Около полудня пятого августа Гудини поместили в герметичную коробку, стилизованную под гроб. На руке у него были часы с радиевым циферблатом, в коробке рядом – телефон с аккумулятором, благодаря которому иллюзионист мог бы связаться с ассистентом, находясь внутри. Коробку запечатали и опустили на дно бассейна в отеле «Шелтон» на Манхэттене. Так началось это необычайное представление. Гудини пытался доказать, что сможет подняться из этого подводного гроба после часа пребывания там.

Гудини уже приходилось противостоять Марджери, Берду и собравшимся в Вашингтоне спиритуалистам, теперь же ему предстояло одолеть очередного противника – Хиуорда Каррингтона. Еще во времена сеансов с Марджери Каррингтон всегда отсутствовал, когда в дом на Лайм-стрит приходил Гудини. Теперь же Каррингтон рекламировал способности итальянско-египетского фокусника по имени Рахман Бей, очаровавшего нью-йоркскую публику тем летом. На сцене театра братьев Селвин Бей прокалывал себе щеки и грудь шляпными булавками и резал шею кинжалом. Под наблюдением врачей он ускорял пульс на одном запястье, одновременно замедляя его на другом. Доктор Каррингтон, выступавший в роли его менеджера, утверждал, что Бей «обладает практически неограниченным контролем над своим телом». Факир гипнотизировал животных и при помощи телепатии читал мысли добровольцев в зрительном зале. Но самым знаменитым его трюком стало погружение на целый час на дно бассейна в отеле «Далтон» в запечатанном герметичном ящике. Из своей ловушки факир явился вполне в духе Гудини – счастливый, с триумфальной улыбкой на губах.

Гудини счел этот трюк старым, скорее уместным во времена Эватимы Тардо, а может быть, использовавшимся фокусниками еще во времена строительства пирамид. В разговоре с Уолтером Липпманном Гудини заявил, что в выступлениях Бея не больше гипноза, чем трезвенников в Америке. Проблема, как он объяснил, состояла в том, что поскольку Каррингтон не объяснял трюки Бея сверхъестественными явлениями, то Гудини в рамках профессиональной этики не мог раскрыть методы факира.

Единственное, что Гудини мог сделать в этой ситуации, – это превзойти его. Гарри уже исполнилось пятьдесят два года, он был вдвое старше Бея. Он весил на девять килограмм больше, чем во времена своей юности, страдал от повышенного давления и уже не прибегал к акробатическим трюкам. Но Гудини никогда не отказывался принять вызов. Итак, после нескольких недель упорных тренировок, он забрался в напоминавшую гроб коробку и опустился на дно бассейна в отеле «Шелтон». Оформленный в стиле восточной купальни, с высоким потолком и вычурными мраморными плитами, этот бассейн прекрасно подходил для демонстрации волшебства. Но Гудини настаивал, что этот трюк не требовал экстрасенсорных способностей или приобщения к восточным таинствам. Телефон находился там не для связи с мертвыми: благодаря этому устройству Гудини мог бы позвать на помощь, если бы почувствовал, что теряет сознание. Вот уже несколько десятков лет Гудини полагался на свою ловкость и превосходную физическую форму, но он знал: чтобы превзойти Рахмана Бея, ему нужно будет войти в медитацию и добиться полной неподвижности тела и остановки мыслей. Шесть пловцов удерживали гроб под водой, стоя на нем, и когда кто-то из них оскальзывался, ящик сотрясался, что доставляло ужасные мучения иллюзионисту. Его задача состояла в том, чтобы контролировать дыхание и расходовать как можно меньше кислорода. Врачи утверждали, что он не продержится под водой дольше пятнадцати минут. Но Гудини оставался там намного дольше, в то время как журналисты считали минуты, обмахиваясь соломенными канотье.

Выступление Гудини привлекло всеобщее внимание, но целью иллюзиониста было не развлечение публики или хвастовство своим искусством побега – целью было выживание. Гудини побил рекорд Рахмана Бея на полчаса. В запечатанном ящике-гробу нечем было дышать, и он задыхался, позабыв, где находится. Легкие горели. В слюне чувствовался привкус металла. Перед глазами вспыхивали и гасли желтые точки. Гудини чувствовал, что переволновался. Наконец-то он подал знак, что пора поднимать ящик. То было не триумфальное высвобождение от цепей, и кланяться было некому, но Гудини еще никогда не испытывал такого облегчения. Присутствующие зааплодировали, а врачи бросились к нему, как к пациенту в реанимации. Пульс зашкаливало. Верхнее давление резко возросло, нижнее – упало. Гудини весь взмок, лицо «побелело, как у мертвеца». Но он широко улыбался. Каррингтон потом говорил, что Гудини накачивал в ящик кислород через телефонную линию, иначе он не смог бы выжить там полтора часа. Но никто не слушал. Журналисты – все они явились сюда сугубо по приглашению – сгрудились вокруг Гудини, держа ручки наготове. Но ему нечего было сказать после этого, оказавшегося последним, воскрешения.