Глава 15
Исповедь без покаяния
Город Славногорск был довольно большим, но основная деловая и административная жизнь протекала на одном центральном проспекте и прилегающих улицах. Их, как всегда, расчистили от снега, навалив высоченные валы вдоль проезжей части. Из-за этого дороги значительно сузились, позволяя машинам ехать в два ряда в одном направлении, вместо обычных трех. За каждым промерзшим заиндевелым троллейбусом тянулась вереница легковых автомобилей, вынужденных тащиться со скоростью черепахи.
В одну из таких ловушек угодил «мерседес» прокурора Бужанова. Он жалел, что не приладил на крышу синюю мигалку, но не копаться же в багажнике. Обычно этим занимался водитель Митрофанов, чем-то напоминающий незабвенного Семена Семеныча из «Бриллиантовой руки». Без него Бужанов чувствовал себя каким-то неполноценным. Он не забыл, как водить машину, но делал это не автоматически, а напрягаясь всякий раз, когда требовалось повернуть, притормозить или прибавить скорость. Кроме того, Бужанов плохо представлял себе габариты своего «мерседеса», что лишало его возможности маневрировать. Вот почему он даже не пытался обогнать троллейбус, а покорно следовал за ним, дожидаясь своего поворота направо. Хотелось домой. Вернуться на рабочее место можно будет после сытного обеда и дневного сна на диване под газетой.
В заледеневшем заднем стекле троллейбуса кто-то продышал смотровые отверстия и выглядывал через них наружу. Бужанову представлялось, что это студенты и студентки, любующиеся его автомобилем. Наверняка им хочется такие же, и они мечтают, как окончат свои вузы, поступят на работу, сделают карьеру и разбогатеют. Наивные юнцы! Только служа верой и правдой своему государству, ты счастлив по-настоящему. Разве гордился бы Бужанов собой, будь он директором какого-нибудь дурацкого коммерческого банка или президентом компании? Нет, по натуре своей он был настоящим государственником, приверженцем сильной, несгибаемой вертикали власти.
При мысли об этом Бужанов почувствовал такое воодушевление, что решился таки пойти на обгон, чтобы скорее приехать домой. Там его ждала пятая по счету и самая молодая жена, Милочка, мастерица оральной любви и прирожденная исполнительница стриптиза. Словосочетание «вертикаль власти» вызывало у нее блудливую улыбку, и Бужанов никак не мог привить ей серьезное отношение к государственным институтам, как ни старался. Зато в обществе Милочки он чувствовал себя молодым и сильным. Гормоны так и играли в его крови.
Эта вспышка оживления закончилась довольно скоро, когда, втиснувшись в левый ряд, Бужанов был вынужден затормозить на светофоре, а в следующую секунду ощутил толчок и одновременно с этим услышал характерный глухой удар. Кто-то «поцеловал» его «мерина» в зад. Какой-то тупой лошара, попутавший рамсы. На кого он наехал, козел? На главного прокурора области?
Теперь главное было попридержать язык. По молодости лет, будучи еще рядовым следаком, Бужанов часто общался с братками и перенял у них много вредных привычек. Впрочем, то были лихие девяностые, когда в прокуратуре и в милиции все разговаривали, как на воровской малине. Но те времена давно прошли. Теперь было принято выяснять отношения в сухой, официальной манере.
Сделав три глубоких вдоха и выдоха, Бужанов досчитал до десяти и выбрался из автомобиля. Его «мерседес» и «ауди» виновника ДТП были заблокированы десятками других машин и, в свою очередь, мешали проезду. Самые нетерпеливые водители уже начали нажимать на клаксоны. Прохожие остановились на тротуаре, вытягивая шеи, чтобы оценить ущерб, понесенный владельцами иномарок, и насладиться мыслью о том, что у них самих нет машин, но зато они и не несут столь неожиданных и ощутимых расходов.
