Буду Гергей видел впервые.

Уйма башен, высокие стены, в сторону Пешта спускается тенистый королевский парк. Гергей только диву давался.

Так здесь и жил король Матяш? Здесь жил король Лайош? И здесь живет сейчас, любуясь всем, его маленькая Эва?

У ворот стоял стражник с алебардой, но он даже не взглянул на Гергея.

Юноше показалось немного странным, что с ним не здороваются, но это было, видимо, в порядке вещей. Он посмотрел на королевский двор и украшавший его большой круглый бассейн из красного мрамора. Затем остановился на площади Сент-Дердь. Внимание его привлекли большие пушки на колесах. Пушки были закопченные и неуклюжие. По облепленным грязью колесам видно, что их забрали у немцев недавно, быть может, только вчера.

— Добрый день, господин витязь! — обратился он к стражу, караулившему пушки. — У немцев взяли пушки, правда?

— Да, — гордо ответил круглолицый черноволосый солдат с подкрученными кверху усами. Выражение лица у него было такое, будто он все время дует на что-то горячее.

Гергей снова воззрился на пушки. Три пушки были такие большие, что их и двадцати волам не сдвинуть с места. И все они еще пахли порохом.

— Господин витязь, — заговорил снова Гергей, — вы не знаете старика Цецеи с деревянной рукой?

— Как не знать!

— А где он живет?

— Вон там, внизу, — и солдат кивком головы указал на север, — на улице Сент-Янош.

— Я ведь не знаю здешних улиц.

— Так ты, братец, езжай все прямо, а там поспрошаешь. Живет он в зеленом домике. Над дверями висит лук. Там живет оружейник, луки делает.

— Саггитариуш?

— Он самый.

Гергей еще раз оглядел пушки и двинулся дальше на своем сером коне.

После долгих расспросов он нашел наконец улицу Сент-Янош и двухэтажный домик, выкрашенный в зеленый цвет.

В домике было по фасаду пять окон: три на втором этаже и два внизу. Парадный вход был не больше обычной комнатной двери, и над ним висел жестяной лук красного цвета.

Цецеи жил на верхнем этаже. Гергей застал старого барина в утреннем кунтуше и домашних туфлях. Он бил хлопушкой с длинной рукояткой облепивших шкафчик мух.

— Получай, собака! — приговаривал он, нанеся удар, громкий, точно ружейный выстрел.

Заслышав шаги, он сказал:

— Смелее мухи зверя нет! Вот я бью, колочу их на глазах друг у дружки, а муха, вместо того чтоб улететь, садится мне на бороду. Получай, собака! — И он взмахнул хлопушкой.

— Батюшка, родимый! — с улыбкой приветствовал его Гергей. — Доброе утро!

Цецеи удивленно обернулся. Но и Гергею было чему подивиться. Как же так? Борода Цецеи сползла ниже, чем была. Дома она росла от самых глаз, а здесь — Гергей приметил сразу — старик бреет верхнюю часть лица и даже чуть помолодел от этого.

— Ба! Сын мой, Гергей! — Цецеи с изумлением уставился на него. — Так это ты, душа моя?

Гергею и самому казалось непостижимым, что он очутился здесь, однако он все ждал, что его расцелуют, обнимут, как это бывало обычно дома, в Керестеше.

Тут и хозяйка вышла из соседней комнаты.

Она была тоже ошеломлена и глядела на Гергея во все глаза.

— Как же ты приехал! — спросила она. — Каким ветром тебя занесло, сынок?

«А ведь прежде словно ласковее встречала меня», — мелькнула у Гергея мысль, да, пожалуй, и не мысль, а так, только мгновенное чувство.

— Я приехал за вами, — ответил Гергей. — Вам надо вернуться в Керестеш.

— Ого! — ответил старик таким тоном, точно хотел сказать: «Вот это уж глупее глупого!»

Да и хозяйка смотрела на Гергея жалостливо, словно на дурачка, сморозившего какую-нибудь чепуху.

— Ты голоден, душа моя? — спросила она, положив ему руку на плечо. — Может быть, и не спал ночью?

Гергей и кивнул и замотал головой, бросил взгляд на открытую дверь, затем уставился на шахматную доску.

— Ты Вицушку ждешь, правда? — Хозяйка взглянула на мужа и улыбнулась. — Ее нет дома. Она даже не приходит. Живет у королевы. Только изредка удается ей побывать дома. Да и тогда она приезжает в карете с придворным форейтором. Вон оно как!

Но, услышав шипенье из кухни, она всплеснула руками.

— Иисус Мария! У меня молоко убежит!

Гергей ждал, что Цецеи продолжит речь о Вицушке, но старик сидел, моргал глазами и молчал.

— А где же отец Балинт? — спросил Гергей, а у самого будто тяжелый камень навалился на сердце.

— Хоронит! — ответил Цецеи скучным голосом. — Собрал несколько монахов, и они все хоронят.

— Немцев?

— Конечно, немцев. С тех пор как началась война, он каждый день пропадает на кладбище. Можно подумать, что немцев и впрямь стоит хоронить.

— И не стреляли в него?

— Они в белых рубахах. По ним не стреляют.

— А я видел многих непогребенных.

— Верю, братец. Мы врагов хорошо порубали.

Слово «братец» тоже неприятно кольнуло Гергея. Но больше терпения у него не хватило, и он свернул разговор на Вицу.

— Сейчас она тоже у королевы?

— Да, — ответил старик и, поднявшись, заковылял по комнате.

Приняв строгий и важный вид, он рассказал, что недавно монах Дердь повел Вицушку во дворец и в саду представил ее королеве. Младенец-король вдруг улыбнулся и потянулся ручонками к Вице. А Вица не растерялась — схватила его на руки, как делала обычно дома с крестьянскими ребятишками, и, забыв о почтительности, подбросила. Потом сказала даже: «Глупышечка!» С того дня королева оставила ее у себя и теперь даже ночевать не отпускает домой.

Поначалу Гергей слушал старика только с интересом, потом глаза его загорелись. Лишь одно показалось ему странным: почему старик Цецеи придает своему лицу величественное выражение и холодно поглядывает на него? И Гергей опять помрачнел.

— Ну что с тобой? — гаркнул старик. — Что ты по-дурацки таращишь глаза?

— Я спать хочу, — ответил Гергей, едва сдерживая слезы.

Он понял, что маленькой Эве не быть его женой.