– Ватсон! А вот и вы, – воскликнул Холмс, как будто его старый друг только что вернулся, проведя вечер в клубе. – Чёрные казарки вернулись и едят морскую траву. На данный момент там только самцы и молодые самки. Матери с птенцами прилетят следом. Боюсь, почти всех ласточек мы потеряли. А вот сапсанов всё больше и больше с каждым днём. Вы знали, что ястребы-перепелятники с возрастом меняют цвет с жёлтого на оранжевый и – в старости – тёмно-красный? И поглядите, поглядите на это. Серая, пёстрая и малая мухоловки. Четыре разновидности славок – камышовка-барсучонок, пеночка-трещотка, садовая славка и дымчатая пеночка, – водяной пастушок…

– Холмс, – устало проговорил Ватсон. – Могу ли я присесть, пока вы не назвали каждую птицу на этом острове?

Ватсону понадобилось около двух недель, чтобы справиться с недугом, который овладел им после смерти Кэрдью. Это, как и погружение в ледяную воду, не прошло даром. Если бы не заботливый уход миссис Грегсон, он мог бы не выкарабкаться.

– Конечно-конечно, дорогой мой друг. Поставьте ваш чемодан. У меня тут где-то есть немного бренди. Вы в порядке? Выглядите весьма измождённым.

Ватсон без сил опустился в кресло, которое Холмс очистил от бумаг, и окинул комнату взглядом. Холмсу выделили один из сигнальных коттеджей, построенных в наполеоновские времена как часть цепи, идущей по всему южному берегу Англии. Это было аккуратное белое, деревянное одноэтажное строение, в настоящее время лишённое флагштоков. Холмс покрыл стены маленькой жилой комнаты таблицами, в которых содержались записи его наблюдений за птицами. Тут и там виднелось несколько достаточно хороших акварельных изображений некоторых птиц, включая отлично нарисованного зимородка.

Потом Ватсон обратил всё внимание на своего бывшего коллегу, и увиденное причинило ему боль. Холмса и впрямь разнесло, и домашний жакет на нём был туго натянут. Его круглое как луна лицо было бледным, под глазами залегли большие мешки. Тощий как жердь сгусток нервозной энергии, которого когда-то так хорошо запечатлел Соломон, исчез. Человек перед ним был болен – любой бы это увидел. Так почему же он, доктор, не заметил? Потому что пренебрёг визитом. Преступная небрежность со стороны того, кто называл себя другом Шерлока Холмса.

«У вас были свои проблемы, Ватсон: ночные кошмары, ужасные звуки и запахи, которые вас преследовали, помните?»

– Простите, Холмс, что вы сказали?

Холмс растерялся:

– Я ничего не говорил, Ватсон.

Выходит, призрачный голос всегда был всего лишь игрой его воображения, простым чревовещанием. Это был не глас рассудка, но психологическое утешение. Что ж, он отлично послужил майору. Теперь перед ним был подлинный человек, которому нужно было вернуть былое величие, хотя бы в той степени, в какой получится.

– У вас есть чайник, Холмс?

– Чайник? – Холмс посмотрел на таблицы на стене, думая, что Ватсон говорит о птицах. – Чайник?

– Для чая.

– Ах да. Чайник. Ну конечно.

– Можете его поставить на огонь?

Холмс выскользнул в маленькую кухню, и Ватсон услышал, как он возится с печью, открывая и закрывая чугунные дверцы.

– Потухла, – крикнул Холмс. – Я сейчас.

Ватсон вздохнул. Пройдёт немного времени, прежде чем он получит достаточно горячей воды, чтобы напоить Холмса привезённым «говяжьим чаем».

– Вы взялись за рисование?

Голова Холмса выглянула из дверного проёма:

– Нет-нет. Их сделала мисс Дин. Довольно хороши, не так ли?

– Мисс Дин?

– Она тоже занимается орнитологией. Мы повстречались среди зарослей критмума.

– Местная?

– Боже упаси, нет. Нам не разрешается всерьёз общаться с ними. Да и вообще, их на острове осталось человек тридцать, просто чтобы фермы не захирели. Нет, её, как и меня, низвергли в эту яму. – Он понизил голос, указывая на листы бумаги, пришпиленные к стенам: – Знаю, Ватсон, это выглядит странно, однако птицы оберегают меня от бездны.

