Наташа спала – точнее, лежала всю ночь с открытыми глазами – в Надиной комнате. Рано утром она услышала, как хлопнула входная дверь. Андрей ушёл тайком, не попрощавшись. В мокрых ботинках.

Сердце внезапно пронзила острая боль. От какой страшной, роковой ошибки её спас Ваучер! Если бы не аллергия Андрея – она наверняка бы изменила Пете этой ночью. А ведь она всё ещё его жена. Несмотря даже на то что он уже не считает себя её мужем.

Боже, но ведь она даже не знала наверняка, был ли у Пети роман с Каролиной! Может, ничего и не было, может, она себя накрутила. Может, то, что Наташа приняла за интуицию, было всего лишь мнительностью. Надя говорила, что на Новый год папа пришёл к бабушке и дедушке один.

И как прав был Петя, как прав! Она сама виновата в их расставании, только она одна. За последние шесть лет превратилась в овощ, в курицу, в самого скучного на земле человека. Плохая жена, плохая хозяйка, плохая мать. Распустила себя. Вот за что надо ввести наказание на государственном уровне. За попустительство своим слабостям.

После своего дня рождения Наташа впала в апатию. Наверное, примерно так чувствует себя компьютер во время обновления программного обеспечения. Душа переформатировалась, мысли прочищались.

Наташа почти перестала есть. Свердловские слойки в один момент потеряли над ней свою власть. Будто кто-то стёр программу «Удовольствие от мучного» с её жесткого диска.

Она достала с дальней полки пыльную кулинарную книгу, подаренную ей мамой ещё на свадьбу. Точнее, это была не книга, а толстая тетрадь в клеточку, заполненная семейными рецептами. Мама собирала их несколько лет. Теперь Наташа стала каждый день готовить по новому блюду из тетради – уже для своей дочки. Надя с удовольствием бежала ужинать после садика, ожидая очередного кулинарного сюрприза. Наташа, вспоминая своё счастливое советское детство, чаще писала родителям во Флориду.

В то же время она начала строже относиться к Наде. Планшет с мультфильмами был убран на ту самую дальнюю полку, где освободилось место после кулинарной книги; Наташа сходила в детский магазин и купила настольные игры, прописи для дошкольников, наборы из серии «Сделай сам». По вечерам, поужинав воздушными куриными котлетками или кабачковыми оладьями со сметаной, они вдвоём мастерили цветные фоторамки, или плели браслетики из резиночек, или старательно раскрашивали пластмассовый витраж; пару раз в неделю учились писать буквы и цифры. Перед сном Наташа купала дочку, а потом, укладывая её, вдыхала сладкий запах детских волос, таких же вьющихся, как у Пети, и думала о своём бывшем муже. Утром девочки вставали пораньше, чтобы соорудить на Надиной головке какую-нибудь замысловатую «корзиночку».

Наташа съездила в больницу к Ольге Александровне. Привезла ей шелестящий букет цветов, тяжеленную корзину с фруктами. Попросила прощения за тот самый закон, который журналисты уже окрестили «Молчанием воспитателей», по аналогии с «Молчанием ягнят». (Другие заголовки отыгрывали её слова про горничных в отелях: «Эй, вы, приберите за моим ребёнком!») Пути назад уже не было, помощники Евграфа подготовили документ и отправили на подписание губернатору. Ольга Александровна, с тёмными кругами вокруг глаз, опутанная сетью трубочек и проводков, ответила: «Я-то вас прощаю, главное, чтобы вы сумели Надю воспитать достойным человеком. Надеюсь, за эти слова меня не оштрафуют?» Из больницы Наташа уехала с тяжёлым сердцем.

Несколько раз за месяц сходила в собес в надежде получить свои карточки, которые ей уже стали казаться чем-то вроде мифического святого Грааля. Дважды ей даже удавалось застать Зинаиду Лазаревну Обиженную на месте. В первый раз она перед Наташиным носом заперла дверь кабинета на обед, который продолжался до конца рабочего дня; во второй раз Наташа прошмыгнула-таки в кабинет, однако заветные карточки так и не получила. «Принтер сломался», – заявила Обиженная и посоветовала прийти на приём ещё через неделю.

