Живое воплощение
Истина в том, что духи говорят друг с другом, и один дух – в теле, иной же – в сферах вышнего… и истина сия проявит себя, ибо вскоре узрим мы ее живое воплощение.
Эндрю Джексон Дэвис. Принципы природы: божественные откровения и послание человечеству. 1847
МАРДЖЕРИ ПРОВЕДЕТ ПУБЛИЧНОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ! Знаменитый бостонский медиум надеется, что эта демонстрация заставит умолкнуть тех, кто сомневается в ее силах.
Нью-Йорк Ивнинг. 1925
Через пару дней после выступления Гудини в Симфони-холле Бостон пошатнулся и силы природы выгнали испуганных людей из домов на улицы. Дома в Бикон-Хилл и других районах зашатались, некоторые разрушились. Мужчины, собиравшиеся на работу, порезались во время бритья, когда их дома начали трястись. Часы остановились. Включились все пожарные сигнализации, хотя пожаров не было. Картины падали со стен. Мебель ездила по комнате. Содрогались стекла окон.
Рой сразу понял, что началось землетрясение, и, хотя дом номер десять по Лайм-стрит не развалился бы, как кабинка медиума, доктор испугался, поскольку никогда не слышал, чтобы что-то подобное происходило в Новой Англии. Несмотря на то что землетрясение не нанесло значительного ущерба, оно само по себе казалось дурным предзнаменованием – не зря сэр Артур предупреждал Крэндонов, что в 1925 году случится какой-то катаклизм. Дух, вступавший в контакт с Джин, говорил: «Многое окажется сметено с лица земли с нечистотами человеческими». И перед тем как кабинка Марджери начинала дрожать, Уолтер обычно кричал: «Землетрясение!» Многие спиритуалисты верили, что вскоре произойдет что-то, что сотрясет основы реальности, хотя и воспринимали «сотрясение» скорее метафорически, чем буквально.
Дойлы ждали демонстрации медиумических способностей, которая обратит весь мир в спиритуализм. И хотя выступления на публике были скорее делом Гудини, Марджери выразила готовность представить свои способности на сцене. После изобличающей Марджери лекции Гудини в Симфони-холле Крэндоны, собираясь продемонстрировать общественности способности медиума, арендовали элегантный концертный зал Джордан-холл, куда могло поместиться до тысячи зрителей. В одной бостонской газете писали: «Марджери, самый знаменитый медиум Америки, приняла вызов Гарри Гудини, Короля иллюзий, обвинившего ее в мошенничестве».
Несколько лет назад, путешествуя по Германии, Гарри писал одному бостонскому другу о занятной закономерности, которую ему удалось подметить: как только появляется «претендент, способный лишить чемпиона его титула, чемпион подстрекает кого-то другого, а не достойного претендента вступить с ним в бой, и в обществе вспыхивают ожесточенные споры по этому поводу». Это наблюдение оправдалось и теперь: Марджери, знаменитый медиум, уклонилась от открытого противостояния с ним и предпочла Эрика Дингуолла, представлявшего для нее не такую угрозу. Именно Дингуолл надоумил Марджери провести публичное выступление.
Зимой 1925 года, когда члены комиссии «В мире науки» окончательно разругались, изучать способности Марджери начали два британских исследователя – Дингуолл и Макдугалл. Но Гудини опасался, что представитель Общества психических исследований уже был на стороне Марджери. В письме своему другу-интеллектуалу Роберту Голду Шоу Гудини намекал, что доктор Крэндон подкупил Дингуолла. По словам Гудини, когда Общество психических исследований финансировало поездки Дингуолла в Америку, тот питался в дешевых забегаловках и жил в затрапезных гостиницах, но на этот раз Эрик остановился в «Алгонкине», самом дорогом отеле Нью-Йорка, и Гудини подозревал, что без взятки тут не обошлось. Он был уверен, что законы природы на Лайм-стрит искажали деньги, а не волшебство.
