Когда миновали последнего стража, Хайван остановился.

— Вот, — сказал он, — я сделал все, что ты пожелал. А теперь скажи, какое же загадочное счастье ношу я при себе?

— Это кабала, — таинственно ответил Гергей.

— Кабала? — повторил турок ворчливо и насупил брови, пытаясь проникнуть в сокровенный смысл непонятного ему слова.

— Если приглядишься получше, — сказал школяр, прислонившись плечом к седлу, — увидишь на листочках изображение звезд. Вокруг каждой доброй звезды священный дервиш написал молитву. Но ты обещал мне и кончар.

Турок протянул школяру оба свои кончара.

— Выбирай!

Гергей взял тот, что был поменьше, и засунул себе за пояс.

— Эти картинки, — продолжал он, — нужно носить у себя на теле. Разрежь каждый листик на семь частей и зашей в подкладку одежды. Положи также и в подкладку тюрбана. Там, где спрятан священный пергамент, пуля не тронет тебя.

Глаза турка сверкнули.

— Это верно?

— Так говорит священный дервиш. Ты же слышал, наверно, о героях, которых пуля не берет.

— Слышал, конечно.

— Так вот, ни за деньги, ни за ласку эти листки не отдавай и никому не показывай, не то отнимут, украдут или выманят у тебя.

— Ого! У меня есть башка на плечах.

— Но это еще не все. Один листок гласит: пока не станешь знатным господином, не подымай оружие, не подымай руки на женщин и детей и все свои силы положи на ратные дела.

— Положу.

— Тебя ожидают высокие почести: ты станешь бейлер-беем Венгрии.

Турок даже рот раскрыл от удивления.

— Бейлер-беем?..

— Разумеется, не завтра поутру, а со временем, когда прославишься своей отвагой. Кроме того, здесь написано, что ты обязан жить согласно Корану: быть усердным в молитвах, в святых омовениях и за добро платить людям добром.

Огромный глупый человек смотрел на школяра с благоговением.

— Мне часто снилось, что я знатный господин, — пробормотал он. — Живу в мраморном дворце, хожу в шелковом кафтане, и окружает меня множество жен. Вот что мне снилось… Так, значит, на семь частей?

— На семь. Причем не обязательно, чтобы они были одинаковые. Размер, их должен определяться тем, какую часть тела ты пуще всего бережешь.

Турок, очень довольный, задумчиво смотрел вдаль.

— Ну, — сказал он, вскинув голову, — если я буду господином, то возьму тебя в писари.

Гергей кусал губы, чтобы не рассмеяться.

— Что ж, садись, дружок, — ласково сказал Хайван и держал коня под уздцы, пока школяр взбирался на седло.

— Хайван, вот тебе кольцо. Знай, что венгр не привык ничего принимать даром.

Хайван взял кольцо и уставился на него.

Гергей продолжал:

— Ты дал мне свободу и коня, а я тебе подарю за это кольцо. Ну, аллах тебе в помощь, гололобый! — И он хлестнул коня.

Но Хайван схватил уздечку.

— Стой! Это ведь турецкое кольцо, правда?

— Да.

— Где ты взял его?

— А тебе-то что? Если уж очень хочешь знать, так кольцо принадлежало одному янычару.

Хайван некоторое время тупо смотрел куда-то в пространство, потом протянул кольцо Гергею.

— Не нужно. Ты красной ценой отплатил мне и за коня и за свободу, — и сунул кольцо ему в карман.

Гергей избрал путь на юг, чтобы в случае погони ехать не той дорогой, что вела на Буду.

Луна, проглядывавшая среди туч, уже клонилась к западу. На востоке забрезжила заря.

Широкий большак пересекала узкая проселочная дорога. Гергей приметил на ней всадника, ехавшего крупной рысью.

Если они оба поскачут одинаково быстро, то встретятся как раз на перекрестке.

Гергей в первое мгновение придержал коня, но когда и встречный всадник замедлил ход, пустился галопом, решив опередить его на сто шагов.

Он не спускал глаз с верхового и при свете разгоревшейся зари с изумлением заметил, что навстречу ему едет янычар в высоком тюрбане.

Гергей натянул поводья и остановился.

