала это.
Меня колотит, но я приказываю непослушному сердцу успокоиться. Лучи солнца проникают сквозь лобовое стекло, я покрываюсь испариной и пытаюсь унять дрожь в руках.
И вот наконец мы подъезжаем к дому. Когда мы оказываемся в прохладных недрах квартиры, я стараюсь вести себя как ни в чем не бывало.
– Мне нужно в душ. Хочешь пойти первым?
– Если ты не против. А то я похож на трубочиста. – Эд показывает мне грязные руки с черными ногтями и добавляет: – Спасибо, дорогая. Я быстро. – Он чмокает меня в лоб и идет в ванную, на ходу раздеваясь.
Секундой позже я слышу звук льющейся воды и позволяю себе расслабиться. Похоже, еще немного – и я потеряю сознание. Я поспешно сажусь на диван и откидываю голову назад.
Проглотив слезы, закрываю глаза, усталость внезапно берет свое.
– Эй! – Голос Эда приводит меня в чувство, я поспешно выпрямляюсь.
Он уже успел одеться, капли воды стекают по шее, задерживаясь на ключицах. Мне ужасно хочется слизнуть их.
Эд целует меня в губы и улыбается:
– Я рад, что уже дома.
– Я тоже.
– Так что там у тебя за хорошие новости? – после небольшой паузы спрашивает Эд.
– Что?
– Хорошие новости. Насчет работы.
Боже, я напрочь об этом забыла!
– Ой, да. Я получила новый контракт – тот, с которым пришлось повозиться. Олив хочет, чтобы я взяла на себя руководство проектом… а значит, работы прибавится.
– Отличные новости! Я знал, что ты далеко пойдешь. Ведь ты у меня очень умная девочка, – говорит Эд и, заметив мою кривую усмешку, добавляет: – Что-то не вижу на твоем лице особой радости.
– Нет, я, конечно, рада. Просто… у меня сейчас много других забот.
– Может, хочешь поделиться?
Я качаю головой:
– Все нормально. Так, рабочие моменты.
– Ну тогда ладно. – Эд пожимает плечами и поворачивается, чтобы уйти.
И тут на меня внезапно нисходит озарение. Нам действительно есть о чем поговорить, более того, я уверена, этот разговор может все изменить. И я выпаливаю без лишних преамбул:
– Наверное, нам стоит остановиться. Поставить крест на ЭКО.
Эд застывает как вкопанный:
– Что?
– Наверное, нам стоит остановиться. Мы положили нашу жизнь на алтарь борьбы с бесплодием. Я лучше останусь с тобой – пусть и без ребенка. Пора остановиться.
– Ух ты! – Эд смотрит на меня, затем опускает глаза. – Вот уж не ожидал.
– Я давно об этом думаю.
– Понимаю. Вот почему ты сегодня такая странная, – кивает Эд, и я не пытаюсь его разубедить. – Зо, должен сказать, ты меня потрясла. Ведь последние несколько лет ты только этим и бредила.
– Знаю. Так оно и было. Но моя одержимость все разрушила, и теперь, мне кажется, пришло время остановиться. С меня хватит.
– Ого! – Эд долго-долго смотрит куда-то вдаль, и я начинаю сомневаться, будет ли продолжение, но затем он снова поворачивается ко мне. – Зои, откровенно говоря, я рад, что ты это сказала. Конечно, я бы хотел иметь от тебя ребенка, и у меня болит душа из-за того, что у нас нет детей. Однако ты совершенно права, так продолжаться больше не может. Это вбивает между нами клин, а я не могу тебя потерять. Но скажи, ты абсолютно уверена? Все правильно, но ты уверена, что потом до конца жизни не будешь жалеть о своем решении?
– Понимаю, ты боишься, что я стану тебя обвинять или чувствовать злость и обиду при виде чужих детей. Возможно, так оно и будет. В какой-то степени. Да, я до конца жизни буду жалеть, что не смогла родить ребенка. Но если мы продолжим наши попытки и проиграем, я до конца жизни буду жалеть, что вовремя не остановилась и тем самым не спасла наш брак. Я… – У меня в глазах стоят слезы. – Эд, я не могу потерять тебя снова.
Эд не понимает истинного смысла моих слов, но сейчас это не имеет значения. Он качает головой и с изумлением смотрит на меня:
– Зои, ты даже не представляешь, какое это для меня облегчение.
– И для меня тоже.
Эд протягивает руку, чтобы вытереть мне лицо. Мое платье намокло от слез и теперь липнет к телу.
– Брось, дорогая, не плачь! Это правильное решение.