Марджери же видела в госте из Англии отнюдь не коррумпированность, а прямоту. «Первым делом он приказал мне раздеться», – вспоминала она. Без одежды ничто не препятствовало выделению эктоплазмы, и, гордая своей раскрепощенностью, Мина утверждала, что ее нагота на сеансах – исключительно ради науки. Дингуолл присутствовал на ее сеансах ранее: тогда, два года назад, в Лондоне она потрясла его работой со столиком для сеансов, но еще не производила эктоплазму. Однако, как и любой развивающий свои способности медиум, Мина готова была изменить программу.
Дингуолл начал сотрудничество с Марджери не только с того, что бросил вызов ее сопернику перед полным залом людей, но и лично вдохновил ее на занятие новым для Мины подвидом медиумизма. «Я рад тому, что вы теперь занимаетесь исследованием способностей миссис Крэндон, – писал Дингуоллу Лодж. – И счастлив был услышать, что теперь медиум в надежных руках серьезного специалиста… Развитие ее способностей сыграет значимую роль во всей истории изучения паранормальных явлений».
Доктор Крэндон, которому нравилось работать с исследователями из Англии, тоже с надеждой смотрел на предстоящее сотрудничество. Он считал, что Дингуолл, который восемь лет провел в Кэмбридже, может стать идеальной альтернативой Гудини. Как отметил Макдугалл, Дингуолл был «не просто академическим ученым», он входил в британскую организацию под названием «Внутренний магический круг», занимавшуюся изучением магии и являвшуюся, «вероятно, наиболее престижной в мире исследовательской организацией такого рода». Этот ученый знал, как отличить призрака от муляжа из светящейся марли. Именно он способствовал публикации и выступил редактором книги «Откровения медиумов», в которой подробно описывались приемы медиумов-мошенников.
Было очевидно, что Дингуоллу нравится работать с Марджери. «Это очень умная и очаровательная женщина, – писал он в своем отчете для Общества психических исследований. – У нее прекрасный характер, изумительное чувство юмора, и ей не занимать отваги. Все это делает ее идеальным объектом исследования». Благодаря непринужденности их общения Дингуолл, фактически ровесник Марджери (он был на год младше) и человек женатый, вдруг понял, что влюбляется. Он считал, что достаточно умен, чтобы не проявлять своих чувств. Следовало оставаться осторожным, учитывая, что Гудини говорил о ее отношениях с Бердом и Каррингтоном. Но эксперименты, которые ставили Дингуолл, Макдугалл и преподобный Уорчестер, проходили в весьма интимной обстановке, и часто в комнате присутствовали только три исследователя, доктор Крэндон и почти обнаженный медиум. Дингуолл предложил Мине надевать на сеансы черное трико – по его опыту, такая одежда мешала медиумам-мошенникам извлекать из отверстий своего тела поддельную эктоплазму. Рой возразил, что так они остановят и выделение настоящей эктоплазмы. В итоге они сошлись на том, что Марджери надевала на сеансы только накидку и шелковые чулки, а также светящиеся ленты, которыми Дингуолл обвязывал ее запястья, лодыжки и лоб. Такие же ленты полагались и Рою – так исследователи могли заметить любые подозрительные движения в темной комнате.
Новая программа полностью удовлетворяла Крэндонов. «Мы все еще боимся сглазить, но, похоже, с Дингуоллом все в порядке», – писал Рой сэру Артуру. Им нравилось, что Дингуолл исходил из тезиса о подлинности способностей Марджери, пока не было доказано обратное. В конце концов, непредвзятый взгляд на ее способности придавал Марджери силы на сеансе. Как и всегда, она лучше всего проявляла себя, когда среди участников были только те, кто хорошо относился к ней. После разоблачения Гудини Крэндоны упали духом, но теперь вновь ощутили себя на высоте.
Ободренный энтузиазмом Дингуолла по поводу «удивительнейшего крещендо» Уолтера, Рой полагал, что призрак станет «способом сближения спиритуалистов и Общества психических исследований».