На заседаниях парламента Наташа теперь сидела молча, держа на коленях Ваучера. Тот в последнее время тоже стал каким-то тихим и всё время спал, больше чем прежде, хотя раньше казалось, что это невозможно.

Восемнадцатого марта наступил день расторжения Наташиного брака. Было непонятно, распространяется ли действие вступившего в силу закона на уже поданные заявления.

Пресса подняла большую шумиху вокруг «Антиразвода»: журналисты лили много воды насчёт семейных ценностей, возвращения к истокам; спорили по поводу уместности принятия такого закона в светском государстве, называющем себя демократическим; некоторые эксперты выражали удивление, что подобная инициатива исходила со стороны оппозиционной партии.

Однако все эти пространные рассуждения никакой конкретики не прояснили. Поэтому восемнадцатого марта Наташа решила на всякий случай сходить в суд. Последние недели она смотрела на себя как бы со стороны, словно из-за стекла, и поняла, что готова отпустить Петю. Ей всё больше хотелось сделать его счастливым, и если развод в этом поможет – что ж, так тому и быть. К своей боли она стала относиться с каким-то безразличием.

Мировой суд Приморского района располагался в здании, построенном в стиле сурового советского минимализма: четыре этажа маленьких окон, больше похожих на бойницы, и глухой фронтон кубической формы, угрюмо нависающий над входом. Человек, попавший сюда, сразу осознавал, что ничего хорошего его здесь не ждёт.

Петя сидел на жёсткой деревянной скамейке перед залом суда. Наташа увидела его издалека – коридор был тёмным, плохо освещённым, и свет из единственного окошка падал прямо на её мужа. Пока ещё мужа.

Он выглядел уставшим и несчастным. За последние три месяца ещё больше похудел и сменил имидж. Волосы, которые раньше свободно вились и закрывали уши, теперь были коротко подстрижены и педантично уложены. Подбородок чисто выбрит, ни намёка на щетину. Новый костюм строгого покроя, деловая рубашка, деловые туфли и однотонные носки, чёрный смартфон в руках. Перед ней сидел безликий бизнесмен. Чужой.

Сердце сжалось.

Она выглядела… неплохо, вынужден был признать Петя. В последнее время её редко показывали по телевизору, и он не ожидал, что она так похудела. Пуховик отвратного фиолетового цвета болтался на ней, как на вешалке. Под ним оказался вполне симпатичный чёрный брючный костюмчик, который, впрочем, тоже был на пару размеров больше, чем нужно. Глаза подведены, волосы – чистые и пушистые! – закручены в высокую причёску. Прямая спина. Она помолодела на десять лет. Секундочку, а это что, каблуки?

– Здравствуйте, Пётр Аркадьевич, – робко сказала Наташа, присаживаясь на другой конец скамейки.

Каролина строго-настрого запретила ему поддерживать светскую беседу с Наташей, поэтому он молча кивнул в ответ, продолжая вертеть в руках смартфон.

– Как у тебя дела? – после паузы спросила Наташа, крутя обручальное кольцо на пальце. Привычка появилась после того, как она перестала грызть ногти.

– Нормально, – буркнул Петя себе под нос.

– Как работа? – продолжала допрос Наташа. – Есть новые проекты?

Петя мог бы разразиться целой тирадой на эту тему – проекты новые у него были, и много – но не стал. Хотя он очень гордился своим последним детищем. Супруга губернатора, топ-модель Изольда, заказала у них необычную услугу: переориентация общественного мнения.

Изольду раздражало, что петербуржцы буквально помешались на котах после фантастически успешной избирательной кампании Ваучера – и это именно в тот момент, когда её фирма «Наша Маша» приготовилась запустить в продажу совершенно новый товар: косметику для собак! Ей хотелось, чтобы горожане с таким же пылом влюбились в настоящих друзей человека, чтобы люди поняли, насколько они ошибались, боготворя какого-то вредного, бесполезного, ленивого кота. Супруга губернатора требовала переориентировать петербуржцев на собак.

