Эва осталась с мертвецом одна.

Сперва она в раздумье смотрела на него, потом поднялась с места, надела шлем, нагрудник и поручи.

Погибший юноша был почти одного с нею роста. Она надела его платье. Сабля Балажа показалась ей короткой. Она вошла в комнату Добо и сняла со стены длинную, прямую итальянскую шпагу. Ремень, привязанный к эфесу, надела на запястье, ножны оставила в комнате.

С обнаженной шпагой выбежала Эва из дверей, сама не зная куда. Она помнила только одно: муж ее вместе с Золтаи защищает наружные укрепления. А в какую сторону надо идти от дворца, она не знала.

Солнце уже заходило и сквозь клубящийся дым казалось раскаленным пушечным ядром, повисшим в воздухе.

По чертежу крепости Эва запомнила, что наружные укрепления серпом охватывают «черепаху» с востока.

Солнце закатывалось справа — стало быть, ей надо идти налево.

Навстречу ей, бряцая оружием, бегом бежали десять грязных, измазанных копотью солдат, держа копье на плече. Впереди бежал младший сержант. Они мчались к Казематной башне. Затем, пошатываясь, прошел еще один солдат. По лицу его струилась кровь. Должно быть, он хотел добрести до цирюльников, но, сделав несколько неровных шагов, упал и вытянулся на земле.

Эва подошла, намереваясь поднять его. Но тут же рядом лежали и второй, и третий солдаты. Нельзя было разобрать, мертвы ли они или просто впали в беспамятство. Один из них был старшим сыном эгерского старосты. Эва не раз видела его из окна. В груди юноши торчала стрела.

Со стороны погребов, запыхавшись, бежали женщины, неся на голове деревянные кувшины, а в руках — подойники или ушаты. Они тоже спешили на восточную сторону. Эва направилась вслед за ними.

Пробежав мимо конюшен, женщины исчезли в маленьком, спускавшемся книзу подземелье, где горели два фонаря.

Это были Темные ворота. Они связывали наружные укрепления с внутренней крепостной стеной.

Эва бросилась вдогонку за женщинами.

Пыль и зловонный дым становились все гуще. Все неистовее орали и метались турки и венгры. На валу, на лестницах и помостах — повсюду лежали трупы, по большей части лицом к земле. В одном из мертвецов Эва узнала отца Балинта. Он упал навзничь. Шлема на голове у него не было. Длинная белая борода покраснела от крови. Но рука все еще сжимала саблю.

Эва споткнулась о булаву с длинной рукояткой, схватила ее и ринулась вверх по лестнице. Бой уже переходил в рукопашную схватку. Солдаты, стоя на стенах, сталкивали вниз турок. Какая-то женщина кинула сверху бревно, горящее с одного конца. Другая, размахнувшись, швырнула в турка пылающую крестовину.

С башни выстрелили две пушки подряд.

Эва посмотрела в ту сторону и увидела мужа. Гергей держал в руке дымящийся фитиль и глядел вниз, стараясь установить, куда попало ядро.

На гребне стены осталось пять или шесть турок. Их сшибли оттуда. На мгновение наступило затишье. Солдаты обернулись и крикнули что есть силы:

— Воды! Воды!

Рядом с Эвой громко требовал воды старый воин в шлеме, стоявший на выступе полуразрушенной стены. По лицу его струился кровавый пот, кровь слепила ему глаза.

Эва узнала отца.

Она выхватила кувшин у прибежавшей женщины, протянула ему, помогла держать. Старик жадно припал к кувшину: в нем было старое эгерское вино, а не вода.

Он пил не отрываясь, и вино текло у него по усам. Наконец он отнял кувшин ото рта и глубоко вздохнул.

Эва увидела, что рука у него тлеет и дымится. Да и не удивительно — ведь кисть руки по самое запястье была деревянная. Вероятно, зажглась она от горящей просмоленной соломы, а старик и не заметил этого.

Эва швырнула на землю кубок, булаву и схватила отца за руку. Она знала, где прикреплялась деревяшка. Ловкими пальцами расстегнула она пряжку и бросила деревянную руку на головы туркам.

А старик схватил саблю левой рукой и, высунувшись из башни, стукнул по тростниковому щиту, украшенному медным полумесяцем.