Но когда первого января участники эксперимента собрались для начала новой серии демонстрационных сеансов, Марджери выглядела больной и подавленной. Дингуолл еще никогда не видел ее в таком состоянии и был уверен, что его ждет сеанс-пустышка. К его удивлению, Марджери добилась такого же успеха со столиком для сеансов, как и в Лондоне прошлой зимой. На следующий вечер (надо отметить, что Дингуолл в течение следующих шести недель присутствовал на сеансах Марджери почти каждый день) над столиком поднялось укулеле и заиграло в воздухе. Затем к потолку воспарил так называемый «платок Гудини» – кусок черной ткани с карикатурой на иллюзиониста, нарисованной светящейся краской. После этого столик для сеансов перевернулся и тоже поднялся над полом. Прошел еще день, и Дингуолл устроил сеанс в доме двух самых уважаемых членов клуба «Абак» – гарвардского филантропа Аугустуса Геменвея и его супруги Гарриет, основавшей Массачусетское Одюбоновское общество – экологическую организацию по защите птиц и мест их обитания. На этот раз дознавателю Общества психических исследований позволили дотронуться до летящего тамбурина, и Уолтер поворачивал тамбурин в ту сторону, куда говорил ученый. Дингуолл сказал, что хотел бы повторить этот эксперимент «в других местах, возможно по всему миру», и действительно добился того же эффекта, устроив очередной сеанс в здании Одюбоновского общества.
Но Дингуолл не удовлетворился изучением исключительно тех проявлений, которые удавались Марджери раньше. Хотя он принес свое собственное устройство со звонком и Мине удалось нажать на кнопку, на самом деле он хотел понаблюдать за выделением эктоплазмы, которая, как считалось, и приводила ко всем этим эффектам. Дингуолл хотел увидеть астральные руки Уолтера, когда тот играл на тамбурине, и формирующуюся эктоплазму, позволявшую левитировать стол и разрушать кабинку медиума. Он стремился изучать «появление живой и подвижной субстанции, выделяемой телом медиума», и астральные конечности из этой субстанции. Именно эктоплазма как механизм запуска всех экстрасенсорных явлений и служила, с точки зрения Дингуолла, ключом к разгадке величайшей тайны медиумизма. Марджери была не только гостеприимной хозяйкой, но и прилежной ученицей, поэтому с готовностью поменяла программу сеансов. В январе 1925 года она продемонстрировала Дингуоллу, а затем и всему миру свои доказательства выделения эктоплазмы.
Шестого января сеанс на Лайм-стрит начался с нового проявления: Дингуолл дал Уолтеру светящийся диск, и призрак поднял новую игрушку в воздух. После этого Уолтер попросил Эрика положить правую руку на стол ладонью вверх – и Дингуолл почувствовал, как что-то холодное и липкое коснулось кончика его среднего пальца. Ощущение перекинулось на всю руку, и ученый вздрогнул. К нему прикасалось какое-то невидимое существо! «Оно было похоже на холодный и влажный язык, – записал потом Дингуолл. – Складывалось впечатление, что время от времени вещество твердеет и давит мне на ладонь». Когда ладонь на стол положил Макдугалл, что-то шлепнуло по ней три-четыре раза. Затем существо коснулось и преподобного Уорчестера, который высказался по этому поводу наиболее прозаически: «Будто дотронулся до холодного сырого куска мяса». Каждое прикосновение сопровождалось мерзким звуком. Чуть позже Уолтер попросил дать ему светящийся диск, чтобы участники сеанса смогли пронаблюдать материализацию: из черной массы формировалось что-то похожее на ласты, когти, цепкие пальцы, и масса ползла по столу. Исследователи назвали это вещество «телеплазмой». Она подползла к плетеной корзинке и сбросила ее на пол, а затем подняла в воздух светящийся диск, поставив на него сверху эту корзинку. Затем черные конечности направились к коленям Марджери – вернее, к «анатомическому отверстию между ее ног». Считалось, что именно оттуда эта масса и появляется. Когда энергетика сеанса снижалась, «телеплазма» отступала внутрь тела медиума.
