Глава 32
Грибанова потянулась к чайнику.
– Дурман длился несколько лет. Я зависела от Слона, как наркоманка, ничего и никого не замечала. А парни считали меня своей птицей удачи. Как только я начала с ними везде таскаться, они познакомились с Фредом, тот стал у них вроде как продюсером. Хотя ну какой он босс? Старше всего на пару лет и – явно безумен. Во всяком случае не совсем нормален. Фред фанат мотоциклов, любитель выпить, покурить какой-нибудь дряни. Но у него была тьма приятелей. С его подачи парни стали выступать в клубах, на вечеринках, у них появились деньги. Я в группе служила всем: костюмером, гримером, парикмахером, ведущей концертов…
Лисонька протяжно вздохнула.
– Жили мы все вместе в однокомнатной квартире, за которую платили мои родители. Находилась она у чертовой матери в заднице на окраине Москвы. Мы со Слоном спали на кухне, там стоял диван, остальные в комнате. Парни туда девок приводили, гудели ночи напролет, потом дрыхли до часу дня, репетировали и, если удавалось, ехали на концерт. Фред забирал себе большую часть гонорара. Сколько он группе платил, я не знала, деньгами ведал Слон. Потом парни купили машину. Горбачев уже объявил перестройку, и первое, что стал делать народ, это гонять в Германию за подержанными тачками. Но на импортный транспорт средств не хватило, парни взяли подержанные «Жигули», совсем гнилые.
Рассказчица залпом опустошила чашку.
– Но все равно, как мы на них рассекали! Я была счастлива! Чего греха таить, появлялись в моей голове мысли о свадьбе. Говорила Слону: «Если мы распишемся, мои родители перестанут злиться, примут тебя. У них большие связи, познакомят зятя с нужными людьми в музыкальном мире». А он мне всегда отвечал: «Лошадь! Поход в ЗАГС буржуазная затея. Мое астральное тело холостяка против». Это у него присказка такая была. Если что-то делать не хотел, заявлял: «Мое астральное тело холостяка против». Безмерно. Бесконечно. Не замечала ничего вокруг. «Ронди Кар» никак нельзя было назвать известной и успешной группой. Наши смеялись над «Самоцветами», «Песнярами» и другими музыкальными коллективами, чьи названия были на слуху, но втайне мечтали об их популярности. А главное – о деньгах. И вдруг Фред каким-то образом ухитрился записать пластинку своих подопечных. У парней прямо ум поплыл, они стали считать себя круче «Биттлз», на полном серьезе обсуждали, как поедут в мировое турне. И вот тогда прозвенел первый звоночек. Том, как всегда, пьяный, в одном разговоре заявил: «Лошадь мы в поездку по Америке не возьмем. На хрена она нам? Там такие девки будут, не ей чета!» Все заржали. И Слон тоже. Я, дурочка, решив, что мои друзья так шутят, захихикала. Понимаете, Ванечка, они все, включая Фреда, ко мне приставали, хотели переспать. Вроде живем в одной квартире, как гномы с Белоснежкой, все общее, и я в том числе. Но у меня был короткий ответ на их приставания: табуреткой по башке. Фреда один раз так по роже двинула, что выбила ему все передние зубы, и верхние, и нижние. Он после того случая у нас больше ночевать не оставался и стал распускать слухи, будто я сплю со всей бандой музыкантов. Как потом выяснилось, он эту гадость упорно Слону внушал. Но я жила, как во хмелю, ничего не замечала, только Никиту видела, не понимала, что вокруг происходит. Это было опьянение, наркотическая кома – как хочешь назови. Я не в реальном мире существовала, у меня была собственная страна, в которой веселилась наивная влюбленная Лошадь.
Лисонька пошла в кухонную зону и загремела там жестяными банками.
Я воспользовался возникшей паузой, чтобы задать вопрос:
– Почему вам дали такое прозвище?
– Фиг их знает, – ответила Грибанова, – даже не помню, кто первый так меня обозвал. Лошадь… Совсем не романтично. Но такие уж они были, парни из «Ронди Кар», ехидные и злые. Глаза у меня открылись в один день. Я себя несколько месяцев плохо чувствовала, в туалет сходить не могла, сильная резь начиналась. Терпела-терпела, потом невмоготу совсем стало, пришлось маме позвонить. Не хотелось мне с ней беседовать, да обстоятельства вынудили – предстояла очередная поездка в Бойск. Там работал клуб, народу в нем уйма собиралась, хозяин хорошие деньги платил. Отправляться нужно было через два дня, а у меня – ба-бах! – температура сорок, какие-то прыщи по всему телу высыпали, пописать вообще не могу. Парни к Никите, орут: «Она заразная, пусть вон убирается!»
– Интересное дело, – возмутился я. – Квартира-то ваша была, на деньги вашей семьи снималась!
– Об этом все давно забыли, – засмеялась актриса. – В общем, набрала я наш домашний номер. Маман, надо отдать ей должное, выслушала меня спокойно и сказала: «Езжай к тете Лене Мордвиновой, она гинеколог». Я Елену Петровну прекрасно знала, пришла в поликлинику и услышала восхитительный диагноз: запущенное венерическое заболевание. Хорошо, что не сифилис. Мордвинова меня в клинике оставила, объяснила: «Надо срочно капельницы ставить». Я заплакала: «Откуда болячка?» Тетя Лена сердито ответила: «Наверное, спишь с кем попало». Я начала отрицать: «Нет, я люблю Никиту, никого, кроме него, к себе не подпускаю». – «Значит, он всех подряд в постель тащит, – не дрогнула доктор, – эта зараза передается исключительно половым путем».