От этой фразы по усталому телу Ватсона пробежал холодок. Он посмотрел на своего старого друга, увидел тревогу в его глазах. Должно быть, последние месяцы Холмса одолевали провалы в памяти и растерянность. Несомненно, он считал, что находится на грани слабоумия.

– Мой старый друг, если удача на нашей стороне, то никакая бездна вас не дожидается, – сказал Ватсон и закрыл глаза.

Майор был измотан, после того как больше часа его усиленно допрашивал Монтгомери, разъярённый из-за того, что миссис Грегсон – которую Монтгомери знал по её предыдущему пребыванию на Фаулнисе – предположительно бросилась за борт и исчезла в тумане. Это было пятно на его послужном списке, ему нужно было кого-то обвинить, и Ватсон со шкипером подходили для этого как нельзя лучше. Монтгомери выслал поисковые отряды, которые могли бы обнаружить её следы. Впрочем, Ватсон знал, что её не найдут.

– Она ожидает всех нас, – мрачно проговорил Холмс.

– Злокачественное малокровие, – сказал Ватсон.

– Это ещё что такое?

– Вы не безумны, Холмс, – сказал Ватсон, заставив себя открыть глаза. – Я считаю, у вас злокачественное малокровие. По крайней мере, как только сможем поместить вас в госпиталь, мы проверим мой диагноз.

Прибавка в весе, бледность кожи, растерянность. Всё указывало на агрессивную форму злокачественного малокровия. Холмс нахмурился:

– Разве это не фатально?

– В некоторых случаях – да. Но исследование шведских учёных показало, что симптомы можно обратить при помощи диеты.

– Диеты? Это каким же образом?

Ватсон наклонился и открыл свой чемодан. Вытащил оттуда две банки «говяжьего чая» и большой, перевязанный бечёвкой пакет из «Осборнс». Он уже чувствовал, что содержимое пакета источало сильный железистый запах животной крови.

– Холмс, я очень надеюсь, что вам по-прежнему нравится слабо прожаренная печень.

На несколько сладостных минут Ватсон ощутил, как время откатилось назад на двадцать, тридцать лет. С двумя креслами, придвинутыми к чугунной печке, обогревавшей коттедж, кружками «говяжьего чая» для каждого, трубкой для Холмса и сигаретой для Ватсона, майор чувствовал ту же успокоительную теплоту близкой дружбы, что отмечала время, проведённое им на Бейкер-стрит. Холмс тоже казался довольным, его глаза были полузакрыты, на губах блуждала улыбка, как будто он расслабился и о чём-то замечтался.

– Расскажите мне, что с вами приключилось, Ватсон, – негромко проговорил он. – Не упускайте ни одной детали. Что вас сюда привело?

– Вы. Я намереваюсь дать вам немного своей крови.

Тихий смех.

– Это очень щедро с вашей стороны, Ватсон.

– Я универсальный донор. Это не совершит чудес, но удержит вас от той бездны, о которой вы упомянули.

Холмс сморщил лоб:

– По правде говоря, это скорее чёрный туман. У вас с собой есть необходимое оборудование? Для этого… переливания?

– Да, – сказал Ватсон, слегка застигнутый врасплох. – Вы не попытаетесь меня переубедить?

– Как и в случае с прекрасным полом, медицинские вопросы – ваша сфера, Ватсон.

Майор вспомнил о том, сколько раз им доводилось спорить из-за употребления Холмсом кокаина и дней без еды, когда он был весь во власти особенно досаждающего дела, и о том, как редко ему случалось побеждать в этих спорах с детективом. Этот человек выглядел изменившимся, по крайней мере в настоящий момент. Что ж, Ватсон решил ухватиться за эту новообретённую уступчивость.

– Это лишь начало, Холмс, – предупредил он. – Я должен вывезти вас с острова и отправить в госпиталь, чтобы провести анализы.

– Я слышал, Монтгомери отпустил с острова только одного человека. Женщину. Для этого понадобилось влияние самого мистера Уинстона Черчилля.

– Знаю, Холмс. Это была миссис Грегсон, и у Уинстона были собственные причины, чтобы её забрать.

– Мы можем передать ему весточку?