Эва помчалась дальше, к мужу, перескакивая через мертвые тела. То горящий сноп соломы пролетал перед ее глазами, то за спиной ее пули ударялись о стену. А солдаты все пили и пили. Они просили только воды. Даже вода была для них нектаром. Что же говорить о вине! С каждым глотком в них точно вливалась божественная сила.

Среди шума и воплей турок, копошившихся внизу, раздался громкий голос Золтаи:

— Идите, собаки! Идите! В раю Мохамеду привет передавайте!

А в следующий миг он крикнул:

— Спокойной ночи!

Но турок, к которому были обращены эти слова, верно, забыл ответить.

— Илери! Илери! — надрывались ясаулы. — Мы победили! Мы победили!

Новые толпы, новые лестницы, новые вереницы живых взбирались по грудам мертвецов.

— Аллах! Аллах!

Эва нашла наконец Гергея. Он поджег фитиль бочонка, начиненного порохом, и сбросил бочонок с высоты. Затем швырнул наземь шлем, подскочил к какой-то женщине, выхватил у нее кувшин и стал пить так жадно и торопливо, что красное вино стекало по уголкам его губ.

Эва протянула свой жбан какому-то солдату и повернулась, чтобы поднять шлем Гергея. Но только она нагнулась, как вдруг глаза у нее защипало от дыма горящей смолы. Она выпрямилась, протерла глаза, но уже не увидела Гергея.

Оглянулась направо, налево — все солдаты внезапно опустились на корточки.

Снизу, саженях в десяти от стены, раздался залп. Пуля ударила в шлем Эвы, и он треснул.

Эва пошатнулась и не сразу пришла в себя.

Внизу гремела адская музыка, слышался барабанный бой, треск, завыванье труб.

Под стеной какой-то долговязый ясаул пронзительно вопил:

— Я аюха!

Внизу стояли смешанные войска. Вместо янычар пригнали асабов в кожаных шапках и акынджи в красных колпаках.

Окруженный десятью пожилыми янычарами с воплями «Илери! Илери!» на стену кинулся дервиш с флагом в руке. Он был в белой власянице. Голову его вместо колпака из верблюжьей шерсти прикрывал шлем.

Венгры обычно не стреляли в дервишей, но так как этот дервиш был в шлеме и с саблей в руке, по нему дали залп. Эва тоже обратила на него внимание.

Ветер на миг развеял дым, и в руке дервиша заколыхался бунчук с тремя хвостами. Когда дервиш обернулся к крепости, Эва увидела, что один глаз у него завязан.

— Юмурджак! — крикнула она с яростью тигрицы и желтой молнией метнула с высоты булаву.

Булава перелетела через голову дервиша и попала в грудь какого-то янычара. Услышав крик, дервиш взглянул наверх. Но в тот же миг с башни выпалила пушка, и облако дыма и пламя скрыли от глаз Эвы дервиша и его сотоварищей. А когда дым во рву рассеялся, дервиша уже не было и в помине, но на стены взбирались другие солдаты.

Они поднимались теперь не только по лестницам. Какой-то янычар в белом колпаке полез без лестницы — прямо по разрушенной стене крепости. Он ступал с камня на камень. Ведь руки всегда найдут за что уцепиться, да и ноги нащупают щель, куда бы поставить ступню. А по бревнам и вовсе легко взбираться.

За первым янычаром полез второй, третий. И наконец стену облепили десять… двадцать… сотня предприимчивых людей, как облепляют по весне божьи коровки солнечную сторону зданий. Турки, запыхавшись, карабкались, лезли по стенам наружных укреплений. Глаза их сверкали. Некоторые тащили с собой веревочную лестницу, зацепляли ее за камень, и турки, стоявшие внизу, немедленно взбирались по ней.

Гергей сбежал с башни и бросился к пролому. Шлема на голове у него не было, лицо почернело от пороха, в руке он держал копье.

— Шукан! — крикнул он старику, который сражался окровавленным копьем. — Смола еще есть в погребе?

Гергей охрип и поэтому говорил почти на ухо старику.

— Нет! — ответил Шукан. — Там есть бочка древесной смолы.

— Прикажите немедленно прикатить ее к пушке Перени.

Рядом со стариком сражался дьяк Имре. Он положил копье и умчался.