Вспоминая ту сцену, Грибанова разволновалась, начала ходить по комнате туда-сюда.
– Я с врачом спорить стала, но у тети Лены был совсем другой характер, чем у моей кроткой мамули. Мордвинова заорала: «Дура! Жизнь свою из-за подонка гробишь! Разуй глаза, коза тупая, парню с тобой удобно: живет за счет твоих родителей, секс-игрушка по имени Людмила всегда рядом, ответственности никакой, одни удовольствия. На что угодно спорю, он спит с разными бабами, от какой-то подцепил эту гадость и передал тебе. Ему-то пустяк, курс антибиотиков – и он здоров, или вообще не заметил, что болен. А ты теперь забеременеть навряд ли сможешь». Я на нее с кулаками бросилась: «Никита мне не изменяет!» Мордвинова усмехнулась: «Ага, сказка для дурочки».
Лисонька тяжело вздохнула.
– В какой-то момент тетя Елена вдруг предложила: «Давай поступим так. Звони своему уси-пуси и скажи, что тебя в клинике на неделю оставляют. Вот и посмотрим, как он себя поведет, приедет к тебе через час с яблоками или нет. Спорю на сто долларов, что не увидим мы его». Я была так уверена в нашей с Никитой неземной любви, что обрадовалась: клево, заработаю сотняшку. Побежало время. До полуночи Никита не появился, и тут тетя Лена внесла новое предложение: «Он сейчас с другой на вашем диване прыгает. Поехали, сама убедишься: парень думает, что ты под капельницей лежишь и можно спокойно развлекаться. Если я ошибаюсь, дам тебе пятьсот гринов». За такие деньги я в то время легко могла голой на Красной площади сплясать. Прикатили мы в наше логово, я дверь открыла. Вау! Парни в комнате с кем-то тусят, орут, ничего не слышат. Я на кухню, а там и правда Никита с девкой на диване. «Ронди Кар» не самая популярная группа в России, но фанатки у нее были. Ту крашеную блондинку я хорошо знала, она постоянно Слону улыбалась, хрень ему разную дарила, то зажигалку, то шарф. Никита над девчонкой смеялся, называл прилипалой. И вот вам кордебалет в кухне… Я сначала застыла, а потом сказала: «Слон, астральное тело холостяка сейчас довольно?» Никита растерялся. А девка его обняла и говорит мне: «Чего приперлась? У нас любовь, тебя не звали, канай отсюда». И тут тетя Лена как завопит: «А ну пошли все вон, подонки, из квартиры, за которую не платите!»
Лисонька опустила голову.
– Я на табуретку села и на календарь на стене уставилась. Долго на него пялилась. Хотела бы забыть, но дата, когда прозрение наступило, мне в мозг врезалась навсегда: двадцать восьмое ноября. А вот остальное плохо помню. Вроде я заперлась в туалете, но сколько там времени провела, не знаю. Очнулась в комнате, рядом тетя Лена, повсюду феерический бардак. Мордвинова меня трясет и спрашивает. «Вот так хочешь жизнь провести? В дерьме? Спиться-скуриться? Подохнуть от венерических болячек? Твой рыцарь удрал. И девку с собой прихватил».
Актриса поставила около меня чайник со свежей заваркой.
– Дальше провал. Открываю глаза – лежу в своей детской, на тумбочке у кровати фрукты, книжка. Потом мама вошла, что-то спросила. И так день потек, словно я никуда не уходила. Мордвинова меня вылечила, родители сделали вид, что ничего не знают, ни одного вопроса мне не задали, никаких упреков не прозвучало. Мама мне мой аттестат об окончании школы показала: одни пятерки, золотая медаль. Уж как она с директрисой договорилась, не знаю, только экзамены выпускные я не сдавала, потому что в то время, когда они проходили, ученице Грибановой аппендицит удаляли, о чем справка из больницы имелась.
– Вам несказанно повезло с родителями, – отметил я.
– Да, вы правы, – подтвердила Лисонька. – Увы, я поняла это с запозданием. Я отказалась поступать в медицинский, решила стать артисткой, со мной не спорили. Папа нашел подход к ректору нужного вуза. На первом курсе я получила маленькую роль в сериале, и – понеслось.
– Вы более с «Ронди Кар» не пересекались? – уточнил я.
Лисонька положила руки на стол.
– Как отрезало о них даже думать. Словно я спала, а когда проснулась, забыла сон-дурман навсегда. Но потом прошлое неожиданно всплыло. Лет через пять-шесть после того, как я бросила Слона и компанию, режиссер Олег Будкин, глубоко верующий человек, организовал фестиваль самодеятельных театров, которые работали при воскресных школах. Со всей России дети приехали в Москву. Будкин попросил меня в жюри посидеть. Ни малейшей радости я от сей миссии не испытывала. Пиара-то никакого – гламурных журналистов не интересовали малыши, изображавшие сцены из Библии, а те, кто писал на церковную тему, мне никак не были нужны. Сидеть целый день в душном зале, смотреть десять раз подряд про то, как блудный сын возвращается домой? «Наслаждаться» самодеятельностью? Ну совершенно не моя история! Да на беду Будкина сделали главным режиссером сериала, где мне дали одну из центральных ролей. Вот и пришлось тащиться в какой-то убогий Дом культуры. Угадайте, кого я там первым увидела, когда вся такая из себя звезда вошла в холл?