– Черчилль занят расследованием по Галлиполи. Он не удостоит нас своим вниманием. Поэтому, пока мы беседуем, миссис Грегсон организует наш побег.

Холмс широко распахнул глаза:

– Ваша миссис Грегсон? Из дела де Грифона?

– Да, она та женщина, которую Черчилль забрал с Фаулниса, – на то у него были свои причины, разумеется. Это довольно длинная история, Холмс.

– Лучшие из них всегда таковы. – Холмс наклонился вперёд и, немного попыхтев, бросил в печку ещё одно полено. – И мы ведь никуда не собираемся пока что, верно?

И потому на протяжении следующего часа Ватсон объяснил Холмсу всё, что случилось – от того, как его перехватили Койл и Гибсон, включая разоблачение Кэрдью, до того, как миссис Грегсон разыскала на борту «Короля Бёрнхэма» местечко, чтобы спрятаться, в то время как Ватсон настойчиво твердил капитану, что она предпочла прыгнуть за борт, а не возвращаться на Фаулнис. Он надеялся, что к этому моменту она уже сумела проскользнуть на берег, на большую землю. Холмс несколько раз просил его повторить ту или иную часть, словно не вполне её понял.

– Итак, вы вызвались добровольцем, чтобы отправиться сюда и быть со мной, а не остались в Элведене? – наконец спросил он.

– Да, как только выздоровел. Думаю, они были рады избавиться от меня.

– А эти «танки», где они теперь?

– По пути во Францию.

– В больших количествах?

– Боюсь, нет. Их не так много, как хотелось бы молодому Кэрдью.

Холмс ничего не сказал – просто откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– А эти токсические испарения, – проговорил он в конце концов. – Вы не выяснили, как этот инженер мог их создать?

– Нет. Суинтон настоял на том, чтобы сохранить закодированную формулу в качестве улики на случай расследования. Он не сумел её расшифровать.

– Жаль. Что вы её не привезли, я хотел сказать.

Холмс, конечно, мог бы добиться больших успехов с шифром.

– Безусловно. Конечно, мне следовало сделать копию. Но я заподозрил, что вещество каким-то образом связано со спорыньёй…

– Спорынья? Чтобы извлечь активное вещество, понадобился бы человек с продвинутыми познаниями в области химии. Кэрдью ими обладал?

– Понятия не имею, Холмс. – Ватсон ощутил, как подступает ещё одно знакомое чувство – не удовлетворённости, но трепета. Он чувствовал, как Холмс тащит его туда, где земля уходит из-под ног и исчезает вся уверенность. Он попытался не сорваться, но изнеможение взяло над ним верх. – В чём дело, Холмс?

– Левасс. Не слишком уж обычное имя.

– Возможно, не для Франции.

Холмс ткнул в сторону Ватсона мундштуком трубки:

– Вы знаете про Ла Буша? Стервятника? Знаменитый французский пират. Настоящее имя – Левассёр. Считается, что он послужил одним из источников вдохновения для романа «Остров сокровищ». Семья отреклась от него, в особенности после того, как его повесили за пиратство, и сократила фамилию до Левасс.

– Захватывающе, – сказал Ватсон с бо́льшим сарказмом, чем намеревался.

– Так и есть. Потому что некто Жан-Поль Левасс стал в начале девятнадцатого века одним из лучших парфюмеров Парижа. Его сын расширил дело, занявшись фармацевтикой и химикалиями. И внук по-прежнему заправляет компанией, полагаю.

– Полковник Левасс? – Ватсон ощутил пустоту в желудке. Разве француз не упоминал что-то о каперском прошлом своей семьи? – Так это всё-таки был не Кэрдью?

– Я такого не говорил. Но, возможно, у этих двоих была общая цель – задержать отправку супероружия, пока его шансы на успех не возрастут. Должен заметить, этой мысли я в некоторой степени симпатизирую. Хотя не их методам, разумеется.

– Разумеется. – Ватсон на самом деле не очень-то прислушивался к словам, он прокручивал в уме воспоминания. Тела в леднике. Чтобы вытащить их из гробов, понадобился бы не один человек. В тот раз он об этом подумал. Но, когда с Кэрдью сорвали маску, Ватсон быстро запихнул этот неудобный факт куда-то в дальний угол. – Так вы думаете…

– Я всего лишь хочу сказать, что среди людей, описанных вами, был один человек, чей опыт позволял создать такой дьявольский психомиметик. Левасс известен из-за своих экспедиций в Центральную и Южную Америку, целью которых был поиск новых лекарств. Вы наверняка читали его воспоминания о времени в джунглях? «La recherche de Dieu l’usine»?