Изольда пришла на деловую встречу в «Контрол-Альт-Дилит» с большой сумкой, из которой выглядывала смешная головка с широко расставленными, выпученными глазами, похожими на маслины, белыми длинными развевающимися локонами и громадными лисьими ушами. «Знакомьтесь, Си Цзиньпишка», – с гордостью представила Изольда голенькое, трясущееся существо розового цвета, которое походило на крошечного пуделя после неудачного посещения салона красоты. «Это китайская хохлатая, представитель дружественного нам народа, не какой-нибудь там французский бульдог или, не дай бог, американский кокер-спаниель». Си Цзиньпишка выбралась из сумки на мраморный пол, оглядела солидный интерьер зала для совещаний «Медный всадник», прижалась к ноге хозяйки и заскулила.

Пока существо путалась в собственных, немыслимо длинных волосах, которые росли у него только на голове, хвосте и кончиках лап, Изольда показала образцы косметики, которые планировала прорекламировать. Разработаны были кондиционер, осветлитель, выпрямляющий спрей, разнообразные шампуни и целая линейка духов для собак, всё под лейблом «Наша Маша» и с фотографиями Си Цзиньпишки в разных видах. Каролина тут же подвинула все баллончики поближе к себе, её начальник (и по совместительству – возлюбленный) вроде как остался не у дел за своим концом каменного стола.

Да, Каролина полностью взяла Изольду на себя, но она же женщина, в косметике лучше разбирается. С другой стороны, Петя не понимал, как получилось, что все его сотрудники со своими вопросами теперь шли сначала к Каролине, а не к нему, как было заведено с самого начала. Он всё собирался с ней поговорить на эту тему, но руки не доходили.

Петя так углубился в свои мысли, что не заметил, как Наташа придвинулась к нему почти вплотную. Между ними на скамейке, как меч Тристана, лежал только его смартфон.

– Знаешь, Петя, я просто хотела сказать, что сожалею о нашей ссоре и о том, что так распустила себя за последние годы, – негромко и быстро заговорила Наташа. С таким выражением лица люди окунаются в прорубь. – Пожалуйста, пожалуйста, дай мне ещё один шанс, я очень изменилась, вот увидишь. Я теперь всё делаю по-другому. По-другому воспитываю Надю, по-другому веду хозяйство, два раза в неделю хожу на работу, участвую в программе по похудению, да я же сама её и придумала, ты же не можешь этого не знать… – в её глазах появились слёзы.

– Наташа… – попытался прервать её Петя.

– Я теперь голову мою каждый день, и не нужны мне больше никакие другие дети, давай жить счастливо втроём, только мы с тобой и Надя, пожалуйста, Петя, пожалуйста…

– Наташа…

– Знаешь, ко мне на приём приходил один космический специалист, он ещё и большой любитель котов, хотел погладить Ваучера, но это неважно; в общем, этот космический специалист очень интересно рассказывал про гравитацию. Это когда тела притягиваются друг к другу и ничего не могут с этим поделать, так вот, у нас с тобой гравитация, я знаю, я точно знаю, что нас тянет друг к другу…

Из смартфона между ними неожиданно раздалось покашливание. Наташа замолчала на полуслове, словно в неё выстрелили в упор. Петя торопливо схватил телефон и прижал его к уху.

– Немедленно останови эту истерику, – зазвучал властный голос Каролины из трубки. – Что она себе позволяет? И почему до сих пор не началось заседание по расторжению брака?

Каролина настояла на том, чтобы во время его встречи с Наташей она в прямом эфире, через динамик своего телефона, слушала, о чём они говорят. Петя неохотно согласился и набрал её номер перед приходом Наташи. Каролина слышала каждое слово, произнесённое его женой. Пока ещё женой.

Наташа оцепенела. Когда она поняла, что выступала сейчас для широкой публики, а не только для собственного мужа, то едва не упала в обморок от стыда. Ровно месяц назад она в смехотворном виде, в одном белье, сапогах и красной «бабочке», стояла перед храпящим Андреем и чувствовала себя глупее любой другой женщины на земле, а сегодня, восемнадцатого марта, опозорилась по полной программе перед высокомерной валькирией.