– Знаю, – шмыгая носом, отвечаю я. – Знаю, что правильное. Я просто… – И я умолкаю, предоставляя Эду возможность заполнить пробелы.
Я уже сама не понимаю, чем были вызваны мои слезы: то ли радостью по поводу чудесного спасения Эда, то ли утраченными надеждами иметь детей. Но и конечно, это были слезы облегчения от того, что все ужасы искусственного зачатия остались в прошлом.
Впервые за долгие годы я чувствую себя свободной.
Я, наверное, потеряла счет времени, но слезы наконец высыхают, а мы с Эдом по-прежнему сидим на диване. Он берет меня за плечо и поворачивает к себе лицом:
– Возможно, сейчас не самый подходящий момент, но мне наплевать. Как насчет того, чтобы пойти в постель?
У нас уже много месяцев не было физической близости, и я, трепеща от желания, вцепляюсь в руку Эда, так утопающий хватается за соломинку.
– Да, пожалуйста, – шепчу я.
Молча поднявшись с дивана, Эд тянет меня за собой в спальню. Где нас уже ждет кровать – символ восстановленных брачных уз. Эд осторожно расстегивает мое платье, я остаюсь в трусиках и лифчике. Затем он стягивает через голову футболку, кидает шорты на пол, я буквально падаю в его объятия. Он гладит меня по спине, плечам, шее, лицу. Очень страстно, но в то же время нежно. Я еще крепче прижимаюсь к нему и подставляю губы для поцелуя.
Мы падаем на кровать – жаркое сплетение тел, – и я обо всем забываю. Эд лежит сверху, ласкает меня, и вот он уже во мне, и мир снова становится прекрасным и удивительным.

 

Позже, когда мы просто лежим обнявшись, я думаю о том, как кардинально все изменилось. В прошлый раз это был худший день моей жизни: я лежала на половине кровати Эда и оплакивала умершего мужа. А сейчас я покоюсь в кольце его рук, чувствуя себя счастливейшей женщиной на свете.
Эд приподнимается на локте и пристально смотрит на меня.
– Думаю, это дело надо отметить. – В его глазах светятся озорные искорки.
– Ты совершенно прав.
– Отпразднуем сегодня вечером.
Я делаю большие глаза и улыбаюсь:
– Ты всегда найдешь повод, чтобы выпить.
– Угу. – Эд садится на кровати.
– Ну если тебе так приспичило, почему бы нам не сходить в этот миленький винный бар в отеле «Масвелл-Хилл»?
– В винный бар? Нет, Зо. Вино сейчас не прокатит. Нам нужно шампанское!
– Что, прямо сейчас? Ну если ты настаиваешь…
– Да, настаиваю.
– Тогда ладно. Только давай полежим так еще пару минут.
– Как тебе будет угодно.
Эд, улыбаясь, снова ложится рядом со мной. Я смотрю на полоску света на потолке: это лучи полуденного солнца, по-прежнему палящего, проникают в окно. Минута проходит за минутой, день продолжается.
– Пожалуй, мне пора в душ.
Эд принюхивается:
– Да, душ тебе точно не помешает.
– Фу, как грубо! – Я шутливо хлопаю его по руке.
– Возможно. Но от тебя реально разит.
Я со смехом спускаю ноги с кровати. У меня кружится голова от счастья, что мне удалось спасти Эда, хотя по-прежнему немного сосет под ложечкой, но, поскольку дело идет к вечеру, внутреннее напряжение потихоньку спадает.
– Только никуда не уходи.
– Не уйду. – Эд закладывает руки за голову и закрывает глаза.
И я со спокойной душой иду в ванную комнату. Я стою под струей прохладной воды, стресс от событий сегодняшнего дня мало-помалу проходит, стекая в сливное отверстие вместе с грязной водой.
Помывшись, я заворачиваюсь в полотенце и иду в спальню. И в дверях застываю как соляной столб. Эда в спальне нет. Я заглядываю в гостиную. Там тоже пусто. Я недоуменно хмурюсь. Должно быть, он готовит нам по чашечке чая.
Натянув на себя чистое платье, я прохожу на кухню. Но и на кухне его нет. У меня снова начинает противно сосать под ложечкой. Куда, черт возьми, он подевался?!
Прихватив из холодильника банку диетической колы, я направляюсь к задней двери. Выхожу наружу, щурясь от яркого света, в лицо ударяет волна зноя. Обшариваю глазами наш садик. Он настолько мал, что я сразу вижу: Эда здесь нет.
Я возвращаюсь на кухню, сердце начинает биться чуть сильнее. Я вижу на столе листок бумаги и сразу узнаю каракули Эда.
