Глава 28
– Садитесь, Ванечка, и поведайте мне, что вас тревожит, – продолжал человек, сидящий за столом.
Я опустился на стул и нерешительно начал:
– Понимаю, вы сочтете меня странным…
– Маловероятно, – засмеялся хозяин (или хозяйка) кабинета, – вещайте смело.
– Глупо, конечно, – еще больше смутился я, – но сегодня утром… я чувствую себя идиотом, рассказывая вам об этом… ну… в общем… я разговаривал с собакой.
– Чудесно! – засмеялся врач.
Воротник пуловера Радько слегка съехал в сторону, я увидел на шее академика золотую цепочку и обрадовался: ага, это – дама!
– Люблю поболтать со своим псом, – продолжала Радько, – вечером всегда ему о новостях дня рассказываю. У меня лабрадор. А у вас?
Я пришел в замешательство. Что сказать о породе Демьянки, которая досталась мне от Николетты? Маменька утверждала, что он… Да-да, псину сначала считали кобельком, и я стал звать его Демьяном. Так вот, Николетта гордо говорила, что ее домашний любимец элитный пес с родословной длиной в километр. Но потом песик вдруг принялся рожать щенков одного за другим, и стало понятно, что это вовсе не «он», а «она». То есть девочка, то есть собачья дама. А вскоре открылась и другая правда: Демьянка – дворянка, в смысле дворовая собака, без роду и племени.
– Можете ничего не говорить, – сказала Радько, не дождавшись моего ответа, – уверена, что вы купили черного терьера. Он вам очень подходит по характеру.
Я заерзал на стуле. Два дня назад на телеканале, где идут программы про животных, я видел передачу об упомянутой породе и, помнится, тогда подумал: вот собака, которую я никогда не заведу. Пес прекрасный охранник, хорошо обучаем, предан хозяину, готов защищать его до последней капли крови, но в его характере есть черты, которые мне совсем не нравятся. Академик Радько попала пальцем в небо.
– Я хозяин дворняжки небольшого размера, очень умной, – наконец сообщил я. – Значит, вы считаете, что беседа с собакой не является признаком какого-то заболевания? Я решил, грешным делом, что у меня слуховые галлюцинации, а они сопровождают некоторые неприятные болезни, например герпетический энцефалит, и случаются при простых парциальных припадках. Поэтому я и пришел. Может, мне анализы сдать?
– Ага, в Интернете шарились, – неодобрительно, сменив тон и лексику, заметила Радько. – Завязывайте с этим, в Сети чушь и мрак. Все владельцы животных болтают с ними. Витя, у тебя есть четвероногие?
– Конечно, – обрадовался помощник, – хомячок Сережа. Утром я сообщаю ему о своих планах на день, вечером отчитываюсь, как смена протекла.
– И он вам отвечает? – полюбопытствовал я.
– Нет, – улыбнулся Виктор. – Хотелось бы затеять диалог, но у зверей речевой аппарат не настроен от природы.
– И это к лучшему! – отреагировала хозяйка кабинета. – Представляете, приходите вы домой, а ваша Лимонка…
– Демьянка, – поправил я.
Радько заулыбалась и продолжила точно с того момента, где я ее перебил:
– Кидается с воплем: «Дай мне жрать! Где шлялся?» С такой собакой и жена не нужна. Шутка, голубчик. К чему я, солнце мое ясное, речь-то веду: если вы сами что-то говорите собачонке, то это нормально, а вот если она вам отвечает, то имеет место проблемка. Скорей всего, тот, кому псина стихи вслух читает, болен шизофренией.
Я напрягся.
– Признаком душевного заболевания является слуховая галлюцинация в рифмованной форме? Демьянка беседовала со мной в прозе, говорила обидные фразы, ругала за лень, велела идти на работу…
Радько и Виктор переглянулись. Помощник встал и подал академику одну из матрешек с полки.
– Спасибо, друг мой, – обрадовалась ученая дама. – Давайте, солнце наше, Иван Демьянович…
– Павлович, – поправил я.
– …проведем тесты, которые помогут нам разобраться в вашей ситуации, – договорила Радько. – Итак, что вы видите?
– Игрушку, – усмехнулся я.