Чудом удалось сдержать слёзы.

И всё-таки интуиция её не подвела – её муж закрутил-таки роман со своей заместительницей.

На Петю – предателя в квадрате – она смотреть после этого вообще не могла. Он тоже молчал: сгорбился на своём конце скамейки и уставился в грязный пол. Неловкость момента нарушил мировой судья, вызвавший их в зал.

Через тридцать секунд заседание закончилось, а брак их по-прежнему продолжался. Судья сообщил, что ждёт их через три года, с оплаченной квитанцией в размере годовой зарплаты заявителя, а именно – Безушкова Петра Аркадьевича.

Теперь Наташа и сама была не рада, что ещё три года будет официально связана с человеком, который живёт с другой женщиной.

Март был хоть и холодным, но солнечным, и голубое небо за окном, а также нагло и безнаказанно порхающие на его фоне птички сводили с ума соседских котов. Оркестр из двадцати восьми кошек в меру своих способностей исполнял свою интерпретацию симфонии Скрябина «Поэма экстаза», причём круглосуточно и на громкости «фортиссимо».

На все претензии соседей баба Флора разражалась слезами и говорила, что у её деточек тяжелый период, она и так взяла дополнительную нагрузку на двух работах, чтобы удовлетворить возросшие аппетиты своих питомцев.

А вот Ваучер, в последнее время не похожий на себя, совсем не радовался весне, плохо ел сухой корм, и Наташа уже начинала за него волноваться.

Но отпроситься с работы не удалось. Евграф ясно дал понять, что хоть чучелом, хоть тушкой, но они с котом обязаны дважды в неделю являться в Мариинский дворец. И хорошо бы ей уже на ближайшем заседании представить какой-нибудь громкий проектец, а то засиделась без дела. Журналисты заскучали и стали слишком много внимания уделять законам, которым вообще не стоит уделять внимания.

Двадцать восьмого марта Наташа вошла в Белый зал с твёрдым намерением принести людям пользу. Не свои проблемы решить, а изменить мир к лучшему для всех.

Она села на своё место рядом с Евграфом. Тот вопросительно глянул на неё из-под кепки. Наташа кивнула. Она была готова.

– Коллеги, есть ли инициативы, запросы, или сразу перейдём к рассмотрению законопроекта о введении штрафов за неухоженный внешний вид домашних собак, представленного губернатором? – произнёс в микрофон Шаховской, открывая заседание.

Наташа встала и направилась к трибуне. Ваучер, как тряпичная кукла, безвольно растёкся по её рукам.

– Да, пожалуйста, коллега от партии «Не простим!» господин Ваучер Сибирский Сапфир и его представитель Бурбон Наталья Ильинична, – анонсировал спикер.

«Надо же, впервые объявили моё имя», – мысленно отметила Наташа и вслух произнесла:

– Уважаемые депутаты и петербуржцы! Прошу поддержать важнейшую для благополучия нашего города инициативу.

Она перевела дыхание, понимая, что после следующих слов пути назад уже не будет. Но это нужно было сделать. И, глядя прямо в объективы камер, Наташа продолжила:

– Вы знаете, как я люблю животных. Я воспитала самого знаменитого в стране кота, вот этого, – она приподняла лапу раскисшего Ваучера. – Но моё твёрдое мнение таково: в семье не должно быть больше одного питомца.

У депутатов сделались удивлённые лица. Кажется, они не ожидали такого выступления от человека, возглавившего котоманию в Петербурге. Это как если бы глава совета директоров табачной корпорации вдруг заявил бы, что сигареты – это яд, и потребовал их запретить.

– Я предлагаю установить нормы содержания животных в городских квартирах. А именно: не более одного питомца на семью. Одного кота для счастья вполне достаточно, поверьте моему опыту, – Наташе пришло в голову, что следует объяснить необходимость принятия такого закона, потому что парламентарии и журналисты начали перешёптываться между собой, и это слегка настораживало. – Понимаете, бывает так, что одинокие люди берут по пять, десять, двадцать, а то и тридцать кошек в квартиру, они уже не могут остановиться. При этом страдают не только ни в чём не повинные соседи, которые вынуждены терпеть специфический запах и несусветный шум, но и сами хозяева этих кошек. Ведь животных нужно кормить, за ними нужно убирать. Нагрузка становится непомерной. Уверяю вас, этот закон станет спасением для всех горожан.