Пошло все к черту! Хочу шампанского прямо сейчас. Выскочил в магазин. Вернусь через 10 минут. Люблю тебя. Целую. Э.
Я читаю эти слова, а руки трясутся так, что приходится поставить банку на стол. Он все-таки вышел на улицу!
Но я не знаю, как долго он отсутствует, поэтому нет никакого смысла бежать за ним. Я присаживаюсь на стул, пытаясь мыслить рационально. Магазин всего в нескольких минутах хода. Эд скоро вернется, и все будет отлично.
Непременно будет. Должно быть.
Я пью колу, прислушиваясь, не поворачивается ли ключ в замке входной двери, и стараюсь сохранять спокойствие. Вдох-выдох, вдох-выдох.
Прошло десять минут, Эда по-прежнему нет.
С трудом сдерживая приступ паники, я подхожу к окну гостиной и выглядываю на улицу. Солнце жарит прямо через стекло, я в очередной раз покрываюсь по́том, а Эда как не было, так и нет.
Я возвращаюсь на кухню, сажусь за стол, дыхание вырывается из груди прерывистыми очередями, пульс учащается, дрожат пальцы на руках и на ногах, и вот уже все мое тело колотит крупная дрожь. С запотевшей банки колы стекает на стол конденсат. Я прижимаю банку ко лбу. Она приятно холодит разгоряченную кожу. Затем, зажав голову руками, я опускаю глаза и тупо разглядываю рисунок деревянных волокон на столешнице. От звенящей тишины квартиры закладывает уши, я задерживаю дыхание, чтобы не пропустить скрип открывающейся входной двери. Время проходит, но я не сразу решаюсь посмотреть на часы. Пять минут шестого. Эд отсутствует уже пятьдесят минут. Кровь с шумом приливает к голове, мне становится нехорошо. С чего вдруг ему приспичило уходить? И о чем он только думал?
Я встаю и на ватных ногах прохожу в гостиную, включаю телевизор, невидящими глазами смотрю на экран. Но телевизор не помогает отвлечься, ведь Эда нет рядом. Мне сейчас ничто не поможет.
Тогда я хватаю со стола телефон. Никаких сообщений. Поэтому я нажимаю на зеленую кнопку для вызова своего последнего абонента. То есть Эда. Длинные гудки под аккомпанемент оглушающего стука моего сердца. Если Эд сейчас ответит, он наверняка услышит этот стук.
Но Эд не отвечает.
К горлу подкатывает тошнота, когда включается голосовая почта и до меня доносится голос Эда: «Простите, сейчас не могу ответить на ваш звонок. Оставьте, пожалуйста, сообщение после короткого сигнала». Я выключаю телефон. Жадно хватаю ртом воздух, но чувствую, что вот-вот потеряю сознание. Потом сажусь на диван, набираю текст эсэмэски.
Ты где?
Нажимаю на «Отправить». Теперь мне остается только ждать и надеяться, что Эд увидит мое сообщение.
Я ложусь на диван, стараясь не думать о том, что могло или не могло случиться с Эдом. И всячески себя успокаиваю: прошел всего час, он наверняка уже идет домой. Он с минуты на минуту появится на пороге, и ты будешь смеяться над собой и удивляться, как можно было переживать из-за такой ерунды.
Однако назойливый внутренний голос, который я стараюсь заглушить, становится все громче, и я больше не могу его игнорировать.
Неужели ты и впрямь думала, что можешь изменить ход событий? Неужели ты и впрямь рассчитывала предотвратить гибель Эда? Глупая девчонка!
Слезы ручьем текут по щекам, капая на подушку под моей головой, а я не могу их остановить. Я слежу за причудливой игрой света на потолке, и абажур плывет перед глазами. Затем подтягиваю колени к груди и сажусь лицом к двери. Так, на всякий случай. Если Эд все же придет. Тогда я сразу его увижу.
Не знаю, как долго я сижу в таком положении, но полоска солнечного света уже успела переместиться с пола на стену, значит время неумолимо проходит. А в квартире по-прежнему очень тихо, так тихо, что я уже не в силах терпеть эту леденящую тишину, она давит на грудь, мне трудно дышать. Я беру телефон – никаких сообщений, никаких звонков – и дрожащей рукой кладу его обратно на стол.
Мне надо кому-нибудь позвонить: Джейн, маме, Беки – кому угодно. Но что они могут сказать? Они не поймут моего ужаса. Просто не смогут понять. Потому что не знают того, что знаю я. Они не знают, что случилось в прошлой жизни.
Итак, я сижу совершенно одна и жду.