– Прекрасно! Отлично! Чудесно! – обрадовалась Радько. – Вы хотите на ней жениться?
Глупость вопроса меня удивила.
– Конечно, нет.
– Почему «конечно»? – тут же прицепилась к слову врач.
– С деревянной куклой не оформляют брак, – хмыкнул я.
– А с какой куклой брак оформляют?
– Я имел в виду, что с игрушкой семью не создают, – уточнил я.
– Витя, помнишь Прилепина? – обратилась к ассистенту Радько.
Помощник кивнул и затараторил:
– Он купил десять резиновых леди для взрослых, одевал их, обувал, дал им имена, потом раздобыл где-то поддельные паспорта, отсыпал денег сотруднице загса, и та поставила штампы о женитьбе. Расписался со всеми «девочками» и очень скоро попал под автобус. Большой сюрприз ждал тех, кто явился вскрыть квартиру, которая из-за отсутствия наследников отошла государству. Люди увидели орду резиновых кукол в подвенечных нарядах и сгнивший свадебный торт.
Мне стало не по себе.
– Этот человек явно был болен, а я совершенно здоров.
– Прилепин тоже не сразу на всю голову поехал, – возразила Радько, – сначала купил одну девушку, разговаривал с ней, потом она ему отвечать стала… Ну да вернемся к нашим козлам, то есть к вам.
Сначала я хотел сказать, что крылатая фраза из средневекового фарса «Адвокат Пьер Патлен» звучит иначе: «revenons a nos moutons», что в переводе означает «вернемся к нашим баранам». Но потом подумал: баран, козел, осел – какая разница? И промолчал.
– Теперь посмотрите на ряд матрешек и скажите, на какой вы бы никогда не женились, – потребовала Радько.
– Ни на одной, – повторил я уже сказанное.
– Почему?
– Они деревянные, – вздохнул я. – Доктор, может, вы проверите мой слух? Отправите на анализы? Или нет, лучше сразу сделать томографию мозга.
– Поспешность мать неправильного диагноза и отец плохого лечения, – объявила доктор. – Кем вы работаете?
– Владелец частного детективного агентства, – представился я.
Радько почесала нос взятой со стола линейкой.
– Понятно. У пациента никакой фантазии, эмоциональность снижена, зато хорошо с логикой. Но все же попробуем… Представьте, что игрушки живые. Какая вам, как мужчине, совершенно не подходит?
– Ни одна, – решительно отрезал я. – Мне нравятся стройные ухоженные дамы, элегантно одетые. А на полке толстушки без талии, наряженные в сарафаны.
– Надо найти среди них наиболее гадкую, – потребовала академик. – Ну-ка, включите ту малую толику фантазии, которую вам, выпускнику юридического вуза, отсыпали родители.
Я учился в Литературном институте, потом работал редактором, сам пытался писать. Детективом стал из-за нежелания жить в одной квартире с Николеттой и потому, что маменьку надо было содержать. Элеонора, которая взяла меня к себе секретарем и предоставила комнату, самозабвенно занималась расследованиями. Хозяйка сидела в инвалидной коляске и при первой нашей встрече объявила: «Ваня, я мозг, а ты ноги». И я стал носиться по городу, добывая для Норы информацию. Но рассказывать свою биографию академику Радько мне не хотелось, поэтому я уставился на деревянных уродцев и после небольшого раздумья ткнул пальцем в одну матрешку.
– Вот эта в шеренге невест будет на последнем месте.
– Обоснуйте свой выбор! – рявкнула Радько.
– Она мне не нравится, – пробормотал я.
– По какой причине?
– Противная.
– Что вас от нее отвращает?
Я пожал плечами.
– Я не люблю восточных женщин, меня привлекают дамы европейской внешности. А эта кукла явно принадлежит к монголоидной расе: темные волосы, широкие скулы, узкий разрез глаз. И весьма странно, что у нее сбоку нарисован рыбий хвост. Жениться на русалке? Увольте!
– А если будет выбор: кентавр или русалка, кого вы предпочтете? – оживилась Радько.
– Никого, – сообщил я. – Кентавры мужчины. А русалки живут в воде. Никто из предложенных вами не подходит мне в спутницы жизни. Первый по половому признаку, вторая по среде обитания.