Наташа оглядела беспокойный зал. Аплодировать явно никто не собирался. Где те весёлые, беззаботные, доброжелательные лица, которые она наблюдала в панорамном ресторане горнолыжного курорта «Альпы»? Вдруг она вспомнила ещё один эпизод со своего дня рождения. Наташа наклонилась к микрофону:

– Я надеюсь, господа, вы поддержите мою инициативу единогласно, – она сделала особое ударение на последнем слове, намекая на полученный от коллег купон. – Единогласно, словно я предъявила вам неопровержимый аргумент, дающий мне право на любую реформу.

– Спасибо, Наталья Ильинична, мы вас поняли, – после секундной заминки ответил ей голос Шаховского сверху. – Что ж, коллеги, проголосуем?

– Максим, вам слово!

– Да, Галина, сегодня в Законодательном собрании Петербурга творилось нечто странное. Все депутаты, к которым мы обращались за комментариями по поводу предложенного хозяйкой Ваучера закона, оценили его крайне негативно. Звучали выражения «непродуманный план», «покусилась на святое», «пилит сук, на котором сидит» и даже «вероятность народного бунта». Лидер партии «Плевать на всех» Захар Помидоркин в грубой форме выразил своё мнение об умственных способностях и порядочности людей, носящих фамилию «Бурбон». К сожалению, показать вам это интервью мы не можем, поскольку нарушим тем самым Закон о средствах массовой информации, не допускающий мата и националистических высказываний в эфире. Так или иначе, парламентарии настроены весьма отрицательно, и мы, журналисты, недоумеваем: как же так получилось, что закон о запрете двух и более животных в квартире был принят сегодня единогласно?!

Юрий Шаховской смотрел вечерний выпуск новостей по ТТВ в своём особняке на Крестовском. Ему и самому было не по себе от произошедшего сегодня в Законодательном собрании.

Он плеснул ещё немного арманьяка в похожий на полураскрывшийся тюльпан бокал, выключил плазму, обрамлённую пятнадцатисантиметровым золотым багетом для картин, и опустился в кресло-качалку напротив широкого камина. Наблюдая за игрой пламени и легонько покачиваясь взад-вперёд, Шаховской слушал умиротворяющее поскрипывание любимого кресла и анализировал создавшееся положение.

Первая Наташина инициатива, закон о похудении, был, по сути, одним большим розыгрышем, фейком, поэтому о нём он не беспокоился.

Второй залп хозяйка Ваучера произвела из тяжёлой артиллерии. После принятия закона об ужесточении правил расторжения брака к спикеру на приём начали приходить недовольные избиратели. Он мог их понять. Представив на секунду, что он до сих пор женат, Шаховской вздрогнул и сделал солидный глоток арманьяка. Отдав бывшей супруге квартиру в центре Лондона, он считал, что ещё легко отделался.

Наташин закон о наказании воспитателей ему лично понравился. Он тоже считал, что гувернантки и няньки не должны лезть в вопросы воспитания детей. По крайней мере, его прислуга таких вольностей себе не позволяла, своего сына и дочь он вырастил так, как считал нужным. Однако спикер не мог не понимать, что каждое движение властей в сторону сокращения выплат бюджетникам ведёт к социальному взрыву. Детсадовских воспитателей в Петербурге, может, и не так много. Но следом за ними уже начали возмущаться учителя и врачи, опасаясь, что следующей мишенью депутатов станут они.

Запрет на содержание нескольких кошек в квартире Шаховской, любитель идеального порядка, тоже поддерживал всеми фибрами своей перфекционистской души. Он был бы не против и полного запрета домашних животных. По его мнению, от них не было никакой пользы – одна только грязь, шерсть и ненужная ответственность. Но он прекрасно знал, что подавляющее большинство петербуржцев с ним не согласятся.