Однако Бужанов не видел никого, кроме водителя «ауди». Это был довольно высокий крепкий мужчина спортивного (как принято писать в протоколах) телосложения. Взгляд уверенный, на голове светлый «ежик», лицо бледное, а шея почему-то загорелая. Увидев ее в просвете между свитером и воротником распахнутой куртки, Бужанов чуть было не вспомнил нечто важное, но не успел. Голос незнакомца моментально вывел его из себя. Прокурора буквально затрясло, когда он услышал:
– Ну ты, чмо! Сюда подошел, живо! Зацени свои расходы на ближайшие пять лет. Ты мне тачку угробил. Это ты всем так задницу подставляешь?
У Бужанова в глазах потемнело от такой неслыханной наглости. Он, всесильный вершитель человеческих судеб, подвергся оскорблениям, как какая-то шестерка. Прокурор области, способный «закрыть» кого угодно, когда угодно и на сколько угодно, еще ни разу не сталкивался с подобной дерзостью. Привыкший казнить и миловать одним росчерком паркеровского пера, он решил, что поквитается с обидчиком на славу.
– Твоя фамилия? – хрипло спросил он, приближаясь. – Хотя не надо, я и так тебя найду. – Он бросил взгляд на номерной знак «ауди», потом посмотрел в глаза владельцу. – Остаток жизни ты проведешь у параши, говорун. Это я тебе гарантирую. Ты будешь до конца своих дней вспоминать этот миг. Но ничего изменить уже не сможешь. На время следствия я определю тебя в такую хату, где тебя…
– Заткнись, чмо! Ты кем себя возомнил, тля?
С этими словами незнакомец поднял руку и отвесил прокурору две пощечины. Вялые, нанесенные кончиками расслабленных пальцев, они окончательно вывели Бужанова из себя. Его ударили в присутствии свидетелей! Не пройдет и часа, как молва полетит по административным коридорам Славногорска: Бужанову по мордасам надавали, Бужанова приопустили, а он только зенками хлопал.
– Все, ты покойник! – взвизгнул он. – Сейчас я вызову ОМОН, и тебя так отбуцают, что…
Продолжения не последовало. Блондин вплотную приблизился к Бужанову, обхватив его за шею, а свободной рукой приставил пистолет к его животу. Расстегнутая куртка прикрывала оружие от взглядов посторонних.
– Глаза опусти, – сказал он. – Ствол видишь? Я Лунев, тот самый. Пикнешь – всажу в тебя пуль пять, никакая реанимация не спасет. Хочешь умереть или пожить еще немного?
– По… – пискнул Бужанов. – Пожить.
– Тогда в машину, – скомандовал Лунев. – Считать не буду ни до десяти, ни до трех. Замешкаешься – песец тебе. На воротник.
– А?
– В машину! Пошел!
Нет ничего проще, чем управлять ошарашенным и деморализованным противником. Бужанов, впервые за долгие годы осознавший, что его должность и чин ничего не значат, оказался самым заурядным трусоватым мужчиной средних лет, у которого в минуты опасности бурчит в животе и плохо пахнет изо рта. Когда Лунев помогал ему устроиться за рулем «ауди», он даже не пикнул, а зеваки ничего не успели понять. Наверное, они пришли к выводу, что участники дорожно-транспортного происшествия помирились и решили уладить недоразумение мирным путем, уединившись в машине одного из них, чтобы без помех обменяться телефонами или уладить финансовый вопрос. Кроме того, любопытных рядом было маловато, ведь на снегу не алела пролитая кровь, не дымились выплеснутые мозги, никто не корчился в предсмертной агонии. Все было буднично и очень знакомо. Свидетели проводили отъехавшую «ауди» равнодушными взглядами. Оживленными выглядели лишь два молодых человека, отметивших, что «мерседес», косо стоящий на дороге, остался открытым. Но это уже совсем другая история.
Что касается наших героев, то они уносились все дальше и от места аварии, и от центра Славногорска. Автомобилем управлял Бужанов, беспрекословно выполнявший инструкции Лунева. Он послушно поворачивал налево, направо, притормаживал, перестраивался, а сам никак не мог отделаться от ощущения, что едет куда-то со строгим инструктором, обучающим его вождению. Правда, у того инструктора, который принимал экзамен у Бужанова, не было пистолета. Последнее обстоятельство напрягало. Правая половина лица прокурора, обращенная к похитителю, онемела. Он боялся не просто выстрела, а именно пули, пущенной в голову с близкого расстояния. Бужанову неоднократно приходилось видеть последствия таких выстрелов. Салон «ауди» потом долго придется отмывать, но и то не факт, что где-нибудь не проступят потом пятна крови или мозгового вещества.