Остановился и турок.

— Дьявол бы его побрал! — пробурчал юноша. — Еще схватит меня…

От страха у него даже дух захватило.

Но тогда, словно колокольный звон, отдались у него в сердце слова Иштвана Добо: «Главное — не бояться!»

Добо он не видел с детства. С тех пор как Балинт Терек оставил Фердинанда и перешел на сторону короля Яноша, Добо не приезжал ни в Сигетвар, ни в Шомодьвар, ни в Озору. Однако Гергей вспоминал о нем с благодарностью, и слова Добо: «Главное, сынок, не бояться!» — запали ему в душу.

Низенькая турецкая лошадка снова тронулась. Тогда и Гергей пришпорил коня. Ладно, будь что будет, встретимся на перекрестке. Может быть, турок вовсе и не за ним гонится. Крикнет: «Доброе утро!» — и промчится дальше.

В самом деле, повернуть на север удобней всего по этой проселочной дороге. Стало быть, встреча с турком неминуема.

А что, если турок выхватит оружие?

Гергей никогда еще не участвовал в схватке. При дворе Балинта Терека его учили фехтованию и отец Габор, и сам Балинт Терек, да и с турками-невольниками он сражался ежедневно. Но это была только игра. Противники выходили с ног до головы закованные в латы и даже топориками едва ли могли ранить друг друга.

Была бы у него хоть пика или сабля, как у янычара! А то этот жалкий кончар!

«Главное — не бояться!» — снова зазвучало у него в душе.

И он поскакал вперед.

Но турок и не думал скакать ему навстречу, а стоял как вкопанный.

Гергей сгоряча помчался по проселку и едва не завопил от радости, увидев, что турок повернул коня и мчится прочь без оглядки.

Стало быть, это не кто иной, как Тулипан.

— Тулипан! — крикнул Гергей, расхохотавшись. — Не дурите!

Услышав окрик, турок пуще принялся настегивать свою лошадку и понесся во весь опор по узкой проселочной дороге. Маленькая лошадка бежала хорошо, да вот беда — лужи на дороге и земля глинистая. Турок решил перескочить через канаву, чтобы свернуть в поле. Лошадь поскользнулась, и турок, свалившись, прокатился по земле.

Когда школяр подъехал, Тулипан стоял уже на ногах, держа в руке пику.

— Тулипан, — крикнул ему Гергей, заливаясь смехом, — не дурите!

— О, черт побери! — смущенно сказал Тулипан. — Так это вы, барич?

— Однако ж вы храбрый витязь! — пошутил Гергей и соскочил с коня.

— А я думал, гонятся за мной, — сказал Тулипан в замешательстве. — Как же вы-то спаслись?

— Голова помогла. Сначала я ждал, что вы меня освободите.

— Никак было невозможно, — оправдывался Тулипан. — Невольников согнали на середину лагеря, и стражи кругом было столько, что я и сам-то едва удрал.

Он подергал своего коня, поднял его на ноги и, почесавшись, добавил:

— Чтоб вороны заели эту клячу! Как же я на ней домой доеду? Да еще на мне эта одежда… Убьют по дороге.

— Останьтесь в одной рубахе, а шаровары ничего, сойдут.

— Так я и сделаю. Вы, барич, не поедете со мной?

— Нет.

— А куда же вы?

— Я поеду в Буду.

— Тогда опять попадете туркам в лапы.

— Я раньше них поспею туда. Если же какая беда стрясется, там мой господин, а он человек могущественный. Пожелай он, так и королем бы стал!

Тулипан снова взобрался на свою лошадку. Гергей протянул ему руку и сказал:

— Передайте поклон домашним.

— Спасибо, — ответил Тулипан. — И от меня тоже низкий поклон барину. Только не говорите, что пьяным меня застали. Я ведь не господское пью вино, а то, что дворне дают.

— Ладно, ладно, Тулипан! С богом!

Тулипан еще раз обернулся.

— А где же священник?

Глаза юноши наполнились слезами.

— Он, бедняга, болен. Мне не удалось с ним поговорить.

Гергей хотел еще что-то добавить, но либо слезы помешали, либо он передумал. Дернул за повод и тронулся на восток.