Шаховской привстал, подбросил несколько чистых, безупречно ровных, одинаковых берёзовых поленьев в огонь. Для приятного аромата добавил несколько толстых вишнёвых веток, доставленных по спецзаказу из Японии. Арманьяк подходил к концу, нужно сказать экономке, пусть распорядится о закупке новой партии в Гаскони.

Он вновь сел в кресло, запахнул полы тёмно-зелёного шёлкового халата. Шлафрок спикер носил так же, как и его предки – поверх домашних брюк и рубашки, из-под ворота которой выглядывал красиво повязанный тёмно-зелёный платок.

Да, правильно Андрей Лисенко выразился тогда, на горнолыжном курорте, когда зашла речь о предыдущем проекте Огненного Лиса: кошатники – это целая армия, и с ней надо считаться. Лишите кошатников автомобилей, премий, поездок за границу, интернета, даже продуктов – но не лишайте их четвероногих друзей. Иначе неизбежна катастрофа.

Шаховской искренне не хотел быть капитаном, ведущим свой корабль на рифы. Но Наташа очень вовремя козырнула своим «Купоном на единогласие». А кулуарные договорённости для депутатов, разумеется, всегда были важнее здравого смысла. Это традиция всех созывов, и шестой – не исключение, что бы ни говорили наивные журналисты.

Он представил, что ждёт Законодательное собрание дальше. И достал мобильный телефон. Пора действовать. Немедленно.

Андрей Лисенко не отвечал. Тогда Шаховской решил напрямую набрать номер руководителя креативной группы, того самого «ураганного парня», которого очень рекомендовал политтехнолог. Как же его зовут? Точно, Пётр.

– Алло? – ответил мелодичный женский голос. На парня, пусть даже и не самого «ураганного», не очень-то похоже.

– Простите за поздний звонок, я бы хотел поговорить с Петром, – начал Шаховской после недолгого колебания, поправив золотые очки. – Телефон мне дал Андрей Лисенко.

– Андрей Лисенко? Да-да, конечно, мы работали с ним на избирательной кампании Ваучера. Вы знаете, Пётр сейчас не занимается новыми проектами, вы можете по всем вопросам обращаться ко мне. Меня зовут Каролина, и я выполню любое ваше желание.

Владлен Романов, губернатор Санкт-Петербурга, с некоторой опаской смотрел на творение рук своих, сидящее перед ним на дубовом стуле в его резиденции под Зеленогорском. Сверхсекретный проект городской администрации под названием «Оппозиционер Евграф Дементьевич Миловидный» и лозунгом «Если не можешь подавить восстание – возглавь его, и оно захлебнётся под твоим началом» был близок к завершению. Большинство целей были достигнуты за рекордный срок в несколько месяцев.

Евграф Дементьевич Миловидный, в миру Евгений Дмитриевич Мылов, одетый сегодня в ничем не примечательный серенький костюмчик с серенькой же рубашечкой и таким же галстуком, с прилизанными светлыми волосами, ждал дальнейших инструкций от своего патрона. В этом типичном чиновнике средней руки никто сейчас не узнал бы дерзкого оппозиционера, отчаянно кричавшего на площади в мегафон «Не простим бюрократов!», пока его не повязали омоновцы.

– Слушай, Жека, – обращаясь к «Евграфу», произнёс губернатор, – ну, ты нереально крут.

Владлену Романову было никак не больше тридцати пяти. Заседания правительства он открывал незамысловатым «Здорово, пацаны», пришедших к нему на приём глав холдингов называл «старички», а одевался в стиле Элвиса Пресли: яркие расцветки и вызывающие фасоны. Сегодня его домашний костюм состоял из сиреневой рубахи, расстёгнутой до середины безволосой груди, розовых облегающих брюк и лиловых мокасин.

– Спасибо, Владлен Витальевич, всё и правда получилось лучше, чем мы ожидали, – церемонно наклонил голову «Евграф».