– Куда мы едем? – спросил Бужанов незнакомым для себя, подрагивающим, как бы блеющим голосом.
– Увидишь, – сказал Лунев.
Его тон казался усталым, преисполненным апатии. Бужанов подумал, что с ним можно договориться. Еще лучше – перехитрить. Вряд ли этот Андрей Лунев блещет интеллектом. Туповатый, грубый, ограниченный солдафон, умеющий лишь на спусковой крючок нажимать. Не питекантроп, но и не Сократ, не Сенека. С таким особо мудрить не надо.
– Вот что, – произнес Бужанов довольно бодрым, уверенным голосом, в котором почти не осталось блеющих ноток. – В «мерсе» у меня остались важные документы и солидная сумма в долларах. Деньги в конверте, под водительским сиденьем…
– Взятка? – скучно осведомился Лунев.
– Это к делу не относится.
– А что относится?.. Вот в этот проулок сворачивай. И прямо, прямо.
– Деньги вы берете себе, – сказал Бужанов, – а я прихвачу документы. Потом мы вернемся сюда, если хотите. Обещаю, я не стану пытаться бежать или привлекать к себе внимание.
– И поклясться можешь? – спросил Лунев.
«Клюнул! – восторжествовал Бужанов. – Сейчас мы повернем обратно, а возле моего “мерина” уже рота спецназа дежурит. Снайпер снимет этого мудака, и я свободен».
– Клянусь, – произнес он проникновенно.
– Ну-ка притормози.
Они остановились на краю какого-то пустынного парка, которого Бужанов никогда прежде не видел. Тишина, белизна, пустота. На трансформаторной будке слева виднелся непристойный рисунок, на котором были изображены ягодицы и мужской половой орган. Взглянув на него, Бужанов тоскливо подумал, что его хитрость, кажется, не сработала.
– Клянешься, значит? – уточнил Лунев.
– Клянусь, – повторил Бужанов, как будто его кто-то дернул за язык.
В следующую секунду ему почудилось, что Лунев все же выстрелил в него в упор. Когда в глазах и голове прояснилось, он понял, что это был удар пистолетом в челюсть. Во рту было солоно, язык цеплялся за надколотый зуб, когда Бужанов жалобно спросил:
– За что?
– Нужен какой-то особый повод? – спросил Лунев. – Ты с ними в доле, так?
– С кем?
– С Мягковой и теми, кто ее покрывает.
– Впервые слышу такую фамилию.
Новый удар высек из глаз Бужанова искры и слезы, а из головы – остатки тех упорядоченных, связных мыслей, с помощью которых выстраиваются логические цепочки, планы и прогнозы. Не осталось в прокурорском мозгу ни планов, ни прогнозов. Всепоглощающий страх и боль – вот что он испытывал, но гнездились они не в голове, а где-то еще. Черепная коробка была пуста, как консервная банка, вылизанная собакой. В таком состоянии было невозможно сосредоточиться, невозможно собрать волю в кулак, невозможно сохранять достоинство. После новых ударов – в ухо и висок – Бужанов услышал свой собственный голос, сбивчиво рассказывающий о благотворительном фонде «Энджелс Харт», о его владелице Ангелине Мягковой, о ее деловых связях с губернатором и начальником областного УВД.
– Но лично я никакого отношения к «Парусу» не имею, – брякнул Бужанов, радуясь, что его перестали избивать.
– Разве я спрашивал про «Парус»? – удивился Лунев. – Но раз ты сам заговорил про него, то продолжай. Быстрей, пока все зубы не вышиб.
Слишком быстро говорить не получалось – мешали поврежденные зубы, частично сломанные, частично повисшие на ниточках нервов. Тем не менее Бужанов постарался не испытывать терпение своего единственного слушателя. Да, до него, прокурора, доходили слухи о беззаконии, творимом над слепыми воспитанниками детского дома. Прямо сегодня он собирался начать расследование. Лунев, если хочет, может стать главным свидетелем. Бужанов во всем разберется. Он выведет негодяев на чистую воду и заставит их ответить по всей строгости закона…
– Твоя доля какая в этом бизнесе? – оборвал его Лунев.