— Витязи! — крикнул Гергей. — Соберемся с силами!

С другой стороны, точно эхо, зазвучал голос Золтаи:

— Если мы отгоним их сейчас, они больше не пойдут на приступ.

— Огонь! Огонь! — послышалось с другого конца.

Продев шесты в ушки котлов, женщины таскали на стены расплавленный свинец, кипящее масло и кипяток.

Тетушка Ваш взбежала на стену с большой лопатой раскаленных углей и высыпала их на турок. Но лопата тут же выпала у нее из рук: камень, отбитый ядром, ударил ее по виску. Она привалилась спиной к столбу и упала.

К ней наклонилась другая, дородная и вся измазанная копотью женщина. Она сразу поняла, что тетушка Ваш испустила дух, и приметила камень, который лежал у тела погибшей. Схватила его, кинулась к стене. И тут попала ей в грудь пуля. Женщина упала.

— Мама! — пронзительно крикнула девушка в красной юбке.

Но не припала к материнской груди, а сперва подняла камень, который уронила мать, и швырнула вниз, туда, куда убитая хотела бросить его.

Камень сразил двух турок. Увидев это, девушка подбежала к матери, обняла ее и с плачем потащила вниз по ступенькам помоста.

Внизу в клубах дыма приближался к стене отряд с черепаховыми щитами. Акынджи не были видны под щитами. Они шли, тесно прижавшись друг к Другу.

— Витязи, берегитесь! — предостерегающе крикнул Гергей.

— Воды! Огня! — заорал Золтаи. — Туда, туда! Они и без лестниц карабкаются по стене!

Из шанцев поднялся покрытый железом навес. Четыре пиада побежали с ним к стене. Турки, стоявшие на лестницах, схватили навес и прикрылись им. Затем последовали остальные навесы. Все они были обиты железом, которое защитники крепости не могли сдернуть кирками.

— Кипятку давайте! — крикнул Гергей, обернувшись. — Да побольше!

Эва подскочила и надела ему на голову шлем.

— Спасибо, Балаж! — сказал Гергей. — Тебя Добо прислал?

Эва не ответила. Помчалась вниз с башни за кипятком.

— Кипятку! Женщины, кипятку! — кричал Гергей во все горло.

Покрытые железом навесы выстроились в ряд. Под них прыгнули стенолазы. Иные из них были без шлемов и полуголые; пот так и катился с них градом. Они выбросили все оружие, и только кривая острая сабля, прикрепленная ременной петлей к запястью, висела у каждого на руке.

Выстроившиеся в ряд навесы образовали широкую железную крышу. Некоторые аги спрятались под нее. Перескочил через ров и Дервиш-бей, неся бунчук с полумесяцем.

Когда Эва вернулась, чтобы встать рядом с Гергеем, она ничего не видела сквозь пелену дыма, кроме длинных, извивающихся языков багрового пламени и сверкающих сабель.

— Аллах! Аллах!

«Бум! Бум! Бум!» — грохотали крепостные пушки.

Дым еще больше сгустился, но внезапно взлетел вверх, точно собранный волнами белый полог кровати. И тогда стало ясно видно, как, сверкая, поднимаются кверху клинки турецких сабель и поворачиваются книзу острия венгерских пик.

— Воды! Воды! — кричал Гергей.

Снизу поднималась железная крыша. Со стены падали огромные камни. Железная крыша расступилась, поглотила камни, потом соединилась вновь.

— Кипятку! — заорал Золтаи, подбежав к краю стены.

Увидев Золтаи, Гергей бросился вниз, к пушке.

Древесная смола уже стояла там в открытой бочке.

Гергей повалил бочку и обратился к пушкарям:

— Заложите смолу поверх пороха! Припыживайте заряд полегче! Засовывайте смолы сколько влезет! Заколачивайте посильнее, чтобы куски превратились в порошок!

В тот же миг со стены полилась кипящая вода.

Куда не попали камни, проникла вода. Навесы вдруг закачались и разъединились. Турки с воплями «Эй ва!», «Медед!» выскочили из-под них.

Но на стене их все еще оставалось много. Гергей выстрелил по ним из мортиры. И все-таки турок не убывало. Тогда он понесся на них с шестом.

— Гергей! — послышался крик Пете.

