Книга: Пусть мертвецы подождут
Назад: Шестнадцать
Дальше: Часть третья 16–19 августа 1916 года

Семнадцать

Койл приложил палец к губам и вытащил пистолет из кармана. Пошёл задом наперёд, поворачиваясь на ходу, так что в конечном итоге оказался лицом к входной двери, небрежно держа пистолет в опущенной руке. Снова прислушался, хмурясь и пытаясь разобрать самые тихие звуки.
Ватсон раньше Койла заметил смутную тень, которая мелькнула за стеклом слева от входа.
– Окно! – крикнул майор.
От грохота Ватсон вжался в кресло, и у него зазвенело в ушах. Одна из панелей разлетелась на части, но по сравнению со звуком выстрела «Смит-и-Вессона» казалось, что осколки посыпались бесшумно.
Койл был уже за дверью, бросившись туда, как подумал Ватсон, с безрассудной импульсивностью. Майор выбрался из кресла и отправился следом за ирландцем.
В угасающем свете дня бежали две фигуры – Койл мчался за чужаком вверх по склону, в сторону от коттеджа, туда, где Холмс держал своих пчёл. Койл нагонял незнакомца, и Ватсон увидел, как он бросил пистолет и принялся работать руками, пока не оказался достаточно близко, чтобы броситься на спину другому человеку. Оба упали и покатились кубарем, точно восьминогий ёж, а потом Койл вскочил и поволок второго мужчину за собой.
Только вот это не был мужчина. Даже с большого расстояния Ватсон видел, что ирландец наполовину толкает, наполовину тащит вниз по склону мальчишку, приостановившись лишь для того, чтобы подобрать свой пистолет.
– Я мог бы отстрелить твою проклятую башку, – раздался его голос, когда они оказались в пределах слышимости. – Ну ты и дурачок.
Долговязый юнец на ходу размахивал руками точно ветряная мельница, боясь потерять равновесие от того, как Койл толкал его вперёд.
– Простите. Я оставил мистеру Холмсу записку на двери и увидел, что её нет. Я решил, что он вернулся. Я за него беспокоился.
Ватсон вытащил из кармана записку, покрытую разводами от дождя, и раскрыл. Его взгляд метнулся к подписи: «Берт».
Это был Герберт «Берт» Картрайт, юноша, который помог Холмсу разрешить загадку де Грифонов всего полгода назад, а также помог установить личность человека, который убивал соратников Ватсона в траншеях. Ватсон никогда не встречался с Бертом, но Холмс не уставал хвалить парнишку.
– Отпустите его, Койл, – сказал Ватсон. – Он друг – не враг.
– Друг, едва не ставший мёртвым, – ответил Койл, качая головой и ослабляя хватку.
Ватсон заметил, что ирландец выглядит немного потрясённым, но не понял, чем именно: тем ли, что едва не застрелил молодого человека, или тем, как импульсивно повёл себя.
– Простите. – Голос парнишки дрожал, и сам он сильно побледнел, но изо всех сил старался вести себя храбро.
– Воды не хочешь, Берт?
На миг Берт удивился, откуда этот человек знает его имя.
– Доктор Ватсон? Это вы, сэр? – спросил он, одёргивая пиджак. Его голосу была свойственна неестественная переменчивость, как у всех подростков, и посреди фразы голосовой регистр внезапно менялся.
– Я им был. Теперь я майор. Так ты и впрямь Берт?
Паренёк кивнул со щенячьим видом.
– Мы не встречались, сэр, но я вас однажды видел. Там, на холмах. Вы спорили с мистером Холмсом. Я тогда был совсем мальчишкой.
Ватсон припомнил этот инцидент – и мальчика с воздушным змеем, который за ними наблюдал. Целых два года прошло. Для Берта это была целая жизнь.
– Итак, когда же уехал мистер Холмс? – спросил Койл, пока они шли по тропинке к коттеджу.
– Я должен был прийти и помочь ему вырезать статьи из газет. Он становится очень…
– Забывчивым? – подсказал Ватсон.
– Да. И неловким, сэр.
– Неловким? – В голове Ватсона прозвенел тревожный звоночек. Холмс, мастер японского рукопашного боя, боксёр и фехтовальщик, обладал многими качествами, но неловкость не была одним из них. Вообще-то его бесцветные пальцы всегда двигались с невероятной изящностью. – А его поведение? Он вёл себя как обычно?
– Не совсем. Я бы сказал, он капризничал. Сильнее обычного, в любом случае.
Ватсон положил руку мальчику на плечо и легонько сжал. Он хотел, чтобы Берт сосредоточился.
– Можешь описать, как он выглядел, когда вы встречались в последний раз?
Берт пожал плечами:
– Он был таким же, как всегда, по-моему.
– Уверен?
Мальчик потоптался на месте:
– Ну он немного прибавил в весе.
– Потолстел?
– Да.
Ватсон заметил признаки этого, когда в прошлый раз виделся с Холмсом. На исходе среднего возраста детектив, худой как жердь, начал поправляться – естественное свойство, приходящее с возрастом. Или так казалось доктору.
– Сильно?
Кивок.
– А его лицо? Как оно выглядело?
– Уставшим, – сказал Берт. – У него были тёмные круги под глазами. Я предложил принести ему немного тоника. Вроде того, который моя мать пьёт от нервов.
– Какой же ты молодец. – Ватсон почувствовал, как в нём впервые пробуждается стыд. «И ещё называешь себя доктором? Слишком много времени провёл среди солдат», – подумал он. – Холмс принял тоник?
Берт покачал головой:
– Когда я вернулся в субботу, его не было. Я оставил ему записку. То и дело проходил мимо, чтобы увидеть, не горит ли свет. И вот он загорелся. И записки не было. Но машину я не узнал и встревожился, что опять приехали они.
– Кто?
– Люди, которые, по словам мистера Холмса, изводили его просьбами помочь с войной.
– Ты знаешь, кто они такие? – спросил Ватсон.
– О да!
Солнце исчезало за горизонтом, небо темнело и делалось розовато-лиловым. Стайка летучих мышей начала свой хаотичный, дёрганый танец в погоне за вечерней пищей.
– Кем они были, малый? – спросил Койл.
Берт посмотрел на Ватсона и ответил:
– Они были от мистера Черчилля – так сказал мистер Холмс.
– Но тебе неизвестно, в чём дело? Зачем эти люди могли приехать?
– Нет. Но мистер Холмс сказал кое-что странное.
– Что именно, Берт? – спросил Ватсон.
– Он сказал… – Мальчик кашлянул и так точно передал речь Холмса, что, невзирая на серьёзность ситуации, Ватсон улыбнулся. – «Я однажды сказал моему старому другу доктору Ватсону, будто думаю, что приближается ветер с востока, Берт. Но я ошибся. Всё изменилось. Теперь ветер приближается с запада. И если то, что люди доводят до совершенства в своих сатанинских лесах всего в сотне миль отсюда, даст плоды, юный Берт, мир никогда больше не узнает покоя. Признаться, меня обрадует известие о том, что я не доживу до тех дней».