– В бизнесе? В каком бизнесе? Ааа! ААА!!!
Бужанов задохнулся от ослепительной боли, когда пистолетный ствол вдавился в его промежность и провернулся там, отыскивая чувствительную мошонку.
– Сейчас выстрелю, – предупредил Лунев. – Без предупреждения.
– Доли у меня нет, – заплакал Бужанов. – Только разовые выплаты, когда какое-нибудь дело замять требуется.
– Как с гибелью Горелова?
– Да, помню. Охранник. Автокатастрофа… Послушайте, у меня в бумажнике есть банковская карта, «Мастеркард». На ней полно денег. Код карты… – Продиктовав цифры, Бужанов умоляюще посмотрел на своего мучителя слезящимися глазами. – Только отпустите меня. Я люблю детишек, поверьте. В жизни никого пальцем не тронул. А слепые… Господи, да у меня сердце кровью обливается!
– Не говори о сердце, понял? – произнес Лунев с таким выражением лица, что прокурор счел за благо прикусить и без того прикушенный язык. – Говори о своих преступлениях.
– Кроме взяток, ничего никогда не было. Клянусь Богом!
– Опять клянешься?
– Я хотел сказать, даю честное слово, – поспешил поправиться Бужанов.
– А скольких невинных людей ты за решетку упек? – спросил Лунев. – И сколько убийц и подонков гуляет на свободе по твоей милости? Они опять убивают, грабят, насилуют. Ты выдал им индульгенцию.
– Нет, я не выдавал им! Я ничего им не выдавал!
– Не знаешь, что такое индульгенция?
– Слышал где-то… Но…
– Ладно, – решил Лунев. – Тогда задам другой вопрос. – Он смотрел в лобовое стекло, но краем глаза неотрывно следил за пленником. – Сколько дохода приносит один ребенок, которого выпотрошили живодеры или отдали извращенцам? Мне нужны цифры. Назови их. Тогда я поверю в твое желание сотрудничать.
– Точно не знаю, – замялся Бужанов. – Никогда не интересовался. По-разному бывает, полагаю. Многое зависит от возраста и пола. Хотя, наверное, покупатели разные попадаются.
– И все же?
– Я же сказал: я не в бизнесе. Это их делишки. Меня они абсолютно не касаются.
– Значит, не хочешь сотрудничать, – заключил Лунев, поудобнее перехватывая пистолет.
– Погодите, погодите! – заторопился Бужанов.
Наконец-то он понял причину своего похищения. Похититель был банальным рэкетиром. Он хотел выяснить, какие суммы оборачиваются в «Энджелс Харт», чтобы наехать на Мягкову конкретно. При этом, разумеется, его интересовало, кто ее крышует и насколько серьезно. Если представить дело так, что Ангелина Эдуардовна сама по себе, то этот Лунев успокоится и займется ею вплотную.
– Мягкова однажды обмолвилась, что работает только с очень богатыми заказчиками, – начал Бужанов.
– Что это значит?
– Ну, они платят не только за товар, но и за конфиденциальность.
– Как много? – поторопил Лунев с ответом.
– Шестизначные суммы. Один богатый актер, помню, отвалил даже одиннадцать миллионов за костный мозг, печень и прочие радости. Это был рекордный показатель.
На последнем слове голос Бужанова упал до полушепота. Он вдруг осознал, что болтает лишнее. Если он не имеет своей доли в бизнесе, то откуда ему знать точные суммы? К счастью, этот Лунев ничего не заметил. Продолжал пялиться куда-то в пустоту с отрешенным видом.
Напасть на него? Отобрать пистолет? Ладони Бужанова сделались мокрыми и холодными, как лягушки, вытащенные из воды. Когда он рос в рабочем поселке, его, случалось, поколачивали за разные шалости, но тогда побои его не пугали. Боль он легче переносил, что ли? Однажды с таким бугаем на кулаках махался, что вспомнить страшно. И арматуриной по голове получал, было дело. А потом как ни в чем не бывало спешил на свидание с очередной девахой и сладко мучил ее до зари, не обращая внимания на синяки и шишки.