— Я здесь! — хрипло ответил Гергей.

— Пятьдесят человек привел тебе. Хватит этого?

— Веди сколько есть! Внизу вели жечь костры, и пусть тащат наверх кипяток.

Дым от нового залпа турецких ружей смешался с дымом мортир и на мгновение окутал стену. Стенолазы воспользовались этим и вновь облепили лестницы.

Гергей помчался обратно к пушке.

— Заряжена? — спросил он.

— Заряжена, — ответил старший Гашпар Кочиш.

— Огонь!

Пушка выстрелила, выбросив сноп пламени.

Древесная смола низверглась книзу двадцатисаженной огненной струей. Со стены соскочили даже те турки, которых только коснулась взрывная волна.

Раздались гневные крики ясаулов и офицеров.

С башни ясно было видно, как турки бегут от стен. Асабы, пиады, мюсселлемы, дэли, сипахи, гуребы, акынджи — все вперемежку в ужасе бежали к шанцам. Кто тряс рукой, кто ногой. Обагренные кровью, рассвирепевшие, они были не похожи на людей. Ясаулам и агам удалось их задержать только громкими криками. Беглецов гнали обратно уже не плетьми, а саблями.

— Герои, за мной! — завопил Дервиш-бей.

Израненных турок снова охватило воодушевление. Окровавленные, с пеной бешенства на губах, схватили они штурмовые лестницы и помчались прямо на ту стену, где стояли венгерские пушки.

Впереди несся Дервиш-бей. Белая его хламида покраснела от крови. Сжав в зубах драгоценный бунчук, он взбирался наверх без щита.

По соседней лестнице впереди всех поднимался ага — огромный детина, сущий великан. Чалма на нем была величиной с гнездо аиста, а сабля — с широкую секиру палача.

Гергей оглянулся и вновь увидел рядом с собой оруженосца. Напрягая все силы, тот как раз поднимал огромный камень. Поднял его и швырнул вниз.

— Балаж, — топнул Гергей ногой, — уходи отсюда!

Последние два слова прозвучали уже не хрипло, а звонко.

Балаж не ответил. В руке у него была длинная итальянская шпага, которую он взял в комнате Добо. Юноша бросился к лестнице, по которой поднимался Дервиш-бей.

Гергей посмотрел вниз.

— Хайван! — крикнул он гиганту, когда тот появился на стене, тяжело дыша. — Ах ты, скотина! Буйвол! — И продолжал по-турецки: — Думаешь, тебя никакое оружие не возьмет?

Турок удивленно уставился на Гергея; его широкая, огромная физиономия окаменела.

Воспользовавшись этим оцепенением, Гергей вонзил копье ему в грудь.

Великан схватился одной рукой за копье, другой замахнулся, готовясь нанести Гергею страшный удар. Но рука его рассекла только воздух, и огромное тело рухнуло на один из железных навесов.

К этому времени взобрался на стену и Дервиш-бей.

Эва отдернула голову и только этим избежала удара его копья. В следующий миг она нанесла удар шпагой и попала ему в левую руку, которой он держался за стену. Шерстяная ткань рукава разорвалась, но из-под нее сверкнула блестящая кольчуга.

Дервиш-бей одним прыжком очутился на стене. Взяв в руки саблю, висевшую на ремешке, он, злобно пыхтя, понесся на Эву.

Эва отскочила, вытянула шпагу и, широко раскрыв глаза, ждала нападения.

Но турок не был новичком в школе смерти. Он видел, что перед ним не сабля, а шпага, и знал, что на вытянутую длинную шпагу опасно натыкаться. Он сразу остановился и сделал выпад, рассчитывая отвести шпагу в сторону, а следующим ударом отправить молоденького оруженосца на тот свет.

Но и Эве был знаком этот прием. Она чиркнула шпагой снизу вверх и, мгновенно описав круг, увернулась от сабли турка. Когда же Дервиш-бей захотел нанести второй удар, шпага Эвы проскочила ему под мышку.

Турка спасла только кольчуга: стальные кольца зазвенели; дервиш взмахнул саблей и обрушил ее на голову Эвы.

Эве показалось, что голова ее раскололась. В глазах у нее потемнело, а земля ушла из-под ног. Она поднесла руку к глазам и рухнула у лафета пушки.