День Гергей провел в лесу. Спал. Только вечером решился он ехать кружным путем к Буде, и то наугад.

Уже всходило солнце, когда он выехал на большой луг, раскинувшийся под горой Геллерт. Гергей сбросил с головы тюрбан, а плащ перекинул через заднюю луку седла.

Трава была осыпана жемчугом росы. Гергей слез с коня. Разделся до пояса. Набрал росы в обе ладони и начал смывать с себя двухдневную пыль. Умывание освежило его.

Тем временем конь успел попастись. Согревшись от первых лучей солнца, Гергей поскакал дальше по широкой дороге.

Вдоль всей дороги виднелись следы недавнего будайского сражения: валялись сломанные копья, разбитые пищали, треснувшие наплечники, трупы лошадей, латы, сабли, жалкие немецкие шлемы, напоминавшие выкрашенные в черный цвет котелки.

И землю устилали мертвые тела.

Возле тернового куста лежали пять немцев. Двое упали ничком, один свернулся клубком, у последних двух были размозжены головы. Троих, должно быть, наповал уложили пули, а двое подползли сюда, смертельно раненные, и здесь испустили дух.

Над полем стоял тяжелый смрад.

Когда Гергей приблизился, с трупов взлетели вороны и закружились над ними. Затем сели подальше и продолжали свое пиршество.

Только заслышав звуки трубы, отвел Гергей глаза от этого скорбного зрелища. Из Буды медленным шагом спускался под гору отряд всадников в красной одежде. Впереди них шел длинный строй пеших солдат в синих одеяниях.

В передовом отряде ехал всадник в белой сутане с капюшоном.

«Это знаменитый монах Дердь. Кому ж еще быть другому!» — подумал Гергей, и сердце его заколотилось.

Школяр столько слышал с самого детства о монахе Дерде, что человек этот казался ему выше короля.

Рядом с монахом скакал всадник в красном бархатном ментике, даже издали сверкавшем драгоценными камнями.

Гергей узнал Балинта Терека.

Удрать?

Но его бегство может навести на подозрения. Балинт Терек отрядит погоню, и он, Гергей, предстанет перед очами своего возлюбленного господина в качестве преступника.

Рассказать ему, что он натворил вместе с отцом Габором?

Но тогда господин Балинт сразу же прогонит его с глаз долой. Ведь это он сам вызвал турок против немцев. И теперь ему же придется выслушать от своего воспитанника, что тот хотел уничтожить турок.

Голова Гергея горела. Врать он не любил. Особенно бесчестным считал лгать тому, кто его вырастил.

И, весь залившись краской, он застыл с непокрытой головой у обочины дороги. Затем слез с коня, взял его под уздцы.

Будь что будет!

Голодный конь, почуяв себя свободным, сразу начал щипать траву.

Эх, благослови, господь, коня и голодное его брюхо! До чего же славно дергать сейчас конягу налево, направо, круто поворачивать, точно это норовистый конь! Какое счастье, что можно стать спиной к господам, увлеченным беседой!

Вот уже совсем близко слышится цоканье подков и звуки речей. А старый конь все мечется налево, направо, то бежит вокруг хозяина, то хозяин вокруг него.

И подумать только: оказывается, ветер тоже способен сослужить добрую службу! Он прилетел с востока и поднял на дороге завесу из желтой пыли. Сквозь нее видно было только одно: какой-то паренек мучится в поле с неуклюжим серым конягой. Очевидно, немцы оставили лошадь без призора. Пусть парнишка себе ее возьмет, не жалко!

Гергей вздохнул с облегчением, когда господа проехали мимо и никто не крикнул ему: «Гергей, сын мой!»

Он снова вскочил на коня. Сперва лег животом, потом перекинул ноги и, обернувшись, стал смотреть на шествие.

Только тогда он заметил, что пешие солдаты в синей одежде скованы цепями. Одежда у них изодрана, волосы забрызганы грязью, лица бледны. Среди них нет ни одного старика. Много раненых. У одного, высокого оборванного пленника, лицо распухло и все в красных и синих кровоподтеках. На изуродованной физиономии виден только один глаз.

Уж не Балинт ли Терек дал ему по переносице?