Что же случилось с Бужановым теперь? Разве он больше не мужчина?
Бужанов посмотрел на пистолет в руке Лунева и несколько раз провел потными ладонями по штанинам.
– Отпустите меня, – по-детски попросил он. – О похищении никто ничего не узнает. Слово прокурора.
Лунев хотел ответить, что слово прокурора в их стране ценится дешевле собачьего дерьма, но не стал тратить силы попусту. Вместо этого предложил:
– Пусть для начала женщину с девочкой отпустят где-нибудь за городом. Позвони своим опричникам. А мы подождем, пока они свяжутся со мной и скажут, что с ними все в порядке. Вот тогда займемся твоей персоной.
Колебания Бужанова продлились не дольше пяти секунд. После того как он переговорил с командиром группы захвата, возникла томительная пауза. Не торопясь нарушать молчание, Лунев долго смотрел в глаза пленнику, как будто решая его судьбу. Потом отобрал у него бумажник и предупредил:
– Если что-то напутал с кодом, то я тебя из-под земли достану.
– Код правильный, – торопливо сказал Бужанов.
– Повтори.
Цифры были названы те же самые, без запинки.
– Значит, готов сотрудничать, – констатировал Лунев.
– Худой мир лучше доброй ссоры.
Прокурор хотел улыбнуться, но только скривился: все-таки зубы были попорчены, да и нижняя челюсть пострадала.
– Взятки часто берешь? – спросил Лунев. – Давай, выкладывай, не стесняйся, здесь все свои.
«Какой ты свой? – подумал Бужанов с ненавистью. – Отморозок хренов. На кого вздумал хвост поднимать? Теперь путь у тебя один: в печь крематория. Живым. С предварительно отпиленными конечностями».
– Бывает, меня благодарят, – скромно произнес он. – Но я ничего ни у кого не прошу. Сами приходят, сами дают.
– Как завещал Воланд.
– Простите?
– Не обращай внимания. Продолжай.
Желая оттянуть время, Бужанов пожал плечами и заговорил. Он предполагал, что его местонахождение уже засекли по звонку и теперь к парку стягиваются бойцы внутренних войск. Даже если это не так, то Лунева все равно схватят, и произойдет это очень скоро, потому что искать его будут не только полицейские, но и бандиты. Короче, песенка его спета. А пока придется морочить ему голову и заговаривать зубы всякими баснями.
Лунев слушал рассеянно, потому что, по правде говоря, должностные преступления прокурора его не волновали, а причастность к торговле детьми не требовала доказательств. Один раз он даже не удержался от зевка, после чего в голосе Бужанова прозвучали обиженные нотки.
Наконец позвонила Алена и радостно сообщила, что ее и Настю покатали немного, а потом отвезли за город и высадили возле кафе «Тещины блины». Ни одного полицейского рядом нет. Все уехали. Поспешно, будто напуганные чем-то.
– Отлично, – сказал Лунев. – Теперь ничего не говори, а только слушай внимательно. Помнишь, где ты меня в шкафу прятала? Ну, дом с сиреной. Так вот, я приеду за вами на поворот к тому поселку. Мобильник забрось куда-нибудь в снег и больше им не пользуйся, я тебе новый куплю.
Отдав распоряжения, он со скукой посмотрел на прокурора и велел ему вылезать из машины.
– Так я свободен? – обрадовался Бужанов.
– Мы все свободны, – сказал Лунев. – Решения-то мы самостоятельно принимаем, верно?
– Какие решения?
– Да вот хотя бы, кого карать, а кого миловать. Вылазь давай!
Бужанов подчинился и, опустив взгляд, увидел направленный на него ствол.
– Но я готов дать показания! – воскликнул он, холодея.
– Дашь, – пообещал Лунев. – На Страшном суде.
Он всадил в Бужанова три пули, а потом не счел за труд выйти наружу, чтобы сделать контрольный выстрел. Потом дал задний ход, развернулся и уехал. Угрызений совести не было. Совсем. Они терзали бы Лунева только в том случае, если бы он бросил несчастных слепых детей на произвол судьбы.
Так подсказывало сердце. А оно никогда не ошибается.