Уолтер пояснил, что Марджери «породила» телеплазму. В последующих экспериментах вещество, исторгавшееся из влагалища Марджери, принимало форму астральной руки (иногда двух, причем одна лепила другую), и эта рука или руки были соединены пуповиной с ее пупком. При каждой вспышке красного света Уилл Конант фотографировал это явление. Дингуолл был настолько потрясен, что уговаривал Крэндонов поскорее провести публичную демонстрацию способностей Марджери в Джордан-холле: он считал, что это станет достойным ответом Гудини. «Дингуолл проявляет неуемный энтузиазм, – писал доктор Крэндон сэру Артуру. – И настроен весьма решительно. Он хочет заявить об этом явлении на весь мир». Вскоре в Уиндлсхеме стали известны и иные «удивительные новости о развитии способностей». Рой считал, что в 1925 году настоящим экспертам удастся одержать победу над этим «скандальным еврейчиком» из комиссии. «Орсон Мунн недоволен своими специалистами, – писал Рой. – Он надеется, что теперь, поскольку он не может распустить комиссию законным образом, три джентльмена в ней, а именно Макдугалл, Комсток и Карригтон, напишут заявления об увольнении, и тогда Мунн сможет назначить новую комиссию в составе Макдугалла, Уорчестера и Дингуолла. Они будут принимать решение по Марджери и скажут, достойна ли она награды… Как видите, сейчас нам кажется, что солнце вновь выглянуло из-за туч».
Но если Рою виделись лучи солнца, то Дингуолл говорил о тьме, ведь темнота, необходимая для проявлений способностей, служила наибольшим препятствием в их изучении. Эктоплазма не могла существовать при ярком свете, и потому наблюдение за ней ограничивалось осязанием и краткими промежутками, когда Уолтер позволял включать лампу красного света – причем призрак запрещал делать это именно в те моменты, когда Дингуоллу необходим был свет. Обычно на снимках удавалось запечатлеть уже оформившиеся структуры, в то время как ученых, как подчеркивал Эрик, интересовал в первую очередь процесс формирования эктоплазмы. Считалось, что из лона медиума выходят не уже обретшие форму конечности, а сама эктоплазма и процесс материализации происходит уже позже. На фотографиях были видны какие-то плотные округлые выделения, сочившиеся из ушей, рта, носа и влагалища Марджери. На других снимках можно было рассмотреть темные конечности, которые якобы формировались из этих выделений. Но Дингуоллу не удавалось засвидетельствовать «подлинное волшебство», как он выражался, – процесс трансформации этого вещества в астральные руки, передвигавшие предметы.
С другой стороны, доктора Крэндона огорчал подход ученых, ожидавших, что нематериальные явления будут легче поддаваться наблюдению, чем физические явления, которые хоть и оставались невидимыми, но считались реальными из-за видимого воздействия на окружающий мир или наблюдаемых химических реакций, вызванных ими. Доктор понял, что не стоит ждать от Дингуолла, антрополога по образованию, и пары бостонских психологов доказательства в духе Эйнштейна: этому физику удалось подтвердить существование атомов и молекул при помощи теории броуновского движения. Поэтому когда исследователи выражали свое недовольство непонятностью или даже абсурдностью определенных проявлений телеплазмы, Рой обычно говорил: «Не вы создали эту Вселенную, вам нужно принимать ее как данность». К удовлетворению доктора Крэндона, европейские ученые, такие как Шарль Рише, доказали, что эктоплазма существует. И Рой утешал себя тем, что Дингуолл хотя бы разбирается в истории магии, физике и женской анатомии лучше, чем профессор Макдугалл, говоривший коллегам, что Марджери прячет поддельные эктоплазматические руки и фальшивую телеплазму у себя во влагалище.
Нагрузка явно была слишком большой для Марджери. Медиуму нездоровилось, и она волновалась из-за предстоящего дебюта в Джордан-холле. Дингуолл сказал Уолтеру, что его сестре нужно отдохнуть.
– Нет, – отрезал призрак.