Ближе к вечеру, когда жара успевает немного спасть, тишину разрывает телефонный звонок. У меня обрывается сердце, я хватаю со стола телефон, чудом не выронив его из рук. На экране высвечивается номер Эда.
– Алло. – Я задыхаюсь, хотя уже несколько часов сижу неподвижно.
В ответ затянувшееся молчание, и я сразу понимаю. Все понимаю.
– Алло, это Зои Уильямс? – В трубке слышится незнакомый мужской голос.
Мне хочется кричать, хочется швырнуть телефон через всю комнату, чтобы не слышать ни слова из того, что собирается сказать мне этот мужчина. Но вместо этого я говорю: «Да». Мой голос прерывается, я пытаюсь откашляться, чтобы прочистить пересохшее, саднящее горло.
– Мне очень жаль, но произошел несчастный случай. Это ваш муж Эдвард.
Он продолжает говорить, но я уже ничего не слышу. Ноги подкашиваются, и я неуклюже опускаюсь на край дивана. И только тогда замечаю, что мой собеседник на другом конце провода молчит.
– Миссис Уильямс, вы меня слышите? – наконец спрашивает он.
Я понимаю, что должна что-то ответить, но слова застревают в горле, а пересохшие губы не слушаются. Из груди вырывается сдавленный хрип, телефон выпадает из рук и с грохотом катится по деревянным половицам. Проходят секунды, минуты, часы, недели, а я продолжаю сидеть, точно каменная. Мое сердце, мое тело, мой мозг – все окаменело. И тем не менее я слышу стук в дверь, сперва очень тихий, затем все более громкий и настойчивый, похожий на усиливающуюся до крещендо барабанную дробь. Я поворачиваю голову в сторону входной двери и вижу за панелью из матового стекла два силуэта в тусклом свете лучей заходящего солнца. Я знаю, что должна открыть дверь и впустить людей в дом, но не могу этого сделать. Просто не могу. Ведь они вестники беды.
Но они не уходят, а потому я поднимаюсь с дивана и иду, точно зомби, к входной двери. Дверь распахивается, на пороге возникают двое: мрачные лица, темная униформа. Они входят в дом, я, неуклюже посторонившись, пропускаю их и веду в гостиную. Мы садимся, и я жду, когда они начнут разговор. Мне не хочется слышать их слова, но я знаю, что придется.
– Мне очень жаль, миссис Уильямс, – говорит женщина-полицейский. – Но вашего мужа сбила машина, когда он переходил через дорогу. Машина… двигалась на высокой скорости, и, боюсь, ему не удалось увернуться…
Я смотрю на натертый пол, не зная, что сказать и как реагировать. Смотрю на туфли женщины-полицейского. Они начищены до такого блеска, что от носков отражается неяркий свет закатного солнца за окном. И чтобы забыть о том, что Эд умер во второй раз, я представляю себе, как эта женщина сегодня утром, собираясь на работу, стояла на кухне, надраивала туфли и думала о предстоящем дне. Приходило ли ей в голову, что сегодня ей придется сообщить кому-то о смерти мужа? И как это будет?
Я продолжаю упорно молчать. Затем перевожу глаза на ковер, замечаю царапины на деревянном полу на том месте, где пару недель назад стоял диван, который мы переставили. Я пытаюсь осознать, что в данный момент чувствую, что хочу сделать, но и на этот раз не могу понять, чего от меня ждут.
– Миссис Уильямс? – слышится чей-то голос.
Я поднимаю глаза. И вижу обращенные ко мне лица двух человек, они ждут, когда я пророню хоть слово.
– Я… Я… – Слова застревают в горле. Мне с трудом удается выдавить: – Где он?
Явно почувствовав облегчение, что можно наконец открыть рот, вперед выступает мужчина-полицейский:
– Его отвезли в «Роял фри»… – Он делает паузу. – Если хотите, мы можем отвезти вас туда.
Я оцепенело киваю, поднимаю с пола телефон и выхожу вместе с ними из дому к припаркованной неподалеку полицейской машине. Улица кажется странно притихшей, что вполне соответствует обстоятельствам. В глубине души я знаю, что мне следует известить близких о том, что произошло, и, пока автомобиль медленно катит в сторону больницы, я набираю знакомый номер. Джейн первая в списке. Моя лучшая подруга, и прямо сейчас мне очень нужно, чтобы кто-нибудь был рядом.
– Эй! – Джейн отвечает после первого гудка. Ее голос, беспечный и жизнерадостный, звучит настолько неуместно, что я судорожно вздыхаю. – Зо, что случилось?