Ватсон не читал и не слышал о чём-то подобном.

– Левасс упоминал о Мексике, если мне не изменяет память, – рассеянно проговорил он. – Во время первого ужина.

– Возможно, тогда он и напоролся на semillas de la Virgen.

Майор обладал зачаточными познаниями в испанском, но сумел перевести:

– Семена Девы Марии?

– Мощный галлюциноген, который используют в религиозных церемониях. Он содержится в одной из разновидностей ипомеи. И вы упомянули светобоязнь? В Мексике повсеместно выращивают ещё и дурман. Галлюциноген, который вызывает помешательство и – в качестве побочного эффекта – сильную светобоязнь.

– Что ж, у Хичкока она точно была.

– Он также вызывает быстрый посмертный некроз конечностей. Который, если я не ошибаюсь, можно перепутать с гангреной. – Холмс приподнял бровь.

– Правда? – уныло спросил Ватсон, чувствуя себя школьником, которому читали нотации.

– Но любой опытный токсиколог, который не даром ест свой хлеб, понял бы, в чём дело. В конце концов, это упоминается в «Toxicologie générale» Матьё Орфилы. Будучи испанцем, Орфила много путешествовал по Центральной Америке. Берусь утверждать, что от тел избавились именно по этой причине. Методология и некроз указали бы на Мексику или окрестности.

– Разве убийца не знал об этом с самого начала? О том, что останутся красноречивые следы?

– А-а. Вы забываете знаменитую максиму фон Гогенгейма.

Ватсону, застигнутому врасплох, пришлось поломать голову:

– Sola dosis facit venenum?

– Отлично, Ватсон, отлично. Доза определяет яд, или «Alle Dinge sind Gift und nichts ist ohne Gift; allein die Dosis macht, dass ein Ding kein Gift ist».

Теперь он рисовался. Холмс, как понял Ватсон, получал удовольствие. Этой самой вещи ему явно не хватало на протяжении последних недель и месяцев: публики. Ему становилось лучше с каждой секундой.

– Всё есть яд, и ничто не лишено ядовитости, – медленно перевёл Ватсон. – Только доза определяет яд.

– Да. Возможно, Ватсон, налицо убийство по неосторожности. Вероятно, он собирался просто вывести экипаж танка из строя, но не рассчитал токсический эффект паров. Контролировать дозу газа дьявольски трудно.

Хотя Ватсон чувствовал себя одновременно раздражённым и униженным, он не смог удержаться от того, чтобы взглянуть на друга с обновлённым восхищением: даже затуманенный разум Холмса превосходил его собственный.

– Выходит, я был лишь наполовину прав, – сказан он угрюмо. – Это были Кэрдью и Левасс, работавшие бок о бок.

– Ах, но ведь без меня у вас была только половина обычных ресурсов, – сказал Холмс, слабо улыбнувшись. – И вы хорошо справились. Пятьдесят процентов – лучше, чем ничего. – В его глазах заплясали искорки. – Хотя, как вы знаете, я раньше предпочитал семипроце…

– И тем не менее, – быстро проговорил Ватсон, не желая, чтобы ему напоминали о предпочтениях Холмса касательно кокаина, – но мы должны предупредить Тяжёлое подразделение о Левассе. У них в гнезде особенно злобный кукушонок.

– Это уж точно. Но связи с большой землёй нет, Ватсон. Никаких телефонов. Только радиопередатчик, и контролирует его Монтгомери.

Ватсон решительно сжал кулаки:

– Если от миссис Грегсон не придёт весточка о том, что у неё получилось с Черчиллем, придётся нам добраться до этого передатчика, Холмс.

– Что? Всему своё время, дружище, всему своё время. Поедим?

Ватсон почувствовал, что Холмс снова его покинул, животный инстинкт подавил интеллект детектива. Он был голоден.

В этот момент раздался громкий стук в дверь.

– А, это мисс Дин, – сказал Холмс с широкой улыбкой. – Вы её не впустите?