Он хотел, чтобы сеансы проводились каждый вечер: так он мог «потренироваться». Уолтер заверил участников сеанса, что ничем не навредит сестренке.
– Не обращайте на нее внимания, – сказал он однажды на сеансе. – Ничего, что она стонет. На самом деле она не испытывает боли. Высморкайся, малышка… И не спрашивайте у нее, как она себя чувствует.
И Рой, и Уолтер утверждали, что медиум вовсе не переутомляется. Напротив, заметил Рой, после сеансов она обычно выходит из транса отдохнувшей, в то время как остальные участники чувствуют себя измотанными. Выслушав доктора, Дингуолл решил больше не возвращаться к этой теме, хотя все еще сомневался, что Марджери выдержит публичное выступление.
На демонстрационном сеансе девятого января, говоря о предстоящем «великом вечере», Уолтер рассказал участникам, как следует контролировать его сестру в Джордан-холле: Дингуолл будет держать ее за одну ногу, Рой за другую.
– Доктор Макдугалл может схватиться за крылышко, а доктор Уорчестер, если сочтет себя обделенным, пусть держит ее за нос, – прохихикал он.
Но эта шутка не рассмешила исследователей: Уолтер работал с четырьмя серьезными людьми: доктором, специалистом по паранормальным явлениям, антропологом и священником – и его проявления еще никогда не были столь зловещими. Материализовавшиеся формы напоминали отрубленные части тел, как в историях ужасов, когда тело гниет в гробу, а ожившая отрезанная рука бродит по свету.
Как только Марджери впала в медиумический транс, послышалось какое-то шуршание на уровне ее колен. Уолтер приказал Дингуоллу провести ладонью по внутренней стороне ее бедра, пока он не коснется края чулка, и возмутился, сочтя ученого неуклюжим:
– Вы запутались рукой в ткани ее накидки, двигайтесь вверх по чулку.
Дингуолл так и сделал и через мгновение наткнулся на что-то холодное и бугристое, налипшее на кожу Марджери. Второй такой комок Дингуолл обнаружил на столике для сеансов. От рыхлой массы на столе тянулась к пупку Марджери пуповина с поблескивавшими в темноте кольцами. В слабом свете люминесцентного диска Дингуолл увидел, как из массы на столе выросли крошечные пальцы, каждый по отдельности, будто отсоединенные от тела. Некоторые росли быстрее, другие медленнее. Пальцы подхватили светящийся диск и «помахали им в воздухе». Затем пальцы исчезли и масса стала более аморфной, а ее движения были «то резкими, то плавными». Телеплазматическая сущность коснулась рук Дингуолла и Макдугалла и исчезла. Уолтер приказал им вывести Психею из транса, медленно поднеся к ней источник красного света. К полуночи сеанс завершился.
Астральные руки были первым шагом к полной материализации, которую обещал Уолтер, но пока что призраку не удавалось добиться такого эффекта. По мере продвижения экспериментов все сложнее становилось игнорировать физическое состояние его сестры. После одного сеанса Марджери затошнило, у нее началась сильная рвота. После другого ее взвесили, и оказалось, что за время эксперимента она каким-то образом похудела на два килограмма. Однажды Мина пожаловалась на «головную боль и ломоту во всем теле». Сеанс пришлось отменить, когда миссис Геменвей, производя досмотр медиума перед сеансом, обнаружила, что у Мины течет кровь из уха. Но на большинстве сеансов Марджери оставалась жизнерадостной и шутила, когда остальные оставались серьезными. Очевидно, выделения ее тела изумляли ее не меньше, чем ученых. Ее эктоплазма приобретала разнообразные формы и выглядела то как спина броненосца, то как блинчик, тот как морская звезда, то как огромная узловатая картофелина (розовато-серая, с продолговатыми бугорками), то как мембранообразная оболочка, наполненная какой-то вязкой субстанцией, то как разные органы животных. В последующих экспериментах из эктоплазмы формировались розовато-белые женские придатки, сморщенное предплечье, пальцы, небольшой человеческий череп и детская ручка.