– Эд… – хриплю я, давясь словами. – Это Эд. Он… Произошел несчастный случай, и… – Я не могу закончить. Я больше не могу вымолвить ни слова. Впрочем, это и не нужно.
– Твою мать, Зо! Ты где? Я еду.
– «Роял фри». – Мой голос походит на шелест.
– Все, я уже в пути.
Я заканчиваю разговор как раз в тот момент, когда мы подъезжаем к больнице. Все, звонить кому-то еще больше нет времени. Солнце спряталось за коричневым кирпичным зданием, его силуэт кажется каким-то странно готическим, особенно на фоне ярко-голубого неба. Я вылезаю из автомобиля. Ноги подкашиваются, я оступаюсь, и женщина-офицер – жаль, что я не запомнила ее имени, – подхватывает меня под руку. Мы вместе направляемся к дверям, и, когда они закрываются за мной, мне кажется, будто я попадаю в ад.
Меня подводят к ряду стульев в маленькой комнатке, затерянной в недрах больницы. Я смотрю невидящими глазами на развешенные на стене постеры с предложением помощи при тяжелых утратах и депрессии, читаю слова, но не понимаю их сути. Затем, услышав знакомый голос, я поднимаю глаза – передо мной стоит Джейн. Джейн стремительно пересекает комнату, и вот мы уже крепко обнимаем друг друга, а я плачу: судорожно дергаясь и отчаянно всхлипывая так, что кажется, вот-вот разорвется сердце.
– Он… Он умер, – давясь соплями и слезами, говорю я.
– Ох, Зои, Зои, Зои. – Джейн твердой рукой поглаживает меня по спине, пока мои рыдания не стихают, а потом мы садимся, не разнимая рук.
– Последнее время мы с Эдом жили как кошка с собакой, но сегодня… сегодня все было по-другому. Сегодня он не ненавидел меня…
– Зои, Эд не мог тебя ненавидеть. Ведь он тебя обожал и знал, что ты его любишь. Ненаглядная моя, я тебя умоляю, выброси подобные мысли из головы.
– Но мы жутко злились друг на друга, а он… он на минутку вышел за шампанским… Я говорила, чтобы он никуда не ходил, но он все равно ушел, и сейчас уже слишком поздно, и я даже не попрощалась с ним. И что, черт возьми, мне теперь делать?!
Но Джейн не успевает ответить, так как приходит доктор и нас проводят туда, где лежит Эд, – идентифицировать тело. Доктор объясняет, что Эда сбила машина, когда он переходил улицу, что у него не было ни единого шанса, что он умер по дороге в больницу. Слова «обширная травма мозга» не задерживаются в голове, ведь мне непереносима сама мысль о том, что Эд страдал и мучился от боли. Все, о чем я могу думать, – это почему?! Почему я отпустила его из дому? Ведь он добрался домой живым и здоровым, мы благополучно продержались почти до конца дня и, возможно, навсегда изменили сложившийся порядок вещей. А потом я дала ему уйти.
Где-то на подсознательном уровне я знаю, что чему быть, того не миновать и что мне вряд ли позволили бы изменить ход событий. Но я не могу не думать о том, как оставила его одного в постели. И о том, что он был полон жизни и казался вполне счастливым.
Меня подводят к месту, где лежит Эд. Несмотря на ранения – его отмыли по мере возможности, однако на лице и на груди виднелись следы крови, – передо мной, без сомнения, Эд, и меня захлестывает непреодолимое желание прикоснуться к нему, обнять его, сказать, что все будет хорошо. Но я знаю, что это невозможно. Поэтому я просто киваю:
– Да, это он.
Я поворачиваюсь и иду прочь, Джейн бережно поддерживает меня за плечи.

 

Следующие несколько часов проходят будто в тумане. Какие-то люди приносят мне чай, обнимают меня. За дверью комнаты для родственников, где я сижу, тарахтят каталки. Затем приезжает Сьюзан, и мы крепко обнимаемся. Нас объединяет скорбь, грозящая поглотить обеих.
И помимо всего прочего, меня душит безумная злость. Злость на то, что меня заставили – уж не знаю, по какой причине, – во второй раз потерять любовь всей моей жизни. В первый раз было невероятно тяжело, мне и одного раза вполне хватило, чтобы сломаться. Но пережить такое дважды – выше человеческих сил, тем более что в результате ничего не изменилось. Конец был таким же. Эд все равно умер.
И как мне теперь жить дальше с этой тяжестью в душе? Ведь я буду вечно корить себя за то, что его подвела.
Назад: Глава 18 25 декабря 2012 года
Дальше: Глава 20 10 сентября 2013 года