– Не любите море? – заинтересовалась Радько.
– Чисто теоретически прекрасно отношусь к морю, – начал объяснять я, – но на пляж не езжу. Там жарко, шумно, грязно, кричат дети, а большинство взрослых в раздетом виде выглядят устрашающе. Смотришь на фигуры в купальниках-плавках и понимаешь: всем им пора перестать питаться десять раз в день и надо спешить в спортзал.
– Виктор, включите диктофон, я объявляю диагноз, – торжественно продекламировала Радько. – Шизофренически параноидальное состояние в соединении с глубоким комплексом неполноценности в фазе обостренной обиженности на весь окружающий мир и злобности по отношению к женскому полу. Латентный сексуальный маньяк, подавляющий желание убивать брюнеток и…
Я не дал эскулапу договорить.
– Вы о ком сейчас ведете речь?
– О вас, голубчик, – заулыбалась тучная мадам академик. – Не переживайте, сегодня в нашем распоряжении масса средств для сдерживания ваших инстинктов: таблетки, уколы, психотерапия, занятия в группе…
– С чего вы взяли, что у меня комплекс неполноценности? – перебил я Радько.
Гора в кресле попыталась сложить руки на животе и потерпела неудачу – верхние конечности оказались слишком коротки для столь объемного пуза.
– Душа моя, – сладко пропела ученая дама, – только не нервничайте. Вы сказали, что никогда не женитесь на русалке.
– Конечно, нет, – фыркнул я. – Как вы себе представляете наш счастливый союз? Супруга не может передвигаться по суше, а у мужа отсутствуют жабры, он не приспособлен дышать в воде.
– Нет, голубчик, – нежно остановила меня Радько, – вы человек сухой, рациональный, поэтому подводите под свое решение логическую базу. На самом деле причина иная. Знаете, почему вы не желаете жить с русалкой? Потому что думаете, что никогда не сможете вместе с ней опуститься на дно.
– Верно, – согласился я, – пару секунд назад я сказал вам то же самое: я не приспособлен дышать в воде.
– Ангел мой, обратите внимание на свое подсознание, – повысила голос Радько. – Что оно вам говорит? Слышите?
– Нет!!! – воскликнул я.
– Я не опущусь на дно, значит, я дерьмо, вот голос вашего эго, – объявила Радько. – Вот она, самооценка: я – дерьмо. Дерьмо я.
Я оторопел, а доктор продолжала:
– Дерьмо не тонет. Если я не тону, то я какашка.
– Оригинальный вывод, – не выдержал я. – А сексуальный маньяк во мне в чем проявляется?
– В ненависти к матрешкам, которые символизируют весь женский род, – пояснила врач. – Ни на одной господин Подушкин жениться не пожелал.
– По-вашему, если мужчина холостяк, то он серийный убийца? – уточнил я.
– Конечно, нет, – засмеялась Радько. – Я не женат, но мне деревянные куклы очень нравятся. Все. А вам нет. Дорогуша, мы можем начать ваше лечение с электровоздействия на лобные доли мозга. Да! Чуть не забыл, есть и хорошая новость: старческого слабоумия у вас не наблюдается, что весьма отрадно для человека совсем не молодого возраста. Я прав, Виктор?
– Да, да! – подхватил помощник. – Жизнь дурака вовсе не радостна, уж я-то знаю.
Я стал лихорадочно соображать, как побыстрей смыться из кабинета странного существа, которое все же оказалось мужчиной.
Тут у Радько зазвонил мобильный, и он произнес в трубку:
– Да! Правда? Бедный Леонид Маркович… Сейчас поднимусь.
Доктор с кряхтением встал, и я увидел, что его рост совпадает с объемом талии.
– Душа моя, потоскуйте пока в компании Виктора. У нас беда – доктор Горелов погиб в ДТП.
– Это не горе, а следствие его алкогольных возлияний, – тихо уточнил помощник.
Радько оглушительно кашлянул, сердито взглянул на ассистента и, уже стоя на пороге, вновь обратился ко мне:
– Ванечка, не плачьте. Сегодня вечером собака не станет вам отвечать. Пара ударов током, и вся шизофрения пропадет. Виктор, позвони в процедурный кабинет.