– Ну чего, дружище, коротко пробежимся по итогам? – Владлен ввёл пароль в смартфон и открыл в нём приложение «Заметки». – Давай прямо с самого начала, отмотаем на пару лет назад. Итак, первый этап: популярность среди молодёжи завоевали? Завоевали. Спасибо интернету, – он поставил «галочку». – Дальше: сочувствие к тебе вызвали? Вызвали. Посадили тебя в КПЗ на пару суток и вызвали. Звезду оппозиции из тебя сделали? Сделали. Подкинули тебе парочку жареных фактов о тех, кем я и так был недоволен, и пожалуйста, ты в почёте и уважухе как главный антибюрократ года, – ещё несколько «галочек» заняли свои места. – Теперь второй этап: в ЗАКС мы тебя протолкнули? Ещё как, со свистом. Спасибо Андрюхе Лисенко.

– Кстати, давно хотел вам сказать, что ваш звонок его отцу, министру, очень помог, правильное решение, – вставил «Евграф». – Думаю, если бы не просьба отца, Лисенко бы не взялся за наш скромный проект, не тот масштаб.

– Жека, Жека, старичок, я же знаю, что делаю, – снисходительно ответил губернатор, пролистывая заметки в телефоне. – Думаешь, я бы без одобрения сверху вообще что-нибудь начал бы? Так, что у нас там ещё? В ЗАКСе вы с котярой отлично развернулись, прямо в тандеме работали. Он оттягивал на себя прессу, а ты по-тихому принимал нужные нам законы. Всё протолкнул или ещё что-то осталось?

– Последний проект остался – о запрете американских облачных хранилищ.

– А-а, это о том, что всю информацию петербуржцы обязаны хранить на серверах, зарегистрированных исключительно на территории нашей страны?

– Совершенно верно, Владлен Витальевич, – уважительно склонил прилизанную голову «Евграф».

В дверь с визгом влетела китайская хохлатая, которую Владлен не признавал за собаку, но вынужден был терпеть из-за жены. Ошибка природы стала вертеться у его ног, просясь на улицу.

– Да сейчас пойдём, блин, достала, – проворчал Владлен, поднимая трясущееся создание на руки, и спросил «Евграфа»: – Народ к тебе на приём приходит? Что говорят?

– Всё по плану. Жалуются на Ваучера. Полное разочарование в нашей партии и в оппозиции в целом. Мы тут провели небольшой опрос. Те, кто за нас голосовал на выборах, теперь отдали бы свои голоса за «Хозяев жизни», «Силу народную» или «Плевать на всех», примерно поровну.

– Потрясно, – удовлетворённо откинулся на спинку стула губернатор. – И года не прошло! Ну что, Жека, тогда увидимся с тобой на моём ежегодном отчёте в парламенте через пару недель? – Владлен откашлялся и, незаметно скрестив пальцы (сейчас главное – не потерять контроль над ситуацией), уточнил: – Договорённость по поводу твоей будущей должности в силе?

Собака начала подвывать тоненьким голосом.

– Знаете, Владлен Витальевич, – с неприятной, самоуверенной интонацией отозвался «Евграф». – Я хотел бы получить нечто большее, чем просто кресло советника губернатора. Думаете, это так уж приятно – сидеть в камере предварительного заключения? Думаете, это так уж просто – взять в аренду трёхлетнего ребёнка на антикоррупционный митинг? Я же не виноват, что все мои дети уже выросли, а вам для картинки нужна была маленькая девочка у меня на плечах! «Без ребёнка драматизм не тот», видите ли! Я пошёл и договорился, а потом ещё разбирался с матерью ребёнка, которая была очень недовольна поведением бойцов ОМОНа. И я уже не говорю про необходимость постоянного общения с дурацким котом-депутатом и его хозяйкой!

– Ой, знал бы ты, старичок, с кем мне приходится общаться! Ну ладно, чего тебе надо?

– Согласен принять должность председателя Комитета по строительству, – в ту же секунду отреагировал «Евграф».

– Ну, знаешь ли, мой милый!

– Это в ваших же интересах, Владлен Витальевич, – голубые глаза «Евграфа» потемнели до сине-чёрных.

– Блин, ну ладно, уговорил, – включил задний ход губернатор. – Всё, а теперь иди, мне еще с Си Цзиньпишкой гулять, а то жена убьёт.