 

Ту ночь они провели в маленькой гостинице к северу от Льюиса. Ватсон убедил Берту сохранить в абсолютной тайне предмет их визита и исчезновение мистера Шерлока Холмса. Парнишка поклялся, что ни с кем другим не делился случившимся и нарушил молчание лишь потому, что встретил его, доктора Ватсона, компаньона, которому Холмс доверял.
Ватсон снабдил его деньгами для ремонта окна и контактными данными на случай, если понадобится помощь. Берт ещё не достиг призывного возраста, но, если война затянется, Ватсон не хотел, чтобы парнишка очутился среди шеренг пушечного мяса, которые у него на глазах бросали в грязь ничьей земли.
Они прибыли в Торрингтон-Армс прямо перед началом летней грозы. Их встретил землевладелец, который, если и помнил Ватсона по предыдущей встрече несколько лет назад, не подал виду. Но он пообещал им кровати на ночь и домашний пирог с бараниной или свежую форель. Если станет холоднее, можно будет разжечь камин.
Они с Койлом отправились по своим отдельным комнатам и договорились встретиться внизу за ужином. Ватсон получил возможность первым воспользоваться ванной комнатой в конце коридора и наполнил себе ванну, не пожалев соли «Дю Барри». У него всё болело с головы до пят, стареющее тело изнемогало от недавних испытаний, разум был в растерянности. Погиб хороший человек. Пропавшего коллегу держат бог знает где. Он знал, что не может надавить на Черчилля, а другого способа выведать правду о заточении Холмса не было. Надо было сыграть с Уинстоном в игру. Выложить на стол какой-то козырь. Итак, он должен решить загадку семи мертвецов и одного помешанного, чтобы спасти своего бедного, ослабевшего друга.
Окунувшись по самую шею, Ватсон приподнялся вытер руки и взял журнал, который ему дал Черчилль. Открыл на отмеченной странице и начал читать «Сухопутных броненосцев» Герберта Джорджа Уэллса. Хотя вокруг была горячая вода, доктор вздрогнул, словно кто-то приоткрыл дверь, и ледяной сквозняк коснулся его затылка. И постепенно, словно фотографическое изображение на бромосеребряной бумаге, которую окунули в проявляющий раствор, всё начало обретать чёткость.
Назад: Шестнадцать
Дальше: Часть третья 16–19 августа 1916 года